Александр Викторович Стенников
Саномания
А вот в один какой-то момент стала замечать, что душа моя, уж шибко тянется к нему. Но все одно, сопротивлялась и не могла предположить, что с ним может быть что-то у нас получиться, дааа, и все из-за возраста. А у него, ко мне-то, все уже более серьёзно, чего уж там, когда касались друг дружку нечаянно, я чувствовала, как его аж потрясыват! Пугалась, отстронялась. Знашь как боялась, что может увлечение у него обычное. Может он думал, что вот взрослая девка, опытная, погуляю с ней после армии-то. А какой там опыт, уж двадцать восемь, а никого у меня и в помине не было! А потом наступило такое время, когда сама уж, из-за него спать по ночам перестала и когда беспрестанно стала думать только о нем. И без него уже не могла себя представить, и боялась, как вот у нас дальше все может произойти, вот тогда и поняла, что наверное это и есть любовь… И у Гоши так же было, но не говорили мы об этом, только если сами про себя, молча, дааа, бывало всю ночь разговариваш сама с собой, так и не уснешь…
А вскоре, у нас была осенняя ярмарка, мы ж РАЙПО всегда участвовали, торговали там всяким. Нарядят нас, ну вылитые матрёшки! Ведь целый деревенский праздник был, а мы ж молодые девчёнки, нас везде и привлекали. Мы значит, с Верой Некипеловой торгуем, а они, Гоша с Сеней пришли и ждут, когда мы освободимся, дааа – взяли бутылочку вина. И пошли мы все к Верке домой. Вера то, по моложе меня, и вот я смотрю, как Гоша с Верой танцуют, и понимаю, что они друг другу подходят больше, а сама то рееевнуююю, яя нее мооогууу!
У нас с Веркой, были очень похожие платья. Только у меня более синенькое, а у неё более голубенькое, ситцевые платьюшки, но красииивые, и вот такооой вот вырез на груди, декольте… агааа, все прям наружу! Ну и вот, танцевали мы с НИМ, а он взял да поцеловал меня вот сюда, у шеи… Я так испугалась, вообще, ноги прям подкосились и слушаться перестали, а в голове как туман сразу. Я помню все… хорошо помню… прям как сейчас все…
До этих слов, тётка Елена, все смеялась да улыбалась, а тут стала такой серьёзной, обняв голову двумя руками, стянула в низ платок и уткнувшись в него лицом, вдруг громко зарыдала…
– А потом, он пошёл меня провожать, и дорогой то признался мне, что полюбил меня всем сердцем. Он говорил эти слова, а я не могла в это поверить, ведь все, что он говорил, совпадает с моими чувствами, что и я люблю, да…да… по-настоящему, люблю…
Он тогда и позвал меня замуж…
Проводил домой, и мы с ним на улице, под фонарём… целовались…я помню… все помню…
До Гоши-то, я, конечно, встречалась с ребятами, гуляли, дружили и целовались, бывало, и признавались мне в любви. Только такие поцелуи, без любви-то, пресные очень, как не в заправду… Такие отношения называются – романами, только у меня не романы, а были обычные сквозняки, или как сейчас новомодно говорить – страсть, а может кто и любил меня сильно, только когда это не взаимно, так и радости не какой, сырость одна да боль при расставании. Но я так, до двадцати восьми лет, ни кого и не полюбила, и вот только сейчас, впервые, сказала это слово ЛЮБЛЮ, моему Гоше… А может ты и прав, ведь три раза замужем, от кажного мужика по сыну, ведь трое сынов у меня… И ведь, все разы, в замуж то, по любви выходила, по энтой самой, по взаимной, счастливая я… И любила я, страсть как любила, кажного! Ведь, пока живу с мужиком-то, все ведь устраиват, и хорошо мне, и радостно, перво время. Да и правда, как у всех, наверное, и терпеть приходилось, мужики ж! Да и жизнь наша, деревенска, скажем совсем не сахар! Три разА замужем, и с кажным мужиком, через како-то время, определённые проблемы возникали. Все мы разные, и под мужика-то приходилось подстраиваться, по-женски хитрить, изворачиваться, а раз так начинатся, тогда разве это любовь?! Это уж, никакой радости! Вот первый – Гоша, такой