Александр Тамоников
Черные дьяволы
Часть I
Глава первая
Афганистан, окрестности Кабула, среда.
9 июля 2008 года.
Взвод лейтенанта Бена Вульфа заканчивал патрулирование района, находившегося в зоне ответственности пехотного батальона группировки ВС США. Три «Хаммера» прошли три четверти пути. До Кабула, а значит и до военной базы, осталось пройти пятнадцать километров. Выйдя на вершину одного из многочисленных холмов, по которой пролегала разбитая вдребезги, когда-то построенная советскими специалистами, дорога, лейтенант поднял к глазам бинокль. Впереди лежал кишлак Джангри, последний и самый большой из четырех населенных пунктов, через которые проходил маршрут ежедневного дневного патрулирования. Ночью подразделения западной коалиции предпочитали отсиживаться на базах дислокации. Можно было уйти влево от населенного пункта – инструкцией это не запрещалось – и объехать Джангри через кишлак Багихель, что значило сделать крюк километров в восемь. Где-нибудь в другом месте, в другой стране, восемь километров – пустяк для мощных боевых внедорожников, но не в Афганистане. Здесь каждый метр земли нес в себе потенциальную угрозу со стороны враждебно настроенного к американцам населения. К тому же потеря времени. А Вульфу так хотелось быстрее добраться до охраняемой базы-крепости, до своего отсека в комфортабельном модуле. До единственного места в этой проклятой и непонятной стране, где он мог позволить себе расслабиться, скинуть бронезащиту, принять душ, одеться в шорты и майку, завалиться на постель под прохладные струи кондиционера, выпив перед этим бокал обжигающего и успокаивающего виски. А вечером, как обычно, принять темнокожую страстную связистку Лили, убрав в ящик тумбы фотографию супруги, до утра, до построения, забыв обо всем на свете под яростными и ненасытными ласками стройной, чертовски привлекательной полевой любовницы. Но до базы надо еще добраться. Вульф осматривал главную улицу кишлака, по которой проходил маршрут патруля. И видел: она полна афганцев. Время такое. Аборигены возвращаются домой после трудового дня. Кто с плантаций, кто с пастбищ, кто – те, что побогаче и предприимчивей, – с рынков Кабула. Возле ворот в высоких дувалах стояло с десяток раскрашенных в немыслимые цвета машин, в основном старых малотоннажных грузовиков и фургонов. Женщины загоняли во дворы небольшие отары овец, им помогали загорелые до черноты, практически голые и чумазые дети. Кишлак жил своей жизнью, и населению было плевать на то, что происходит в их стране. На власть, на непрекращающуюся войну, на американцев, англичан, других европейцев, пришедших в Афганистан навести порядок, но так ничего не сумевших сделать. Они жили по своим законам, подчинялись своим старейшинам и соблюдали свои обычаи. По принципу «мой дом – моя крепость».
Лейтенант почувствовал, как от кишлака потянуло кизячным дымом, смешанным с легким, приторным ароматом анаши.
Водитель головной, командирской машины спросил:
– Проходим кишлак на максимальной скорости?
Лейтенант, опустив бинокль, ответил:
– Да!
– Сегодня что-то много людей на улице, – заметил рядовой.
Вульф взглянул на водителя:
– И что?
– Да как бы не сбить кого. Может, сбросить скорость?
Лейтенант протер платком лоб:
– Ты сбросишь скорость, а тебе в кузов, к парням, бросят пару гранат. Или ты забыл, как нас «любят» в этой дерьмовой стране?
Рядовой кивнул:
– Есть, сэр! Идем по кишлаку на максимально возможной скорости!
Лейтенант вызвал по связи старших идущих сзади машин:
– Внимание! Проходим кишлак Джангри. Скорость увеличить, дистанцию сократить. Всем быть в готовности отразить нападение вероятного противника. Что бы ни произошло, в селении не останавливаться. Идем на базу!
Сержанты ответили, что приказ приняли!
