Александр Тамоников
Циклон с востока
– Покажите на карте, где найден человек и где находится место приземления, – попросил Буторин.
Вернувшись в кабинет Крапивина, оперативники собрались возле стола полковника. Тот, порывшись в сейфе, достал крупномасштабную карту и расстелил ее. Взяв карандаш, он стал водить им по карте.
– Вот Хабаровск. Это железная дорога на Иркутск. Вот здесь его нашли охотники. Тут их старое, еще довоенное зимовье. Парашют на дереве милиция нашла вот тут. Как видите, расстояние немаленькое, но раненый сумел проползти его. Предполагая, что зимовье может быть указано на японских картах и может оказаться местом сбора группы диверсантов после их приземления, я распорядился устроить там засаду. Командир подразделения НКВД регулярно выходит на связь по рации, но пока тишина. Незваных гостей не было.
– Они осторожны, – сказал Сосновский. – Вероятно, они поняли, что их товарища отнесло ветром далеко от места предполагаемого приземления. Может, даже предприняли попытки его розыска. Не исключено, что они уже знают о его гибели и о том, что его нашли местные. Они не придут, они постараются поскорее покинуть этот район. Если они вообще существуют.
– Вы полагаете, что этого человека сбросили одного? – Крапивин уставился на Сосновского.
– Почему бы и нет? В большой группе не было необходимости, если он всего лишь «курьер», который вез новые инструкции для резидентуры, может быть, деньги, документы, запасные батареи для рации. Мало ли…
– Но при нем ничего не нашли.
– Возможно, есть и второй парашют, и десантный контейнер, – пожал плечами Сосновский. А может быть, и нет. А этот человек – хорошо подготовленный агент, который шел к месту встречи. Бывает, что летчики ошибаются, погода подводит. Вот и приземлился далеко от места, где его ждали сообщники. А тут еще несчастье с ногами. Думаю, что вам просто повезло.
– Повезло. Несомненно. Мы могли вообще о нем не узнать, – согласился полковник. – Но я все равно распорядился отправить поисковые группы с местными проводниками на розыск возможных диверсантов. Если это все же была группа.
– Давайте поступим с вами следующим образом, – сказал Шелестов. – Мы с Борисом Михайловичем останемся в управлении и подумаем с вашими специалистами, какие наши действия сейчас важнее всего, оценим ситуацию. А Виктор с Михаилом вместе с вашими бойцами прочешут тайгу в местах вероятного приземления парашютистов. Мы можем запросить у метеорологов сводку о направлении и силе ветра в тот день?
…Буторин и Сосновский выехали на разных машинах в сопровождении автоматчиков из полка НКВД. Каждой группе прикрепили местного опытного охотника-промысловика. Снега в январе в Забайкалье выпадает очень мало, поэтому обе группы пошли без лыж. У дальнего распадка машины остановились. Буторин высунулся из кабины и помахал Сосновскому рукой.
– Миша, не лезь на рожон!
Сосновский махнул рукой и что-то крикнул, но Виктор его не расслышал. Приказав водителю двигаться, он попросил невысокого щуплого охотника, втиснувшегося в тесную кабину вместе с ним:
– Давайте слишком близко не будем подъезжать к тому району, где могли высадиться диверсанты.
– Думаешь, что они еще там, начальник? – усмехнулся охотник. – Нету их там. В тайге в такое время человеку не выжить без крыши над головой, без печки. В тайге зимой чуть ноги промочишь, и все: от внутреннего озноба не спастись, скрутит он тебя так, что зуб на зуб попадать не будет, и насмерть замерзнешь.
– Знаю, что они не будут сидеть там, где приземлились, – проворчал Буторин. – Да только они могли не все с собой забрать, когда приземлились. Могли что-то оставить в тайге, а потом вернуться за вещами. Я бы на их месте, если они спускались с грузом, так и сделал. Места дикие, людей поблизости нет, никто не увидит. То, что мы одного нашли, – чудо и удача. Но они этого могут пока не знать.