был ревнючий! А я ж в конторе робила, и норов у меня весёлый да общительный, жизнерадостная, дааа. Да ведь и без задней мысли вовсе! А мужики-то кругом справные, начальники разные, да и с других мест приезжали по делам, а меня как увидят, столбенеют словно! Ну и конечно кто и ухаживать начинал, дааа… подарки там, конфеты, цветы, хоть я повода никакого не давала. А зачем? У меня семья, муж. Хотя, разговоры по деревне, сплетни всякие, че бы бабам языки не почесать?! Вот, до Гоши моего, раз да другой донеслось, через седьмые уши, он и «сошел с ума!» Скааандааалы до потолка… И посуду били и мебель крушили! А я что, не спускала, потому как не виноватая я, ктой-то навыдумыват, а я значит страдай?! А потом, после скандалу-то, любооовь опять, он пар-то выпустит, прощения просит, на коленях, даааа…страсть кака была любовь! А в итоге, устала я от всего этого, он же следить за мной стал! Люди все видят, смеются. Не доверие, Сано, хужее всего! Особо, когда не справедливо, да на ровном месте, помаленьку да по чуть-чуть и рушится все самое хорошее… Слезы одни. Нет, Сано, бить не бил, вот чево не было того не было, Гоша не обижал…
А вот как приходит нова-то любовь, так и понимаш, что настояща-то любовь, это как-то подругому все сразу, именно как сейчас вот, увидела ЕГО и все! В один миг становлюсь какой-тось красивой, счастливой что ль…так не задумываясь и ушла от Гоши, дааа к агроному, к Николаю Иванычу. Он только переехал в посёлок-то наш, агаа…и как только взглянула на него, все сразу поняла и про себя, и про него. Какое-то время все посматривали друг на дружку. А однажды в магазин шла, грязюка была, прям гроза, ветер и Он на встречу, красивый такой, здоровееенный, элегантный, в новом болоневом плаще, дааа в черном и с зонтом. А я-то, и не думала не гадала, что гроза меня настигнет! Иду как курица мокрая, платье все прилипло, волосы как пакля, дождь по ним течёт, в руке авоська, сапоги в грязи вязнут…Видать, шибко я была в тот миг неотразима, он шагнул на встречу, под зонт спрятал, а другой ручищей, как прижмёт к себе, я так и обмякла, от неожиданности. А он только в глаза мои смотрит и улыбается…дааа, так и не отпустил. А на следующий день уж и переехала к нему. Быстро у нас с ним, дааа меньше, чем через год, а уж родила ему сына… Все было хорошо, только вот любвеобильный он был, бабник одним словом! Ни одной юбки мимо не пропустит! Теперь уж я «с ума сошла, от ревности-то!» Дааа, ни одной подруги у меня через него не осталось, всех под чистУю ликвидировала! Бабы-то наши, деревенски, про меня судачили, мол легкомысленная я… А я вот спрошу, зачем жить с человеком, с которым плохо? А тут…как заново родилась, и настроение жить, и раскрасилось все вокруг, душа поёт! Так всегда по началу-то. Тут само главно, Сано, уметь сохранить, а зависит сие, к сожалению, от двоих. В итоге так и во втором браке до конца не разобралась, что же это за чувство такое – ЛЮБОВЬ… Но точно знаю, чудо-то как раз в том, как она приходит ВДРУГ, или постепенно, вроде как не заметно, с каждым днём более начинаешь чувствовать, что и уже дышать не можешь без нужного, уже своего человека… При третьем замужестве так и случилось, дааа.., Мы ж русские бабы сердобольные, да ещё и жертвенные…вот! В нашем посёлке жила, ну очень красивая пара. Приезжие, из города, никто про них ничего не знал. Они всегда за ручку или под ручку, никого не стесняясь, могли целоваться, прям на улице, дааа…многие с любопытством и завистью за ними наблюдали, а после обсуждали… Она… ну, как картинка, хоть в кино снимай, модная, платьишко не платьишко, туфельки не туфельки, вся в золоте: и серёжки, и на пальцах колечки, и на груди цепочка, дааа… полный комплект… И Он, прям с иголочки: костюмчик как точенный, рубашка, лаковы штиблеты и Сам – крааасивыыый, дааа…глаз не отвести! А что дальше было, люди говорят разное, а