Александр Свистунов
Новая Зона. Аллергия
Глава 1
Воздух (Фокин)
Понедельник – день тяжелый. Еще и нервный. Появилось это поганое предчувствие: случится что-то нехорошее, и уже скоро. Дверь открываю в собственную квартиру, а ноги не идут. Все не так, как всегда, воздух стал другим. Это не моя атмосфера, запах не родной. Неуютно как-то. И предметы в комнате будто шевелятся и жалуются на незаконное вторжение. Кто-то проник в мой дом.
Нос защекотало до нетерпимости. Аллергия проклятая. Вот как конец мая – чихается непрерывно, а потом и весь июнь слезы из глаз льются. И ведь не от тополиного пуха эта аллергия приключается, от какой-то другой дряни.
Я обычно не болею, не могу позволить себе такой роскоши: некогда болеть, очень многое в жизни надо успеть. Да, жизнь полна сюрпризов, засажена минными полями неприятностей, застроена непролазными карьерными лестницами, повсюду разбросаны тонны бесплатного сыра в мышеловках. По сути, по жизни мы играем в русскую рулетку, но только револьверы хорошо бы заряжать холостыми патронами, хочется иметь право на ошибку.
В подъезде дико заорала кошка. На хвост ей наступили, что ли? А вот и зашипела грозно, сейчас коту морду набьет.
Осторожненько вползаю в комнату. Вроде все на месте. Мебель из квартиры не вынесена, драгоценностей у меня не было, деньги в банке, ноут на столе, но тревожно. Прямо кошки на душе скребут. Зябко. Страх незаметно проник под кожу и сжал сердце. Руки стали потные, липкие, дрожат.
– Да что ж это такое, это я в собственном доме боюсь неизвестно чего? – зло спрашиваю себя в полный голос.
И представилось, что кто-то сидит в шкафу, смотрит на меня, дрожащего от страха, довольно ухмыляется.
Воображение у меня больное, но смешно, что некто от меня в шкафу прячется.
– Выходи, подлый трус! – громко ору.
Щелкнул замок, входная дверь горько скрипнула. Дверь я определенно запирал, вспоминаю, и неторопливо, никого не боясь, двинулся навстречу.
Непроницаемые серые глаза. Серый же костюмчик в елочку. Этот, серьезный, вошел первым. Вторым вошел тот, что повыше. Молодой, в синем свитере с белым оленем. Он как будто ветер с собой принес, злой и холодный.
– Здорово, Фокин, – крикнул мужик в свитере, вроде весело крикнул, а получилось угрожающе.
Встаю перед пришельцами, загораживаю проход, выражаю недовольство голосом:
– Ты кто?
Очень хотел добавить «северный олень», но сдержался.
Удивление на лицах мужики изобразили оба.
– Сергей Сергеич, ну что вы, в самом деле? Невежливо встречаете, однако, – укоризненно произнес тот, который в свитере.
– Мы при исполнении, – угрюмо пробурчал второй, – вот мое удостоверение.
Беру, внимательно рассматриваю. Кошечкин Артем Матвеевич, майор, Федеральная служба безопасности, и буква «Т», очень одинокая. Отдел, наверное, есть в ФСБ такой.
Проявляю понимание, широко улыбаюсь в знак готовности сотрудничать, чуть ли не раскланиваюсь с ними. Шире распахиваю дверь и очень ласково, издевательски, произношу:
– Прошу в дом, дорогие гости.
– Мы здесь уже были, – мрачно констатировал майор.
– Давайте зайдем на минутку, проявим уважение, – попросил второй, – от него ж не убудет. Одиноков меня зовут, – представился он.
Кошечкин прошел в комнату. Одиноков последовал за ним. И тут же начал заговорщицким шепотом терзать мой слух.
– У нас слишком мало времени, – шипел он, – совсем не осталось, надеюсь, вам не составит труда помочь нам в этом запутанном деле.
– Чего случилось-то? – недовольным тоном спрашиваю.
Ситуация перестала казаться забавной.
– С нами поедете, – твердо заявил Кошечкин, – нужно кое-что выяснить.
– А ехать-то зачем? – удивляюсь. – Проходите, поговорим.
– Не получится, – отрезал майор.