– Ну, так-то оно может быть, – согласился охотник и повернулся к шоферу. – Ты, парень, держи сейчас вдоль опушки этого леса. Ближе к деревьям держись. Там и кустарник не такой мощный, и камней поменьше. А потом, как балка покажется, ты ее слева объезжай. Да не газуй, не спеши. Наперед себя все одно не приедем.
Машина ползла по заснеженной равнине, объезжая занесенные снегом низинки, большие камни, участки, буйно поросшие кустарником. Буторин развернул на коленях карту, сверяясь с ориентирами на местности, попытался определить положение машины и расстояние, которое им предстояло проехать. Судя по направлению ветра в день, когда были выброшены парашютисты, если только погибший был не один, диверсанты опускались северо-западнее Лосиной балки. Одного отнесло на юго-восток. Остальных тоже несло в этом направлении, но если они более опытные парашютисты, то могли справиться с ветром и приземлиться на несколько сотен метров ближе к точке выброски. Охотник, когда Буторин показал ему положение возможных диверсантов на карте, согласился.
– Тадысь нам перед балкой и надо встать, – ткнул он заскорузлым пальцем в карту. – Если ты говоришь, их ветром по небу сюда несло, а энтого аж в кедровник забросило, то до Лосиной балки им и не долететь. Значит, мы ее южнее обойдем, а потом разделимся и как расческой пройдемся километра два вот в направлении этой сопки. Ежели там следов не найдется, значит, их и нет вовсе.
Наконец машина остановилась. Спрыгнув на снег с подножки, Буторин убрал карту в планшет и приказал своим бойцам построиться у машины. И когда десять автоматчиков во главе с рыжеусым сержантом выстроились в две шеренги, Виктор заговорил, строго вглядываясь в глаза солдат:
– Сейчас мы с вами начнем прочесывание местности. Участок небольшой, и мы редкой цепью быстро пройдем его. Что искать! Следы приземления парашютистов. А это значит – многочисленные следы ног, следы волочения парашюта, обломанные ветки, следы от стаскивания за стропы парашютов с деревьев. Особо искать тайники, устроенные в сугробах или под ветвями елей. Предупреждаю всех, что в лесу могут оказаться и сами диверсанты, вернувшиеся за своим грузом. Предельная осторожность и внимательность. Огонь без толку не открывать, иначе вы можете подстрелить местного охотника, приняв его за диверсанта. И помните, диверсантов брать только живыми. Только живыми!
Цепь развернулась, выдерживая обозначенное расстояние в двадцать метров между бойцами, и двинулась, пересекая открытый участок местности к редколесью. Буторин шел вместе с охотником позади цепи. Они осматривали самые подозрительные места, которые бойцы пропускали по неопытности и невнимательности: присыпанную снегом ямку с подозрительно торчавшей из снега еловой лапой, сугроб под деревом, то ли наметенный ветром, то ли специально насыпанный человеком. Цепь шла около часа, осмотрев довольно большую территорию, когда сержант вдруг поднял руки, приказывая всем остановиться. Буторин с тревогой посмотрел на солдат и побежал вперед.
– Что здесь? Не трогать! – выпалил Виктор, видя, как сержант и двое автоматчиков подходят к большой ели с раскидистыми пышными лапами.
Он подбежал к дереву первым и отстранил бойцов. Так и есть, под тяжелыми мощными лапами старой ели было что-то спрятано, и вблизи была хорошо видна белая парашютная ткань. Странно, что бойцы смогли разглядеть ее с расстояния почти в десять метров. Но подошедший к Буторину сержант пояснил:
– Снег сбит с нижних ветвей. Ладно, думаю, зверь мог сбить, лоси, олени. А тут следы увидел. И следы-то человеческие. И не от валенок охотников, а от обуви с каблуками. Значит, сапоги, утепленные, но все же сапоги. Ну а потом уж и парашюты увидел.