только повадилась она в город ездить, то в клинику ей нужно, то по делам каким. Он на работу, а Она в город. А что, ни ребёнка, ни котёнка, ни где ни робАтывала, одним словом – никакой заботы. Муж при деле, при должности, Сан Саныч-то, директор нашего Заготзерно, дааа… элеватор гудел почитай круглый год. И вот однажды, она из города-то и не вернулась! Дааа, хвостом крутанула и прости – прощай! Оказалось, хахаль у неё там. Да кто их знает, а может и любовь всей её жизни, только наш Саныч, затосковал, прям депрессия, работа не работа, оброс, не бреется, сам на себя не похож. Осунулся, похудел и костюмчик уж не так сидит, пуговки, коих уж нет, а другие повисли, да и пить стал безбожно…
Старшему моему сыну тогда уж три года было, в садик ходил, а младшему чуть больше годика, я его в коляску да гуляю по селу-то. А однажды, проходя мимо дома, в котором жил Сан Саныч, смотрю, дым из окна! Вот, знашь, воистину русская баба и коня на ходу остановит и в горящую избу войдёт! Выволокла я Саныча-то, из огня, а что, так часто бывает, уснёт пьяный человек с сигаретой вот и пожар! Сидим с ним в ограде на лужайке, дом полыхает, люди набежали, суетятся, пожарна машина приехала, а он на моих коленях плачет,– «зачем»,– говорит,– «зачем ты меня вытащила, лучше б я сгорел там, потому как нет силы жить без неё» (без жены, что ушла от него, стало быть). – И так мне стало его жалко, ведь похожи мы с ним бедой-то, мой-то вон, все на лево смотрит, уж спать с ним одно отвращение. И безразличие его вижу, на то, как забочусь о нем, сына ему родила. А он словно в облаках каких, все улыбается, да в даль светлую поглядывает. А все одно по нем скучаю и так хочется чувствовать себя единственной для единственно любимого! Наверное, в этом и есть счастье…
Отвлеклась на своё. Вот тогда я ему и выговорила, – Сан Саныч, что ж Вы такое говорите?! Вам пить бросать надо! У меня муж, ни одной юбки не пропустит, я ж не пью, пожары не устраиваю! Может и хорошо, что ушла, жена-то, хуже нет, когда живёшь, стараешься от всей души и понимаешь, что тебя обманывают, что сам изменить уже ни чего не можешь. Да все у Вас в жизни ещё наладится, займитесь работой, вот дом нужно для новой жизни строить. Отпустите её предательницу, пожелайте ей счастья, коли любите и легче Вам будет, а Бог расставит все по местам, глядишь, и новая любовь придёт! И что бы у каждого из нас в душе не творилось, как бы мы не страдали и не выли от боли и безысходности какой, а только жизнь, постепенно все на свои места расставляет; раны затягиваются, душевные дыры конопатятся новыми отношениями, пожарища зарастают травой и деревьями – жизнь побеждает всегда!
С того события, как дом-то сгорел, мы с Санычем стали как бы дружить, если можно так сказать. По-человечески, без всякой на то левой мысли. Мой маршрут гуляния с детьми проходил мимо его дома. Да, того т дома, что сгорел, уж и не было, снесли его, и на этом месте Сан Саныч строил новый, просторный, большой дом. И все останавливал меня, когда я мимо проходила, толи специально поджидал. Он человек интересный, образованный, я прям заслушивалась его рассказами, бывало, начнёт, вроде бы не о чем, а уж более часа стоим у калитки и наговориться не можем. Он очень внимательный, что ни будь да приготовит в гостинцы моим детям; то ведёрко клубники, а вот уже и вишня созрела, – «и не возражай!», говорит, – «мне-то куда одному, а назрело, деткам твоим витамины нужны…» – заботливый, дааа… внимательный. И так постепенно, прониклась я к нему, как будто в голове моей поселился. А что, удобно, коли в голове, в любой момент могу с ним пообщаться… А вскоре и говорит мне, – «вот домину такой ставлю, а для кого…?
Завидую я тебе Ленушка, дети у тебя, радостно и весело… А роди мне сына!»– агааа, взял да вот так и пошутил, меня тогда в такой жар бросило, думала, что дым от меня пойдёт!