– Сергей Сергеич, вопросы к вам конфиденциального свойства, тема деликатная. Лучше побеседовать у нас, – уговаривал Одиноков.
– Но я не арестован? – с вызовом спрашиваю.
– Даже не задержаны.
– Пока, – счел нужным уточнить Кошечкин.
– Надеюсь, это ненадолго, – ободрил я себя.
По Москве ехали около получаса. Кошечкин значительно молчал, а капитан Одиноков рассказывал старые несмешные анекдоты из жизни попугаев. Я вежливо улыбался и кивал в ответ. Думал, зачем я им понадобился? Со времен службы в Иностранном легионе прошло черт знает сколько времени. Жена моя бывшая, Эльвира, если и написала на меня заявление, то уж точно не в ФСБ. Осталась только корпорация. Вопросы у них по работе?
Где-то в районе Химок начались незнакомые переулки, я уже потерял счет поворотам. Остановились. Стандартная московская семиэтажка, белая «Нексия» перед подъездом, рядом одетые во все европейское женщина, мужчина, три пацана от десяти до пятнадцати лет и девочка лет семи. Узбекская, вероятно, семья. Все деловито разгружали багажник, сумки вытаскивали большие клетчатые – челночные.
Фээсбэшники не удостоили их вниманием, только Кошечкин многозначительно кашлянул. Глава семейства резко кивнул, здороваясь, ребятишки дружно закричали:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте, – радостно отвечаю семейству. Пусть меня заметят. – Это никак не офис ФСБ, – говорю настороженно и демонстрирую подозрительный взгляд.
– Конспиративная квартира, – недовольно буркнул Кошечкин.
На седьмом этаже в минимально меблированной двухкомнатной квартире меня усадили на мягкий диванчик, сунули в руки чашечку горячего вкусного кофе, присели напротив на двух стульях. Кошечкин уставился глаза в глаза. Одиноков закурил сигарету и как бы ненароком попросил:
– Фокин, давай рассказывай о своей работе. Только по правде, чтобы мы время не теряли
– Я, знаете ли, не знаю, имею ли право рассказывать, все-таки коммерческая и промышленная тайна.
– Имеете, – категорически подтвердил Кошечкин, – у нас допуск самого высокого уровня. Да и разговор касается государственной безопасности.
– Ну что ж, безопасность так безопасность. Я занимаюсь информационной безопасностью концерна «АВР-групп».
– Подробнее, – потребовал Одиноков, покуривая «Мальборо». – Не тяни время.
Я недовольно морщусь, вдохнул табачного дыма, думаю, чего хотят? Помочь с безопасностью или на конкурентов работают? Хотя нет у нас пока настоящих конкурентов. Затем нехотя продолжаю:
– «АВР-групп» – международный концерн, который занимается производством, строительством и эксплуатацией атомных вакуумных реакторов. Знаете, что это такое?
– Ну, так, немного, – ответил Одиноков.
– О, это замечательное открытие нашего Босса и его научной группы. Я не физик. Поэтому технологический процесс описать детально не смогу, это и для специалиста сделать сложно. Но в общих чертах речь вот о чем. Помните, что такое вакуум?
Собеседники кивнули.
– Вакуум как бы «дышит», он то выдыхает из себя поля и частицы, то вбирает их в свои бездонные глубины. Кипящий «бульон» из виртуальных частиц и античастиц различных сортов спонтанно возникает из вакуума и спонтанно исчезает. Как говорил Босс, «вакуум можно уподобить границе между бесконечным небом положительной энергии “Света” и бездонным океаном отрицательной энергии “Тьмы”. Именно из этой нулевой “границы” между “Светом” и “Тьмой” рождается все многообразие нашего мира».
Но это поэзия вакуума, а проза вот какая. Босс нашел вещество, меня можете не спрашивать какое, я все равно не знаю. Так вот, это вещество помещается в камеру реактора, откуда откачали весь воздух. Что там с ним делается, не знаю, но неиссякаемый пучок электронов беснуется между двумя электродами. Вот вам и электрический ток. Почти вечный двигатель. Такое маленькое колдовство. Реактор компактен. Весь можно поместить в однокомнатной квартире. Вещество расходуется медленно, короче, это революция в энергетике. И это все, что я знаю о физике. Сам я занимаюсь исключительно информационной безопасностью компьютерных систем.
