Александр Тюжин
О чем молчат твои киты
Не буду смеяться над очередным пафосным фильмом Бондарчука.
Не буду пересматривать любимые КВНовские команды и смеяться.
Хотя я давно уже не смеюсь над новыми выпусками и командами, ведь КВН уже не тот, совсем не тот.
Не буду вечерами ненавидеть Урганта.
Не буду мечтать о том, что когда-нибудь на голову мне упадет миллион. Евро, конечно же. Только евро.
И дико захотелось фунчозы. И «Баскин Роббинс». Но ни того, ни другого, разумеется, не было.
Еще и топливо предательски закончилось. Как всегда, в самую нужную минуту, подносишь бутылку, а в ней ни капли. А идти куда-либо нет ни желания, ни силы.
Все, приплыли.
Вот так завалиться, растечься по дивану, как масло, и отбросить копыта к чертям собачьим. Только и всего. Раз, и там.
Только и всего.
Но если бы все было так просто.
Рука потянулась к телефону, не удержался, набрал Алису.
Не берет.
Позвонил еще раз.
Не берет.
Бог любит троицу.
А еще обламывать.
И из меня полился поток негодования, боли, обиды, желчи и выпитого алкоголя.
Хорошо хоть тазик догадался поставить заранее.
И отрубился.
У меня чертов рак…
Шикарно началась неделя.
* * *
Я проснулся в 4 утра. Голова трещала и мстила мне с невероятной силой. Под глазами мешки. В глазах резь. Вены вздулись на висках и пульсировали. Лицо отекло и раздулось так, будто я всю ночь зависал на пасеке с пчелами. Болело все, даже язык и переносица. Так тебе, неудачник.
Пробовал снова уснуть, но куда там. Пришлось укутаться теплее и включить «Во все тяжкие». Не зря же качал. А со сном так и получилось – четыре часа, если не меньше.
Все идет по плану.
Бугага.
Смотрел на Джесси и Уолтера и начал ассоциировать себя с ними. То есть раньше я просто смотрел, ну, мол, что вы еще нам покажете? А теперь я понимал, что чувствовал главный герой. Но лучше бы такое не понимать. Никому.
Может, тоже начать варить мет?
Очень смешно.
Да и я не учитель химии.
Химия.
Химиотерапия.
Звучит как насмешка, конечно.
Хотя теперь все звучит как насмешка.
* * *
И снова вспышки памяти.
Выпускной в училище.
Два года в Волгограде.
Вернулся обратно.
Несси.
* * *
Выпускной в училище.
Очень напомнил выпускной в школе, разве что…
Не было родителей.
Никто не прятал топливо.
Никого не увезли на скорой.
Никто не говорил про открытые двери во взрослый мир.
Никто не пел «Я солдат».
Валера схлестнулся с оркестрантами, и началось кровавое месиво. Они отпинали всех, даже директору немного досталось и, что порадовало, Сергеичу. Бой вышел непродолжительным, но очень интенсивным. Сорвали кулису, разбили вазу, дважды пустили кровь. Без крика и участия девчонок тоже не обошлось. И лишь когда один из оркестрантов проломил ногой сцену, все как-то быстро протрезвели, пришли в себя, обнялись, пожали друг другу руки. Даже мы с Сергеичем помирились. Он похвалил мою дипломную работу, сказал, что я неплохо сыграл Базарова, хотя всегда есть куда расти, и что, если бы не отсутствие дисциплины, он бы мог за меня замолвить словечко Денисову, он как раз набирал актерско-режиссерский курс в институте. Но так как он не уверен во мне, тем более после такого катастрофического косяка, то не будет просить. Вот и надо было дразнить? Но это мелкая и отвратительная черта театралов – поддеть, уколоть, унизить. Обидчивые натуры.
Я не очень-то хотел в институт, тем более снова в театральный, но отсрочка на 5 лет мне явно бы не помешала. Вот явно бы.
Придя в норму, оркестранты собрались вместе и слабали «макарену», что-то еще веселое, а затем перешли на творчество старого доброго Шнура и группы «Ленинград». Ох, уж эти оркестранты.
Все танцевали как угорелые, а после с теми же оркестрантами приводили актовый зал в порядок и чинили сцену.