Жители мирного кишлака прекрасно знали, что в это время суток через селение проезжает колонна американского мобильного патруля, поэтому, увидев на юге облако пыли, поднятое движением «Хаммеров», поспешили укрыться во дворах домов. Улица в момент опустела. Решила спрятаться в доме и молодая женщина, которая ходила с грудным ребенком, ее первенцем, к местному знахарю, бывшему ветеринару. Мальчик последнее время плакал, и шестнадцатилетняя мать, сама еще ребенок, не знала, что делать. Знахарь дал какое-то снадобье, напоил дитя молоком с ханкой, обычным для этих мест обезболивающим лекарством, а по сути наркотиком. И молодая женщина побежала через дорогу. Она успела бы скрыться в калитке ворот дома мужа, если бы не споткнулась. Запутавшись в длинном платье, женщина упала в пыль дороги. Ребенок откатился немного вперед. Она бросилась к сыну, подняла его, встала и… в это время в кишлак влетел головной «Хаммер» американского патруля. Водитель, увидев женщину с ребенком, крикнул командиру:
– Сэр! Препятствие! Торможу!
Нога потянулась к педали тормоза, но лейтенант приказал:
– Отставить! Это ловушка! Вперед!
Удар! Лобовое стекло мгновенно и обильно забрызгало кровью. Водитель машинально включил стеклоочистители с омывателем и сильнее нажал на педаль газа.
«Хаммер» отбросил женщину к арбе, стоявшей рядом с дувалом дома фельдшера, где она и застыла в неестественной позе, с размозженной головой, вся переломанная. Ребенок, раздавленный американским внедорожником, остался на дороге. Водители следующих за головной машиной «Хаммеров» даже не почувствовали под колесами своих автомобилей размазанного по пыли крошечного тельца маленького человечка, несколько минут назад уснувшего на руках матери. Облако пыли накрыло улицу. Колонна патруля скрылась. А из ворот дома вышел мужчина. Увидев то, что осталось от жены и сына, он с криком отчаяния упал на дорогу и начал биться головой о землю. Поняв, ЧТО произошло, к нему и погибшим бросились соседи. Вскоре улица заполнилась кричащей, воющей толпой.
Лейтенант же, как только патруль вышел за пределы кишлака, выругался:
– Черт бы побрал этих дикарей. И повернулся к водителю:
– Сбрось скорость, а то в кювет улетим!
Рядовой, выполнив приказ офицера, ударил руками о руль:
– Твою мать! Первый раз сбил человека.
– Человека? Какого человека? Я в последний момент подумал, что баба могла оказаться смертницей. Ты заметил у нее в руках сверток? Представляешь, что от нас осталось бы, если бы эта тварь несла взрывчатку? Весь патруль разнесло бы.
– Дикарка несла в руках ребенка! – сказал водитель.
– Ребенка? Не заметил!
– Я заметил. Он прямо под левое колесо попал. А может, откатился и не попал? Хотя другие машины его наверняка все равно раздавили. Эх, плохо!
Вульф повысил голос:
– Что плохо? Мы не первый раз проезжали этот гребаный кишлак. Дикари должны были привыкнуть и прятаться при нашем появлении. Они и спрятались, вот только откуда эта стерва взялась? Но черт с ней и с ее выродком. Не сдох сейчас, сдох бы чуть позже, от наркоты или пули. Ты ни в чем не виноват. Мы выполняли требования инструкции и не имели права останавливаться в населенных пунктах ни при каких обстоятельствах.
– Все это так, лейтенант, только на душе плохо. Руки трясутся.
– Руки, говоришь, трясутся? А у моджахедов, что стреляют в нас, ничего не трясется. Вспомни, скольких парней мы отправили в Штаты в гробах. Вспомни, как дикари сбили вертолет с новобранцами. У того, кто стрелял из переносного зенитно-ракетного комплекса, руки не тряслись. И хватит ныть. За все, что происходит во время патрулирования района, отвечаю я. Уверен, у командования к нам претензий не будет. Подумаешь, бабу с выродком сбили. Не будет под колеса прыгать, тварь немытая.
Водитель промолчал.
В 17.47, на тринадцать минут раньше графика, колонна Вульфа въехала на территорию базы, что размещалась на южной окраине Кабула. Машины остановились у бункера дежурного по батальону. Лейтенант, приказав поставить «Хаммеры» в капониры парка боевых машин, спрыгнул на бетонную площадку.
