Александр Тамоников
Крик болотной птицы
Глава 3
– Майор Стариков и капитан Лысухин! – возвестил запыхавшийся солдатик, внезапно появившийся на стрельбище. – Вас вызывает командование! Велено, чтобы срочно…
Лысухин как раз в это время выполнял им же придуманную задачу – пытался с завязанными глазами попасть из пистолета в консервную банку. Стариков молча сидел в сторонке и курил. Услышав свою фамилию, Лысухин хмыкнул, снял с глаз повязку и посмотрел на солдатика.
– А ты случаем не ошибся, мой юный друг? – спросил он. – Ничего не перепутал в порыве служебного усердия? Вот прямо-таки капитана Лысухина и требует к себе начальство? Не кого-то, а именно его персонально?
– Так точно! – отрапортовал солдатик. – Капитана Лысухина и майора Старикова! Срочно!
– Ну, коль срочно… – ухмыльнулся Лысухин. – Братцы, а кто из вас майор Стариков? А то все мы здесь – народ друг к другу не притертый, так что извиняйте – не все из вас известны мне по именам и званиям…
Стариков потушил окурок и молча поднялся.
– Ну и лады, коль так, – сказал Лысухин. – Веди нас, юноша, пред грозные очи начальства.
Идти оказалось недолго. Солдатик привел Старикова и Лысухина к какому-то приземистому зданию и тут же исчез. Навстречу майору и капитану вышел другой молодой военный с лейтенантскими знаками отличия.
– Майор Стариков и капитан Лысухин? – спросил он.
– И как только ты догадался об этом с первого раза? – спросил Лысухин у лейтенанта. – Наверно, в школе был отличником. Таблицу умножения наизусть помнишь? А где находится озеро Титикака – знаешь?
– Вас ждут, – изо всех сил стараясь быть серьезным, ответил лейтенант. – Ступайте за мной.
– А кто именно нас ждет? – не унимался Лысухин. – И главное, для каких таких надобностей?
Но лейтенант ничего не ответил, лишь молча указал рукой на какую-то дверь: проходите, дескать, там все и узнаете.
Первым вошел Стариков, за ним – Лысухин. В помещении находились два человека: один – с погонами полковника, другой – в накинутой на плечи маскировочной куртке, так что погоны под ней разглядеть было невозможно. Стариков представился по всей форме, то же самое пришлось сделать и Лысухину.
– Проходите, – сказал тот, кто был с полковничьими погонами. – Я – полковник Корчагин, начальник отдела Смерш армии. А это… – Он кивнул в сторону мужчины в маскировочной одежде и, помедлив, проговорил: – Это, скажем так, специалист по всяческим хитрым делам. Тоже из Смерша. Присаживайтесь, разговор предстоит долгий и серьезный.
Стариков на такие слова не прореагировал никак, Лысухин едва заметно пожал плечами. Прошли, сели.
– Мы – Смерш, – после короткого молчания произнес полковник Корчагин. – Чем мы занимаемся, вы прекрасно знаете. Теоретически. Теперь настало время практических действий. Для того мы вас и пригласили. Да-да, – заметив, что Лысухин вопросительно посмотрел, уточнил полковник Корчагин. – Именно вас двоих – майора Старикова и капитана Лысухина. Вам предстоит выполнить ответственную задачу. Хитрую и опасную задачу – как оно и полагается в Смерше. Других задач у нас не бывает. Для выполнения этой задачи мы выбрали вас. Да-да, именно вас двоих. Почему именно вас – думаю, вы такой вопрос задавать мне не станете.
Полковник Корчагин умолк и взглянул на человека в маскировочной одежде.
– Наша армия, – сказал этот человек, – успешно освобождает страну от захватчиков. Впереди – освобождение Белоруссии. И мы ее обязательно освободим, как и все прочие наши земли. – Он помолчал, взглянул вначале на Старикова, а затем на Лысухина и продолжил: – Итак, Белоруссия. Есть там городок, называется Астаповичи. Может, слышали?
– Нет, – коротко ответил Стариков, а Лысухин лишь пожал плечами.