– Молодец, – похвалил оперативник. – Глазастый, соображаешь хорошо. Но осторожности в тебе маловато, сержант. Ты же чуть не подорвался! Смотри, под лапу ели проволочка заведена. Отвел бы ты ее в сторону или приподнял бы – и каюк тебе. Наверняка тут граната или мина. Отведи всех на расстояние пятидесяти метров.
– Может не стоит, товарищ майор, – предложил сержант. – Зачем рисковать? Давайте привяжем бечевку и рванем все это хозяйство.
– Эх ты, а еще чекист, боец НКВД, – усмехнулся Буторин. – Это же имущество диверсионной группы. Там могут быть документы, которые группа привезла иностранным агентам. Документы могут быть с фотографиями, личными данными, а не просто чистые бланки. Там могут оказаться какие-то вещи, которые могут помочь изобличить предателей, которые этой группе содействуют. Все это необходимо осмотреть, изучить и использовать, если будет хоть малейшая возможность. А ты «рвануть»! Нельзя ни рвать, ни убивать диверсантов. Такая наша работа – собой рисковать, но брать живьем и со всем имуществом! Понял меня, сержант?
– Так точно, – кивнул рыжеусый боец и, повернувшись к своим бойцам, стал командовать: – Кругом! На сто шагов бегом марш! Быстро, быстро! Ложись!
Убедившись, что все отошли на безопасное расстояние, Буторин принялся осматривать «подарок», оставленный диверсантами. В том, что это были они, он не сомневался. Ясно, что парашют тут не один. Несколько куполов свернуты небрежно, опутаны стропами. Место для того, чтобы спрятать тут имущество, выбрано хорошо. Огромное дерево, широченные лапы нижних ветвей лежат почти на земле. Под этими лапами старой ели могут запросто спрятаться человек шесть. Буторин осмотрелся по сторонам, поднял голову, глядя на деревья. Да, приземлялись они вон на том открытом безлесном участке. Ребята действительно опытные, управлять парашютами умеют. Странно, что одного из них унесло так далеко. Да и здесь не обошлось без неприятностей. Вон на том дереве повис парашютист. Стягивали парашют и сломали три больших ветки.
Буторин внимательно осмотрел снег, еловые ветки в нижней части дерева и снег на парашюте. Снег был не везде, и возникало ощущение, что его умышленно набросали в двух местах, как раз там, где виднелась тонкая стальная проволока. Вытащив из ножен финку, оперативник начал очень осторожно, миллиметр за миллиметром отгребать снег в том месте, где в нем утопала проволока. Через минуту кончик ножа коснулся металла. Положив нож, Буторин стал дышать на руки, пытаясь хоть немного согреть их, чтобы пальцы не теряли чувствительности. Нельзя напортачить, когда такая удача, когда нашелся схрон диверсантов на месте приземления.
Отогрев руки, Буторин снова стал разгребать снег, обнажая корпус гранаты. Это оказалась обычная советская ручная граната Ф-1 еще со старым довоенным запалом системы Ковешникова. Что, у японцев не нашлось современных гранат Красной армии? Кажется, с 42-го или 43-го года гранаты выпускались с унифицированным запалом УЗРГ. Значит, можно предположить, что диверсанты вооружены советским оружием. Резонно. И патроны к советскому оружию найти на советской территории легче.
Снег был рыхлый, морозный, и счищать его было легко. Хорошо, что не было в последнее время оттепелей, а то бы проволока и граната вмерзли бы в снег и тогда с ними ничего нельзя было сделать. Когда корпус гранаты полностью освободился от снега, внутри у Буторина все похолодело: усики чеки, удерживающей предохранительную скобу, были разогнуты полностью и наполовину выдвинуты. Малейшее движение проволоки, самое слабое натяжение, и чека выскочила бы. Схватить и отбросить гранату не получится, она примотана бечевкой к стропе парашюта. Отбежать за 3–4 секунды в сторону от гранаты на расстояние больше радиуса поражения удастся, но не факт.
