Александр Амфитеатров
Катакомбы
– Нет, это не то! – с отчаянием воскликнула Мэг.
– Не то!
Кэт, совсем растерянная, опустила фонарь.
– Мы Бог знает куда зашли… Мы здесь никогда не были! Это совсем новая площадка!
– Ты права.
– Вернемся, попробуем счастья через другую дверь.
– А ты уверена, что теперь угадаешь правильно?
– Нет, но… попробуем!
– Попробуем… Ведь это – единственное, что нам остается делать, – согласилась Мэг с искусственным спокойствием.
Опять бесконечные извилины узких ходов, примыкающих к обманчивым платформам. Мрак, в котором движутся двумя пятнами тусклого красного тумана огненные круги рефлекторов… Тишина, среди которой вслед за шагами девушек топают шаги эхо, и опять сестрам кажется, что рядом с ними выступает вот-вот готовое явиться привидение. Но теперь им уже не смешно от этого представления – теперь мороз бежит по их коже, когда они вслушиваются в таинственные шаги.
Им страшно остановиться хоть на минутку – от мысли, что они знают, кто этот невидимый ходок. Имя ему – смерть… голодная смерть, испокон веков царящая здесь, на подземных каменных кладбищах. Они проникли в ее чертог и навсегда останутся в нем, жизнью заплатив за свое безрассудство.
– У меня ноги подкашиваются: я не в силах идти более, – простонала Кэт, опускаясь на пол.
– Отдохни, но недолго, – угрюмо возразила Мэг. – У нас мало света в запасе.
– Загаси свой фонарь, – сказала она после нескольких минут молчания.
– Зачем?
– С нас довольно и моего. А твой мы засветим, когда в моем выгорит свеча.
– Боже мой, неужели ты думаешь, что мы еще долго не выберемся из этих норок?
– Ах, почем я знаю?
– Это ужасно, это ужасно! – шептала Кэт.
Мэг повелительно прикрикнула:
– Не трусь, не распускайся! Струсим – пропадем.
– Не сердись! – умоляющим голосом возразила Кэт, – можно ли ссориться в такие минуты?
– Вот что, – предложила Мэг, успокаивая сестру ласковым рукопожатием, – давай кричать! Как знать? Быть может, мы уже кружим около посещаемых галерей, и нас услышат…
Голоса у сестер были громкие, легкие, могучие, и они подняли целую бурю звуков под низкими сводами подземелья.
Кричали, пока не осипли. Замолкли последние перекаты эхо… Опять – мертвая тишь… слышно, как стучат смятенные сердца девушек… Никого! ничего!.. Похоронены заживо.
– Мне пить хочется, – прошептала Кэт.
– Напейся: там в сумке есть бутылка аполлинарис… но… будь экономна.
– Я только один глоток…
– Что же теперь? Идти дальше? – предложила Мэг.
– Конечно.
– Куда?
– Не знаю.
– Все равно! – лишь бы не сидеть на месте. Здесь мы ничего не высидим. Никто не догадается искать нас…
Кэт ломала руки.
– Хоть бы кому-нибудь рассказали мы о своем намерении! Нас хватились бы, снарядили бы поиски, а теперь…
Мэг энергично остановила ее жалобы:
– Идем, авось Бог поможет нам выбраться.
– Идем! Движение отнимает страх.
– Боже мой! Боже мой!
Мэг взглянула на часы и ахнула, не веря глазам:
– Знаешь ли, сколько уже времени мы в катакомбах!
– Ах, кажется, целую вечность.
– Я говорю не о «кажется», а сколько на самом деле…
– Ну?
– Шесть часов и двадцать три минуты.
– Значит, теперь уже вечер?
– Да. Если и найдем выход, то придется ночевать у дверей; катакомбы заперты, и монахи не услышат наших криков – их кельи далеко.
– Ах, я готова ночевать хоть в саркофаге, лишь бы знать, что мы у выхода.
Опять ходьба до изнеможения, двойной топот шагов, безвестные могилы в стенах, камень под ногами, камень над головою, – холодный, мертвый, безответный. Ходы вьются, как змеи, то вверх, то вниз, то влево, то направо и все грознее и грознее опутывают и сжимают англичанок своими роковыми звеньями.
– Не могу я дальше идти… не могу!
Кэт облилась слезами, бессильно прислонясь спиною к холодной стене.
– Да и некуда, – с холодным ожесточением согласилась Мэг. Она села рядом с сестрою у ее ног. – Нечего обманывать себя и утешать: мы погибли. Это – паутина. Мы задохнемся в ней, как две мухи.
– Не говори таких ужасных слов, Мэг! Мы не должны, не можем умереть… Господи! и как только пришла нам в голову проклятая мысль – пуститься в эту несчастную экскурсию!
– Ты же предложила, Кэт.
– А ты старшая, ты сильнее меня, умнее… Тебе следовало остановить меня, отговорить… А ты вместо того… Ах, Мэг! Мэг!
– Что спорить, кто виноват! – сурово возразила Мэг. – Обе виноваты. Поздно спорить, когда мы умираем.
– Голодная смерть… Господи!.. Мэг! я не хочу умирать так страшно…
– Об этом тебя не спросят, дитя. Умрешь, как Бог послал.
– Бог послал?! да за что же? за что? чем мы оскорбили Его? Чем я оскорбила? Ведь мне же всего-то, всего двадцать лет – и умирать?! А-а-а-ах! Мэг! Мэг! Мэг! спаси меня! не отдавай! я не хочу умирать, не стану умирать…
Она рыдала, выкрикивая бессмыслицу, как малый ребенок. Мэг молчала и только гладила ее по голове: больше ей нечего было сделать в утешение обезумевшей сестры.