Напоследок наш курс показал пародии на преподов и спел слезливую песенку о прекрасных годах, проведенных в училище, и о том, как сцена нас сплотила и стала неотъемлемой частью жизни. Вранье, конечно.
Я, например, больше ни разу в кульке не появлялся. Да и многие так же.
* * *
Два года в Волгограде.
Нет, я не служил там. Хотя мог. Собственно, я поэтому и оказался в Волгограде, чтобы не служить.
Снова ломать руку мне не хотелось, альтернатив было немного, не дожидаясь повестки в военкомат, я рванул куда подальше. Почему-то захотелось в Волгоград. Юг все-таки, там теплее и люди не такие суровые.
Я подал документы во все вузы, какие только смог, но везде провалился.
В театральном мне сказали, что у меня ужасный говор, а как узнали про училище, так и вовсе скривились и посоветовали забыть про карьеру артиста. Переучивать меня никто не возьмется.
Не больно-то и хотелось.
С остальными универами тоже не заладилось. Не то чтобы я такой тупой, но результаты ЕГЭ у меня далеко не лучшие.
Гребаное ЕГЭ.
Гребаный рак.
Хотя он, в общем-то, ни при чем, и его тогда не было.
Надо вот было вводить это дебильное ЕГЭ? Все кавказцы уделали меня по русскому языку. Такое мыслимо вообще? Да половина из них предложение толком составить не может. По сто баллов набирают.
Короче говоря, я засел на дно, чтобы военком не смог меня отыскать.
Не скажу, что мне жутко понравилось в Волгограде, но там есть:
Волга.
Мамаев курган.
Панорама Сталинградской битвы.
Котлеты по-киевски.
Длиннющий проспект Ленина. За два года я так и не смог пройти его целиком. Но пытался неоднократно.
Еще, что удивительно, раньше он назывался Сталинградом, но в городе несколько памятников Ленину, причем довольно крупных. Они даже в какие-то списки рекордов входят. А памятников Сталину нет, что тоже логично.
Красивых домов там немного, но и это понятно. В Отечественную ему досталось по самое не балуй, и город превратился в руины. Его отстраивали заново, и тут уже было не до красоты и помпезности.
Я снял крохотную однокомнатную квартирку с фиолетовыми обоями и вечно протекающим краном в Кировском районе и устроился работать аниматором в контору со странным названием «Карандаш».
«Карандаш» – мы разукрасим ваши серые будни.
Вот тогда я по-настоящему возненавидел детей. Это маленькие монстрики. Вернее, маленькие они только по росту, а вот монстры гигантские. Просто немыслимые.
Не было ни одного праздника, с которого бы я не ушел оглохшим, с подбитым глазом, с синяками на руках и ногах или порванным костюмом.
Дети висли на мне.
Дети визжали, как ненормальные.
Они пинались, царапались, кусались.
Дети бросались в меня едой.
Дети плакали и боялись меня. Но не все, к сожалению.
Кем я только не был за эти два года.
Человеком-пауком.
Джеком-воробьем.
Фиксиком.
Халком.
Индейцем.
Супермэном.
Варваром.
Долбаным клоуном.
Долбаным мимом.
Долбаным Пикачу.
Каждые выходные я порывался бросить разукрашивать серые будни детей и их родителей, но мне нужны были деньги. А наше прекрасное училище как-то не сильно позаботилось о том, чтобы разнообразить наши умения в зарабатывании денег. Так что единственное, что я мог, – сменить агентство, но какой в этом был толк?
К тому же иногда, правда, очень редко, у меня получалось кайфовать от того, что я могу заставить людей улыбнуться или делать нелепые и глупые вещи, прикрывая это условиями конкурса.
Ради конфеток они прыгали с бутылками между ног, переносили яйца в ложках, держа их во рту, или изображали персонажи фильмов или известных артистов. Танцевали по-дурацки, да еще и радовались как дети. И фотографировались со мной, как будто я был крутым спортсменом или реальной суперзвездой.
Но главное, что не надо было по восемь часов просиживать в душном офисе. Свободное время – для кого-то роскошь, а у меня его было столько, что хоть на зиму засаливай. Летом я валялся на пляже, осенью и весной зависал на набережной, а зимой на концертах и в кино. Изредка захаживал в клубы, но там слишком душно и пафосно. Не люблю понты и долбаный пафос.