– А кто отвечал за безопасность перевозки этого вещества? Из Азии, кажется, везете? – выкрикнул вопрос Кошечкин.
– Краснов Виталий. Зам по безопасности всего концерна. Да вы, наверное, знаете, он из ваших, отставной чекист.
– Знаем, мы все знаем, – многозначительно кивнул Одиноков.
– У вас недавно исчез почти килограмм этого вещества, помните? – негромко, с угрозой в голосе спросил майор.
Я равнодушно смотрю на офицеров в штатском, хлебнул холодного кофе, согласился.
– Да, была такая история. – И молчу, держу паузу.
Первым не выдержал Одиноков.
– Ну, – в нетерпении заорал он, – чего молчим? В камеру захотел, под пресс?
– Нет, не захотел, – спокойно отвечаю. Удивляюсь, чего этот добрейший офицер ФСБ орет, как невеста, брошенная накануне свадьбы. – Просто и рассказывать особенно нечего.
– Фокин, – строгим голосом приказал Кошечкин, – не виляй мозгами, нам все известно. Лучше рассказывай, что знаешь, целее будешь.
Я спокойно дохлебал кофе, пока не отобрали чашку, и радостно воскликнул:
– Ага, классический случай. Два следователя, добрый капитан и злой майор.
– Совершенно правильно, – согласился Кошечкин. – Только это я добрый, – вдруг заорал он, как обиженный павиан, – а Леха злой! Он тебе сейчас мозги наизнанку вывернет, вернешься домой полным идиотом, так что рассказывай, очкарик яйцеголовый, все подробно!
– Все, все, – соглашаюсь, – признаю свою ошибку. Как-то это несерьезно начиналось, но теперь я понял. Вы же чекисты с железными руками, черствым сердцем, замерзшим разумом. Отвечаю, как на допросе, и скрывать мне что-то нет смысла. Тем более что вы наверняка все знаете от Краснова. Кстати, скажите, что в моем доме искали?
– Не что, а кого, – многозначительно возразил Кошечкин, – и про разум вы не правы, он у нас очень даже развитый и живой, но об этом потом. Вернемся к Средней Азии. Что случилось с веществом?
– Еще кофе? – спросил Одиноков.
Я кивнул. Надеялся на этот раз выпить горячим. А пока готовился кофе, рассказывал эту неприятную историю. Причем надо было все-таки дозировать информацию, чтобы лишнего не сболтнуть.
Кошечкин смотрит в упор, строя из себя «детектор лжи», Одиноков стоит за спиной, охраняет.
– Где-то в Средней Азии… – начинаю.
– Да ладно, незачем тут туман напускать, думаешь, у нас информации недостаточно, конспираторы хреновы. Городок Алатаньга, Дукентский район, заброшенная урановая шахта. Лучше бы груз свой бесценный охраняли, – прервал Одиноков.
– Капитан, кажется, у вас кофе убежал, – спокойно отвечаю.
Одиноков метнулся на кухню.
Вновь делаю паузу, дождался кофе, вдохнул аромат.
– «Чибо»? – спрашиваю. – Наконец-то можно глотнуть горячий. А то чего-то я тут с вами разволновался.
Одиноков нетерпеливо кивнул.
– В подробности меня никто не посвящал, – продолжаю, – я занимался проверкой утечки информации о сроках, условиях перевозки и отгрузки. Вместе с Красновым мы выяснили, что информатор находился в азиатском отделении концерна, только мы не знали кто. А потом исчез Габдукаев, и, по сообщениям информагентств, в Англии случился пожар в лаборатории Манчестерского университета. Группа английских физиков плюс американец Алекс Легат и выходец из России Руслан Габдукаев (за два дня выходцем из России стал) получили миллимиллиграмм антивещества, но не смогли удержать его в ловушке. Произошла аннигиляция, что привело к взрыву, равному двумстам граммам динамита. Тогда нас вызвал Босс и сказал, что англичане дети и то, что им привез Габдукаев, они использовали не по назначению. Ни черта они не разберутся в технологии АВР. Не знают они про торсионное поле и много чего другого не знают и не узнают. Но, рявкнул он на нас, запомните, чтобы следующего раза не было. Чтобы, предупредил он, больше ни одного грамма не пропало, иначе, говорит, вы пропадете бесследно.