К осени, дом был уже под крышей Дааа, а я все порывалась посмотреть, как там внутри дома, только Сан Саныч не пускал, а продолжал шутить,– «вот дострою, мебель поставлю, кровать, приду к твоему мужу и скажу: «Прости Николай Иванович, не ценил ты своё настоящее счастье, теперь оно моё»,– мы смеяяялись. А только после этих слов смотреть на него стала уже совсем по-другому, и думать о нем ещё больше, и уже специально гуляла мимо, когда он бывает на своей «стройке», целый день жду не дождусь, а ноги то уже бегут… Так, уже совсем в осень, в Его доме уже шла внутренняя отделка, он встретил меня и пригласил в беседку: самовар, конфеты и шампанское, дааа… все так загадочно и красиво, ромонтическо свиданье называтса … Громко полетела пробка, следом пена шампанского, разлил по бокалам,– «Лена,– начал он свою речь,– «Как хорошо, что старая моя жизнь сгорела, строю дом, вроде как возвожу новую жизнь. Хожу по комнатам, дышу чистым запахом дерева, и всюду вижу тебя и наших детей, которые бегают, играют и смеются… Ленушка, выходи за меня, за муж!»
– Вот, Сано, и так, постепенно, незаметно, может любовь подкрасться! И тогда, я как порядочная, все как есть, мужу-то своему, так и так мол, влюбилась, ухожу от тебя. А Он, – так ведь и меня любила! – а я-то понимаю тепереча, ведь есть с чем сравнивать, перво время то любила, а тепереча просто не знала, что не любовь то была вовсе! И так кажной раз, влюблялась, брала чемоданы, детей в охапку и вновь выходила замуж. В новой-то в любви рожала следующее дите. И при этом, уверенно считала, что вот ОНА – ЛЮБОВЬ, та, которая сейчас пришла, самая что ни на есть теперь настоящая, от которой (как говорят) «крышу» сносит… Вот так Сано, когда встречаются похожие и родные души, вдруг понимаешь – мой человек! Так и мы с Сан Санычем… Кажной день открывали в друг дружке очередные похожести, так и врастаешь в человека постепенно, когда нежная забота, когда понимаем все с полуслова, когда бесконечность тем для приятного разговора…
Верю, что мы появились в жизни друг друга не случайно. Бог соединил… Целый день не вижу ЕГО, вдруг чувствую, что он где-то рядом, в окно взглянула, а он по улице идёт и сердце в миг взрывается словно! Душа кричать начинает, о НЕМ, конечно, да так кричит, кажись вся деревня слышит… И так мы счастливо с Сан Санычем жили, и родила я ему сына, и он так справедливо, по-отцовски относился ко всем нашим теперь уже трем сыновьям одинаково, как к своим, я ему была так благодарна!
А вскоре, случилась беда, жена его, бывшая, серьёзно заболела и скончалась. Схоронили её на нашем сельском кладбище. В этот день, Сан Саныч сорвался, и впервые за три года напился, ушёл из дома, я потеряла его тогда, и ночевать не пришёл. А на утро, его обнаружили на кладбище, обнял свежую могилку бывшей жены и умер…
Вот, Сано и скажи, где тут любовь?! Для меня все это было такой трагедией! Как я выжила?! Казалось, никогда не выйти мне из состояния такого горя, словно разумом помешалась…словно жизнь меня покинула… Трудно было, если б не дети…целых два года я выкарабкивалась из этой болькой пустоты… А после, собралась и приехала сюда, на Родину, к маме… Тут душа успокоилась, тут благодать, жизнь, одним словом. Все будет хорошо. И верю, что все же любовь есть, что есть любовь долгая и что это чувство главное в жизни человеческой. И так хочется, Сано, любви самой что ни на есть настоящей, взаимной, чтоб на всю жизнь, как вот у Сан Саныча, чтоб до самого последнего мгновения этой жизни! Ведь та самая, настоящая любовь, это когда готов жизнь отдать за человека, смысл любви – в самой её жертвенности!
И ведь когда Она приходит, как-то все становится сразу по-другому, не так как прежде. И понимаю нутром-то своим, что ЛЮБЛЮ! И не просто это блажь, аль соблазн какой, с энтим-то справиться не сложно, а вот любви сопротивляться никак не можно! Любовь должна жить, коль пришла, да и не приходит она сама-то, дар это Божий! Ведь сколько людей на земле несчастных, которые живут, но так ни разу и не испытают сие чувство. И душить в себе любовь, по природе своей человеческой – преступление!
