Свою мысль П. Н. Краснов защищает противопоставлением русскому обществу 1914–1917 гг., ослабевшему в разброде классовых интересов и социально-политических идеалов, общества 1812–1814 гг., сильного, как он полагает, своей цельностью. С этой антитезой я не могу согласиться. Изучая семнадцать лет тому назад, к юбилею Отечественной войны, бытовую историю ее русск<ой> современности по источникам, я должен был убедиться, что патриотическую цельность тогдашнего общества пора отнести к области легенд из разряда «нас возвышающих обманов». (См. мою книгу «1812 год», XVI том моих сочин<ений>, изд. «Просвещения»). И общество (в значении интеллигенции и привилегированных слоев) было очень пестро, и мужик взялся за дубье, только когда отступление Наполеона из Москвы наполнило район французского передвижения разорительным для крестьянства мародерством. Раньше было то же самое – «мы калуцкие, до нас не дойдет!», – что и в Великую войну, пережитую нами.