– Стоп, стоп, а можно поподробнее? – Одиноков забрал пустую чашку из моих рук. – Как же исчез килограмм вещества?
– А вам разве Краснов не рассказывал?
– Не успел.
– Как обычно, в штатном режиме, шеф азиатского отделения Владимир Бах упаковал, сложил и опломбировал вещество в бронированный чемоданчик. Ровно в 12:00 он передал чемоданчик в руки Габдукаеву, уведомил об отправке Москву. Габдукаев и три вооруженных охранника сели в «Шевроле Каптива», это внедорожник такой, и отправились на военный аэродром. В дороге, по показаниям шофера, никаких приключений не случилось.
По заверениям военных, в 12:53 Габдукаев с охраной появились на военно-воздушной базе «Тузель», прошли в подготовленный самолет, транспортник Ил-76, заняли свои места. В 13:07 Габудкаев переговорил с кем-то по мобильному телефону. Содержание разговора для охранников осталось неизвестным. После разговора Габдукаев, сославшись на указания Москвы, непосредственно Босса, передал чемоданчик с веществом старшему охраны Лыкову и вышел из самолета. А потом исчез. Он не проходил через КПП, не покидал базу через забор. И другие самолеты в течение суток в воздух не поднимались. По заверениям военных, базу в принципе невозможно покинуть незаметно. Я тогда с Красновым и поделился своими соображениями, что, значит, кто-то из военных был в доле, потому и не заметили, как Габдукаев покинул базу. И вот, пожалуйста, Лыков привез в Москву две половинки обыкновенного кирпича, а Габдукаев объявился в Лондоне с веществом.
Молчу, внимательно смотрю на собеседников, чего вам еще надо? Офицеры в штатском сидят с непроницаемыми лицами, ждут момент, когда смогут уличить во лжи.
– Это все, что я знаю, – как можно искреннее произношу. – И кофе опять остыл. А пожрать у вас чего-нибудь найдется?
– Одиноков, – отдал распоряжение майор, – настрогайте нам бутербродов, а мне, Фокин, расскажите сейчас про Краснова.
– Про Краснова? – Я по-честному удивился.
– Про Краснова, – настаивал Кошечкин. – Когда вы его видели в последний раз?
– У Босса в кабинете, вчера в обед.
– Подробнее, – потребовал майор.
Вернулся Одиноков, притащил чайник с чаем, три чашки на подносе, бутерброды с колбасой, сыром, с какой-то рыбой, с семгой, что ли.
– Я поем? – спросил я.
– Только один бутерброд, и рассказывайте, время дорого.
Запихал я себе в рот хлеб и сыр, запил чаем и начал вспоминать.
– Вот и Биг-Босс нас к себе позвал перекусить, а заодно выдать нам по первое число за пропажу вещества. Сидим мы с Красновым за сервированным столиком, закуски полно, самой вкусной и изысканной, икра черная, красная и баклажанная, колбаса датская, сыр швейцарский, бастурма, грибы маринованные, огурчики соленые, вид у них до того аппетитный, что рука сама тянется рюмку налить. Но кусок в горло не лезет. Ждем грозы и бури. Босс долго хмурился, молчал. Потом его прорвало.
– Нет, ну вы эти, как их, не дебилы, а просто придурки по жизни какие-то! – кричал он. – Краснов, ты личное дело Габдукаева внимательно читал? А ты, Фокин, почему не отследил его контакты, наверняка он по Сети общался с американцами.
Главное, слова не дает вставить в ответ. Но ему, кажется, наши оправдания и не нужны. Главное – самому высказаться.
– Нет, все прекрасно знали, что азиатский филиал – наше слабое звено, но ни одна собака ничего не унюхала, – говорит Босс и смотрит на нас, как на нашкодивших котят. – Один татарин провел нас всех, вся система безопасности у нас ни к черту, он даже не украл вещество, он просто взял и нагло среди бела дня нас ограбил. Какие меры предлагаете, чтобы не допустить больше пропажи вещества?
И тут снова на нас рявкнул:
– Запомните, чтобы следующего раза не было. Чтобы больше ни одного грамма не пропало, иначе вы оба пропадете бесследно.
Я тогда очень расстроился и даже огурец зажевал. Босс этого не заметил. Он, как обычно, старался казаться самым умным.