– Так вот, Астаповичи, – сказал собеседник. – А в тех Астаповичах – фашистский концлагерь. В нем – наши пленные солдаты, а кроме того, плененные партизаны и подпольщики. Есть, наверно, и гражданские лица. Лагерь большой, узников в нем примерно семьсот – восемьсот человек. Из их числа фашисты набирают карателей. Знаете, кто такие каратели?
– Да, – ответил Стариков. – Это те, кто борется против партизан и уничтожает мирное население.
– Правильно, – сказал мужчина. – Но это еще не все. Есть в том лагере еще и диверсионная школа. Знаете, что это такое?
– Приблизительно, – ответил Лысухин.
– Поясню точнее, – сказал мужчина в маскировочной одежде. – В той школе готовят диверсантов. Набирают их из числа узников, как и карателей. Кто-то, я думаю, отказывается, но есть и такие, которые соглашаются. Почему соглашаются – разговор отдельный. Сейчас мы говорим о другом. После окончания этой школы формируются диверсионные группы, которые забрасываются в наш тыл. Для чего – это, думаю, вам понятно.
– Что тут непонятного, – пожал плечами Лысухин. – Все здесь ясно, как ясен летний день на довоенном курорте.
– Вот и замечательно, коль вам все понятно. – Тонкие губы мужчины тронула едва заметная усмешка. – Значит, будем говорить дальше. Ловить диверсантов в нашем тылу – задача непростая. В каком-то смысле проще не допустить их заброску в наш тыл. Предотвратить ее.
Он умолк и вновь взглянул вначале на Старикова, а затем на Лысухина. По всему было заметно, что он ожидает от них вопросов. И точно, вопросы последовали.
– Это как же так предотвратить? – спросил Лысухин. – Мы – здесь, а они – там. Далековато будет. Пожалуй, что не докричишься.
– У меня – тот же самый вопрос, – произнес Стариков.
– Вопрос по существу, – кивнул мужчина в маскировочной одежде. – Правильные вопросы. Вот с этой целью нами и разработана специальная операция. Точнее сказать, основные ее положения. Ну а что касаемо всяческих тонкостей – то для того мы вас и пригласили. Чтобы, значит, обсудить их вместе. Без вас никак, потому что вы – основные, так сказать, действующие лица в этой операции.
Мужчина вновь замолчал и вновь принялся ожидать вопросов.
– Что мы должны будем делать? – спросил Стариков.
– Ваша задача, как я уже говорил, постараться предотвратить заброску диверсионных групп в наш тыл, – ответил мужчина. – Это если говорить в самых общих чертах. Что же касается частностей…
Вероятно, у мужчины была такая манера вести разговор: вначале – сказать несколько многозначительных фраз, а затем – умолкнуть и ожидать реакцию собеседника. Вот и на этот раз он явно умышленно оборвал фразу буквально-таки на полуслове. Он ждал, что скажут его собеседники – майор Стариков и капитан Лысухин. Это был умело построенный разговор, со всеми психологическими нюансами и подходами.
– Отчего-то мне кажется, что эти самые частности – и есть самое главное, – сказал Лысухин.
– Вам правильно кажется, – одобрительно произнес мужчина.
– Тогда мы вас слушаем, – сказал на этот раз Стариков.
– В том-то и проблема, – произнес мужчина, – что частностей пока нет. Есть только самые общие пункты операции.
– Какие же? – спросил Стариков.
– Для начала вам нужно попасть в этот лагерь, – спокойным, даже, кажется, чересчур спокойным тоном произнес мужчина в маскировочной одежде.
– Хм! – проговорил Лысухин. – Это каким же таким удивительным образом?
– В качестве военнопленных, – все тем же нарочито отстраненным тоном произнес мужчина.
– Виноват… – начал было Стариков, но Лысухин его перебил.
– Это каких же таких военнопленных? – В голосе Лысухина ощущалось одновременно и удивление, и возмущение, и негодование, и искреннее непонимание.
– Вам нужно будет сдаться в плен и постараться угодить в тот самый лагерь, который находится в Астаповичах. – Голос мужчины по-прежнему был ровен и бесстрастен. – Это один из пунктов нашего плана.
