Александр Шувалов
Шут специального назначения
Клоун – это артист, который в цирке играет роль человека.
Казимеж Сломиньский, поэт и филолог
Вступление
Встретиться и переговорить было нужно, да что там, просто необходимо обоим. Еще Бисмарк настоятельно не советовал вести войну более чем на один фронт. А получалось с точностью до наоборот. Каждый из этих российских бизнесменов был вынужден сражаться за собственное выживание с резко изменившим правила игры государством и в то же время в любую минуту ожидать удара в спину от бывшего компаньона и даже приятеля. Ну, и сам, конечно же, держать острый нож наготове, чтобы не оплошать при первом же удобном случае. Так что встреча, повторяю, была необходима и тому и другому. Именно поэтому она несколько раз была на грани срыва.
Бывшие подельники слишком хорошо знали друг друга и, кроме того, привыкли судить о людях по себе. Поэтому ожидали от противоположной стороны каких угодно подстав, разводок и даже откровенных подлянок. Процесс переговоров о рандеву с глазу на глаз шел тяжело и с диким скрипом. Легче, казалось, было бы нашему гаранту Конституции заскочить на огонек к заклятому стратегическому партнеру в Вашингтон, перетереть наболевшие проблемы и просто так о жизни покалякать. Или тому, возвращаясь из Мексики домой, завернуть по дороге в Москву.
И вот, свершилось. В заштатной гостинице на окраине, где номера не стесняются сдавать на часок-другой, пересеклись наконец двое уважаемых людей. Еще недавно уверенно занимавших плацкарты в середине второй сотни отечественного «Форбса», а ныне в этих «Веселых картинках» без иллюстраций позорно отсутствующих. И потерявших много позиций в другого рода деятельности, краткое описание бизнес-планов которой можно запросто прочесть в УПК.
– Ну, здравствуй, что ли, друг сердечный! – с ласковой ухмылкой произнес толстый персонаж. Впредь и будем именовать его толстым.
– И тебе не хворать, – бодро отозвался некто очень толстый. – Какая, блин, встреча!
Две пухлые ладошки коснулись одна другой в чисто символическом рукопожатии, после которого оба с трудом преодолели искушение пересчитать количество оставшихся на руке пальцев. Собеседники с некоторой опаской приземлились в кресла. Удачно, мебель не пострадала, седалища не застряли. И некоторое время просто сидели молча. Когда-то, всего лишь двадцать лет назад, они умели понимать друг дружку без слов. И обоим было крайне интересно, сохранилась ли эта способность.
– Такие вот дела, – изрек наконец толстый.
– И не говори, – отозвался сидящий напротив.
Раскрыл портфель, извлек сверток и выложил на журнальный столик между ними.
– Это тебе.
– Что это?
– А ты открой.
– Ладно, – толстый развязал ярко-красную ленточку и разорвал цветную бумагу. На столик легла картонная, выцветшая до полной потери первоначального цвета конфетная коробка. – Что это? – удивленно повторил тот.
– То, за чем твои люди сто лет охотятся и все никак найти не могут.
– Да ладно!
– Прохладно, – в рифму ответил очень толстый. – Разверни и посмотри.
– Ни хрена себе! – вырвалось у его визави. Торопливо пробежался взглядом по содержимому: пожелтевшие листы бумаги, фото, магнитофонные кассеты. Привет из далеких девяностых. – Получается…
– Получай и владей, – его собеседник прокашлялся. – А ту хилую «компру» на меня, что хранится в одной банковской ячейке, можешь в качестве ответной любезности не возвращать.
– Это почему еще?
– Я ее больше не опасаюсь. Да и ты, друг любезный, вряд ли успеешь запустить ее в дело.
Толстый не стал задавать любимый вопрос: «Это почему еще?» Без всяких слов было понятно, что времени у обоих осталось не так и много и оно работает против них.