К нему вышел дежурный по батальону:
– Ты сегодня прибыл раньше времени, Бен! Случилось что на марше?
Вульф, прикурив сигарету, спросил дежурного, командира взвода второй роты:
– Какая тебе разница, Джон?
– Как это какая? Мне в журнале возвращения машин какое время ставить? Установленное приказом, 18.00, или фактическое?
– Ставь какое хочешь, где сейчас Рэмпси?
– А где он может быть? Сидит в своем кабинете да виски жрет! Благо, все бригадное начальство укатило в посольство. Да оно нашему комбату до одного места. Рэмпси отслужил свое и скоро полетит домой. В штабе со дня на день ждут приказа об увольнении майора и назначении нового командира батальона. Кстати, поговаривают, что твой ротный может заменить Рэмпси.
Вульф бросил окурок в урну:
– Вряд ли! Хотя в Штатах мало кто стремится попасть сюда, даже на повышение. Значит, комбат у себя?
– У себя!
– Ладно, пойду на доклад к комбату! А время прибытия колонны поставь фактическое, чтобы не нажить возможных неприятностей!
– Понятно! И что у тебя произошло в ходе патрулирования?
– Бабу с ребенком мой водитель сбил. В Джангри. Но, прошу, не распространяйся об этом. Не надо!
– Какой разговор, Бен?! Ты ничего не говорил, я ничего не знаю, кроме того, что колонна лейтенанта Вульфа вернулась с марша раньше срока на 13 минут.
Лейтенант Вульф прошел в штабной модуль. И далее в отсек командира батальона майора Бобби Рэмпси.
Комбат, развалившись в кресле, сбросил ноги со стола при виде подчиненного. Взглянул на часы:
– Ты сегодня рано, Вульф! Позволь узнать, почему не соблюдаешь график?
Майор, как всегда, узнав, что его документы ушли в Пентагон и скоро он станет пенсионером, находился в состоянии опьянения. Но, надо отдать должное комбату, он мог держать себя практически в любом состоянии.
Вульф ответил:
– У нас проблемы, сэр! Головная машина мобильного патруля сбила женщину в Джангри, скорей всего, вместе с ребенком. Грудным младенцем, которого держала на руках.
– Вот как? Позволь узнать, Бен, с какой скоростью патруль проходил через кишлак?
– Пятьдесят миль в час!
– Почему превысил скорость?
– Сэр! Вы прекрасно знаете, что все патрули стараются проходить местные населенные пункты на максимальной скорости.
Майор поднялся, прикурил сигарету:
– Я знаю требования инструкции, определяющей режим движения патрулей, и там установлена скорость для прохождения населенных пунктов. Не более 30 миль в час, поэтому еще раз спрашиваю, почему ты, лейтенант Вульф, нарушил требования инструкции, результатом чего стал несчастный случай в кишлаке Джангри?
Вульф, повернувшись к стене, проговорил:
– Кроме того, что доложил, мне нечего добавить. Да, я нарушил требования инструкции, но того требовала обстановка.
– Патрулю что-то угрожало в Джангри? – спросил комбат.
– Нам везде в этом вонючем Афганистане постоянно угрожают нападения моджахедов.
– Это не ответ, лейтенант!
– Другого у меня нет! Готов понести любое наказание, вплоть до суда военного трибунала.
– Та-ак! Тебе сколько лет, Бен?
– Двадцать пять, сэр!
Майор усмехнулся:
– Заметно! А теперь слушай старого вояку. Сейчас напишешь рапорт, в котором укажешь, что колонна патруля скоростного режима при прохождении Джангри не нарушала, сбавила скорость, как и положено, до тридцати миль, так как на улице было много людей. Женщина со свертком появилась перед машиной внезапно, словно специально бросилась под колеса. Водитель в данной ситуации сделать ничего не мог. Ты же, не имея права останавливать патруль в населенных пунктах, приказал продолжить движение, увеличив скорость. Случай с женщиной ты посчитал провокацией, имеющей целью остановить патруль и обстрелять его. Никакого ребенка не видел, лишь женщину, бросившуюся под колеса со свертком в руках. Все! И не забудь позже предупредить водителя, чтобы ваши показания, в случае назначения комбригом расследования, совпадали. Но не думаю, что полковник будет устраивать серьезное разбирательство. Так, назначит комиссию для проформы, где твои действия признают правомерными, и штаб сбросит отчет об инциденте в посольство. Ну а уж там мелкие клерки отправят его в архив. Ты меня понял, сынок?