Стараясь не шевелиться, Буторин снова стал дышать на руки, согревая их. Затем он осторожно протянул руки и одной рукой взялся за корпус гранаты, второй прижал чеку пальцами в том месте, где находилось кольцо запала. Медленно он вдавил усики назад в отверстие. Теперь он держал гранату правой рукой, удерживая чеку в отверстии запала. Взяв левой рукой нож, он просунул лезвие между усиками и отвел один из них в одну сторону, второй в другую. Все, граната обезврежена.
Других проволочек, кажется, нет. Если еще какой-то сюрприз есть под парашютами, то его не найти, как ни старайся. Вряд ли там есть еще граната или мина, но рисковать без всякого смысла не хотелось. Отрезав приличный кусок стропы, Буторин стал отходить назад, отпуская стропу. Длины хватило почти на десять метров. Бойцы напряженно смотрели на его действия и не поднимались. На всякий случай подав команду всем лежать, Буторин лег сам и стал тянуть стропу на себя. Из-под дерева пополз один парашют, он зацепился за что-то, вся белая гора имущества диверсантов колыхнулась, потом парашют пополз легче. Ну, кажется, сюрпризов нет!
Через несколько минут он вместе с бойцами вытащил из-под дерева пять парашютов. При ближайшем рассмотрении у одного из них было крепление для груза. Значит, был еще и мягкий десантный контейнер. Четверо диверсантов ушли в неизвестном направлении. За сутки они могли уйти очень далеко, а при определенной сноровке заскочить на товарный состав и уехать на несколько десятков или сотен километров от этого места.
Глава 2
Сняв полушубок, полковник Крапивин расправил гимнастерку под ремнями и решительным шагом подошел к своему столу. Вся группа Шелестова была в сборе. Буторин приехал вместе с полковником последним и теперь с готовностью помогал секретарю разливать горячий свежезаваренный чай по большим бокалам.
– Вот, спасибо, Зинаида, – похвалил Крапивин девушку. – Ты молодец. И о чашках побеспокоилась.
– Сейчас Леша бутербродов принесет, Илья Валерьевич, – улыбнулась секретарь. – Вы ж и не обедали!
Оперативники взялись за бокалы и стали с наслаждением пить горячий чай. Крапивин отодвинул свою чашку в сторону и расстелил на столе карту района приземления диверсантов. Шелестов, держа в руке бокал, подошел к полковнику и посмотрел на карту.
– Место приземления погибшего диверсанта мы осмотрели, – сказал он, постучав пальцем по соответствующему участку карты. – Там действительно нет больше никаких следов. Бедолага сам выпутывался из создавшейся ситуации, но увы. Он умудрился зацепиться куполом парашюта чуть ли не за самое высокое дерево в округе. И когда сорвался вниз, переломал себе ноги. Тут все понятно. А вот с остальной частью группы у нас проблема, товарищи.
– Да, судя по парашютам, они тоже забрасывались японцами, – согласился Крапивин – Есть основания полагать, что эти четверо и погибший пятый – были членами одной группы. И по направлению ветра в тот день он вполне мог быть отнесен туда, где мы нашли парашют. Наличие грузового парашюта говорит нам о том, что у группы были серьезные намерения. Придется крепко подумать, где и как их искать. Ориентировки мы разослали, оповестили всех, кого могли, в том числе и штаб Дальневосточного фронта.
– За сутки они могли уйти далеко, – вставил Буторин. – Но я думаю, что они, отойдя от места высадки, уехали. Блокировать район мы можем за несколько часов силами местной милиции, охотников, подвижными группами бойцов войсковых частей. Полагаю, что диверсанты это понимают и сразу имели планы, как и в каком направлении уехать.
– За несколько часов диверсанты могли дойти до железной дороги, – согласился Крапивин. – А это значит, что теоретически у них была возможность на тех участках, где составы снижают скорость, сесть на любой товарняк и уехать на север в сторону Комсомольска-на-Амуре или в сторону Владивостока в южном направлении.