А ведь, ты знашь, Сано, я только сейчас, рассказывая тебе о своей жизни, поняла, что самая-то настоящая моя любовь была – первая, к моему Гоше…агааа, к нему…
Пришла от соседей Авдотья Алексеевна, стали на кухне с тёткой Еленой шушукаться. А Сано, стоял у окна в горнице, и молча смотрел на зарождавшийся месяц, ещё на совсем светлом небе. Зашла в горницу бабушка.
– Сано, а Сано! КлИчу тебя, клИчу, а тебя будто нет! Тетка Елена ушла уж, пора вечЕреть, пошли говорю исть! Санечка, какой-то ты, как кувалдой по голове, посля озера-то! Что тебе там Илья наговорил? Вижу, и Елена, не молча меня тута ждала, а она может насочинять, что для твоих ушей рановато до усвоения. Молчишь-то пошто?!
– Бабуль, шум в голове, все в ней перемешалось, не могу разобрать – где хорошо, где плохо, и смеяться хочется, а все больше плакать…
– Сынок, когда в голове такой бардак, говорят – хаос, тут главно нужно научиться распознать, где ШУМ, а где СИГНАЛ. Сигнал, подсказка как раз несёт полезное для человека, нужное направление куда двигаться по жизни. Вот такую подсказку нужно срочно принять, а есть такие сигналы, которые тут же нужно отметать поганой метлой, а остальной мусор подавно! Ладно, посиди тута, в тишине ещё чуток, раскидай по полочкам полезное и не очень, да приходи ужинать, я пошла на стол накрывать.
С раннего утра я бежал со всех ног к Кольке, чтоб рассказать про любовь деда Ильи, про его Лизавету (нашу теперь любимую учительницу Елизавету Даниловну), Пузан же ничего о ней не знат! А ещё про лебединну верность.
Как это приятно, просто поговорить с людьми и узнать что-то новое, так вот живёшь и думашь, что уж все знашь об энтой жизни, а вот и нет! А у Зойки-то, вона сколько книг, она их читат, и кажной день узнает что-то интересное. Вот бы с ней поговорить, только она все нос воротит, взросла уже… Поскорее б мне уж в школу, научиться все делать самому и читать, и писать… это ж кака сила!
– Пузан привет! Полезли на тополь, что-то по секрету расскажу!
– Здорово Сано…Не выспался я сегодня, все про любовь думал, така она разна быват, оказывается! Вот так живешь, и совсем не знашь, где она тебя, слезливая да с ума сошедшая, подкараулит?!
Мы залезли на тополь, в наш домик. Уселись на краешек, спустили ноги, положили подбородки на перекладину и какое-то время молчали в даль светлую…
– Ладно, Коль, так уж и быть, рассказывай первый.
– А че я-то, первый? Сам прибежал ни свет ни заря, полезли на тополь, чтой- то расскажу по секрету…
– Ладно, давай по жребию, вот монетка, мой герб! – Мы кинули монетку…
– Ну вот, как всегда, везунчик же ты Сано! Ладно, сначала я расскажу про баушку Федору. Ну вот, Сань, ты не поверишь! Где тут может быть запрятана любовь? История така проста, её даже придумать невозможно…
Однажды, они со своей мамой пошли в лес по грибы. Она то молода была, и многие парни из нашей-то деревни добивались её, но она тогда ещё маме своей сказала, – «Будете насильно замуж выдавать, то в озере нашем и утоплюсь.» Хочу сказыват, по любви. Года идут. А любви-то все нет и нет! Предки её нагнетают, мол, вона женихов сколько, как на подбор, выбирай, пока всех не разобрали, останется косой да рябой! А из кого выбирать-то, если с измальца росли вместе и всех как облупленных знат. Ведь все наши деревенски парни как на ладони, как она сама выразилась: – видно птицу по полёту, добра молодца по соплям!