Вульф прибодрился:
– Так точно, сэр! Благодарю, сэр!
Командир батальона достал из ящика стандартный лист бумаги, положил его на стол совещаний:
– Садись и пиши, что сказано. А я, пожалуй, выпью немного. Что-то душно сегодня. Наверное, опять «афганец» налетит. Эти песчаные бури уже достали. Все закрыто, вентиляция отсека осуществляется через кондиционер, а как пройдет буря, на столе пыли с палец толщиной. Быстрее бы свалить отсюда.
– Говорят, вас уже скоро в Штаты отправят!
– Ты пиши рапорт, а не размышляй о том, какие слухи бродят в батальоне.
Лейтенант присел за стол совещаний, майор открыл холодильник, достал початую бутылку виски, налил полфужера, в два глотка выпил обжигающую, ароматную, темную жидкость. Выдохнул воздух:
– Хорошо! Что бы мы здесь без виски делали?!
Неожиданно зазвонил телефон внутренней связи. Комбат поднял трубку:
– Майор Рэмпси!
Послышался голос дежурного офицера:
– Лейтенант Грегори, сэр!
– Я понял! Что у тебя?
– Только что звонили из посольства, просили, чтобы вы срочно связались… минуту, я записал… вот… с неким Брайтоном.
Майор бросил трубку на рычаги старого аппарата. Лейтенант спросил:
– Кто-то интересуется подробностями случая в Джангри?
– Пока не знаю. Звонили из посольства. Просили связаться с ними!
– Дикари подняли шум?
– Возможно! Но ты не отвлекайся.
– Да, сэр!
Комбат включил специальную радиостанцию:
– Посольство?
Ему ответил милый женский голос:
– Да, сэр, посольство Соединенных Штатов Америки в Афганистане.
– Соедините-ка меня с неким господином Брайтоном!
– Представьтесь, пожалуйста!
– Командир N-ского пехотного батальона, майор Рэмпси, мне звонили от вас, просили связаться с этим Брайтоном, кстати, если не секрет, кто он по должности?
– Никакого секрета, сэр! Но представится господин Брайтон сам, если посчитает нужным сделать это. Извините. Соединяю.
Комбат ждал около минуты, затем ему ответил хрипловатый голос:
– Майор Рэмпси?
– Да, сэр! Не имею чести знать, какую должность занимаете вы?
– Я секретарь посольства.
– Слушаю вас, господин секретарь.
– Нам недавно сообщили из МИД Афганистана, что одна из машин вашего мобильного патруля в кишлаке Джангри сбила женщину с ребенком. На месте по факту происшествия разберется командир бригады, который уже выехал на базу, а вас попрошу представить собственный отчет в посольство вместе с рапортом начальника патруля.
Комбат спросил:
– И давно воинские подразделения и части армии подчинили представителям дипломатического ведомства?
В голосе секретаря прозвучало раздражение:
– Господин Рэмпси, не надо сарказма и ненужных вопросов, а также не следует искать себе неприятностей. Пока я попросил вас представить в посольство отчет с рапортом, не заставляйте меня делать то, что вам крайне невыгодно: а именно, обращаться к вашему армейскому начальству. В любом случае мы получим то, что нам надо.
– Так получайте! Я офицер и обязан выполнять приказы только вышестоящего командования. Вы для меня не командование. Я ясно изложил свою позицию?
– Да, вы ясно изложили свое желание заиметь проблемы. До свидания, господин Рэмпси!
– До свидания, господин секретарь!
Комбат отключил станцию:
– Вот крыса канцелярская. Отчет ему подавай! Терпеть не могу этих штатских недоносков. Ты прослужи с мое, повоюй за интересы страны, а потом командуй! В кабинетах они все герои, а пришли сюда на базу – так уже по дороге наделают полные штаны. – Он повернулся к лейтенанту: – Ну что, закончил?