За два года я накопил деньжат достаточно, чтобы откупиться от армии, и
* * *
Вернулся обратно.
С армией оказалось немного сложнее, чем я рассчитывал. Все-таки мне срок светил. За это тоже пришлось проплачивать. В итоге написали, что у меня плоскостопие и дикое искривление позвоночника, дали мне военник и велели гулять на все четыре стороны и молиться, чтобы не было войны.
Может, это из-за армии?
Да что, я один такой, что ли? Отмазавшихся больше, чем тех, кто служил. Но как-то далеко не всем достается, как мне.
Мать первым же делом всплеснула руками, мол, похудел-то как. Стала откармливать. Но мне это дико не понравилось. Через неделю съехал от нее на квартиркустудию с бежевыми обоями, хотел их переклеить, но хозяйка попалась не очень и не разрешила.
Связался с Валерой, он тоже работал аниматором. Позвал к себе. Я выбирал между «Связным» и «Волшебным лесом», так называлась контора, в которую звал меня Валера. Победил «Лес», опять же из-за свободного времени. Ну, и со знакомыми приятнее, разумеется, батрачить.
И вот я снова в костюме Джека-воробья, а дети такие же крикливые и агрессивные, как в Волгограде, видимо, они везде такие. У Валеры, кстати, намного лучше получалось с ними справляться. То ли они его боялись, то ли, наоборот, принимали за своего, но его никто не кусал, не пинал и не боялся.
Он и свадьбы проводил с легкостью, о которой я мог только мечтать.
«Пожелаем мы вместе
Жениху и невесте».
Его называли вторым Ургантом. Неудивительно, что он быстро поднялся и открыл свою контору, в которую по дружбе перетащил и меня. До сих пор не понимаю, зачем. Я был явно не тем работником, которым можно гордиться и желать во что бы то ни стало заполучить. Видимо, ценил нашу дружбу.
Мы играли в бильярд.
Мы зависали в саунах.
Мы катались на снегоходах и ездили на рыбалку.
Мы напивались в барах и клеили официанток.
Одна из них осталась с Валерой надолго, и он сделал ей предложение.
Больше мы уже не тусили, и Валера стал более официально ко мне относиться.
Я переехал в квартирку побольше. Тут же переклеил обои в серый цвет с изображением различных храмов, дворцов и прочих шедевров архитектуры, чуть не завел себе собаку, но вовремя одумался.
С матерью виделся крайне редко. Она начинала капать на мозг, пересказывала сериалы, программы, ругала депутатов и говорила, что нужно менять профессию, пока не поздно, мол, сказали, что будущее за менеджерами, а я ни разу не менеджер. И все в таком духе.
Ей бы найти кого себе, но она и не пыталась, да и кому нужно слушать пересказы этих чертовых сериалов.
Она смотрела первый канал.
Она смотрела второй канал.
Она смотрела третий канал.
Она смотрела четвертый и пятый, и шестой, и все остальные каналы, даже детские и спортивные.
А я на одном из своих мероприятий встретил
* * *
Несси.
Вообще-то, ее звали Инесса, но она терпеть не могла, когда ее называли полным именем.
У нее были роскошные длинные черные волосы ниже плеч.
У нее было тату в виде леса и стаи птиц на руке.
Она слушала Radiohead.
Она слушала Björk.
Она слушала Moby.
Она слушала Gorillaz.
И немного Nirvana.
Из русских Несси зависала на «Маше и медведях», хотя их давно уже никто не слушал.
У нее была небольшая родинка слева над губой и маленький размер ноги.
35-й.
Или 34-й.
Она стояла в сторонке от всех и явно грустила. Вернее, слушала музыку, в наушниках.
А я был долбаным клоуном и решил ее развеселить. Наверное, не лучшее решение – возникнуть перед ней и начать трясти, как ненормальный, головой, корча нелепые рожи и двигаясь, как упоротый наркоман, но ничего другого мне тогда не пришло в голову.
Несси сразу мне понравилась, а вот я, скорее, напугал ее и выбесил одновременно. Неудивительно. Но главное, что мне удалось привлечь ее внимание.
После мероприятия все разошлись, а она стояла на том же месте. Набравшись смелости, я подошел:
– Привет! – банальнее не придумаешь.