Вот, по грибы-то и пошли. А в лесу, между деревьев и притаилась любовь-то! В это ж само время, из соседней деревни Григорий, со своей мамкой, да в той же самый лес, по те же самые грибы, ага! До этого момента, они ж друг друга в глаза ни разу не видели, и знать не знали, что есть они на свете белом! А тут, прошли мимо, один раз только взглянули в глаза-то, и вот она – любовь… Ладно ещё если б совсем рядышком прошли, а то так, из далека, промелькнули между деревьями и все! Сано, разве так быват?! А уж на следующий день, все как полагатся: сваты, гармошка, никто и не ждал вовсе. А она-то, баушка-то моя, то есть тогда-то молода невеста Федора, ведь всю ночь не спала, все смотрела как он грибы меж деревьев ищет! Не думала, не гадала, что поутру уж просватана будет! Любовь, что тут скажешь…
И жили вместе почитай тридцать лет, и дети, и дом, да война все порушила… Сано, на всю нашу деревню, ежели посчитать, то дедов с десяток наберётся, да и то половина из них на войну не ходили. Вот война, дрянь такая! А мы тут про любовь…
– Да это понятно, война дрянь, не то слово! Только Коля, я так разумею, что бы больше не было войны, нужно всем на земле любить научиться! Давай рассказывай, про родительску любовь, узнал что?
– А предки мои, у тех вообще никакой романтики (ет, мамка так сказала). Батя, только с армии вернулся, и все! Край конец жениться срочно надо! Он как был в солдатской форме, созвал друзей и в тот же вечер свататься к соседке Клаве. А она ему, – «Сашенька, да как же я замуж-то? Ты погоди немного, я учусь ведь, в училище на машиниста башенных кранов. Да и потом, где ж в деревне хоть один башенный кран? В городе хочу жить!» – Вот, от ворот значит поворот! А ты ж знашь, если мой батя чего уж решил! На следующий же вечер, он со своими друзьями (сватами) к другой соседке: «Рая», мол так и так, – выходи за меня замуж, будем жить поживать и добра наживать! Ну а мамке-то, батя мой будущий, Александр Кузьмич нравился уж давно! И она тогда молвила: «И я не стала жеманиться и кабениться, а сказала ДА»,– и откуда она эти слова вычитала? Сано, ты знаш, о чем они? Вот и я не знаю… А маманя, нет нет, да при случае припомнит бате, соседку Клаву… Поженились они значит, сначала Зойка родилась, потом уж я… Наблюдаю я Сано за ними, живут, не ссорятся, нас с Зоей не обижают, вроде все хорошо, но вот где меж ними любовь, не пойму! Потому-как и не разобрался, если честно, что это такое – любовь-то? Может ты мне растолкуешь? Давай рассказывай, теперича свои «секреты».
И я рассказал Кольке, вначале про Илью и его любовь всей жизни Елизавету Даниловну, потом уж про лебединну верность, и про то, как не ценим того, что у нас есть…
Мы ещё долго молча сидели на тополе, болтали ногами и по-тихому плакали о истории про лебедей, а с верху моросил летний, тёплый грибной дождь, от чего наших слез не было видно.
К обеду, как и обещал бабушке, я притащился домой, правда, от дождя, мокрый до нитки… Авдотья Алексеевна хлопотала вокруг печки.
– Сано, скажи, а вот обязательно полкать по улице под дождём, чтоб на сквозь промокнуть?! Кажись, если ты и мокру одежу снимешь, тебя все одно выжимать нужно! Давай, скорее обалакайся в сухое, да обедать будем.
Я переоделся, и в своих думках о любви, будто не замечал ни чего вокруг.
– Санушко, ты ет где сегодня отсутствуешь? Вроде ты здеся, а вроде как все ещё на тополе… Ты хоть замечаешь, что кушаешь?
