Александр Тамоников
Прятки для взрослых

Полная версия

Вашингтон. Правительственный кабинет

– Итак, господин Кренц, наступают решительные дни. – Помощник американского президента внимательно взглянул на сидящего перед ним человека.

Этим человеком был Эгон Кренц – тот самый, кого планировалось посадить на место Эриха Хонеккера после того, как тот будет ликвидирован. Сейчас Эгон Кренц находился в Америке и выслушивал последние наставления американских специалистов по устройству всевозможных революций, мятежей, государственных переворотов и тому подобных разрушительных и кровавых действий.

– Повторяю – наступают решительные дни! – еще раз произнес помощник президента. – Грядут перемены! И мы должны быть к ним готовы. В первую очередь к ним должны быть готовы вы.

Эгон Кренц слушал молча. Он не знал в точности, что задумали его американские хозяева. В общих чертах знал, а точных деталей – нет. Но сейчас он понимал, что его намерены посвятить во все тонкости замысла по смене власти в Германской Демократической Республике.

– Через несколько дней в Восточной Германии произойдут изменения. Это будут решительные, исторические времена! – Помощник президента многозначительно поднял палец. – Восточная Германия вступит на путь истинных демократических преобразований! И вы, господин Кренц, должны сыграть в этом очень важную роль. Я бы даже сказал – основополагающую роль! – Помощник поднял палец еще выше.

– Я готов, – кратко отозвался Кренц. – Что мне нужно делать?

– Прежде всего внимательно выслушать, что я вам скажу, – ответил помощник президента. – И далее – следовать моим инструкциям.

Эгон Кренц молча кивнул. Это означало, что он готов и слушать, и следовать инструкциям.

– Отлично, – сказал помощник президента. – Итак. Через несколько дней Эрих Хонеккер будет ликвидирован.

Услышав такие слова, Кренц удивленно и даже отчасти испуганно поднял брови. Разумеется, это не ускользнуло от внимания помощника президента.

– Вы поняли правильно, – четко выговорил помощник. – Хонеккер будет убит! Не спрашивайте, каким образом, – вас не должно это волновать. Ликвидация Хонеккера – чисто технический вопрос, и здесь у нас не должно быть никаких трудностей. А потому я просто ставлю вас в известность, и не более того. От вас потребуется другое…

Здесь помощник президента сделал паузу и в упор взглянул на Кренца, потом сказал:

– Вы, конечно же, понимаете, что после ликвидации Хонеккера образуется, так сказать, вакантное место. Место главы государства! Вот это место вы и должны будете занять.

Кренц опять ничего не сказал, лишь кивнул в знак того, что он прекрасно понимает, о чем речь. Он и в самом деле это понимал. Вот уже года два, если не больше, американцы твердили ему об этом: скоро наступит такой момент, когда ты должен будешь… Однако же тот самый момент все не наступал, и Кренцу даже начало казаться, что он никогда и не наступит. Но вот, похоже, дело сдвинулось с мертвой точки: на днях Хонеккер будет ликвидирован, и вакантное место освободится… От понимания таких перемен Кренцу на миг стало не по себе, и именно это его состояние и уловил проницательный помощник президента.

– Как именно вы займете это место, вас, опять же, не должно волновать, – продолжил свою речь помощник президента. – Наши специалисты постараются устроить все самым наилучшим образом. Они это умеют! От вас же потребуется следующее – в корне изменить ту политику, которую в настоящее время проводит Хонеккер. Надеюсь, вы понимаете, что такая политика нас не устраивает никоим образом.

– Да, я понимаю, – кивнул Кренц.

– Отлично, – сказал помощник президента. – Подробные инструкции вы получите потом, когда дело будет сделано. То есть когда Хонеккер будет ликвидирован, а вы займете его место. Сейчас же я могу сказать об этом лишь в общих чертах. Во-первых, вы добьетесь того, чтобы советские войска были выведены из Восточной Германии. Все, до последнего солдата! До последнего советского танка! Во-вторых, вы должны будете преобразовать экономику. Развернуть ее развитие от социализма к свободному предпринимательству. К капитализму, как сказали бы русские. Все это нужно для того, чтобы в конечном итоге воссоединиться с Западной Германией. Добиться исторической справедливости, ибо пребывание всего немецкого народа в едином государстве – это и есть историческая справедливость. Надеюсь, вы это понимаете.