– Англичане – дети, – продолжал он нас просвещать, – и то, что им привез Габдукаев, они использовали не по назначению. Ни черта они не разберутся в технологии. Не знают они всех стадий процесса, и про торсионное поле не знают.
Босс явно знал больше, чем я думал.
Он, например, сказал, что это ученое ворье забугорное почти весь килограмм вещества угрохало, чтобы получить мизерное количество антиводорода. Ни черта они не понимают. Работают методом малонаучного тыка, наступают на грабли, получают по морде и испытывают от этого удовольствие.
Босс добавил, что в следующий раз при тех же условиях они, может, шаровую молнию получат, а никакое не антивещество. Но это не значит, орал он, что надо разбазаривать наше достояние.
Мы только тупо молчали. Я тогда дожевал второй огурец и согласно кивнул.
– Садитесь, – сказал Босс. – Ладно, не нужны мне ваши соображения по безопасности. Я вам сейчас расскажу, что вы должны будете делать, а вы – выполнять. Понятно?
Я тогда подумал, что если начнем выражать одобрение, только раздражение вызовем, прервем его пламенную речь. А Босс конкретно ко мне обратился:
– Фокин, ты это, завтра получишь от меня новую прогу, «Криптозавр» называется. Мое изобретение. И ты должен всю информацию, которая за пределы нашей Сети выливается, ну, там, в интернет всякий, контролировать. Завтра мне все меры доложишь.
Потом он к Краснову обратился.
– Виталий, – говорит, – как там тебя?
– Андреич, – тот отвечает.
– Так вот, Виталий Андреич, всех, кто у нас работает, просветишь как на рентгене. Все узнаешь о них, даже кто о чем думает. Типа профилактику сделаем. Уберем тех, кто когда-нибудь нас сдать может.
– Всех? И Фокина?
– И его просветишь, – подтвердил Босс.
– И вас? – Краснов не унимался.
Шеф тогда помрачнел, нахмурился.
– Ты это, Краснов… лишнее сказал.
Андреич встал по стойке «смирно», гаркнул, что виноват, исправится. Босс рукой махнул.
– Ладно, – говорит, – садитесь. Выпьем и закусим.
Он достал эксклюзивную бутылку, на этикетке черный квадрат, как у Малевича, и название по-русски «Блэк Джек».
– Водка, – говорит, – это.
И наливает темную и густую как кисель жидкость, граммов по сорок в стопочки.
– Ну, – говорит, – чтобы этот килограмм был нашей последней потерей. А уж неудачи я американцам и англичанам обеспечу. Это в моей власти.
Я тогда махнул сразу всю стопку. И только бутерброд с икрой красной откусил, плохо мне стало. Никогда так плохо не было. Ба-бах, голова чуть не взорвалась от боли. Я даже на диванчик опрокинулся. Впрочем, острая боль скоро прошла. Потом только виски ломило. Но зато все тело зачесалось, чувствую, температура поднимается, лоб горит и тошнота подступает.
– Сорри, Босс, – тогда сказал я, – не пошел ваш напиток. Помираю я от него.
Краснов при этом грыз ножку индейки, кетчуп по физиономии размазывал, видно, не против был выпивку повторить. А Босс всерьез обеспокоился. Участливо так спрашивает: «Может, врача вызвать?» Я промычал слово «нет», даже руками помахал. Потом попросил нормальной водки. Хлебнул «Красной площади», полегчало. Закусил огурчиком, дожевал бутерброд с икрой, налил в бокал еще грамм сто беленькой, выпил залпом. Головная боль куда-то провалилась, и чесотки как не бывало. Я у Босса попросил разрешения уйти, мне по работе кое-что доделать надо было. Босс только еще раз спросил, как я себя чувствую, однако задерживать не стал. Только водки еще предложил для поправки здоровья, но я отказался. Ушел. Все. Больше я Краснова не видел. Я так думаю, он остался у Босса «Блэк Джек» допивать и про безопасность разговаривать. А я через два часа домой ушел. Это было вчера. Сегодня я Краснова не видел. Да и с Боссом не общался. Мне от него «Криптозавр» принесли, и я уже не мог ничем другим заниматься.