– Увы, да, – сказал Шелестов. – В данной ситуации, когда группа ушла у нас из-под самого носа, в ситуации, когда мы понимаем, что это могла быть не единственная диверсионная группа, заброшенная милитаристами на нашу территорию на Дальнем Востоке, выход у нас один – действовать на опережение, а не ждать, когда какая-то вражеская разведывательно-диверсионная группа проявит себя. Мы должны их ждать в тех местах, где они могут появиться. С магистралями мы решили? Так, Илья Валерьевич?
– Совершенно верно, – ответил Крапивин. – Имеющимися у нас в регионе силами мы усилили охрану мостов, тоннелей, усиленно патрулируются шоссейные дороги и железнодорожные магистрали. Так же патрулируются линии электропередачи и телефонно-телеграфной связи. Но мы с вами должны исходить из того, что немцы знают, что советская разведка располагает сведениями о том, что Япония не готова к нападению на СССР. И поэтому часть боеспособных, полностью укомплектованных дивизий советское командование перебрасывает с Дальнего Востока на фронт. Немецкая армия потеряла наступательную инициативу после Сталинграда и Курской дуги. Под Курском вермахт понес невосполнимые потери в танках и самолетах. Берлин всеми силами пытается остановить отправку советских боеспособных войск с Дальнего Востока на советско-германский фронт, не желая, чтобы мы увеличили наши силы. Комиссар Платов предполагает, что, возможно, немецкая разведка решила совершить ряд диверсий, которые заставят советское командование остановить переброску, заставят поверить, что нападение Японии на СССР вот-вот произойдет.
– Вот именно, – согласился Шелестов. – Перед отправкой сюда мы получили от Петра Анатольевича такие же инструкции. Целями диверсионных групп могут быть только очень серьезные объекты, повреждение или уничтожение которых может иметь стратегически важные последствия. Устраивать диверсии на железной дороге, на нефтепроводах или линиях электропередачи враг не будет. После каждой такой диверсии органы НКВД и милиции, как правило, находят диверсантов. А повреждения ликвидируются в течение суток, максимум трех. Враг будет стараться нанести такой урон советским стратегическим объектам на Дальнем Востоке, который реально будет граничить с катастрофой, тем более при угрозе начала войны с Японией и нападения Квантунской армии. Без дизельного топлива и бензина, без патронов, без обеспеченного электроэнергией производства оборона долго не выдержит.
– Они будут бить по тем объектам, угроза уничтожения или сильного повреждения которых реально должна нас испугать, – согласился Буторин. – Именно при угрозе одновременного нападения японцев на Советский Союз.
– Вот наш список, – Коган протянул лист бумаги.
– Да, мы составили список на основе анализа промышленности и инфраструктуры региона, – добавил Шелестов, беря лист бумаги. – И вот что у нас получилось: один тоннель и три железнодорожных моста (они отмечены на карте). Если их уничтожить или вывести из строя сроком хотя бы на пару недель, то это лишит нас в случае начала войны возможности маневрировать частями и соединениями, доставлять боеприпасы, подкрепления, топливо и другие военные грузы. Есть еще несколько важных объектов, интересных для диверсантов. Например, взрыв Артемовской ГРЭС оставит без электричества Владивосток, базы и Артемовское месторождение по добыче угля. Следующий объект: хабаровский завод № 83 имени Горького, выпускающий бомбардировщики и транспортные самолеты. Оружейный завод в поселке Тетюши, выпускающий, как нам сказали ваши товарищи, в огромных количествах боеприпасы. А еще в регионе есть Хабаровский нефтеперерабатывающий завод и нефтеперерабатывающий завод в Комсомольске-на-Амуре. Диверсия на каждом из этих предприятий и объектов нанесет огромный урон вновь созданному Дальневосточному фронту, противостоящему 700-тысячной Квантунской группировке японцев.