Уж больно много всякого и разного произошло за последние дни и месяцы. «Крым ваш!» – объявили электорату, а тот, вместо того чтобы тупо прыгать от восторга, как те, что к югу от севера, вдруг сморщил лоб и пристально глянул наверх, нехорошо прищурившись. И возникла серьезная угроза превращения безмолвного и безответного быдла под вышеупомянутым импортным названием в народ.
Возможно, наверху что-то наконец поняли, а может, совесть у них там проснулась. Или просто включились мозги.
Так что жить и работать честному бизнесмену в России стало намного труднее. Слуги государевы, что совсем недавно с восторгом участвовали в разного рода остроумных коммерческих схемах, вдруг ни с того ни с сего заделались робкими и застенчивыми, как школьница перед первым минетом. А тех, кто опоздал с робостью, просто принялись закрывать. И при обысках обязательно находить много часов. Как символ того, что чье-то время закончилось.
А Украина, туды ее и так ее, вдруг разорвав имперские оковы, в одночасье заделалась шибко «эуропейской». Оба российских предпринимателя ощутили дыхание чужой свободы на собственной шкуре. Некогда ласковые тамошние партнеры кое-что у каждого из них попросту отжали. Во имя демократии и незалежности.
Но даже не это и не то серьезно печалило и добавляло негатива. Просто такой привычный обоим мир вдруг начал стремительно меняться. И правила стали появляться новые. Те, по которым ни тот ни другой жить и заколачивать деньгу не желали. И не умели. А потому никаких радостных перспектив для себя в будущем не ждали.
– Ну… – протянул толстый и сделал очень глупое лицо. Немногим его хорошо знающим мигом стало бы понятно, что мозг его заработал со скоростью, превышающей световую. – Значит…
Значит, выход один – с вещами на выход, в смысле в аэропорт. Не дожидаясь, пока перед каждым из них гостеприимно растворятся ворота ИТУ или, что еще страшнее, просто катастрофически уменьшатся масштабы деятельности. Впереди замаячила реальная перспектива, как сказано в одном анекдоте, дотрахаться до мышей. То есть если в позапрошлом году оба вполне себе респектабельно и с чувством собственного достоинства вели войну за обладание горно-обогатительным комбинатом, то уже через пару лет они же запросто смогут сойтись в смертельной схватке за контроль над ларьком на станции Ухрюпинск-второй.
– Точно, – кивнул очень толстый. – Свалить отсюда не проблема. Вопрос лишь в том, с чем.
Оба видных российских предпринимателя после всего с ними произошедшего оказались не так уж и зажиточны по меркам своего круга. Да, кое-какая недвижка за бугром. Что-то там в евро или долларах в нескольких западных банках. И… и все. То есть просуществовать некоторое время на это, регулярно оплачивая содержание вилл и шале, можно, а вот долго жить, как привыклось и хочется, – это вряд ли.
– А что, – с надеждой спросил толстый, – есть тема?
Сидящий напротив кивнул.
– Можно и так сказать, – откашлялся. – А не выпить ли нам по граммульке, как когда-то?
– Легко, – и оба слегка приняли на грудь. Что интересно, исключительно то, что каждый принес с собой. Разговор пошел интересный, но и о безопасности забывать не стоило.
– Уф, – толстый вытер платочком губы. – Хорошо пошла!
– Крепка советская власть, – согласился бывший напарник. – Итак… Слушай, брателло, внимательно, – наклонился, сколько позволил живот, в сторону собеседника. – Если тема сложится, страдать от нищеты за бугром не будем.
– А от чего будем?
– Исключительно от тоски по Родине.
– Вот, значит, как, – хмыкнул толстый. – Интересно.
– И только?
– А еще стремно.
– То есть не вписываешься?
– Ну почему, – с видимым трудом, ввиду отсутствия шеи, толстый покачал головой. – Только три десятка «ярдов» – это как бы чересчур круто.