Лейтенант поднялся:
– Так точно, сэр!
– Давай сюда рапорт. А сам иди и поговори с водителем, а также с теми солдатами, кто видел наезд. И чтобы все говорили одно и то же!
Лейтенант, развернувшись, вышел из отсека, а майор присел в кресло, прикурил очередную сигарету. В дверь постучали.
– Ну кто там? – крикнул Рэмпси. – Заходи!
Вошел начальник штаба, капитан Джон Стоун. Он был недавно назначен на должность заместителя командира отдельного батальона переводом из учебного центра в Колорадо и еще не обвыкся в Афганистане.
– Сэр, вызывали?
– Скажи мне, кто у нас завтра выходит в патруль по третьему маршруту?
Начальник штаба, не задумываясь, ответил:
– Взвод лейтенанта Донвея.
– Донвея! Брюс – опытный офицер. Ты вот что, капитан, прямо сейчас измени третий маршрут и на инструктаже доведи изменения до Донвея.
– В смысле, изменить?
– Ты что, не слышал, что сегодня «Хаммер» Вульфа сбил в Джангри женщину с ребенком?
– Нет! А… как это произошло?
Рэмпси кивнул на рапорт лейтенанта:
– Вон, исписанный лист бумаги, ознакомься.
Капитан внимательно прочитал содержание рапорта Вульфа, по сути, продиктованного самим комбатом. Положил документ на место.
– В общем, – сказал Рэмпси, – ты должен изменить третий маршрут так, чтобы с завтрашнего дня патрули обходили Джангри и шли к базе через соседний кишлак Багихель. Пока дикари в Джангри не успокоятся. Или пока мы не успокоим их. Задача ясна?
Начальник штаба кивнул:
– Так точно, сэр! Разрешите выполнять?
– Выполняй!
Стоун покинул штабной отсек. Комбату можно было идти в свой модуль, на отдых, но Рэмпси знал, по приезде на базу командира бригады оповещенный о случившемся непременно свяжется с ним. Так уж лучше дождаться сеанса связи в штабе, нежели дома, расслабившимся.
Только он подумал об этом, как раздался звонок телефона внутренней связи. Комбат ответил:
– Майор Рэмпси!
– Дежурный по батальону, сэр! В расположение части прибыл командир бригады. Он поехал к вам, в штаб!
– Какое настроение у комбрига?
– Да вроде нормальное! Спросил о вас спокойно, до этого поинтересовался, как служба. Посмотрел журнал выхода и возвращения патрулей. Но мельком. Пожелал удачи и приказал водителю ехать в штаб. Охрана осталась у внешнего контрольно-пропускного пункта!
Рэмпси положил трубку на телефонный аппарат, и в это время в отсек вошел командир бригады полковник Эдвард Фрин. Прошел к журнальному столику, упал в одно из кресел. Попросил:
– Бобби, налей-ка мне виски, день выдался какой-то бешеный. Да еще эта жара!
Полковник обращался к подчиненному столь фамильярно потому, что они вместе оканчивали военное училище, служили взводными в одной роте. Год. После чего жизнь разбросала друзей по разным гарнизонам и странам, и вот вновь свела вместе в Афганистане. К этому времени Фрин, будучи полковником, ожидал присвоения генеральского звания. Должность командира бригады позволяла это, а майор Рэмпси, застряв на батальоне, готовился выйти в отставку. Впрочем различия в должности, званиях, положениях никак не влияли на сохранившиеся с юности дружеские отношения офицеров. Во внеслужебной, естественной обстановке.
Комбат прошел к холодильнику, достал бутылку, налил в фужер виски и, передав его комбригу, проговорил:
– Да, здесь покруче Ирака. К тому же эти пыльные бури достали.
Отпив глоток, полковник сказал:
– Скоро «афганец» снова накроет базу. И так почти каждый божий день. Но черт с жарой, ты мне доложи, как твой патруль сбил в Джангри женщину с ребенком.
Рэмпси передал полковнику рапорт Вульфа.
Фрин поморщился:
– Объясни так. От докладных, рапортов, служебных записок и прочей макулатуры меня уже тошнит.