Кренц в который уже раз лишь молча кивнул. Конечно, он это понимал – хотя бы потому, что об этом ему толковали вот уже больше двух лет.

– Разумеется, мы будем вам оказывать всяческую помощь, – продолжил свою мысль помощник президента. – И советами, и деньгами, и оружием. Всеми нашими силами и возможностями! Но при всем при этом мы с вас и спросим. За все спросим. Самым суровым образом. Особенно если вы вздумаете смотреть в сторону России, как это делает Хонеккер. Вам нужно будет смотреть в нашу сторону, а не в сторону русских! А отсюда у меня к вам вопрос, – здесь помощник президента взглянул на Кренца пронизывающим взглядом, – вы готовы ко всему тому, о чем вам только что было сказано? Если нет, то вы должны так и сказать. И тогда нам придется делать определенные выводы и менять правила игры. Скажу откровенно – нам очень бы не хотелось этого делать. Но придется… Ну, так я жду, что вы мне скажете!

Понятно, что у Кренца и в мыслях не было говорить «нет». Он прекрасно понимал, что если бы он произнес это опрометчивое слово, то тут же для него все и закончилось бы. Вероятнее всего, у американцев, помимо него, есть и другие кандидатуры на этот пост. А его просто бы списали со счетов. Именно так – списали бы со счетов, как намереваются списать Хонеккера. Иного и быть не могло – Кренц слишком много знал, он был посвящен во многие тайны американской политической кухни. А на этой кухне лишних, а тем более опасных свидетелей не держат.

– Я готов, – хриплым голосом произнес Кренц.

– Вот и отлично! – По лицу помощника президента скользнула отеческая улыбка. – Именно такие слова мы и ожидали от вас услышать. Не беспокойтесь, все будет хорошо. Когда вы смотрите в ту же сторону, что и Америка, то у вас всегда все будет хорошо.

Помощник президента помолчал, а затем произнес уже другим, сугубо деловым и сухим тоном:

– Итак, ждите. То, о чем мы здесь говорили, может случиться в любую минуту. Есть такие исторические свершения, которые обязаны делаться стремительно! Так оно будет и в нашем случае.

На том их разговор и закончился. Отступать было некуда – ни помощнику американского президента, ни Эгону Кренцу. Потому что на кону была очень большая ставка. Для помощника президента отступление означало как минимум отставку и забвение, а для Кренца и того больше – его жизнь.

Восточная Германия. Недалеко от поселка Данненвальде

Никто не проверял «Сиафу» и ни в чем не подозревал. Никто и предположить не мог, что это – никакие не строители, а одна из лучших групп американского спецназа. Возятся два десятка мужчин, что-то измеряют и вычисляют – что в этом может быть подозрительного? Значит, так надо. Значит, они выполняют ответственную задачу. В стране строилось много чего: дороги, заводы, дома, целые города… Куда ни глянь, везде – строительство. Такова была генеральная линия восточногерманского правительства: строить, возводить, улучшать – чтобы от минувшей войны не осталось никаких воспоминаний. Вот и до Ганзее, видать, докатилось эхо великой созидательной эпохи. Так для чего же мешать строителям в их работе?

Разумеется, «Сиафу» такое благодушие было только на руку. У них было много работы, и, конечно же, со строительством эта работа не имела ничего общего. Во-первых, они должны были осмотреться и определиться, как им действовать дальше. Советская военная база находилась неподалеку, однако же проникнуть на нее было непросто. База охранялась, у охраны, само собой, имелось оружие. Да и не только у охраны. На самой базе были и другие люди, там было много людей, а значит, и много оружия. В любом случае двадцать спецназовцев из «Сиафу» не справились бы с таким количеством людей, а значит, не выполнили бы порученную им задачу.