Какое-то время ни Стариков, ни Лысухин не говорили ничего. Оно и понятно – уж слишком неожиданными были слова их собеседника. Первым, конечно же, опомнился Лысухин.
– Вот как – сдаться в плен! – ядовитым тоном произнес он. – Мне, капитану Лысухину! Разведчику!
– Сейчас вы – не разведчик, а оперуполномоченный Смерш, – спокойно парировал собеседник в маскировочной одежде.
– А может, сейчас я заодно и не Евдоким Лысухин? – Капитан в порыве чувств даже вскочил с места. – Ну, так поведай мне, кто я теперь такой на самом деле? А заодно поведай и о себе – кто ты таков? И какое ты имеешь право говорить мне такие слова! Да я и без того знаю, кто ты такой! А потому пошел бы ты с такими своими предложениями сам знаешь куда! Или может, тебе все же уточнить подробный маршрут?
Все эти слова хоть и были сказаны в запальчивости и праведном гневе, но, как ни крути, все же являлись прямым, откровенным и неслыханно грубым нарушением субординации. И за это Лысухина должна была ожидать неумолимая строгая кара – стоило лишь мужчине в маскировочной одежде шевельнуть пальцем. Но похоже, он этого делать не собирался. Более того, мужчина одобрительно отнесся к такому выпаду Лысухина. Он переглянулся с полковником Корчагиным, затем щелкнул пальцами и впервые за все время разговора рассмеялся.
– Капитан Лысухин во всей своей красе! – сказал мужчина, обращаясь к полковнику Корчагину. – Что ж, и хорошо. Значит, мы не ошиблись в выборе.
Перестав смеяться, мужчина посмотрел на Лысухина и сказал:
– Если бы вы после таких моих слов повели себя как-то иначе, то на этом наш разговор и закончился бы. Вы нам нужны такой, какой вы есть. Даже не так: такой, какой вы есть, вы нужны Родине. Вот так в данный момент стоит вопрос…
Эти слова оказались для Лысухина настолько неожиданными, что он не нашелся даже, что сказать на них в ответ. Он лишь криво усмехнулся. Неожиданными такие слова оказались и для Старикова, и он долгим и внимательным взглядом посмотрел вначале на мужчину в маскировочной одежде, а затем на полковника Корчагина.
– Теперь будем говорить серьезно и обстоятельно, – сказал мужчина в маскировочной одежде. – Вы, конечно, понимаете, что мы не предлагаем вам сдаться в плен ради самого, так сказать, плена. Повторяю: ваша сдача в плен – это часть разработанного нами плана. Часть разработанной нами операции, точнее говоря. То есть это та же война, но в других условиях. И условия эти куда как сложнее и опаснее, чем, скажем, война на передовой. Там вы должны будете действовать в одиночку, без чьей-либо поддержки, без товарищеского плеча и в непосредственном соприкосновении с врагом. Рискуя при этом быть разоблаченным в любую минуту. Да-да, товарищи офицеры, это – тоже война. Воевать, как вы понимаете, можно по-разному. Мы Смерш, и у нас свои правила ведения войны. Привыкайте… Вы что-то хотите сказать, товарищ майор? – Мужчина взглянул на Старикова.
– Так точно, – ответил Стариков. – Я хочу знать подробности.
– Да и я – тоже, – поддержал Старикова Лысухин.
– Для того, собственно, мы сюда и прибыли, – кивнул мужчина. – Что ж… Будем говорить о подробностях. И разговор наш будет, я так полагаю, долгим.
– Надеюсь, он все же закончится раньше, чем мы победим фашистов? – не удержавшись, съехидничал Лысухин. – Хотелось бы, знаете ли, поучаствовать в нашей победе не одними лишь разговорами, но и действиями.
– Поучаствуете, – с самым серьезным видом пообещал мужчина. – Итак, разговор наш будет долгим. Во-первых, потому, что операция, которую мы разработали, в своем роде уникальна. Скажу прямо: у нас пока еще нет практического опыта проведения таких операций.
– Это хорошо, – хмыкнул Лысухин. – Смерть как не люблю шагать по расчерченным квадратикам. И всяких правил тоже терпеть не могу – с самого детства. Люблю веселую выдумку – так, чтобы никаких инструкций.