– Четыре, – поправил очень толстый. – Может, чуть больше.
– А не найдут? – озаботился толстый. – Могут, знаешь ли…
– Обязательно разыщут, – успокоил его компаньон. Бывший и вполне возможно – будущий.
– И?..
– И утрутся, – спокойно заявил тот. – На этом поиски прекратятся.
– Уверен?
– Ну да, – как-то по-детски радостно улыбнулся очень толстый. – Они ведь еще и злодеев обнаружат. Друг дружку зверски поубивавших в процессе дележа сворованного.
– То есть уложим шпалы на пути следствия?
– Целый штабель, как когда-то.
– А нам с того какой навар? – заинтересовался толстый, выслушал ответ и одобрительно кивнул, оценивая тонкость замысла. – Интересно. Значит, пора собирать команду.
– Пятнадцать человек на сундук мертвеца? – хохотнул теперь уже компаньон.
– Точнее, пятнадцать мертвецов, – на полном серьезе последовал ответ. – Может, чуть меньше.
– Шефа своей безопасности постарайся в дело не брать, – посоветовал очень толстый. – Уж больно он у тебя толковый.
– Другие найдутся, – усмехнулся тот. – А ты что со своим главным мухтаром делать будешь? Он у тебя из ментов, кажется?
– Что-нибудь придумаю, – очень толстый сделал хороший глоток прямо из горлышка. – Значит, готовимся.
– Готовимся, – подельник (уже подельник!) вздохнул и тоже глотнул. – А скажи-ка мне, друг сердечный,…
– Что?
– Кто будет третьим в нашей компании?
– Точнее, первым, – последовал незамедлительный ответ. – Без папы я бы на такое не пошел.
– О, так у нас есть папа?
– А то. Хочешь знать кто?
– Категорически нет.
– Вот и прекрасно, – заметил очень толстый. – Разбегаемся, будем на связи, – и начал, кряхтя, вытаскивать тело из кресла.
– Последний вопрос.
– Да?
– Немного странно, – толстяк несколько раз с силой провел ладонями по лицу, – что ты выбрал в напарники именно меня. После всего, что было.
– Думал, и не спросишь, – могучая задница очень толстого вернулась в кресло. Кресло протестующе скрипнуло, но выдержало. – Мы с тобой еще в девяностые дела разные делали, верно?
– Как все.
– Только все или почти все они давно сгнили, а мы тут сидим, терки трем, базары базарим. И знаешь почему?
– Умели вовремя остановиться, – прозвучал ответ.
– Именно! А еще знали, что нельзя кидать сразу всех, кто с тобой на одной стороне.
– Иначе кидалово неизбежно перейдет в мочилово, – согласился толстый.
– Я тебе ответил?
И они расстались, вполне довольные друг другом, договорившись и дальше продолжать тянувшуюся второе десятилетие смертельную вражду. По официальной версии. В предвкушении очередного интересного поворота в судьбе каждого из них. Не забыв пожелать друг дружке, «чтобы все сложилось».
А ведь действительно могло и сложиться. Если бы на эту аферу не пришлось подписывать энное количество народа. И кое-кому разъяснять суть дела, пусть даже в его касающейся части. И когда народ въехал в суть темы, осознал размер суммы, все, конечно же, пошло вкривь и вкось, шиворот-навыворот и просто через задницу. Ведь как у нас, на святой Руси? Любая пипетка искренне мнит себя клизмой. Каждый исполнитель непременно стремится проявить инициативу, какой бы дурной она ни была. И каждый, блин, каждый участник любой аферы стопудово считает себя самым умным и хитрым, а всех остальных – голимыми лохами. Таков менталитет электората, что тут поделаешь.
А действительно, интересный получился рамс[1]. Если не сказать больше. Простым русским матом.