– Все это, конечно, правильно, – заговорил Сосновский, крутивший в руках карандаш. – Но нам нужно подумать и о другом. Подойти к ситуации с другого бока. Группы есть, одну мы засекли, но где она, пока неизвестно. Наверняка есть и другие или будут. Можно их ждать в тех местах, где они будут совершать диверсии, и взять, так сказать, с поличным. Безусловно, согласен. Но ни одна группа, учитывая масштабность и серьезность задачи, не пойдет через границу, не будет сброшена с самолета с необходимым количеством взрывчатки. Чтобы взорвать машинный зал или существенно повредить плотину, нужны не килограммы и не десятки килограммов взрывчатки. Речь идет о тоннах. Тем более если взрывы планируются на разных объектах. И они ее где-то должны взять. Это первое. Второе, товарищи! Чтобы взорвать современное предприятие, сложное в инженерном отношении сооружение, нужны знания. Я не думаю, что к нам в Советский Союз будут забрасывать группы инженеров и технарей разного рода. Нет, диверсанты будут искать и вербовать сообщников на конкретных предприятиях и объектах. Искать тех, кто подскажет, где лучше всего и сколько подложить взрывчатки, чтобы нанести максимальный урон технике, оборудованию. Там нужны будут инженерные решения.
– Совершенно верно, Михаил, – соглашаясь, кивнул Шелестов. – Во-первых, полная секретность. Подобные угрозы обычно приводят к панике и даже трагедиям, когда стрелять начинают во всех, даже своих. Во-вторых, паника на руку диверсантам. Ответственные за безопасность сотрудники станут хвататься сразу за все и реагировать на каждый чих. И в таких условиях легче совершить задуманное. Так что нам предстоит успевать сразу и везде. А для этого придется разделиться. Значит, мы с вами поступим следующим образом…
В небо поднимался столб пара. Там, за стеной станции, в машинном зале гудели и бились турбины, вырабатывая электроэнергию. Лидия Храмова шла по нижнему ярусу наружной технической галереи. Даже сквозь толщу бетона ощущался рокот мощных турбин. Девушка шла, придерживаясь рукой в толстой рукавице за ограждение и прикрывая лицо краем платка. Густой туман, поднимавшийся над водой, колол лицо ледяными иголками.
Дойдя до середины галереи, девушка оглянулась. Что за чудеса? Где же Федор Арсеньевич? Там его из главка к телефону требуют, а тут не дозваться. Неужели прошел всю галерею и ушел в машинный зал через другую дверь там, в конце? Храмова кинулась вперед, оскальзываясь на мокром обледеневшем бетоне. Дело-то важное. Главный инженер в отъезде, а Филиппов за него остался. Почему она вдруг бросила взгляд вниз, Лидия потом не смогла объяснить. То ли померещилось что-то, то ли сердце подсказало. А ведь она неравнодушна была к заместителю главного инженера. Федор Арсеньевич слыл красавцем у них на ГРЭС, многие женщины и девушки засматривались на него и тайком вздыхали. Высокий, стройный, с кудрявым чубом, почти как у казаков, строгие красивые усы и темные выразительные глаза, которые могли смотреть то насмешливо, то строго и гневно, а то и удивительно ласково. И таяли женские сердца от таких взглядов. Может быть, и сердце подсказало ей в тот момент бросить взгляд на нижний ярус.
Филиппов лежал на боку, неестественно разбросав руки. Под головой расплывалось пятно крови. Лидия задохнулась от испуга и не могла вымолвить ни слова, только жарко дышала, прикрывая рот рукавицей. И только когда до нее стала доходить реальность происходящего, весь ужас, она закричала и бросилась назад в машинный зал, где была дежурная смена, где были люди. И, даже забежав в помещение, Храмова не сразу смогла выдавить из себя слова. Но по лицу девушки было понятно, что случилась беда, что произошло что-то страшное.