Впрочем, возможно, и справились бы – не числом, а умением, – но и тут имелось множество минусов. И главный минус – кто-то из «муравьев» обязательно был бы убит или, хуже того, захвачен живым в плен. Когда противник превосходит тебя в численности во много раз, то выйти живым из передряги – дело почти немыслимое. Никто из «муравьев» не хотел погибать. За их работу им неплохо платили, но если тебя убьют – для чего тебе деньги? Мертвому деньги без надобности…

Не хотелось «муравьям» попадать и в плен. Каждый из них был носителем важной секретной информации, которую, волей или неволей, им пришлось бы выкладывать тем, кто их пленил. Конечно, они бы выложили эту информацию: умирать в каких-нибудь застенках – хоть в восточногерманских, хоть в советских – с накрепко сжатыми губами и гордо поднятой головой никто из них не хотел. Пускай даже и не умирать, а долгие годы томиться в тюрьме – кому же охота. Словом, и умирать не было никакого смысла, и в плен попадать тоже не хотелось. Никто, впрочем, из «муравьев» и не погибал, и в плен не попадал тоже. За редким исключением, и таких исключений избежать было непросто – при такой-то работе. Но в целом гибель или пленение были именно исключением из правил. И все потому, что «Сиафу» были профессионалами своего дела. Они всегда придумывали какой-нибудь трюк, который являлся неожиданностью для противника, погибельным для него сюрпризом, а для самих «муравьев» оборачивался победой.

Само собой разумеется, что такой трюк был заготовлен и в данном случае. И даже не один. Поэтому, пользуясь благодушием местных властей и, соответственно, не встречая никаких препон, «Сиафу» приступили к исполнению своих замыслов.

Первым делом американские спецназовцы хотели встретиться со своим агентом. Да-да, у них на советской военной базе был свой агент. Вербовали, конечно, этого агента не сами «муравьи», а американская разведка, но это, разумеется, были несущественные нюансы. Главное – на базе был агент. Агента звали Уве Штольц, а псевдоним у него был Эрик.

У агента Эрика была специфическая задача. От него не требовалось добывать и передавать американской разведке какую-либо информацию. Он должен был для начала подобрать себе нескольких помощников и ждать специальной команды от своих хозяев. Какой должна быть эта команда, Эрик не знал. Его лишь заверили в том, что ничего сверхъестественного, а тем более смертельно рискованного, от него не понадобится. Так, пустяк… Но зато после того, как он успешно выполнит задание, его будут ожидать всевозможные блага. Во-первых, солидная сумма в одном из банков Западной Германии. Во-вторых – западногерманские документы и возможность перебраться на жительство в ФРГ. Ну и в-третьих – никто никогда не узнает о его прошлом.

А Уве Штольцу было, что скрывать. Его дед в годы войны служил в Абвере. Что с ним сталось потом, того Штольц не знал. Во всяком случае, никаких вестей о его гибели ни сам Штольц, ни его семья ни от кого не получали. А из этого вполне мог следовать предположительный вывод, что дед до сих пор жив. Жив – но скрывается. Может, где-нибудь в Западной Германии, может, и вовсе на другом конце света, а могло статься, что и где-то в Восточной Германии. Раздобыл себе новые документы, поменял внешность, выдумал новую биографию и живет-поживает. Всякое могло быть.

Иметь в числе близкой родни бывшего фашиста – дело неприятное. Это означает, что на тебе несмываемое пятно, тебя не возьмут ни на какую приличную работу, не изберут ни в какие руководящие органы, ты всегда будешь, что называется, гражданином второго сорта. А то, может, еще и будешь находиться под неусыпным контролем со стороны соответствующих органов.