Майор рассказал комбригу версию происшествия, изложенную в рапорте.
Выслушав подчиненного и друга, а заодно и долив в фужер виски, полковник произнес:
– Значит, патруль соблюдал режим движения, установленный для населенных пунктов?
– Лейтенанту, хочешь не хочешь, пришлось снизить скорость, так как на улице кишлака было много афганцев.
– Снизить, говоришь?
– Это он говорил и в рапорте указал!
– Соврал твой лейтенант, Бобби!
– У тебя есть основания подозревать Вульфа во лжи?
Полковник вздохнул:
– Я, Бобби, видел фотографии, сделанные на месте происшествия и весьма оперативно переданные в наше посольство. Так вот, по ним и без экспертизы и дознания видно, что «Хаммеры» патруля шли по кишлаку со скоростью миль шестьдесят. Труп афганки обезображен так, будто ее дорожным катком переехали, и отлетела она от колеи к дувалу, о ребенке и не говорю, от него в буквальном смысле мокрое место осталось. Так что лжет твой лейтенант, Бобби, и это очень просто доказать!
– А как объяснить то, что дикарка с ребенком выскочила на дорогу непосредственно перед колонной, когда при всем желании водитель был не в состоянии избежать столкновения с ней? Она не могла не видеть приближение наших машин. И все же вышла на дорогу.
Фрин поднял вверх указательный палец правой руки:
– Вот! Это единственный момент, который позволяет снять вину с водителя и начальника патруля. Мы отмажем лейтенанта, но ответь, почему он решил увеличить, а не снизить скорость при прохождении населенного пункта? Наверняка ты спрашивал его об этом?!
– А ты сам не догадываешься, почему?
– Нет, Бобби.
– Да потому, что нас ненавидят в этой проклятой стране! Потому, что патрули обстреливают. За нами охотятся, как за зайцами. Тебе прекрасно известно, что в Кабуле и близлежащих кишлаках орудуют как минимум две банды моджахедов. Одна, состоящая из пуштунов, другая – из белуджей. И цель у этих банд одна – убивать нас. Просто отстреливать, как бешеных псов. Мы не можем выйти за пределы базы. Нас повсюду здесь ждет смерть. Каждый выход на патрулирование для молодых офицеров – как восхождение на плаху. Вот они и нервничают. Им жить хочется, Эдвард, и вернуться домой. И, если честно, я не понимаю, за каким чертом мы вообще пришли сюда! Мало Ирака? Там коалиция облажалась по полной программе, и здесь нас ждет то же самое. Талибы уже заняли всю южную часть Афганистана. Они выдавливают нас на север. И, заметь, мы отходим, оставляем позиции и отходим. Почему? Потому, что не можем остановить этих фанатиков. Или я не прав, Эдди?
Командир бригады ответил:
– Ты не должен так говорить, Бобби! Не хватало еще, чтобы среди командиров частей началась истерия и паника.
– Я не понимаю, Эдди! Я объясняю тебе, почему мой лейтенант превысил скорость в Джангри. И высказал свое мнение по отношению к тому, в какое дерьмо нас в очередной раз засунуло родное правительство, трубя по всему свету о том, что мы успешно помогаем дикарям стать цивилизованными людьми и добиться торжества демократии. Так кто больше врет? Мой лейтенант или те, кто протирает штаны в Пентагоне и Белом доме?
Полковник повысил голос:
– Прекрати, Бобби! Не забывай: ты еще на службе, а не дома на пенсии и обсуждать приказы командования не имеешь права.
– Правильно! Я имею здесь одно право – сдохнуть во имя Великой Америки. Или стать инвалидом, увешанным побрякушками, на которые не скупятся наши начальники. Но ты прав, действительно меня что-то повело не туда, куда надо. Закроем эту тему. По поводу же действий мобильного патруля, считаю, что он не виновен в смерти женщины и ее ребенка. Мне тут из посольства некий Брайтон звонил.
Командир бригады кивнул:
– Я в курсе. Это секретарь посольства.
– Он попросил представить отчет о происшествии в Джангри с рапортом начальника патруля.
Фрин, усмехнувшись, прервал майора:
– И ты, конечно, послал в задницу канцелярскую крысу!