Сосновский на легкомоторном «У-2» прибыл на военный аэродром «Вторая речка» Владивостока, где его уже ждала машина. Меньше чем за час машина доставила оперативника на Артемовскую ГРЭС. Следователь и судмедэксперт были еще на месте, они заканчивали писать протоколы. Тело, накрытое простыней, лежало здесь же, у двери машинного зала. Предъявив удостоверение так, чтобы этого не видели сотрудники ГРЭС, Михаил негромко сказал:
– Предупреждаю, о том, что к этому делу имеется интерес НКВД, потому никому ни слова. Ваше начальство в районном отделе милиции об этом уже предупреждено. И от него вы получите соответствующий инструктаж. А сейчас давайте коротко и самое главное. Что и как случилось.
Следователь – немолодой лысеющий мужчина в очках с толстыми стеклами, откашлялся и стал говорить, тоже не повышая голоса.
– Тело обнаружила технолог Храмова, когда пошла звать погибшего к телефону. Она увидела, что он лежит на нижней наружной технической галерее и под его телом кровь. Сообщила начальнику дежурной смены. Тот с двумя рабочими спустился и не обнаружил признаков жизни у Филиппова. Вызвали милицию. А дальше слово вон медицине, – кивнул следователь на молодую румяную круглолицую женщину.
– По результатам предварительного осмотра могу предположить, – продолжила судмедэксперт, – что смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы. Повреждение кожных покровов и черепа предварительно соответствуют поверхности, на которую упал человек. Очевидно, что он упал с верхней галереи на нижнюю. Могу еще предположить, что у него с правой стороны сломаны два или три ребра, ключица, а также имеется открытый перелом правой лучевой кости. Такие повреждения являются результатами возможного падения с высоты и ударов об ограждение галереи.
– Сомнения есть? – спросил Сосновский, переводя взгляд с лица медика на лицо следователя и назад.
– Подробнее покажет вскрытие, – пожала плечами женщина. – Повреждений много, какие из них могли быть нанесены другим человеком, пока сказать сложно. Это я к тому, если вы предположите убийство.
– У меня пока тоже маловато фактов, чтобы делать выводы, – согласился следователь. – Но если говорить чисто теоретически и исходить из моего многолетнего опыта, то инсценировка несчастного случая – самое удобное и часто применяемое злоумышленниками действие. Если кто-то хотел убить Филиппова, то мог бы найти и более простой способ, не такой, чтобы у всех на глазах. Ведь кто-то мог увидеть его на галерее вместе с заместителем главного инженера. Но и с другой стороны, какого черта Филиппов стал бы падать вниз, зачем ему перелезать за ограждение, рисковать жизнью. Но он упал. И с точки зрения убийцы, если таковой имел место быть, гарантия стопроцентная, что жертва погибнет и не надо самому наносить смертельное ранение.
– Ну, ясно, – проворчал Сосновский. – Могли убить, а могли и не убить. Мог и сам, а могли помочь. Значит, будем искать тех, у кого есть мотивы для убийства.
Побеседовать с Храмовой, которая первой обнаружила тело, не представлялось возможным. Сосновский в момент своего приезда на ГРЭС видел ее один раз, но потом девушку с нервным срывом увезла «Скорая помощь». Дальше все шло, как говорится, «по накатанной». Кто последним видел, о чем говорили, в каком настроении расстались, с кем ссорился, с кем дружил, кого любил. Постепенно вырисовывался образ погибшего человека. Хороший инженер, хороший исполнитель, но слишком мягкий для руководителя. Самое место в заместителях. С людьми ровен в отношениях, помогает молодым специалистам. А в трудное военное время, когда мужчин на ГРЭС поубавилось, а их места заняли простые женщины, порой без специальности, тратил уйму своего личного времени на обучение персонала ГРЭС. Хотя этим никого во время войны не удивишь. Почти все отдавали Родине что могли, включая и опыт, и знания, и личное время. Да, отдавали всего себя без остатка.
