Александр Владимирович Марков
Последние войны
Сергею больше не хотелось испытывать судьбу и тащиться после съемки до дома пешком. На рынке они наняли нового водителя. Его «Хундай-Галлопер» по местным меркам был такой же крутой машиной, как для Москвы – «Майбах».
Шурик не оставлял надежду найти первую линию обороны, точно археолог, который день изо дня колесит по стране в поисках древних артефактов.
– Да были мы на этой первой линии, – доказывал ему Сергей.
– Не мог вас Муни на первую линию привезти. Это была не настоящая первая линия, – кипятился Шурик, – а я вас привезу на первую.
Он уверял, что знает точное расположение передовых укреплений, будто добыл где-то карту, на которой все это было обозначено. Карту он не показывал, но сумел таки заинтересовать Сергея своей навязчивой идеей.
– Черт с тобой, – махнул Сергей, подумав, что уж лучше согласится на предложение Шурика, чем пытаться от него отвязаться, все равно ведь не отвяжется, – вези.
Плато, по которому они ехали, медленно понижалось. Пустынная дорога привела их к каменистому берегу, густо усеянному отшлифованными водой камешками. Назывались они голыши. Из таких в Сочи делают сувениры, склеивают их между собой, так чтобы получился смешной человечек с огромными ушами, рисуют ему глаза нос и рот, а на груди пишут что-нибудь, что обычно бывает на сувенирных майках: «Я люблю Сочи».
Сергей взял один из камешков, запустил его прыгать по воде, но поверхность реки была неспокойной, и камешек, отскочив от воды всего один раз, зарылся в буруне и больше не показывался. На море камешек прыгал и пять раз, и больше, а ночью и вовсе терялся из виду, и казалось, что он может допрыгать до другого берега.
Ширина реки была метров семьдесят. Местные жители обещали показать, где находится брод, но водитель наотрез отказался пересекать ее, сказав, что у него новая машина и он не хочет рисковать.
– Не поеду, – уперся он.
Пришлось бы им поворачивать обратно и за такой демарш давать расчет водителю, но вдоль берега рядом с бродом стояло несколько старых машин, владельцы которых предлагали путникам перевезти их через речку. Предлагали даже переправиться на лошадях. Впечатлений от такого перехода было бы море, но приходилось думать об аппаратуре. Не дай бог лошадь оступится. Ладно – они в воду упадут, не привыкать, выплывут, а одежду высушат, но они ведь тогда камеру свою загубят, испортится она. Камеру только в Москве починят, если вообще починят. Сергей слышал, что такое случилось с какой-то иностранной съемочной группой. Их машину снесло течением, и та затонула вместе со всей аппаратурой. Пришлось организовывать спасательные работы.
Для переправы они сторговали за 30 долларов ГАЗ-66 с огромными, чуть ли не в две трети человеческого роста колесами. На машине еще осталась местами военная окраска. У нее был открытый рамный верх, на который, чтобы спасаться от жары, натягивали брезент, но брезент, то ли потерялся, то ли испортился.
В машине все заскрежетало, заскрипело, когда водитель завел ее и начал переключать скорости. Она сама по себе медленно скатилась к реке, вошла в воду, разгоняя тупым носом волны. Колеса наполовину погрузились в воду. «Хундай» вода бы залила по водительское кресло.
Течение было быстрым, как у горных речек. Вода настойчиво билась в машину, стараясь столкнуть с брода. Возле ее колес все время образовывались пенные буруны. Конечно, рессоры машины не рассчитывались для комфортной езды, напротив, они делались из того расчета, чтобы водитель из-за постоянных сотрясений – не заснул и всегда следил за дорогой. Машина буквально переваливалась через огромные валуны, что устилали дно реки. Ощущение было такое же как на русских горках, когда санки начинают спускаться вниз, а душа уходит в пятки. Однажды Сергею показалось, что колеса потеряли дно и машину начинает сносить. Но это было совсем короткое ощущение, буквально в следующее мгновение колеса вновь нащупали очередной валун.
Сергей подумал потом – что надо было снимать как они переправляются.
Первая линия, что располагалась на вершине небольших гор, была ничем не примечательной – на окопы Сергей уже вдоволь насмотрелся, и ему надоело писать об одном и том же.
Единственным отличием было то, что они встретили мальчика лет двенадцати с калашом в руках. Он, как и остальные солдаты, нес службу. Такого словосочетания как «сын полка» в афганской армии не было. Парень был сыном кого-то из сержантов, и вот с малолетства тоже готовился к армейской службе. Мальчик рассказывал, что ждет приказа о наступлении и тогда он первым выбежит из окопов и побежит в атаку.
– Да, да, – поддерживали его солдаты, что собрались вокруг мальчика и журналистов, – он у нас очень бойкий. Мы попробуем за ним угнаться. Но он до талибских окопов точно первым добежит.
На обратном пути, прежде чем вернуться к речке, на берегу которой их ждал «Хундай», они сделали небольшой круг. Шурик показывал им множество разрушенных, брошенных зданий, что стояли по обочине дороги. Переводчик пояснял, что талибы, отступая, проводят политику «выжженной земли».
Время близилось к ужину, а они еще не обедали. Консервов с собой они не взяли. Но настолько уже осмелели, что решили попробовать стряпни в придорожной харчевне. Когда они только собирались в дорогу и зашли в отдел протокола, где им выдали билеты на самолет, начальница отдела наставляла их; «Мальчишки, вы только предохраняйтесь».