– Нет, а следовало бы! Я ответил, что не подчинен клеркам из дипломатического ведомства. Брайтон пообещал мне создать проблемы. Но ты знаешь, мне уже на все плевать. И никаких отчетов в посольство я представлять не буду. Тебе как непосредственному начальнику без вопросов – хоть отчет, хоть рапорт, хоть объяснительную. Брайтону же ничего представлять не буду.
– Не заводись! Отчет в посольство составит штаб бригады на основании рапорта Вульфа, и я сам передам его послу. От тебя требуется немногое – характеристика на лейтенанта. Она завтра с утра должна лежать у меня на столе. Это понятно?
– Так точно, сэр! Будет вам характеристика.
– Вот и хорошо! – Полковник поднялся, прошелся по отсеку. У сейфа повернулся к комбату: – Знаешь, Бобби, что меня больше всего удивляет в Афганистане?
– Не знаю!
– То, что мы, американцы, носа высунуть не можем с базы без риска заполучить пулю снайпера – в этом ты совершенно прав. А сотрудники русского посольства свободно разгуливают по Кабулу. Без оружия и без сопровождения. А ведь они девять лет воевали здесь. И действовали жестко, особо не церемонясь с душманами. Всю территорию контролировали. И кишлаки бомбили, банды валили подчистую. Но афганцы почему-то относятся к ним дружелюбно. Даже те, кто в восьмидесятые противостоял им. Мне недавно рассказали, что в Кабул из России прилетала группа бывших военных, которые воевали здесь. Прилетала по приглашению кого бы ты думал? Полевых командиров, которые в свое время яростно сражались с Советской армией. Тогда русские были для них гяурами, а сейчас стали друзьями – шурави, мать их. Вместе по местам боев ездили – и везде их принимали как самых дорогих гостей. Удивительно! И для меня совершенно непонятно. Представь, что произошло бы, выйди мы с тобой в город. Назад не вернулись бы. А русских не трогают; более того, по данным разведки, подавляющее большинство племен предпочли бы присутствие в стране российского контингента, а не нашей коалиции.
– А я ничего в этом удивительного не вижу, – ответил майор, – русские умеют воевать – и воевать хорошо. На Востоке это ценится. Воин достоин уважения, даже если он враг. Русские – воины, вот к ним афганцы и относятся подобающим образом. Особенно тогда, когда война осталась позади. Мы же занимаемся непонятно чем. Вот ты, как командир бригады, без пяти минут генерал, скажи, какую цель преследуют на данном этапе наши войска? Какого черта мы ежедневно высылаем патрули на объезд территории, прилегающей к базе? Каков смысл в этом патрулировании?
Полковник подошел к другу:
– Тебе, Бобби, отвечу: мы действительно по уши увязли в дерьме. Введение войск в Афганистан считаю ошибкой политиков. Но влезть в дерьмо легко, а вот выбраться из него сложно, если вообще возможно. В Белом доме забыли Вьетнам и вновь наступили на те же грабли. Насколько мне известно, сейчас в администрации лихорадочно ищут выход из сложившейся ситуации. И, судя по всему, не находят. Вывести войска значит опозориться перед всем мировым сообществом. Продолжать оставаться – неминуемо и в ближайшем времени столкнуться с талибами. И чем закончится это столкновение – не знает никто. Не уверен, что мы сможем разгромить их орды. И тогда наступит крах. Сейчас одна надежда на предстоящие выборы, на то, что новый президент примет правильное решение и, сохранив лицо, уберет войска из Афганистана, а возможно – и из Ирака.
Рэмпси проговорил:
– Или решит одним ракетным ударом стереть с лица земли юг этого чертова Афганистана.
– Или так, – кивнул полковник.
– Хорошо, что я уберусь отсюда раньше, – сказал майор. – Если, конечно, доживу до этого дня.
Фрин улыбнулся:
– Доживешь, Бобби! Главное – не высовывайся с базы и не порть отношения с начальством. И все будет о’кей!
– Постараюсь!
– Завидуя я тебе, Боб! Приедешь домой, к жене, в небольшой, уютный дом, где не надо будет вскакивать по сигналу тревоги, выходить в рейды, рискуя потерять голову, спать в этих модулях, изнывать от жары, видеть морды ненавидящих тебя дикарей! Завидую!