Одиноков предложил еще кофе. Сам он шумно прихлебывал чай из чашки, как кока-колу из стакана. Кошечкин кофей вкушал неспешно, правильно и еще рафинадом хрустел вприкуску. Я схватил бутерброд с колбасой и со смаком откусил. Обстановка случилась прямо домашняя. Добрейшие ребята эти фээсбэшники.
– В 16:39, хорошо выпивши, но твердой походкой и в полном сознании Краснов вышел из кабинета вашего Босса. И как утверждает секретарь, мужик же у вас в приемной, не баба, – задумчиво произнес Кошечкин, – Краснов направился срочно повидаться с Фокиным Сергеем Сергеевичем. Ну, чего скажешь? – вдруг страшно взревел майор на слове «Фокиным», как «КамАЗ» на старте ралли Париж – Даккар.
Я уже привык к его рыку и не испугался, только оглох на минутку.
– Ничего не скажу, не заходил он ко мне, весь мой отдел это может подтвердить. И орать не надо, а то соседи подумают, что у нас тут пьяная драка, а не милая беседа.
– Ты, часом, не обнаглел, Фокин? – дружелюбно спросил Одиноков. – Забыл, с кем разговариваешь? Ведь Краснова с тех пор никто и нигде не видел. И первое подозрение в причастности к его исчезновению падает на тебя.
– Ага, – стремительно догадываюсь, – так это вы Краснова у меня в доме искали?
– Фокин, – опять по-доброму обратился Одиноков, – ситуация очень серьезная, никак ты не поймешь. Краснов исчез совсем, его нигде нет, даже там, где он должен быть по долгу службы. А до того из вашей корпорации исчезли в течение года еще девять человек бесследно. Но Краснов наш сотрудник, и его мы найдем, где бы его ни спрятали.
– Я чем могу помочь?
– Коньяку? – предложил Одиноков.
– Можно, – соглашаюсь. – Лимончик найдется?
Кошечкин спрашивает:
– Ну что, легионер? Поработаем вместе? Стрельбы по-македонски не обещаю, но скучно не будет.
– Легионер? Все-то вы про меня знаете. Прямо отцы родные.
– Знаем, много чего знаем. – Одиноков даже хохотнул. – Но больше никаких дуэлей. Без меня никаких дуэлей! – повторил он очень внушительным голосом. – Что там у вас в Персии произошло? Напомнишь?
– Да чего уж напоминать…
Не стал я рассказывать фээсбэшникам, как попал в Марокко. Как меня американцы незаслуженно объявили хакером, хотели вывезти в США. А я-то совсем не пентагоновский сервер ломал, да и не я это был. А ломали ребята британскую базу Barclays Bank. И чем я американцам приглянулся? Не доломали же? Пришлось срочно мотать из Парижа в Рабат. Потом в Персию. Ну а дальше можно и рассказать.
– Да спьяну на спор, да и для того, чтобы спрятаться подальше, подписал контракт на службу в Иностранном легионе… Целый год я там провел, потом сбежал. Там мой характер и испортился.
– Сильно испортился? – осведомился Одиноков.
– Сильно.
– Вот так просто забрали в легион? – это уже Кошечкин подал голос.
– А у меня послужной список хорош. Я же два года отслужил в наших войсках. Разведвзвод артиллерийской батареи. Гонял дроны в хвост и гриву. Да и физику сдал на отлично. До сих пор с удовольствием вспоминаю марш-броски и рукопашку.
– Так что с характером? – это Одиноков напоминает.
– Дело было в Бушере. Наш легион охранял развалины атомной электростанции после злостной бомбардировки десятком F-35. Мы там как куры варились в собственном соку, под жгучим солнышком в персидской духовке, среди обломков бетона. А командовал нами редкостный гад – командир батальона майор Генрих Гайлинг. По его милости зря погибли тридцать легионеров. В том числе пять моих русских друзей. Этот отморозок, оказывается, забыл об их существовании. Персы зажали ребят в узком проливе прямо в море. Расстреляли в упор ракетами с катеров. Еще он оправдывал себя, сволочь, оперативную необходимость выдумывал. На хрена они отвлекали на себя оба ракетных катера персидских ВМФ, когда легион маршировал, глотая пыль, в пустыне за сотню километров от моря? Этот гад знал, что можно было сохранить жизнь разведвзводу, задолго отозвать ребят. Уже было ясно, что нечего им делать на пустынном берегу бесплодной и безлюдной пустыни. А можно было их и не отзывать, и тогда они станут трупами. Так они и стали трупами. Для начала я высказал все, что думаю о нем, на чистом русском языке. Припомнил все нехорошие слова на французском. Он понял и заявил, что никогда не пожалеет о том, что уже сделал. Я вышиб ему два зуба. Тогда Гайлинг вытащил пистолет, убить меня захотел. Я тоже обнажил ствол. Капитан Эндрюс встал между нами.