– Именно поэтому мы вас и выбрали, товарищ капитан, – сказал мужчина. – Уж чего-чего, а веселых импровизаций у вас будет много. Можно так сказать, что операция, о которой идет речь, это сплошная импровизация. Повторяю: практического опыта проведения операций такого рода у нас пока нет. Значит, не может быть и каких-то жестких правил. Это во-первых…
– Ну, – самым беспечным тоном произнес Лысухин, – тогда и вовсе все замечательно. Тогда я спокоен и даже могу попросить у вас прощения за свою недавнюю импровизацию в отношении вашей личности. Ну, за то, что едва не послал вас…
Мужчина в маскировочной одежде ничего на это не сказал, лишь махнул рукой. Помолчав, он продолжил:
– Итак, это во-первых. А во-вторых, дело, которое мы вам предлагаем, чрезвычайно опасное. Оно гораздо опаснее, чем, скажем, сходить за линию фронта за «языком». Скажу больше…
Но и тут Лысухин не дал мужчине договорить.
– Вы уже упоминали об этом, – сказал он. – Для чего повторяться?
– А для того чтобы вы накрепко это запомнили, – вмешался в разговор полковник Корчагин. – Сказано вам – дело чрезвычайно сложное и опасное. Почти без шансов на успех. Можно даже сказать и так – мы посылаем вас на верную смерть. И все же при этом вы должны постараться выжить и победить.
– Ну, – беспечно махнул рукой Лысухин, – это что! Что значит – почти без шансов на успех? Вот, скажем, попытка соблазнить передовую колхозную трактористку в тот момент, когда она выступает с трибуны, – тут и в самом деле почти нет шансов. А во всех прочих случаях шансы всегда найдутся!
Слова эти были настолько неожиданны и они до такой степени не вязались с ситуацией, что все невольно рассмеялись. Даже сосредоточенный Стариков.
– Товарищи, давайте наконец о деле! – отсмеявшись, сказал полковник Корчагин.
Глава 4
Операция, которую задумало и в общих чертах разработало руководство Смерша, и впрямь была уникальной. Ничего подобного советские органы разведки еще не проводили. Ничего похожего не проводил и Смерш – уже потому, что и существовал он всего ничего – чуть больше месяца.
Суть операции заключалась в следующем. Двум сотрудникам Смерша – Старикову и Лысухину – предстояло разыграть предельно рискованную постановку – сдаться в плен фашистам. Причем не просто сдаться, а угодить при этом в концлагерь, расположенный в Астаповичах. А попав в лагерь, начать немедленно действовать без чьей-либо помощи, рискуя при этом в любую минуту оказаться разоблаченными. Ну а коль разоблаченными, то и… Впрочем, о том, что должно было последовать далее, можно было и не говорить, ибо и так все было понятно.
Что именно должны были делать Стариков и Лысухин, оказавшись в концлагере в качестве военнопленных? А вот что: они должны были помочь другим узникам выбраться из лагеря. Спасти их, сделать так, чтобы в дальнейшем они могли оказаться полезными Родине. Но это – по самому большому счету. Если же говорить конкретнее, то Стариков и Лысухин должны сделать так, чтобы ни один каратель не поднял оружие на партизан, а тем более – на мирных советских граждан, которые проживают на оккупированных территориях. И чтобы – ни один диверсант, оказавшись в советском тылу, не причинил никакого вреда людям.
Как это сделать? Вот в этом-то и заключалась основная цель операции. Конкретных рекомендаций на этот счет быть не могло, были лишь общие мысли и предположения. Суть их заключалась в следующем. Все узники концлагеря – хоть бойцы Красной Армии, угодившие в плен, хоть партизаны, хоть подпольщики, хоть кто-то иной – это граждане Советского Союза. И если им предоставить возможность вступить в борьбу с фашистскими захватчиками, они непременно это сделают, даже находясь в концлагере. Вполне вероятно, что не все, ибо, понятное дело, разные люди бывают среди советских граждан. Но большинство – ухватится за такую спасительную соломинку. Быть того не может, чтобы не ухватились.