Часть первая
Скучные разговоры в казенном доме
Не такое уж и давнее прошлое. Москва. Лето
– Значит, оптимизация кадрового состава? – Хозяин кабинета, крупный, абсолютно седой мужик лет шестидесяти, что называется, в штатском, со вздохом отложил в сторону несколько скрепленных листков.
– Так точно, товарищ генерал, – кивнул расположившийся в некотором отдалении за столом для посетителей моложавый полковник. Худощавый, подтянутый, в прекрасно сшитой форме, явно замечательный строевик. У них, в управлении кадров, таких военных – через одного. – Оптимизация.
– Удивительным образом напоминающая кастрацию, – с явной брезгливостью генерал глянул на стол. У полковника от удивления взлетели к потолку брови. В недрах ТАКОГО учреждения только что сказанное отдавало откровенной крамолой. Если не сказать – провокацией. – Поправьте, если ошибаюсь: распоряжение было о сокращении двенадцати штатных единиц в моем управлении.
– Так точно.
– Тогда почему в списках двадцать семь фамилий, в том числе второй отдел в полном составе?
– Таково решение руководства, – полковник с восторженной преданностью глянул в потолок.
– Понятно, – скучным голосом произнес хозяин кабинета, судя по всему, полностью потеряв интерес к вопросу.
Только чуть дернулась как будто судорогой прихваченная правая щека. Когда-то, в далеких семидесятых, при виде этой несерьезной гримасы впадали в продолжительную диарею достаточно крутые мужчины. Потому что догадывались, что очень скоро за этим последует. Как давно это было…
– Каждому офицеру из списка, – счел нужным пояснить боец кадрового фронта, – для дальнейшего прохождения службы будут предложены равнозначные должности в Южном и Восточном военных округах. – Счел нужным пояснить: – В Центральном военном округе свободных вакансий, к сожалению, не оказалось.
– Прекрасно.
– Совершенно верно, товарищ генерал, – расцвел в улыбке полковник. – Все, кто пожелает остаться в рядах, нормально продолжат службу.
«Остаться в рядах», еще бы «в касте» сказал. Сразу видно, какой именно литературе отдавал бравый воин предпочтение в редкие минуты до́суга. Исключительно так называемой военно-патриотической. Которую в массовом порядке штампуют для таких вот настоящих мужчин ни разу не служившие, преимущественно физически не слишком развитые штатские граждане со слабым зрением, врожденным плоскостопием и обязательно геморроем. Они и только они способны так трепетно и возвышенно, можно сказать, с придыханием, говорить о военной службе. И совсем без мата.
– А кто, значит, не пожелает…
– Уйдут в народное хозяйство, – прозвучало в ответ. Твердо и без малейшего намека на слюнявую жалость.
– Вы хоть понимаете, КАКИХ это людей получит народное хозяйство, – прищурившись, спросил хозяин кабинета, – и что они там нахозяйствуют?
– Понятия не имею, – искренне удивился полковник – И потом, согласитесь, товарищ генерал, это будут уже не наши проблемы.
Глава 1
Канувший в лето
Считается, что настоящий разведчик помимо всех прочих выдающихся качеств в обязательном порядке должен обладать острой оперативной интуицией, в просторечии – чуйкой. В таком случае я – совершенно посторонний в нашей службе персонаж. Напрасно, получается, меня в свое время пригласили в ее стройные ряды и целых десять с копейками лет там же и терпели. А вот на выход с вещами попросили совершенно заслуженно.
– У аппарата, – томно пропел я.
– Толян, ты где вообще? – это звонил приятель.
– Лежу на пляжу, – по-солдафонски тупо схохмил я и рассмеялся.