– Хотите перестрелять друг друга? Да пожалуйста, – говорит. – Только вокруг вас людей полно. Зачем легиону лишние сложности? Отойдем на триста метров от базы, вы спуститесь в подземный бункер, и пусть вылезет только один.
В самую жару мы вышли к остаткам подземного бункера. Капитан Эндрюс протянул нам два пистолета.
– Пожалуйста, – говорит, – вот вам каждому по «Беретте М-92», ровно по пятнадцать патронов в магазинах. – И улыбочка такая добренькая у него, давайте, мол, ухлопайте друг друга на здоровье.
Гайлинг, понятное дело, резко вырывает у Эндрюса из руки пистолет, который тот мне протягивал. Я презрительно усмехаюсь, забираю оставшийся.
– Русский свин, – плюется словами Гайлинг, – я тебя сейчас буду фаршировать пулями.
– Ты, блин, петух гамбургский, – отвечаю, – я тебе перья ощипаю и бульон сварю.
Гляжу, морда у него стала красная от злости, то ли он родом из Гамбурга, то ли я с петухом попал, силится еще что-то сказать, только слов не находит. Потом выдавливает сквозь зубы презрительно:
– Учти, Фокин, я есть всегда победитель.
Капитан Эдвардс ехидно напоминает:
– Если выпустите все пятнадцать патронов оба, – говорит, – а друг друга так и не убьете, дуэль будет считаться законченной, инцидент исчерпанным.
Мы одновременно киваем и занимаем свои позиции у противоположных люков – входов в бункер. Излишне говорить, что никакого освещения в подземелье нет, стрелять придется наугад и на слух. Ну, прыгаю я во мрак, думаю еще, как бы ноги не сломать или на штырь арматурный не напороться. Высота-то приличная, метра два с половиной, а по лесенке спускаться времени нет, слишком долго на виду буду. Прыгнул я, пятку одну отбил, под ботинком стекло хрустнуло, должно быть, бутылку из-под кока-колы кто-то здесь бросил. Тут же Гайлинг две пули мне послал, хорошо, что мимо, я ответил двумя выстрелами на его вспышки. Слышу, ругается:
– Доннерветтер, Фокин свин. Куртку мне продырявил, ничего, я тебе шкуру-то попорчу.
Молчу, не отвечаю, кинул камешек в сторону, сам слушаю, где там скрип шагов его раздастся, потому как ни черта не видно, только где-то люк, через который я прыгнул, светлеет. Гайлинг не купился на камешек. Слышу, тихо-тихо ползет мне навстречу. Ну, думаю, хитрая он бестия, придется по полу стрелять. Хотя тут мусора бетонного и завалов полно – стало быть, прямой выстрел не пройдет. Однако стреляю на слух. Трижды. Мимо. Он отвечает. Я считаю выстрелы. Тоже три. У нас еще по десять патронов. Обстреляться можно. Думаю, камней здесь кучи огромные. Может, покидать кругом? Авось попаду, закричит, тут я его и пристрелю. Начал я камешки кидать и перестал слышать, как он ползает. И вдруг девять выстрелов подряд совсем рядом. Девятым он мне в левое плечо попал, змеюка. Рассмотрел-таки меня в темноте при вспышках. Упал я, застонал коротко и типа дух испустил, а сам по возможности потихоньку ближе к выходному люку отползаю, но так, чтобы на освещенное место не попасть, и затаиваюсь. Думаю, придет меня добить последним выстрелом, тут я его и кончу, а не рискнет, струсит, тогда наверх будет подниматься, чтобы мертвым меня объявить и дуэль прекратить, а у меня десять патронов, расстреляю, как в тире. Только зубы пришлось сцепить, чтобы не стонать. Плечо горит. Рукав весь кровью пропитался. Одна мысль: только бы сознание не потерять от боли! Гляжу, эта осторожная сволочь не рискнула шарить в темноте в поисках меня. По лесенке осторожно поднимается и внимательно темноту слушает. Тут я его и снял с лесенки. Две пули всего понадобилось – в мягкое место. Убивать его не хотел. Все-таки свой, легионер. Такие дела были много лет назад. И я был молодой и горячий.