– Бабуль, ты много о чем мне рассказывашь, а о самом главном, о деде Андрие, о любви вашей, ещё ни разу и не обмолвилась…
Теперь уж и бабушка, будто бы отлучилась куда, так в задумчивости пообедали, убрали со стола. В окошко заглянуло яркое летнее солнце. Мы вышли на улку и послелбедней традиции, уселись на тёплые ступеньки порога…
– Про само главно говоришь, в моей жизни? Хорошо, слушай…
Было мне тогда двенадцать аль тринадцать лет – совсем ещё девчёнка. Как-то бегали мы по деревне, играли во что-то. Остановил меня дядя Андрий (правда, никакой он мне не дядя, а всех же взрослых людей зовём так), взял меня за подбородок, приподнял мои глаза, заглянул в них с верху, и говорит: «Дуняша, ты расти давай поскорей, а я подожду, женой моей станешь». Поцеловал меня в носик и пошёл своей дорогой. Я-то давно уж в него влюбилась. Да все, почитай, деревенски девки по нем сохли. Две даже дрались за него возле конторы нашей, вечером, после танцев. Все космы друг дружке повыдирали. И смех, и грех! А я, как увижу его ещё издалека, сразу столбенею на ходу. Он степенный, высокий, здоровенный, красииивый…
Ему 25 годков тогда уж было. Один раз только сказал, что ждать будет. Как пошутил будто, потому как внимания на меня боле никакого не обращал вовсе, будто меня и нет. А я извелась вся, по ночам все подушки проревела. Засуну угол подушки в рот, чтоб никто не слышал, а слезы льют как из ведра. Но эт не от горя вовсе! От какой-то внутренней радости, что не пустое я место, коли мне, таки слова сказали. Да ещё более от того, что мала я, и ждать долго, пока вырасту. А так мне хотелось, чтоб в один миг – и стать взрослой! Бегала по деревне-то, все его выискивала да подсматривала за ним издалека. Работящий Андрий, на все руки мастер: и дома рубит, и печи кладёт, и в технике разбиратся. В деревне все его очень любили и уважали. А девки? Может, и гулял с кем, не знаю. Только слез по нем, пролила много. Просто сходила с ума.
Помаленьку росла, а он и не замечал вроде. А как исполнилось мне семнадцать лет, на следующий же день к нам и сваты. Без всякого предупреждения. С гармошкой, на лошадях. Лошади с бубенчиками, с лентами. Все было красиво, как полагатся. Не дружили мы с ним, не гуляли по улице, не встречались, как щас молодёжь-то – выбирают все, то с одной, то с другой. А он сказал –ЖДИ! И вот тебе и на! Зашли сваты в хату: «У вас товар, у нас купец!». А он-то, Андрий: «Дуня, выходи за меня замуж», – говорит…
Ну вот, дождалась! И че было слезы лить? А он, такой был – сказал слово, значит все – так тому и быть! И жили мы с ним хорошо. И за девятнадцать лет совместной жизни ни разу и не поссорились. Правда, он много не говорил, да и я молчунья. Только в душе целый день, то ликует, а то так по нему заскулит! Думаю, придёт домой, все ему расскажу, как люблю его сильно… А вот пришёл, до ночи ж, все в работе. Уставший, обнимет меня, голову мою прижмёт к груди, так и стоим, обнявшись, только слышу через рубашку, как его сердце ко мне прорывается. Я ж всегда маленькая была, да худа как щепка. Он подхватит меня на ручищи свои сильные да давай кружить, потом посадит меня прямо на стол, присядет на табурет, обнимет колени мои и так снизу смотрит на меня глазищами своими синими!
А я плакала от счастья. Так мне было мало моего Андрейки! Да и он, смотрел на меня будто в прозапас. Утром уходит на работу, и как в последний раз на меня смотрит, будто выпить меня хочет до дна. Да волосы мои все поправлят. Так кажной раз. Прям не хотела его отпускать от себя. Иль хоть с ним вместе иди и сиди там рядышком, на его работе. Он уходил, а я уже скучала. Так целый день о нем и думала. Вот така любовь. Каки тут слова, если все в глазах, и прижаться к родному хочется! А спали с ним, только – обнявшись. Устанет один бок, я перелезу через него и опять спим, обнявшись. И дети у нас хорошие… А потом ВОЙНА. Ушёл на фронт в сорок первом, а через два месяца похоронка пришла. Двадцать пять лет уж прошло с того чёрного дня, а как вчера все было… Да.., все в тот день потеряло смысл: и краски, и запахи будто в раз исчезли, вдруг все стало черно белым. Слезы катились по щекам не спрашивая разрешенья. В душе никакого покоя, словно я сама погибла на той войне. И только моя любовь, моя вера помогла выжить. Считала, что ошибка это, что жив мой Андрей Емельянович, что исправно воюет как герой, а может в лазарете весь израненный, а может пропал без вести и сейчас в плену. Пусть! Но только б живой! Всю войну ждала, что вернётся, что однажды постучит в окно… Да и сейчас, Сано, продолжаю ждать, потому как живёт Андрий в моем сердце и пока оно стучит, моя любовь жива…
Вот таким был твой дед. Очень ты на него похож…
И никого боле я так и не полюбила. Да и мужиков почти всех на войне той, поганой, поубивало. Когда теряш любимого человека, думаш, почему так мало любил, мало слов хороших говорил. И ещё боле начинаш любить, теперь уж воспоминания. И боле начинаш ценить то, что сейчас имеш… Эх, Сано, как бы все вернуть, да начать сызного…
Мы обнялись и одновременно сказали – «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ», и давай хохотать на весь огород. Смеялись долго, до слез и коликов в животе…
– Пойду я, погуляю бабуль…
– Пойди мой хороший, только не долго, время-то к вечеру!