Но и это для Уве Штольца была еще не вся беда, а только лишь половина беды. Вторая половина заключалась в том, что и сам он некоторым образом был причастен к тем же самым делам, что и его дед. Дело тут было вот в чем. Во время войны Уве Штольц был мальчишкой-подростком. Но дед настоял на том, чтобы он записался в действующую фашистскую армию. Было это в сорок пятом году, когда и смысла-то особого не было становиться солдатом, потому что война близилась к концу, и конец этот был очевиден. Но тогда в солдаты принимали всех подряд, в том числе и подростков. Вот дед и настоял, чтобы подросток Уве тоже стал солдатом «непобедимой германской армии» – по выражению того же деда. Уве и стал им. Собственно, ему и деваться-то было некуда.

В настоящих боях, впрочем, он не участвовал, его определили в один из берлинских госпиталей санитаром. И пробыл он в таком качестве всего четыре месяца. А потом в Берлин вошли советские войска…

Уве удалось скрыть и свою службу в армии, и биографию своего деда, служившего в Абвере. В то время в разрушенной Германии царила великая неразбериха, а во время неразберихи, как известно, не так сложно скрыть все, что угодно. В том числе и свою службу в армии, и то, что дед – абверовец. Да и кому могло прийти в голову, что щуплый подросток совсем еще недавно был солдатом фашистской армии? Пускай даже и при госпитале, но все равно – полноправным солдатом?

Закончилась война, все более-менее утихло и улеглось. Казалось бы, можно было жить спокойно. Но Уве Штольц боялся. Он опасался, что рано или поздно о нем узнают правду. И о том, что его дед служил в Абвере, и о том, что сам он также был солдатом побежденной армии. И что тогда? Этого Уве не знал, и это тревожило его еще больше. Потому что когда человек чего-нибудь не знает, то в этом случае он вольно или невольно может вообразить все что угодно, любые ужасные последствия для себя. Такова человеческая психология.

Однако проходили годы, но никто не косился на Уве подозрительным взглядом, никто не предъявлял ему никаких претензий, никто не напоминал о прошлом. Даже сам Уве стал забывать и о своем прошлом, и о своем деде. Он жил такой же жизнью, как и большинство жителей страны, обзавелся семьей, работал.

Вместе с семьей он переехал из Берлина в город Ганзее, здесь обосновался и даже устроился на неплохую работу – в советскую воинскую часть вольнонаемным водителем. Это была не просто воинская часть, это была советская военная база – едва ли не самая крупная во всей Восточной Германии. Устроиться туда на работу было делом престижным, а главное – выгодным, там неплохо платили. А самое, пожалуй, для Уве важное – тех, кто там работал на вольнонаемных должностях, ни в чем этаком не могли заподозрить. Местные жители, работавшие на советской военной базе, прежде чем поступить на работу, проходили самую тщательную проверку. Можно даже сказать – фильтрацию, настолько серьезную, что просочиться сквозь нее было очень сложно.

Однако же Уве Штольц эту фильтрацию все же прошел. Это его удивило и обрадовало одновременно. И он убедил сам себя в том, что никто на всем белом свете не знает истинной правды ни о нем самом, ни о его деде. И никогда не узнает.

Но все же правду о нем и его деде узнали. Это случилось после двух лет его работы на советской военной базе. Однажды он на своем грузовике возвращался на базу из Берлина. Время близилось к вечеру, и Штольц торопился, чтобы успеть засветло. Впрочем, дело было даже не в надвигающейся темноте, а в том, что весь график Штольца был расписан поминутно, с военной четкостью. Во столько-то он должен был отбыть в Берлин, столько-то времени провести в Берлине, во столько-то выехать обратно, столько-то времени провести в пути, причем путь этот был конкретным, заранее определенным, и сворачивать на какую-нибудь другую дорогу Штольц не имел права. В случае же, если случится какая-нибудь непредвиденная остановка или, положим, изменение маршрута, то на этот счет у Штольца должно быть обоснованное и, главное, правдивое объяснение.

Он, впрочем, ни о чем таком и не помышлял, потому что за любое самовольство можно было запросто вылететь с работы… Он просто машинально вертел баранкой, так же машинально вглядывался в дорогу и знал, что до базы остается совсем немного – каких-то десять километров.