– Так подай рапорт об отставке! Положенный срок ты отслужил, пенсию заработал. Какие проблемы? Но ты не сделаешь этого, Эдди! Ты хочешь стать генералом. И ты станешь им, если выживешь в этой дурацкой войне, чего я тебе искренне желаю! А я вернусь домой майором, мне генеральские, да и никакие звезды и чины, не нужны. Вот только насчет жены ты не угадал.
– В смысле? А Лора?
Комбат невесело усмехнулся:
– Лора! Лоры, Эдди, больше нет!
Фрин уставился на друга:
– Как это нет? Она… она…
Рэмпси прервал полковника:
– Да нет, ты не о том подумал. Лора жива, здорова и, наверное, счастлива.
– Подожди-подожди, так вы что, расстались?
– Расстались. Не стала дорогая супруга ждать своего солдата с войны. Впрочем, она всегда мечтала о жизни богатой, беспечной. И когда подвернулся случай, воспользовалась им!
– О чем ты говоришь, Боб?
– В общем, Эдди, жена на вечеринке в своей фирме познакомилась с одним стареньким, но очень богатым джентльменом, владельцем этой самой фирмы. Одной из многих. Ну и вскружила голову почтенному бизнесмену. Да так, что тот уже на следующий день сделал ей предложение. Лора, естественно, согласилась. Глупо бы было упускать такой шанс. Короче, сейчас она живет с ним в Канаде. Прислала письмо, в котором запросила согласие на развод. Я ответил, что согласен, а формально развод оформим, как только вернусь в Штаты. Думаю, больше я Лору не увижу. Наверняка бракоразводным процессом будут заниматься адвокаты набитого долларами похотливого старикана. Вот так, Эдди! Нет у меня больше жены!
– Вот это новость! – произнес полковник. – Но как она могла так поступить с тобой?
– Как видишь, очень даже просто! Но это даже к лучшему. Я уже отвык от семейной жизни. Детей у нас нет, а значит, нет и никаких обязательств. Признаться, еще до ее письма я иногда подумывал, что надо бы расстаться с Лорой.
– Но ты ведь любил ее?!
– Вот именно, что любил! Раньше, когда еще верил в любовь, в верность и прочую ерунду. Сейчас я уже не тот романтический юноша. Я стал другим. Мне не нужна жена. Хочу жить один. Пить, гулять, трахать проституток, благо, в моем городке в них недостатка нет. Я хочу забыть о войне, Эдди! И прожить остаток дней своих в разгуле и разврате. Взять все, что смогу и успею! Так для чего мне жена? Сейчас я даже благодарен Лоре за то, что она решила уйти, освободив от оков брака и себя, и меня! Наверное, ты не поймешь этого, что, в принципе, не важно. Важно другое. Дождаться того дня, когда борт перебросит меня в Штаты. Ну а уж там… там все будет так, как захочу. И никто не сможет помешать мне. Никто!
Фрин покачал головой:
– Сломала тебя война, Боб! А тут еще измена жены. И не говори ничего. Мне запудрить мозги ты можешь, себе – нет. Так что не надо слов. Я не осуждаю тебя, и ты вправе распоряжаться своей жизнью, как захочешь, только помни, если что, ты всегда можешь рассчитывать на меня.
– Я это знаю, Эдди, спасибо!
– Да не за что. Но пока ты не уволен, прошу, держись.
– Не волнуйся, полковник. Завтра представлю характеристику на Вульфа. В 9:00 она будет у тебя в кабинете. И еще, докладываю ввиду изменившейся после случая в Джангри обстановки я решил внести изменения в маршрут патрулей. С завтрашнего дня они будут обходить Джангри через Багихель.
– Разумно! Я утверждаю твое решение. Об усилении мобильных групп не думал?
– Считаю, в этом нет никакой необходимости. Взвод вполне в состоянии решать те задачи, что ставятся перед мобильным патрулем.
– О’кей, Боб, мне пора в штаб. Там еще часа на два работы!
– А я буду отдыхать!
Комбриг вышел из отсека командира батальона, покинул модуль.