Она вытащила наушник из уха.
– А ты знаешь, что у китов нет ушей? – решил заинтересовать я Несси.
Она покачала головой.
– Но они не глухие. Киты слышат при помощи нижней челюсти. Представляешь?
– Прикольно, – не сразу ответила и засунула наушник обратно.
Не заинтересовал, хотя, конечно, тоже явно не самый интересный факт. Далековато мне было до пикапера.
– Вообще-то, все кончилось.
Она снова вынула наушник и вопросительно посмотрела на меня.
– Что слушаешь?
– Тома Йорка.
– Кто это?
Она закатила глаза:
– Radiohead.
– Можно?
Я вставил наушник себе в ухо. Раздалась приятная, хотя и немного депрессивная мелодия. Я вспомнил, что уже слышал ее. Стиль не совсем мой, но слушать можно.
– Какой альбом? – понятно, что я в любом случае не знал, но надо расспрашивать о том, что приятно другим. Я же читал Карнеги.
– Kid A, – и посмотрела на меня так, словно я спросил, как зовут Юрия Гагарина.
– Аааа, – протянул я и хлопнул себя по лбу, мол, как можно вообще было такое забыть? Позор.
Несс не отреагировала.
Я вернул ей наушник:
– Там все ушли уже.
– Угу, – кивнула она и, вставив черную ракушку наушника на место, направилась к выходу.
– Можно проводить тебя?
Она пожала плечами.
– Меня Илья зовут.
– Несси.
– Необычное имя. Редкое.
Она не ответила. Началась новая песня, и Несси полностью растворилась в музыке.
– Я только переоденусь, я быстро.
Она не слышала, но и не двигалась. Застыла, как статуя. Хочешь, лапай ее, хочешь, в сумочку залезь, хочешь, усы несмываемым маркером рисуй.
На улице шел дождь. Крупные тяжелые капли с силой барабанили по крышам, стенам домов, по деревьям, земле, по нашим макушкам. Они разбивались и стекали ручейком, смывая грим с моего лица и тушь с ее ресниц. Зонт, разумеется, никто из нас не взял. Но вместо того, чтобы спрятаться под крышу, Несси рванула со всех ног и шлепала прямо по лужам, не жалея ни себя, ни обувь. Я помчался вдогонку, а что еще оставалось делать?
Через пять минут мы уже ехали в трамвае. Мокрые, грязные, усталые.
Я пытался завести разговор.
Я выдал еще несколько фактов о китах.
Я рассказал, что хвосты китов уникальны, как и отпечатки пальцев у людей, и двух одинаковых хвостов просто не существует.
Я рассказал, что киты способны задерживать дыхание на несколько часов.
Я сообщил ей, что киты и люди – это единственные млекопитающие, которые могут петь. И что шоу «Голос китов» выиграл белый кит Барри, потому что самыми поющими среди китов считаются белые. А наставником у него был Градский. Ведь Градский просто создан для этого шоу. Барри пел песню Селин Дион «My heart will go on». Правда вот «heart» в исполнении Барри почему-то больше походило на «hurt».
Я мог раскрыть еще пару фактов, но понял, что бессмысленно. Она даже не улыбнулась.
Я рассказал, что жил в Волгограде, в котором проспект Ленина настолько длинный, что я так и не прошел его целиком.
А потом я просто забрал у нее наушник, и мы слушали «Radiohead».
Возле подъезда я спросил: «Несси – это уменьшительноласкательное от Инесса?»
Она скривилась: «Терпеть не могу это Инесса, оно тупое, я – Несси».
Я сказал, что понял, и попытался ее поцеловать.
Она не далась, сказала, что это чересчур, но оставила свой номер телефона.
Я долго еще смотрел на закрытую дверь, за которой она исчезла, и думал, чем она мне так понравилась.
Она была необычная.
Она была странная.
Людям нравится все странное и необычное.
Я позвонил ей из дома:
– Я добрался.
Она молчала.
– Это я – Илья.
Она молчала.
– У тебя все нормально?
Пауза.
– Завтра увидимся?
– Окей, – и повесила трубку.
Я не стал покупать цветы, не повел ее в кафе или в кино. Она написала сама. Филармония. 19:00. Не очень как-то идти в филармонию с цветами для девушки, а не для артистов. Еще и рубашку на себя нацепил.