Я вышел за ограду, мне совсем не хотелось гулять, и тем более не хотелось никого видеть. А хотелось, спрятаться от всех, уединиться и спокойно «переварить» эти два дня. Я залез на тополь, и вдруг подумал, как все же много в жизни бывает впервые. Вспоминая последние прожитые дни, я стал находить то или иное, что происходило, или я чувствовал, но впервые, и это открытие меня очень порадовало. Интересно, подумал я… Да и дед Илья сказал: «Вообще Сано, жить – очень интересно».
Вот и сейчас, я впервые сидел на тополе в полном одиночестве, отчего ощущения были более острыми, пространство более широким, а мысли более свободными…
Любовь… какая она все же разная…
За эти два дня, разбираясь в вопросе любви, и слушая рассказы о чужих Божественных чувствах, я несколько раз плакал. Каждый раз сам себе задавая вопросы; разве любовь, не бывает без слез?! Любовь, это благо и счастье, или страдания, боль и слезы? Я все думал, какой же может быть моя любовь, когда вырасту? И я стал «примерять» на себя каждую из услышанных историй. Но ощущение того, что – эта с чужого плеча и как-то широка и свисает, а эта – уж совсем тесновата, не оставляло меня…
И вот мне уже очень много лет. И я вновь стою, у совсем уже старого тополя, это все, что осталось от моего детства. Деревня исчезла, все заросло бурьяном и кустарником, не считая нескольких домиков, в которых доживают свой век старики. Прошло ровно полвека с тех детских событий, когда я впервые окунулся в человеческие истории, в которых главную роль играла ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВО ЛЮБОВЬ. И было в моей жизни разное. Но с самого детства я знал, что на Землю мы приходим учиться любви, и для ребёнка очень важно то, что он получит в начале своей жизни.
И я абсолютно верю, что есть она любовь, вот такая, где женщина – это женщина: милая, нежная, страстная, умная, верная, добрая, мама, девочка… а мужчина – это мужчина: сильный, ответственный, любящий, справедливый, нежный, с чувством юмора – мальчишка… Где слова – не пустой звук. Где кроме взгляда, остальное не важно, для полного погружения в человека в тонкой связи с ним. Верю, что есть любовь без всяких сомнений, как непреложная истина, а не как жертва обстоятельств, гонимая различными страхами.
Хочется верить, что есть такая любовь, которая не может быть терпима на расстоянии, потому как расстояние – диктатор, жестокий и непримиримый.
И, наконец, хочется верить, что любовь – это любовь, а не что-то спрятавшееся удачно под её видом.
Любовь…какая ж она разная, и, у каждого человека – своя…
Глава 2
ПРОБУЖДЕНИЕ
Ну вот, я опять живу! Каждое утро для меня, как новое рождение, – пока спал, вроде бы и не жил, а летал где-то на другие планеты…
Будит меня радио. Ровно в 6.00 начинает играть гимн Советского Союза. Он мне очень нравится, поэтому накануне вечером включаю радио на полную громкость. И, когда утром «ПА-ПА, ПА, ПА-ПА, ПА!», моя бабушка уже знает, что я проснулся. Возвращаясь с других планет, начинаю осознавать, что лежу на пуховой перине, прикрытый пуховым одеялом. Втягивая в себя родные запахи, наконец понимаю – я, Д О М А…