Кошечкин напустил на себя серьезности. Губки его стали пухлыми, глазки как щелочки, нос заострился. Сытая хищная птица сидит напротив. Одиноков застыл каменным гостем. Не произвела на них впечатление моя дуэль. Будто сами по нескольку раз на дню друг в друга постреливают.
– У нас к вам предложение, – медленно и со значением произносит слова Кошечкин, – вернее, просьба. Мы не просим вас стучать на своих коллег и Босса. Мы не будем требовать от вас ничего подписывать. Вы не нужны нам как секретный сотрудник. Вы нужны нам как гражданин нашей великой страны и как специалист в своей области. Краснова нет, и внедрить кого-то в «АВР-групп» нам пока не удастся. Мы очень просим вас оказать содействие в розыске всех этих граждан. Краснова прежде всего. Будете работать негласно в нашей следственной бригаде. Никакой политики, только установление причин исчезновения людей.
– Я могу отказаться? – спрашиваю.
Одиноков печально глянул, покачал головой.
Терзали меня смутные сомнения, но для себя решил: не буду ни на кого стучать. В следователя играть буду, как в детективе, хотя с их поддержкой, может, чего и расследуем.
– А Боссу надо об этом сообщить? – спрашиваю.
– Ни в коем случае пока, – значительно сказал Кошечкин. – Я так понимаю, вы согласны?
– Помогу, чем смогу, – ответил я растерянно и стал напряженно вспоминать коллег по работе. Да, текучка была. Люди увольнялись. Но чтобы бесследно…
– На связи с вами будет Алексей.
Одиноков вышел на середину комнаты и застыл манекеном, вроде рассматривай его и запоминай.
– Больше никаких контактов, – продолжал Кошечкин, – и даже со мной вы не знакомы.
Во, блин, попал, думаю, как будто работы у меня мало, еще и детективом бесплатно по совместительству устроился. Главное, ничего не подписывать, чтобы потом не шантажировали, хотя разговор наш наверняка пишется.
– Фу, я аж вспотел с вами, наливайте коньяк, – говорю.
Одиноков извлек из бара «Арарат» три звезды.
– Настоящий, – гордо заявил он. – Нам надо еще обсудить кое-какие детали.
Он разлил коньяк. Кошечкин протянул руку и вдруг встал по стойке «смирно». Ожила его блютусовская примочка за ухом. Кто-то очень важный прозвонился. Собеседника слышно не было, но майор отвечал четко, по-военному, с коньяком в руке.
– Слушаю. Да. Нет. Хорошо. Не понял.
Здесь Кошечкин замолчал на целую минуту. Видно, ему доходчиво растолковывали на доступном русском языке, что он должен был понять.
Майор невозмутимо выслушал все нецензурные указания, ответил:
– Немедленно будем, – и разочарованно посмотрел на меня. Читалось во взгляде сожаление, что не дали с любимой игрушкой наиграться. – Получен приказ срочно явиться в контору, – объявил он. – Вас подвезти?
– Подвезти? Нет уж, лучше я сам. У меня тут еще свидание в Химках.
Пока меня вербовали, жена моя бывшая, Эльвира, уже забила мессенджер сообщениями. Срочно ей встретиться захотелось. Малоприятный разговор ждет, но идти недалеко. Она тут же, в Химках, обитает. Встречу на свежем воздухе назначила.
А на улице стемнело.
Солнышко укатилось дальше на запад от Москвы, сиять над Гданьском, Копенгагеном, Эдмонтоном. Бледная луна с нарисованной улыбкой выныривала в разрывах облаков и тут же пряталась, дразнясь. Ветер швырял одинокий пластиковый пакет по проезжей части. Запах сырой пыли щекотал нос. Чихать захотелось. Кажется, дождь собирался. И Эльвира на руке повисла, тащи ее на прогулку. Вечер обещал быть тоскливым.