И вдруг он заметил на дороге двух мужчин. Они стояли прямо посреди проезжей части и, судя по всему, не намеревались с нее сходить. Миновать их не было никакой возможности, и Штольц еще издали отчаянно засигналил – убирайтесь, мол, что это еще за фокусы? Но ни один, ни другой мужчина даже не шевельнулись, и Штольцу, хотел он того или нет, пришлось нажать на тормоза.

– Эй, вы! – высунулся он из кабины. – Это что еще за шутки? Пьяные вы, что ли? Это дорога, а не тротуар! Чего вы здесь торчите? Кого ждете?

– Тебя, – спокойно произнес один из мужчин.

Ответ был неожиданным, и он заставил Штольца напрячься. Как это так – его? Почему – его? Кто они вообще такие, эти двое? Может, они какие-нибудь преступники? Или вражеские диверсанты? На дороге все может быть. Но, опять же, почему один из них сказал, что они ждут именно его, Штольца? Откуда они могут его знать? Или эти слова незнакомец сказал просто так, наобум? А может, он сказал их с другой целью? Допустим, чтобы напугать Штольца, вывести его из душевного равновесия? Но зачем? Штольц пошарил по кабине, и его рука сама собой нащупала увесистый гаечный ключ.

Тем временем мужчины подошли совсем близко – так близко, что при желании могли забраться в кабину или в кузов.

– Да ты не бойся, – ухмыляясь, сказал один из мужчин. – Ничего плохого мы тебе не сделаем. Просто у нас имеется к тебе разговор…

– Ко мне? – удивился Штольц.

– Ну, ты же Уве Штольц, не так ли? – по-прежнему ухмыляясь, ответил мужчина. – Работаешь на советской военной базе. Все правильно?

Штольц ничего не ответил, он растерянно молчал.

– Вот видишь, мы не ошиблись, – сказал мужчина. – Именно тебя мы и поджидали на дороге.

– Да, но… – начал было Штольц и в смятении умолк.

Да и в самом деле – как тут не растеряться? Эти двое ждали его? Допустим. Но как они могли знать, что он будет проезжать именно по этой дороге и именно в это время? Рейс-то его не то чтобы секретный, но ведь и разглашению он не подлежит. Потому что ездил Штольц по военным надобностям, а о таких рейсах на весь белый свет не трубят… А главное, что от Штольца нужно этим двоим?

– Мыслишь в правильном направлении, – сказал ухмыляющийся мужчина. – Те вопросы, которые ты задаешь сейчас сам себе, правильные. Что ж, мы готовы дать на них ответ. Но вот что… Скучно объясняться, когда ты в кабине, а мы стоим посреди дороги. А вот если мы все трое будем в кабине, тогда – другое дело. Тогда разговор пойдет веселее.

И, не дожидаясь позволения, мужчины уселись в кабину.

– Прими в сторонку, – сказал ухмыляющийся мужчина. – Чтобы не привлекать лишнего внимания.

– Мне надо спешить! – нервно ответил Штольц. – У меня график!

– Это нам известно, – сказал мужчина. – Но скажешь, что забарахлил мотор. Обычное дело, не так ли? Ну а если обычное, то тебе поверят.

– Что вам нужно? – скривился Штольц.

– Поговорить по душам, – ответил мужчина. Почему-то общался со Штольцем он один, тогда как его спутник молчал и лишь смотрел на Штольца пристальным немигающим взглядом.

– О чем? – Штольц скривился еще больше. – На какую тему?

– Положим, тема найдется, – ответил мужчина. – И это очень интересная тема. Перспективная. А главное, очень для тебя важная.

Штольц ничего не ответил, он ждал, что дальше скажет мужчина. И отчего-то у него на душе было муторно. Он боялся, но уже не этих двух незнакомцев, а предстоящего разговора. Отчего-то ему казалось, что этот разговор и впрямь будет для него жизненно важным. Это будет такой разговор, после которого ему придется сделать некий вывод или, может, принять некое решение… Жизненно важное решение, как и сам предстоящий разговор. И точно так и случилось, предчувствия Штольца не обманули.