Как этого добиться? Конечно, организовать в концлагере настоящий боевой отряд – дело практически безнадежное. Для этого нужно будет оружие, а где его взять? Отнять оружие у фашистов – дело сложное. Пойти на врага с голыми руками? Много ли навоюешь голыми руками? Война голыми руками в концлагере – это напрасная и непростительная погибель узников.
Нет, тут нужно будет действовать тоньше. Как именно? А вот как. Когда Стариков и Лысухин попадут в концлагерь, они должны будут во что бы то ни стало убедить фашистов в своей ценности и, как следствие, возможной полезности. Как это сделать? Тут, конечно, нужна тщательно продуманная легенда. Точнее сказать, две легенды – одна для Старикова, а другая для Лысухина. Но легенды – это еще только половина дела. Другая половина дела – нужно постараться убедить фашистов, что легенды эти – подлинные, а сами Стариков и Лысухин – люди, которые могут быть фашистам полезны. Вот тут-то и пригодится та самая импровизация, за которую так ратовал капитан Лысухин. Да-да, именно импровизация, потому что невозможно предвидеть, как именно поведут себя фашисты, а значит, невозможно дать какие-то конкретные советы Старикову и Лысухину. Если удастся убедить фашистов в том, что легенды и намерение с ними сотрудничать настоящие, первую часть задачи можно будет считать выполненной.
А дальше предстоит вторая часть задачи. Дальше Стариков должен во что бы ни стало получить доступ к формированию карательных отрядов. А Лысухин – постараться попасть в школу диверсантов. Или наоборот, это уж как получится. И необходимо развернуть в лагере агитационную деятельность, суть которой должна заключаться в следующем: узники не должны отказываться от зачисления в карательные отряды и диверсионную школу; наоборот, они должны туда стремиться изо всех сил.
Для чего? А вот для чего. Оказавшись в карательном отряде или диверсионной школе, узники рано или поздно покинут стены концлагеря, чтобы приступить к выполнению определенных задач – карательных акций и всяческих диверсий. При этом и каратели, и диверсанты будут при оружии, и это замечательно! А очутившись за пределами лагеря, ни каратели, ни диверсанты не станут выполнять порученных им задач, а тотчас же сдадутся партизанам или, если случится, красноармейским регулярным частям. А если по каким-то причинам будет невозможно ни то ни другое, то карательное или диверсионное подразделение с легкостью сможет превратиться в самостоятельный партизанский отряд. Вот тут-то и пригодится оружие.
Конечно, все это было красивой и стройной теорией, а вот как оно будет на практике? Там-то, без сомнения, будут самые невероятные сложности, из которых Старикову и Лысухину придется выпутываться все тем же путем импровизации. А иначе – никак.
– А если партизаны или, скажем, наши солдаты не поверят тем карателям или диверсантам? – усомнился Лысухин. – И перестреляют их как куропаток? Между прочим, десять к одному, что не поверят. С какой стати они должны им верить? Проще – перестрелять.
– Надо сделать так, чтобы поверили, – сказал человек в маскировочной одежде.
– Первомайскую песенку им спеть хором, что ли? – иронично спросил Лысухин. – Так ведь все равно не поверят. Песенки могут петь и фашисты. Доводилось мне слышать…
– Пароль, – отозвался молчавший до сей поры Стариков. – Нужен пароль. Такой, чтобы его знали и партизаны, и наши солдаты, и, конечно, диверсанты с карателями. Тогда, я думаю, никто никого не перестреляет.
– Да, пароль, – согласился человек в маскировочной одежде. – Что ж, давайте прямо сейчас его и придумаем.
И мужчина выжидательно взглянул на Лысухина.
– Это нам запросто, – ответил Лысухин. – Сейчас изобразим.
Лысухин откинулся на спинку скамьи, на которой сидел, и стал смотреть на потолок, напевая при этом слова шальной, бесшабашной песенки: «Иволга – птица залетная, иволга – птица любви, ты мне под песенку иволги…» Пел и размышлял он недолго.