Несс была в черной толстовке «Nirvana» и черных джинсах.
Она сказала: «Привет», – и взяла меня за руку.
Она сказала: «Кобейн не носил рубашки».
Она сказала: «Антон играет в «Пулеметах», он басист».
Антон – ее знакомый, он и позвал на концерт памяти Курта Кобейна.
Пели и играли все неважно, много лажали, особенно «Пулеметы», но я смотрел, не отрываясь, на мушку Несси, которая рождала в моей голове невероятно страстные и бурные фантазии.
Под песню «Polly» она крепко сжала мою руку, и ее губы страстно впились в мои. «Polly» стала нашей песней.
С тех пор в моей жизни было много музыки. Много песен и мыслей.
Мы ходили на концерты.
Мы ходили на квартирники.
Мы ходили на репетиции.
Я так ни разу и не подарил ей цветы.
Она сделала мне тату.
Мастер Йода с лазерным мечом.
Несси была тату-мастером. И редкостным интровертом.
Даже когда мы сидели в метре друг от друга, ей было проще написать в ВК, чем что-то произнести вслух.
Во время секса Несс также не издавала ни единого звука, хотя по глазам было видно, что ее просто переполняют эмоции. Ее хрупкое и соблазнительное тело дрожало и извивалось с какой-то даже животной страстью. Я заводился еще сильнее, рычал от удовольствия, она же молча, хоть и податливо, поддерживала мои порывы. Несси было непросто держать все в себе, но что-то, возможно, психологические травмы детства, сковывало и не давало ей обнажить не только тело, но и чувства.
Я быстро привык к ее молчанию. Это намного лучше незатыкающихся девушек, а таких гораздо больше. Болтовня реально раздражает. Тишина притягательна. В ней была загадка, которую хотелось непременно исследовать и раскрыть. Людям интересно все новое и неизвестное.
К тому же она необратимо нравилась мне внешне. Аккуратные тонкие губы, мягкие пушистые волосы, глубокие карие глаза и милые пухлые щечки. Все это во мне вызывало бурю щенячьего восторга.
Мушка же с каждым днем все сильнее захватывала мои чувства. Она магически действовала на меня, гипнотизировала, сводила с ума. Я уже не мог представить и дня, проведенного вдали от этой манящей коричневой бусинки.
Через неделю Несси переехала ко мне вместе со всем оборудованием и клиентами.
Я любил смотреть, как она работает, как старательно выводит рисунки, иероглифы и надписи на плечах, руках, ногах, шеях, щиколотках своих многочисленных клиентов.
Ей не нравилась моя работа, но частенько она ходила со мной, надевая эту потрепанную толстовку «Nirvana», сидела так же в стороне ото всех и изредка улыбалась мне в ответ.
Она пила виски, запивала колой, но делала это крайне редко и мало, так как быстро пьянела.
Алкоголь менял ее, добавлял разговорчивости и агрессивности.
Как-то мы пили втроем с Валерой. После третьей стопки она стала прогонять Валере, что мы занимаемся настоящим дерьмом. Мы не дарим людям праздник, а тупо убиваем их и свое время, помогаем всем деградировать, хотя они уже и так деградировали дальше некуда. Валера только усмехался в ответ, но когда Несс назвала его грязным ублюдком и сказала, что он неминуемо будет гореть в аду, приукрасив свой спич парой крепких выражений, явно обиделся и чуть не уволил меня. К счастью, Несси практически тут же отрубилась, а мы с Валерой выпили мировую и, обнявшись, спели «Черный ворон».
Люди не любят, когда им желают гореть в аду.
Утром Несси сама извинялась и утверждала, что ничего подобного у нее и в мыслях не было. Говорила весьма убедительно, да и не верилось, глядя на нее, что она может искренне желать кому-то зла.
Правда, подобные вещи повторялись несколько раз, доставалось и мне, но я не мог злиться на Несси, что бы она ни говорила и куда бы ни посылала меня.
Я не хотел знакомить ее с матерью.
Мама пришла сама. Никогда не приходила, а тут пришла.
Несс стояла в одной майке, зевая, и долго не могла понять, кто перед ней и что ей вообще нужно.