– Привет тебе от твоих однополчан, – сказал мужчина.

– От каких однополчан? – похолодел Штольц.

– Известно, от каких, – ответил мужчина. – С которыми ты когда-то служил Гитлеру. Служил верно и преданно. Вот они-то и шлют тебе привет. Хотят знать, как ты устроился в новой жизни.

Штольц молчал, не зная, что ему ответить.

– А еще – привет тебе от родного деда, – сказал мужчина. – Да-да, того самого, который служил в Абвере. Переживает, понимаешь ли, за тебя дедушка. Все интересуется – как там мой любимый внук? Жив ли, служит ли новой власти так же преданно, как когда-то служил Адольфу? Ну, так что же передать дедушке? Говори, мы запомним твои слова.

– Вы ошибаетесь, – хрипло вымолвил Штольц. – Принимаете меня за кого-то другого. И деда у меня никакого нет…

– Ну, это не разговор! – Мужчина снова ухмыльнулся. – Эти слова ты будешь говорить Штази. Знаешь, что такое Штази? О, лучше с этой конторой не знакомиться!

Конечно, Штольц знал, что такое Штази. Так называлась служба безопасности ГДР – той самой страны, в которой он жил. Но почему этот мужчина заговорил о Штази? Причем тут Штази?

– Ты, конечно, сейчас думаешь, причем тут Штази, – проницательно заметил мужчина. – Ну как же… Если у нас с тобой не состоится разговор, то о том, кто ты на самом деле такой, узнают в Штази. Мы им об этом и расскажем. И не хотелось бы, а придется! – Мужчина театрально развел руками. – И попробуй там кого-то убедить в том, что ты – не тот самый Уве Штольц, а какой-то другой. Как ты думаешь, тебе поверят? Могу сразу сказать, что не поверят. И знаешь почему? Потому что мы предоставим Штази убедительные доказательства, что ты и есть тот самый Уве Штольц. Бывший фашист, у которого дед, к тому же, был высокопоставленным сотрудником Абвера. И который, между прочим, интересуется, жив ли ты и как поживаешь. То есть пытается наладить с тобой связь. Преступную связь по законам того государства, в котором ты живешь. Ну а что будет с тобой дальше – это ты можешь представить и без нашей подсказки.

Мужчина умолк, рассеянно глянул в окно, затем переглянулся со своим напарником и спросил:

– Так как же, состоится наш разговор по душам?

– Что вам нужно? – спросил Штольц. – Кто вы такие?

– Вторую часть вопроса отбросим как несущественную, – ответил мужчина. – Сосредоточимся на первой части. Итак, что нам нужно? А вот что нам нужно…

По сути, это была вербовка, и Штольц это понял почти сразу. Да и как не понять, когда мужчина говорил обо всем практически открытым текстом? Штольцу предлагали стать агентом иностранной разведки. Какой именно разведки? Американской – об этом ухмыляющийся мужчина намекнул довольно-таки прозрачно.

– Опасаться тебе нечего, – сказал мужчина Штольцу. – Потому что ничего этакого от тебя не потребуется. Тебе не нужно будет кого-то подслушивать, за кем-то подсматривать, вскрывать сейфы и фотографировать секретные документы, как это показывают в кино. Все это глупости, которые нам неинтересны. Ты будешь жить так же, как жил раньше. И ждать нашей команды.

– Какой команды? – не понял Штольц.

– Когда будет нужно, ты обо всем узнаешь. – Мужчина на миг перестал ухмыляться, и от этого его лицо изменилось до неузнаваемости – стало жестким, а может быть, даже жестоким. – Всему свое время. Сейчас главное в другом – чтобы ты согласился. Ну, так ты согласен? Вижу, что согласен. – Дурашливая ухмылка вновь возникла на лице мужчины. – Вот и молодец. К изменениям в жизни нужно относиться с легкостью. Тем более что и деваться тебе некуда. В конце концов, что такое наша жизнь? Игра, как поется в одной оперетке. Мы предлагаем тебе увлекательную игру. Будет, о чем вспомнить на старости лет.