– Вот – придумал! – радостно крикнул он. – Привет от иволги – чем не пароль? По-моему, очень даже замечательный пароль. Диверсанты, значит, крикнут этот пароль, а наши бойцы в ответ скажут отзыв. Допустим такой: «Иволги здесь не водятся». И все будет в порядке! Главное – запомнить легко и пароль, и отзыв. Да и к тому же красиво. Привет от иволги, а? От такого пароля веет мирной жизнью и женщиной. В конце концов, за что мы воюем? За мирную жизнь и женщин – разве не так?
На это ни полковник Корчагин, ни мужчина в маскировочной одежде ничего не ответили. Мужчина взглянул на Старикова. Тот перехватил его взгляд и едва заметно кивнул.
– Что ж, пускай будет привет от иволги, – сказал мужчина. – Отзыв тоже сгодится. А заодно это будут и ваши позывные. Значит, Стариков – иволга один, а Лысухин – иволга два. Товарищ капитан, вы не возражаете?
– Ничуть, – отозвался Лысухин. – Но у меня имеется вопрос. Ладно – наши солдаты, но каким таким образом узнают пароль далекие партизаны?
– Ну, это уже наша забота, – ответил мужчина. – Теперь поговорим о ваших легендах. Вот что мы предлагаем…
* * *
Разговор о легендах и обсуждение всех нюансов, связанных с таким тонким делом, занял немало времени и всех изрядно утомил. Когда с легендами было покончено, полковник Корчагин предложил сделать перерыв.
– А и вправду! – согласился Лысухин. – А то у меня от всех этих премудростей просто голова кругом! А ведь еще, чувствую, это не весь разговор. Далеко не весь! Хотя бы потому, что у меня имеется целая куча всяких вопросов…
Выйдя из помещения, Стариков молча отошел в сторонку и закурил. Лысухин подошел к нему.
– К тебе, – сказал Лысухин Старикову, – у меня имеется индивидуальный вопрос. Как ты думаешь, по какой такой причине на это дело выбрали именно нас с тобой? Ведь должна же, я так думаю, быть причина. Этот замаскированный дядька, мыслится мне, дюже умный. А умные люди без причины ничего не делают. Ну так отчего именно мы с тобой?
– Единство и борьба противоположностей, – не сразу ответил Стариков.
– Чего? – не понял Лысухин.
– Разные мы с тобой, вот чего, – пояснил Стариков. – Оттого именно нас и выбрали. Что-то лучше получится у тебя, что-то – у меня. А вместе – готовая картина. А вот если бы мы с тобой были одинаковы, то картина получилась бы неполной. По крайней мере, мне это так представляется.
– Вот оно что, – в задумчивости вымолвил Лысухин. – А ведь и вправду… Ну, я же говорю, что тот замаскированный дядька – человек шибко умный. А я – отправил его в пешую прогулку по маршруту… А с другой-то стороны – как и не отправить, коль тебе предлагают такое свинство. Сдаться добровольно в плен, понимаешь ли!..
Они помолчали. Вечерело. Был май месяц, можно сказать, самый исход весны. Но безрадостной и квелой была весна в сорок третьем году. По крайней мере – в тех краях, которые на штабных оперативных картах значились как подступы к Белоруссии.
– Ты боишься? – спросил Лысухин.
– Чего именно? – глядя куда-то вдаль, уточнил Стариков.
– Ну, того, что нам с тобой предстоит. Как-никак – фашистский плен… Мало ли? Нет, оно, конечно: коль такое дело, то я готов. Правильно говорит тот замаскированный дядька: война – она бывает разной. Но видеть вблизи фашистские рожи… Мало того, кланяться им, подчиняться, заглядывать в их подлые глаза… А ведь придется! Вот чего я опасаюсь! Опасаюсь, что не выдержу и вцеплюсь зубами в какую-нибудь фашистскую глотку. Ты-то сам этого не опасаешься?
– Мне кажется, что на войне следует опасаться только одного – пули, – пожал плечами Стариков. – Потому что пуля невидима. От нее невозможно уклониться. Коль уж она в тебя летит, то и прилетит. А фашистская рожа перед глазами – что ж? На фашиста можно и не смотреть, его можно и перехитрить, и убить… Тут все зависит от тебя самого. А вот пуля… в этом случае все зависит не от тебя, а от нее.