Мать резко высказалась о ее виде, наверное, позавидовала стройным ногам, и стала требовать одеться и привести себя в порядок. Назвала тату мерзостью, хотя рисунок у Несс вполне симпатичный и невинный, наорала заодно и на меня, что давно не объявлялся, а тут еще и собрался жениться, не спросясь у матери.
Я не собирался жениться, по крайней мере тогда. И вообще не понял ее истерики. Но мать ничего не хотела слушать, заявила, что Несси мне не пара, и, обидевшись, ушла.
Несс тоже ушла. Так же тихо и неожиданно, как и появилась. Просто исчезла, и все.
Проснулся, а ее рядом нет. Ни ее, ни оборудования, ни ее вещей, расчески, зубной щетки. Ничего. Даже записки не оставила.
Я тут же кинулся звонить, но номер был заранее удален из телефона. Поехал к ее старой квартире. Там никого. Еще неделю я каждый день приходил к тому подъезду, но все тщетно. Она как в воду канула.
Пробовал искать через «Пулеметов».
Ходил на концерты.
Ходил во все места, где мы были вместе.
Ходил в места, где мы не бывали вместе.
Пробовал искать знакомых, но у нее словно не было никаких знакомых.
Все бесполезно. Ни единой ниточки. Ни одного намека. А я так и не раскрыл ее загадку. Может быть, поэтому она и ушла.
А может, ее и не было.
Но Валера-то помнит. И мать помнила. А вдруг это она вмешалась?
Но мать уверяла, что вообще ни при чем. А то, что Несс ушла, прекрасно, она не пара была мне – развратная и руки размалеванные, как у головорезов.
А ведь она мне нравилась. Очень нравилась.
Но все, что мне осталось, – «Radiohead», заслушанный до дыр, и мастер Йода на плече.
* * *
И вот за что? За Несс? Я даже не знаю, почему она ушла. Чем я ее обидел? И обидел ли?
И меня накрыло. Включил Тома Йорка и стал вспоминать Несси.
Ее волосы.
Ее тату.
Ее запах.
Ее родинку.
Том жалостно завывал, и от этого становилось еще горше.
Том пел. Песню за песней. А я только слушал и валялся и едва сдерживал слезы. Все тело ныло, сил не было абсолютно. Я жалел себя и ненавидел всех. Мне казалось, что все, совершенно все виноваты в том, что случилось, в том, что я болен.
Бог, люди, птицы, насекомые – все хоть как-то повлияли на этот диагноз, приложили свою руку, лапу, крыло, хвост к тому, что у меня оставалось всего 250 долбаных дней. Чертовы тараканы выживают при любых условиях. Но я не таракан, я человек. Как бы мы ни были сильны, есть немало вещей, перед которыми мы все же бессильны.
Бессильны, черт возьми!
Мы слишком уязвимы.
Как далеко бы мы ни продвигались в покорении космоса, здесь, на Земле, мы остаемся все теми же маленькими и беспомощными людьми, могущими в одно мгновение, всего в одно малюсенькое мгновение исчезнуть навеки, превратиться в горстку никому не нужного пепла.
Memento mori, как говорили предки.
И это было как насмешка, постыдный плевок в спину или подножка. Раз, и ты уже на земле, оплеванный, грязный, со сломанными конечностями.
Я вышел в интернет и стал читать различные форумы. Затем начал разглядывать фотографии. Жуткие фотографии.
Я смотрел на совершенно лысых людей, похожих на инопланетян.
Я смотрел на людей без бровей.
Я смотрел на осунувшихся людей.
Я смотрел на ссутулившихся, съежившихся, как старики, людей.
Я смотрел на людей с потухшими глазами.
Я смотрел на людей в инвалидных креслах.
Я смотрел на людей на больничных койках.
Я смотрел на людей, обвешанных всевозможными медицинскими аппаратами.
Многих из них уже нет. Кто-то еще боролся, но таких было мало. Тех, кто смог победить болезнь, – единицы.
Их истории я читал запоем. Настоящие голливудские блокбастеры. Что ни человек, то Геракл – сплав стойкости духа и готовности к риску и экспериментам. Лекарство из бузины, лекарство из водки и подсолнечного масла, грязевые ванны, голубая глина, зеленая глина, белая глина, поедание песка, голодание, молитвы, обряды – на что только не решались эти бедолаги, цепляясь за жизнь и возможность хоть на мгновение ее продлить.