Мужчина умолк и какое-то время испытующе смотрел на Штольца. Его напарник делал то же самое – наблюдал за поведением Штольца. Только разница была в том, что первый мужчина почти безостановочно говорил и при этом ухмылялся, а второй – смотрел молча и без всякой улыбки. Обычное, казалось бы, дело: один – говорит и ухмыляется, другой – молчит и хмурится, но отчего-то этот контраст действовал на Штольца угнетающе. Он никак не мог из-за этого обрести душевное равновесие и определиться, как ему себя вести. Он ощущал, что таким способом эти двое мужчин тянут его каждый в свою сторону и одновременно – подводят к какому-то общему, нужному им результату.

– Да, игра, – сказал наконец улыбающийся мужчина, в упор глядя на Штольца. – Забавная игра, и ничего больше… Так что – отчего бы и не поиграть? Тем более что для тебя это будет очень даже выгодная игра. Вот послушай, в чем твоя выгода…

И мужчина поведал Штольцу о выгодах: и о том, что ему ежемесячно на банковский счет в ФРГ будет ложиться круглая сумма, и о том, что после окончания этой самой игры он при желании вместе с семьей сможет переселиться в Западную Германию, где заживет замечательно. Там у него будут и деньги, и собственное жилье, а вот Штази там не будет, а значит, не будет и постоянного страха быть разоблаченным. И к тому же там он сможет встретиться и обняться с любимым дедом, которого не видел много лет.

И Штольц согласился. Он отдавал себе отчет, что из тех цепких рук, которые схватили его за горло, вырваться невозможно. Впрочем, может, и не нужно ему вырываться из этих рук? Может, эти руки – подарок судьбы? В конце концов, в Западной Германии ему будет жить лучше, чем здесь. Там его будет ожидать богатство, там не будет Штази… Конечно, если эти двое ему сейчас не врут. Но для чего им врать, какой для них в этом смысл? Наоборот, они рассчитывают на него, для того они и затеяли этот разговор посреди дороги.

– Вот и договорились, – сказал ухмыляющийся мужчина. – Мы же договорились, не так ли?

Штольц молча кивнул.

– Отлично, – сказал мужчина. – Приятно иметь дело с толковыми людьми! Для полноты картины нам нужно придумать тебе псевдоним. Так, понимаешь ли, в нашем деле полагается. Будешь у нас Эриком. Ты не против?

Штольц покачал головой – ему было все равно.

– Вот и замечательно! – подвел итоги разговора мужчина. – Теперь нам нужно определиться, как и где мы встретимся, когда в этом возникнет необходимость. Да на этом до поры до времени и расстанемся…

* * *

И вот настала пора встретиться с агентом Эриком. Сольдо, разумеется, знал, как это нужно делать: об этом его заранее уведомила американская разведка. Встреча с агентом Эриком была частью тщательно разработанного плана, и все нюансы этого плана Сольдо и его людям были известны. От «муравьев» требовалось лишь одно: осуществить этот план. Конечно, в ходе выполнения плана могли возникнуть непредвиденные нюансы, и с ними «Сиафу» должны уже были разбираться самостоятельно.

Ничего особо мудреного в том, чтобы вызвать Эрика на встречу, не было. Золотое правило разведки гласит: чем проще делаются тайные дела, тем лучше получается результат. Это объяснимо, закономерно и логично. Если ты, предположим, выполняешь какое-то дело со всевозможными конспиративными ухищрениями, то на тебя непременно обратят внимание. Потому что ухищрения – это не норма человеческого бытия, а исключение из нормы. Вот потому-то и обратят на тебя внимание, что ты делаешь что-то не по общепринятым правилам. И наоборот: чем проще будут твои действия, тем меньше на тебя станут обращать внимание. Лучше всего прятаться на виду у всех – так гласит другое золотое правило всех разведок мира.

Встречу с агентом Сольдо поручил своему помощнику по прозвищу Ганс. По крови Ганс был немцем и выглядел как немец, знал он, соответственно, немецкий язык – так кому же, как не ему, поручить такое важное дело?