– Будем считать, что ты меня наполовину успокоил, – усмехнулся Лысухин. – Что ж, пойдем совещаться дальше. Вот – полковник уже машет нам рукой.
* * *
Дальше обсуждали, пожалуй, самый сложный момент – каким таким хитрым и ловким способом Старикову и Лысухину сдаться в плен.
– На этот счет у нас имеется вот какое предложение, – сказал мужчина в маскировочной одежде. – Мы переправляем вас в партизанский отряд, действующий неподалеку от Астаповичей. Кто вы на самом деле такие – будет знать лишь командир отряда, и больше никто. Далее все просто. Во время стычки с фашистами вы изыскиваете возможность, чтобы сдаться в плен.
– Да уж, просто! – проворчал Лысухин. – Уж так просто, что проще и не бывает! Прямо как на колхозном сеновале с передовой трактористкой после того, как она слезла с трибуны!
– Конечно, всех моментов предвидеть невозможно, – согласился мужчина. – Но – план именно такой. Не думаю, что фашисты захотят отправить вас в какие-нибудь дальние дали. С вашими легендами вам самое место в концлагере в Астаповичах. На то и весь расчет.
– Как мы попадем в партизанский отряд? – спросил Стариков.
– На самолете, – ответил Корчагин. – Он вас и доставит прямо на место.
– Что, прыгать с парашютом? – весело удивился Лысухин. – Всю жизнь мечтал! С самого детства! И вот скоро моя мечта осуществится! Ура. – Последнее слово Лысухин произнес нарочито безрадостным тоном.
– Что, никогда не приходилось прыгать с парашютом? – едва заметно усмехнулся мужчина в маскировочной одежде.
– Это мне-то? – разыграл удивление Лысухин. – С чем только я не прыгал! И с парашютом, и без парашюта… Не о себе я беспокоюсь, а о нем. – Он указал на Старикова. – Он у нас – человек интеллигентный, а интеллигенция с парашютами не прыгает. А сам-то я прыгну за милую душу!
– Никаких прыжков с парашютами не будет, – сказал Корчагин. – Самолет аккуратно приземлится на лесную полянку, высадит вас, заберет раненых и отбудет в обратном направлении. Вот и все.
– Жаль, коль оно и вправду будет так! – поник головой Лысухин. – А то я бы прыгнул…
Полковник на такой пассаж ничего не ответил, лишь пожевал губами: похоже было, он уже отчасти привык к общению с такой сумбурной личностью, как капитан Евдоким Лысухин.
– Хочу уточнить два важных момента, – сказал мужчина в маскировочной одежде. – Момент первый: сдаваться в плен вы будете не в самой первой стычке с фашистами, и даже не во второй и не в третьей. А, скажем, в четвертой или пятой. Иначе – все будет выглядеть подозрительно. Не успели, мол, появиться в отряде, как уже сдались.
– А откуда фашисты смогут узнать, когда именно мы появились в отряде? – не понял Лысухин.
– Скорее всего, узнают, и очень скоро, – вздохнул мужчина в маскировочной одежде. – Найдутся желающие им доложить…
– Понятно, – скривился Лысухин.
– И момент второй. Оказавшись в лагере, напирайте на то, что вы друг друга не знаете. Точнее сказать, познакомились друг с другом лишь перед самой отправкой в отряд. Долгое знакомство также будет выглядеть подозрительно.
– Но и короткое – тоже, – сказал Стариков.
– Не понял, – удивленно посмотрел на него мужчина в маскировочной одежде.
– Ну, как же, – пожал плечами Стариков. – Едва только познакомились – и тотчас же решили сдаться. Подозрительно… Совместная сдача в плен – дело тонкое. С малознакомым человеком на пару в плен не сдаются…
– А ведь и вправду. – Мужчина посмотрел на полковника Корчагина. – Вот этого-то мы и не учли. Но как же тогда быть?