Море, солнце и мелкий-мелкий умеренной чистоты песочек. Как же все это, вместе и по отдельности, прекрасно. Потому что только-только начался отпуск, справедливо названный миражом свободы, предполагающий полную и решительную смену деятельности. А значит, я вообще ни черта не делаю. Валяюсь как бревно на топчане в красивых ярко-красных купальных трусах по колено, благосклонно наблюдая из-под дурацкой панамы (местные еще называют их «дебилками»), как играют на воде лучи солнца, накатывает на берег волна. Как с визгом и радостными воплями носятся взад-вперед, вздымая тучи песка, игривые детишки от грудного до призывного возраста. Как, отклячив зады и втянув животики, распускают хвосты в брачных танцах вокруг дамочек в стрингах озабоченные самцы топлесс разной степени потертости и упитанности. Все как один представляющие себя юными атлетами. Очаровательными и неотразимыми.
И все это, представьте, совершенно меня не раздражает, даже запахи и звуки. Имеется в виду чудный аромат трехдневного, минимум, перегара от расположившейся не так уж и поодаль разношерстной веселой компании и истошные вопли: «Пахлава медовая! Чебуреки! Холодное пиво!», а еще: «Семочка, детка! Быстренько сбегай пописать в водичку и садись уже кушать!»
Это потом, недели через две, пресытившись роскошью общения и соприсутствия, я буду уходить на дикий пляж за скалы и тупо валяться в гордом одиночестве. А пока все меня очень даже устраивает, как всегда, в первые дни отдыха.
– Лежишь, значит, – тусклым голосом проговорил приятель, – в солнечных очках и без штанов.
– Почти угадал.
– На девок небось посматриваешь.
– Не без этого.
– Пиво хлещешь.
– Сейчас этим и займусь, – радостно отозвался я. – Вплотную.
– А, может, лучше натянешь штаны и первым же рейсом в Москву?
– Не понял, – я приподнялся и сел.
– Потому что кретин.
– Может, все-таки объяснишь, что происходит? – стянул с головы панаму и вытер взмокшую физиономию. – Наводнение, эпидемия, может, война? На нас опять напала Молдавия?
– Сокращение штатов, недоумок, – донеслось в ответ. – Резать управу будут, на этот раз не по-детски. Все умные люди который уже день носятся по столице, языки за спиной, ищут, куда бы приткнуться.
– И ты с ними?
– А мне похрен.
– Это почему?
– Да потому. – В трубке помолчали немного. – Выслуги у меня, чтоб ты знал, целых двадцать пять лет и три месяца, – уточнил он на всякий случай, – со всеми холодными, горячими, чуть теплыми точками и прочей лабудой. Как раз сегодня в кадрах подтвердили. А еще квартира на Пресне, шесть соток под Софрино и жена – бухгалтер в «Роснефти». Так что не парюсь.
– Пожалуй, и я не буду, – вернув панаму на прежнее место, я со вздохом прилег обратно.
– Ну, как знаешь.
Глава 2
Я люблю тебя, жизнь, но боюсь, что слегка не взаимно
И что мне было тревожиться и вибрировать, я ведь точно знал, более того, был твердо уверен, что любое сокращение, реорганизация и даже стихийное бедствие если кого и коснутся, то уж ни в коем случае не персонально меня.
Крайняя командировка оказалась непростой, но сработал я вполне нормально. Сразу после возвращения был зван наверх, где меня наперебой хвалили и всячески ласкали. Особо свирепствовал один из замов нашего Первого, крупный дядя с багрового цвета физиономией и двумя звездами на погонах. Обнимал, жал руку, заглядывал в глаза и жарко дышал в ухо. Сулил перспективы, грозил орденами. Прижимал, как дитя родное, к мягкой груди.
Сановный мужик в штатском, откуда-то очень сверху по виду, соизволил благосклонно мне кивнуть и даже подержался холеной ладошкой за мою натруженную лапу. С таким видом, будто вручал высшую награду державы. В общем, все, включая меня, были радостны и счастливы. Даже начальник нашего управления не выглядел таким хмурым, как обычно.
Перспективы действительно оказались лучезарными, не обманули. И огреб я их моментально и по полной.