Дождавшись вечера, когда Штольц, по всем расчетам, уже вернулся с работы, Ганс отправился в поселок Данненвальде, где проживал Штольц. Оказавшись в поселке, Ганс из телефонной будки позвонил Штольцу. Трубку снял Эрик.

– Я слушаю, – сказал он.

– Привет, дружище Эрик! – нарочито развязным и веселым тоном произнес Ганс. – Насилу вспомнил номер твоего телефона. Давненько мы с тобой не виделись! Ну, как ты поживаешь?

– Это кто? – спросил Штольц, и в голосе его ощущалась растерянность. – Какой Ганс?

– Вот те на! – Ганс весело рассмеялся. – Как – какой Ганс? Твой старый друг, кто же еще? Припоминаешь нашу встречу на дороге? Кто знает, что готовит нам дорога и что нас ждет за каждым ее поворотом? Ну, вспомнил?

Последняя фраза была паролем, и Штольц, разумеется, его вспомнил.

– Да, – сказал он, – да… Конечно… Припоминаю… Умным дорога готовит подарки, глупым – дубиной по лбу.

Последняя фраза была отзывом на пароль.

– Ну вот, другое дело! – радостно произнес Ганс. – Совсем другое дело! А я, знаешь ли, в вашем городке проездом. Командировка, понимаешь ли… Дай, думаю, позвоню старине Уве! Припомнил номерок телефона, и вот звоню. Ну, и что у тебя новенького? Как самочувствие? Как делишки?

– Да так… – промямлил Штольц: он не знал, что ему отвечать на такие вопросы.

Он, конечно, понимал, что отвечать надо, но вот что? Ведь эти вопросы, судя по всему, задавались не просто так, в них наверняка присутствовал какой-то потаенный смысл. Штольц понимал, кто ему звонит. Понимал он также и то, для чего этот Ганс звонит. Но он был застигнут этим звонком врасплох и не мог сосредоточиться, потому и отвечал односложно и невнятно.

– А знаешь что? – сказал Ганс. – А давай-ка мы с тобой встретимся. Посидим в каком-нибудь баре, выпьем пивка, побеседуем… Припомним наши минувшие деньки. Веселые были деньки, черт побери! Ну, так как насчет встречи?

– Можно и встретиться, – после короткой паузы произнес Штольц. – Поговорим, значит, о наших веселых деньках…

– Вот и отлично! – радости Ганса, казалось, не было предела. – Значит, жду тебя через полчаса. В баре «На углу». Знаешь, где это?

– Знаю…

Штольц понимал, что, хочет он того или нет, но в бар «На углу» ему идти придется.

– Вот и замечательно! – сказал Ганс. – Значит, жду тебя в баре за столиком у окна. Там еще, у столика, старый фикус… В общем, там меня и увидишь. Ну, до встречи.

Если бы кому-то вздумалось подслушать этот разговор, то ничего подозрительного тот, кто подслушивал, в разговоре не уловил бы. По всем показателям это был обычный разговор двух приятелей, которые давно не виделись и вот теперь хотят встретиться, посидеть в баре, выпить пива и вспомнить какие-то события дней минувших, интересные лишь им двоим и никому больше. Это был обычный разговор двух мужчин, такие разговоры случаются на каждом шагу, их – десятки за вечер, если не сотни. И кто бы заподозрил в этой невинной болтовне что-нибудь этакое – таинственное и конспиративное?..

Ганса Штольц увидел сразу же, как только переступил порог бара. Увидеть его было немудрено – столик у окна с разлапистым фикусом рядом был приметным. За столиком сидел мужчина, которого Штольц раньше никогда не видел. Штольц почему-то думал, что им будет кто-то из тех двух типов, которые вербовали его, но он ошибся. Зато мужчина, похоже, узнал Штольца сразу, потому что улыбнулся ему и сделал приветственный жест рукой: подходи, мол, и присаживайся, это я и есть – Ганс.