– А давайте сделаем так! – после короткого раздумья произнес Лысухин и даже радостно заулыбался – так ему, должно быть, понравилась пришедшая в голову мысль. – Я – сознательно сдаюсь в плен, а его, – он указал на Старикова, – волоку с собой в качестве ценного трофея. Ну, чтобы мне, значит, было больше доверия у фашистов. Оказавшись в плену, я с радостью соглашаюсь сотрудничать с этими паразитами фашистами. Он же, – Лысухин еще раз указал на Старикова, – вначале сопротивляется и брыкается, но затем также соглашается на сотрудничество. Дескать, раз уж угодил в такую передрягу, то куда деваться, человек живет единожды, ну и все такое прочее. И уж тогда-то, я думаю, у господ фашистов не будет оснований подозревать ни меня, ни его. – И Лысухин в третий раз указал на Старикова. – Как вам такая идея? По-моему – неплохая идейка. Может, даже – единственно возможная в такой-то ситуации.
После таких слов воцарилось всеобщее молчание. Идея и впрямь стоила того, чтобы ее как следует обдумать. Тем более что Лысухин стопроцентно был прав в одном – никакой другой идеи ни у кого не имелось.
– Что вы думаете? – Мужчина в маскировочной одежде глянул на Старикова.
– По-моему, подходяще, – ответил Стариков. – Конечно, здесь очень сильно отдает авантюризмом, но ведь и вся наша операция, если разобраться, авантюра. Так что – почему бы и нет?
– Ну, хорошо. – Корчагин в раздумье потер лоб. – Допустим… Но ведь все это пока одна только идея. Никакой конкретности. Надо бы подумать о деталях.
– Да какие уж тут детали? – не согласился мужчина в маскировочной одежде. – Это в театре – сценарий, детали и все такое прочее. А там – не театр, а война, настоящий риск и ничего переиграть нельзя. И предусмотреть тоже ничего нельзя. А потому вся надежда на сообразительность товарища Старикова и товарища Лысухина. Иначе говоря, на импровизацию. Я правильно говорю, товарищ капитан? – Мужчина внимательно взглянул на Лысухина.
– Справимся, – беспечным тоном ответил Лысухин.
Стариков и вовсе ничего не сказал, но по всему было видно, что он согласен с Лысухиным.
– Что ж, – вздохнул Корчагин. – С этой частью задачи все более-менее понятно. Итак, допустим, что все прошло гладко и вы оказались у фашистов в плену. И тогда-то ваша главная задача – убедить фашистов в своей ценности и полезности. Ну, то есть, что вы – не просто сами по себе офицеры Красной Армии, а… – Полковник многозначительно пошевелил пальцами и посмотрел на мужчину в маскировочной одежде.
– Да, – подтвердил мужчина. – Но об этом мы говорили предостаточно, а потому повторяться не будем. Скажу лишь, что и здесь очень многое зависит от вашей выдержки, вашего мужества и…
– Импровизации, – улыбнулся Лысухин.
– И от нее тоже. – Мужчина в маскировочной одежде скупо улыбнулся в ответ. – Ну а попав в плен, вам изо всех сил нужно постараться угодить в лагерь в Астаповичах. И там – начать действовать. Как именно действовать? Как получится. Подбирать единомышленников. Убеждать карателей, чтобы они, как только окажутся вне лагеря, тотчас же начинали искать встречи с партизанами. Или, если по каким-то причинам это будет невозможно, сами становились партизанами. Это что касается именно карателей. А вот диверсанты, которые окажутся в нашем тылу, должны тотчас же изыскать возможность сдаться нашим воинским частям, либо милиции, либо НКВД.
– Побоятся, должно быть… – покрутил головой Лысухин. – Немцы – они ведь тоже не дураки. Думаю, что прежде чем сделать из пленных солдатиков карателей или диверсантов, они настолько задурят им головы, что… – Лысухин махнул рукой. – Скажут: теперь вам возврата нет, теперь вас никто не простит, а коль попадетесь, то сразу к стенке. Ну, или что-то в этом роде. Боюсь, что поверит народишко… А коль поверит, то и сдаваться не пожелает.
– Кто-то, может, и поверит, – возразил мужчина в маскировочной одежде, – а другие – поверят вам.
– Тут многое будет зависеть от того, какими словами и оборотами вы их будете агитировать, – дополнил полковник Корчагин. – Немцы, конечно, будут агитировать, но и вы – тоже. Тут уж кто кого переагитирует.