Лекарство из бузины? Серьезно? Больше похоже на передачу Геннадия Малахова.
И тут меня снова начало тошнить. То ли от просмотренного, то ли от выпитого, то ли из-за болезни, то ли все вместе – не знаю. Но эта рвота уже конкретно напрягала.
На шатающихся ногах я добрался до ванны.
Неделя не задалась. Ха-ха.
У Бога отличное чувство юмора.
Посмотрел в зеркало. Вид ужасный, почти такой же, как у тех бедолаг из интернета. Глаза ввалились, неестественная бледность, вены вздулись. Хотя еще вчера ничего подобного не было.
Сжал кулаки, набрал воздух в легкие и крикнул в полную мощность. Еще и еще. Я решил проораться, пока не свалюсь обессилено на пол или пока не появятся соседи и не начнут ломиться в дверь. Но силы не заканчивались, как и терпение соседей. В двери никто не стучал и не звонил. И я продолжал.
Лицо покраснело от натуги. На лбу еще сильнее вздулись вены. Внутри что-то жгло с невероятной силой. Мне было больно. Мне было чертовски больно в области сердца.
Алиса.
Да катись ты лесом, Алиса!
Как только я мог вообще связаться с тобой?
И очередная порция воспоминаний нахлынула безудержным потоком, утопив в себе все остальные мысли и чувства.
Как чертов кофе, мозг растворялся в этих воспоминаниях.
Свадьба с Альбиной.
Развод с Альбиной.
Авария.
Онлайн-покер.
Уволился с работы.
Устроился оператором квеста.
* * *
Свадьба с Альбиной.
Я сам не понял, как все произошло. Я долго не мог забыть Несси. Очень долго.
Чувствовал себя личинкой в этом огромном и жестоком мире. Беспомощной и раздавленной.
Ненавидел ее.
Молил Бога, чтобы она передумала и вернулась.
Видел в каждой темноволосой девушке ее и только ее.
Напивался до отключки.
Даже ходил к гадалке и просил наколдовать ее возвращение.
Несс не вернулась.
Валера посмеивался надо мной. Подкалывал, разыгрывал, присылал веселые картинки в соцсетях – поддерживал как настоящий товарищ.
Ему надоело смотреть на мою кислую рожу, и он вытащил меня на свидание с Альбиной. Я не хотел идти, а он не хотел ничего слушать, схватил за грудки и реально приволок на свидание.
Мне не понравилась Альбина. Вернее, мне было все равно, Альбина или Наташа, да хоть Скарлетт. Я думал о другой. Я вообще ни о чем и ни о ком не мог думать, кроме нее. А тут на тебе Альбину и забудь раз и навсегда свою Несси. Не все так просто, господа, не все так просто.
У Альбины была родинка на щеке. Тоже родинка. Совпадение или Валера знал, я так и не выяснил. Но у Несс была милая родинка, маленькая завораживающая мушка, а у Альбины – настоящая родинка, больше и гораздо темнее. А еще у нее не затыкался рот. Вообще ни на секунду. За минуту знакомства она успела рассказать не только про всю свою жизнь и жизнь своих родственников на данный момент, но и про то, чем планирует заняться в ближайшие двадцать лет. Не скажу, что у нее самый приятный голос на свете, но это ее нисколько не смущало. Стеснение? Нет, не слышала. Она четко знала, что и когда ей нужно. Такой напористости можно только позавидовать.
Поэтому я сам не заметил, как быстро закончился ужин, после которого мы сели в забрызганное грязью такси и поехали ко мне.
У нас ничего не было. Дома я, конечно, сообразил, что к чему, и буквально вытолкал ее в подъезд. Но, повторюсь, Альбина не из робкого десятка. Она целеустремленная. Уже на следующий день она пришла к нам в контору на обед и принесла свои фирменные пирожки. Специально для меня пекла. Какая забота!
Готовила она, должен отметить, прекрасно. Собственно, это лучшее, что в ней было и, наверное, есть. А какой мужчина не любит вкусно пожрать? Всем же известно, что путь к сердцу мужчины лежит через долбаный желудок. Нет, сердце мое она не завоевала, но подступила довольно близко к нему. На следующий день Альбина принесла котлеты с ризотто, а еще через сутки рулеты с курицей и грибами.