Но вот один нюанс не давал Сосновскому покоя. Одна женщина-инженер, рассказывая о личности Филиппова, в порыве эмоций проболталась, что он за ней ухаживал. Сосновский не стал заострять внимание собеседницы на том, что она замужняя женщина. Но мысль об этом засела у него в голове. Холостяк, красавчик, толковый специалист подбивал клинья к симпатичной замужней женщине. Бабник, еще тот ловелас. Или это фантазии женщины? И Михаил стал методично искать других свидетелей подобного поведения погибшего мужчины. Как говорится: один случай – это случай, а три – уже закономерность.
Вторую женщину, которая украдкой вытирала глаза и хлюпала носом, он заметил в бухгалтерии. Разговорить несчастную было просто, учитывая опыт работы Сосновского в загранразведке. Через полчаса она призналась, что любила Филиппова, что у них были отношения, но потом прекратились. О причинах она не стала распространяться, только мотала головой. И было это уже в текущем году. Получалось, что Филиппов любил женщин, но нельзя сказать, что он не пропускал ни одной юбки. Бабником он не был, он был всего лишь холостяком, а вот иметь в качестве врага мужа своей любовницы вполне мог. Он осторожно прощупывал других женщин, которые могли бы отвечать вкусу Филиппова, но тут позвонил врач из больницы и сказал, что в принципе с Храмовой можно поговорить, но только недолго и не расстраивая ее нервную систему. Пришлось Сосновскому сразу бросать все свои дела и бежать в больницу.
Девушка сидела на кровати, опустив ноги в домашних шерстяных носочках на пол и накинув на плечи пуховый платок. Врач, пожилая женщина со строгим лицом, вошла следом и, подойдя к Храмовой, обняла ее за плечи.
– Лида, с вами хотят поговорить, – заговорила она мягким голосом. – Это следователь. Вы же понимаете, как важны ваши показания?
– Да, конечно, – кивнула Храмова. – Я постараюсь, я все понимаю и уже спокойна.
Сосновский подвинул стул ближе к кровати и уселся на него, сложив руки на коленях.
– Вы можете нам помочь, – заговорил Сосновский. – Вы ведь были там, вы могли заметить что-то такое, чего не заметил никто. Мы очень на вас надеемся, Лида.
– Но я ничего не видела, – грустно сказала Храмова. – Я вышла слишком поздно, когда Федор Арсеньевич уже лежал внизу. Скользко было, снег, лед.
– Он решил посмотреть, что-то его заинтересовало внизу? – понимающе кивнул Сосновский.
– Не знаю, может быть, – пожала худенькими плечами девушка. – У нас с фасадом проблемы были, потом еще утеплитель ветром порвало на вводе воды.
Сосновский чисто физически почувствовал, что контакт налаживается, что ему как-то удалось найти точки соприкосновения с этой женщиной, заговорить на темы, которые ей хорошо понятны и привычны. Расспрашивал он о причинах, которые могли заставить Филиппова перегнуться через парапет или пролезть за него, лишь для того, чтобы разговор завязался на профессиональную тему, чтобы девушка втянулась в разговор. Сосновский уже составил свое мнение о причинах, которые могли привести к трагической гибели. Другие специалисты рассказали, что и как могло заинтересовать Филиппова. Так что версия, что мужчина погиб из-за неосторожности, вполне была реальная и рабочая. Но все же… Это «все же» очень беспокоило Михаила, он чувствовал, что есть еще одна тайна. И до этой тайны он никак не доберется. То ли люди молчат, то ли не все знают.
И вдруг Сосновский понял. По глазам, по интонации, по вздохам, по мимике он понял, что Храмова была влюблена в Филиппова. И теперь надо убедиться в этом окончательно, не провоцируя нервную систему девушки на новый срыв. И как же это сделать, ведь любовь для многих очень сильное чувство. Женщины не умеют думать о любимом человек плохо. Если кто-то так думает и говорит, то он просто не заметил, что любовь ушла, что ее уже нет. А в Храмовой она жила до сих пор, скорбела и печалилась.