– Почему не в форме, майор? – строго поинтересовался старший воинский начальник, целый ТОВАРИЩ МАЙОР из управления кадров, куда мне сказали заглянуть в первый же рабочий день. – И стричься за тебя Пушкин будет?
– Так не положено же, – удивился я, поправляя упавшую на глаза томную прядь.
– Теперь уже положено, – веско сообщил тот. – Ну, неужели не рад?
– Чему не рад? – Я все никак не мог въехать в суть вопроса. Видно, здорово отупел под южным солнцем.
– Возможности носить форму, – снисходительно пояснил кадровик. И добавил: – Офицер должен ее любить, согласен?
– До самозабвения, – согласился я. – И не вылезать из нее двадцать четыре часа в сутки до полного износа, – почесал нос. – Только при чем здесь?..
– При том, – сурово молвил тот. – Хватит уже в Москве штаны протирать, пора и в войска.
– Куда?
– Тебе предлагается убыть для прохождения дальнейшей службы, – сообщил он голосом Левитана, извещающего население об очередной победе нашего оружия, – в Восточный военный округ.
– А что там?
– Отдельная мотострелковая бригада. Располагается в городе Пекин Хабаровского края.
– Каком-каком городе?
– Ты что, глухой? – Майор взял со стола лист, забросил на нос очки. – Повторяю, в городе Бикин…
– Теперь понял. – Такое впечатление, что все со мной происходившее мне же и снилось. Очень захотелось ущипнуть себя посильнее за там и как можно скорее проснуться. Желательно не здесь. – А на какую должность?
– В распоряжение командира бригады. – Кадровик снял очки и аккуратно уложил в футляр. – Соглашайся, – искоса глянул он в органайзер, – Толя. Природа там – закачаешься, – и молодецки крякнув, потер ладони как после рюмки с мороза. – А еще рыбалка, охота, грибы, ягоды. Если честно, даже завидую, – и тут же изобразил на гладко выбритом честном лице гримасу, должную показать, как он сам всеми силами туда, в Пекин, в смысле Бикин, стремился, а я его, гад такой, на кривой козе объехал. – Ну, что скажешь?
– Да уж, – ошарашенно молвил я и, кажется, слегка покачнулся, как будто товарищ майор угадал мне коротким прямым в челюсть.
– В смысле да?
– В смысле ну его на хрен.
– Тогда пиши рапорт на увольнение, – буркнул он, тут же потеряв ко мне всяческий интерес.
– А можно лист бумаги?
– Можно Машку через ляжку и козу на возу, – последовал по-армейски остроумный ответ, исключительно в рифму. – У себя в управлении все оформишь и передашь по команде. Свободен.
И действительно, через пару месяцев я стал свободным, как все народы России по отдельности и вместе взятые. Избавив от собственного присутствия вместе со всеми без исключения офицерами своего отдела родную контору, Главное разведывательное управление. Напрасно ребята все лето в панике носились по Москве и окрестностям в поисках вакантных мест. Начальство решило сурово: или – или. То есть или ты едешь с предписанием в зубах куда-нибудь на окраину державы, поближе к границам, или совершенно самостоятельно следуешь к едрене фене. Но уже пешочком.
Лично я ничего не имею против Дальнего Востока и всей той дикой фауны с роскошной флорой. Вот только не рыбак я, не охотник, а грибы с ягодами привык собирать исключительно в магазине да на рынке. И командир той самой бригады в Бикине не сделал лично мне ничего плохого, чтобы усиливать подчиненную ему часть персонально мной. Потому как офицером разведки я числюсь исключительно по военно-учетной специальности, а так, по жизни и профессии, я вор. И немного клоун. Именно поэтому я там совсем не нужен: все, что можно было, уверен, нагло скрадено еще до меня, а развлекать мною личный состав не получится. У тех, кто в армии служит, с весельем в цирке как-то не складывается. Скучно им там до зевоты с дремотой и сна с храпом.