И я снова стал жиреть, как кот на деревенской сметане.
Очень трудно отказать человеку, когда он несет тебе полную тарелку дымящихся пельменей.
Или фаршированных перцев.
Или огромную сочную пиццу.
Или мяса по-французски.
Или грибного супа-пюре.
Или нежной мясной запеканки.
Принцип в общем-то ясен.
Через неделю она переехала ко мне, а через месяц намекнула, что неплохо бы нам и расписаться. Это явно было не то, о чем я мечтал. Но, снова повторюсь, Альбина целеустремленная, и было очевидно, что просто так она не отстанет, решила, что я гожусь ей в мужья, и значит, сделает все, что потребуется, хоть отрежет мне руку или ногу, пока и я не начну думать ровным счетом так же.
Я не хотел жениться. Тем более на Альбине, я по-прежнему думал о Несс. Но шансы на то, что она вернется, были гораздо призрачнее того, что Альбина простонапросто возьмет меня измором.
И я согласился на штамп в паспорте.
Тюфяк.
Правда, мне удалось убедить невесту в том, что пышная церемония нам ни к чему, по крайней мере, пока. Шумное торжество можно провести в любой момент, желательно через год, когда наши чувства только окрепнут, и удастся накопить приличную сумму. Она согласилась.
Все обошлось только ЗАГСом и обменом кольцами.
Ну, как обошлось?
Валера обиделся, что не сможет погулять у меня на свадьбе. Он, видите ли, за меня рад, а я лишаю его праздника. Как так можно вообще? Получается, сапожник без сапог. Работаю в event-агентстве, а сам…
Он сказал: «Ну, уж своему-то провели бы «ол инклюзив»».
Он сказал: «Свадьба – это святое».
Он сказал: «Со своих грех брать деньги».
Он сказал: «С «Поленом» бы договорились на скидку. Ты же знаешь, у них шикарные ребрышки».
Он сказал: «Ну, праздника хочется, – и добавил, – в конце концов, кто тебя свел с Альбиной?»
Я ответил: «Через год, обещаю».
Но Валера – это ладно, это ерунда. У нас не было медового месяца. Не в том плане, что мы не поехали в романтическое путешествие на Карибы или хотя бы в Крым, нет. Первый месяц после свадьбы считается самым приятным, самым радостным, беззаботным, сладким, чуть ли не приторным, что логично, исходя из названия. Но ничего подобного меня не ждало.
Горчичный – да.
Уксусный – да.
Хреновый – разумеется, да.
Но не медовый и даже не сахарный.
Я думал, что это байки, чертовы штампы, что женщины расслабляются, добившись обручальных колец и печати в паспорте. Мол, можно уже выглядеть не на все сто, достаточно и шестидесяти процентов или даже пятидесяти. Что можно уже не готовить «Carpe au four» или «Fricassée», вполне хватит вареников или борща. Если раньше ты был молодцом и «лучшим на свете мужчиной», когда выносил мусор или помогал с мытьем посуды, то теперь ты стал «лодырем, тварью и кровопивцем – нашел себе «рабыню Изауру», а сам палец о палец не ударишь, чтобы помочь единственной и ненаглядной». Раньше помощь, теперь обязанность, и попробуй ее только не выполнить. Теперь ты становишься виноват во всем.
Долго едет лифт – виноват ты.
Отключили электричество – виноват ты.
Высокие цены в магазинах – виноват ты, потому что мало зарабатываешь.
Плохое настроение – виноват ты.
Нечего надеть – виноват ты.
Пошел дождь – виноват ты.
Осталось мало амурских тигров – виноват ты.
И даже в том, что творится в Северной Корее, виноват ты – а почему бы и нет.
Да, я мог смириться с тем, что она больше не старалась выглядеть лучше, чем есть на самом деле, в общем-то, она и без косметики вполне ничего, да и внешность не главное в человеке, да, я мог обойтись без всех этих блюд с красивым названием, готовила она все равно очень вкусно, а это главное, но вот то, что она превратилась в настоящую мегеру, думаю, такого не выдержал бы никто.