Фраза звучала двусмысленно, можно ведь было подумать, что она говорит о презервативах.
– Да зачем нам эти приключения? – решил пошутить Игорь.
– Нет. Вы поняли меня? – не унималась начальница, голос у нее был зычным. Ее наверняка было слышно в коридоре и соседних комнатах, а все кто там находился, должны были от таких наставлений улыбнуться, – я про водку говорю.
Секретная тара вместе с содержимом осталась в доме и если у них сведет желудки, то лекарство они смогут принять лишь через несколько часов.
Харчевня представляла из себя одноэтажное длинное, как коровник, глиняное строение. В стенах были проделаны отверстия для окон, но рамы в них не вставили, и уж тем более никто их не собирался стеклить. Они были нужны для того, чтобы в помещение залетал ветер, для этого открывали и двери по бокам строения, так что оно обдувалось со всех сторон, и внутри было даже чуть прохладно.
Одновременно здесь могли есть несколько десятков человек, но в харчевне почти никого не было. Совсем уж в диких местах, где люди жили годами, как в замкнутом мире, приезд группы журналистов становился событием, посмотреть на которое собиралось все поселение. Но здесь дорога была торная. По ней проехало множество иностранцев, так что на Сергея и Игоря посетители харчевни только покосились, а потом вернулись к трапезе и своей беседе.
Посредине шел проход, а по бокам располагались подиумы, укрытые светло-коричневыми ковровыми покрытиями. На потолке крепились подвески, а на них – на огромных крюках висели бараньи туши. Из них то и готовили еду. Сергей поморщился, увидев, что вокруг туш летают стаи мух. Но бараний жир был тугоплавким. Свиной – портился мгновенно, а бараний – нет. С туш срезали жир, а под ним находилось чистое мясо, так что может эта трапеза закончится для желудков и без серьезных последствий. К тому же в своих поездках они уже немного потренировались.
Обувь они сняли в проходе, на подиумы забрались босиком, расселись вкруг.
– Что хотите? – спросил дехканин. Вряд ли он был хозяином заведения, скорее всего лишь официантом. Впрочем, к дорогим гостям, у которых явно есть чем расплатиться за угощение, мог бы выйти и хозяин.
– Шашлык и чай, – сказал Сергей.
Им принесли железную тарелку, на которой лежало штук двадцать шампуров с кусками мяса, нанизанными вперемежку с курдючным салом. Выглядело угощение не очень аппетитно. Кусочки были совсем крохотные – размером не больше фаланги большого пальца.
Сергей взял один из шампуров зажал зубами кусок мяса и сала, осторожно стянул их, стал медленно жевать и вдруг понял, что сочетание этого мяса с курдючным салом – очень вкусно. У него прямо челюсти свело – так ему угощение понравилось. Сергей заработал челюстями активнее.
– Ну, как? – спросил Игорь, дождавшись, когда Сергей проглотит первые куски.
– Ты ждал – не отравлюсь ли я?
– Скорее – начнет тебя выворачивать или нет.
К этому времени водитель и переводчик тоже принялись за трапезу и с нескрываемым удовольствием поглощали мясо.
– Вкусно. Можешь – есть, – сказал Сергей.
Перед ними появился чойнак никель таджики, в котором плескался горячий чай. Его разлили по пиалам, пить горячий чай в такую жару было даже приятно, да и запивать чем-то холодным жирное мясо было нельзя, а то и вправду заворот кишок случиться, когда жир в желудке застынет. Горячий чай его быстро растапливал.
Краем глаза Сергей заметил, что поодаль метрах в пяти от них на подиум забрался человек в грязной хламиде. Когда-то она была серой, но теперь стала бурой от въевшейся в нее грязи. Его борода была всклокочена, свалялась, в ней обломал бы зубы даже железный гребень. Вместе с ним на подиум подсел мальчик лет пяти-шести.
Бочком-бочком нищий постепенно подбирался к их компании и спустя несколько минут он оказался рядышком. Сергей почувствовал тяжелый запах давно не мытого человеческого тела. Такое соседство сильно мешало приему пищи.
К нищему подошел официант и что-то ему сказал в резких тонах, наверное, гнал его, но нищие не послушался, не ушел, а если выставишь его вон, то нанесешь смертельное оскорбление, вот официант и не стал с ним больше связываться.
Нищий принялся клянчить еду, заглядывая трапезничающим в рот, протягивая к ним грязную ладонь, сложенную лодочкой. Что-то мешало ему просто схватить кусок мяса с тарелки. Сергей косился на нищего и его маленького спутника и думал над тем, что он совсем не обеднеет, если поделится с ними едой. Но, узнав о том, какие щедрые сидят в харчевне путники, сюда за дармовой едой могли бы потянуться нищие со всей округи.
– Сейчас наш водитель над ним немного поиздевается, – сказал Шурик, с таким выражением, будто он предвкушался захватывающее представление.
Водитель взял чайник, разлил его содержимое по пиалам, а потом поставил чайник перед нищим, тот тут же протянул к нему руки, обхватил, потряс, запрокинул рот и попробовал отпить из чайника, но в том не осталось ни капли чая.
– Ну что получил? – рассмеялся водитель.
Нищий поставил на подиум чайник и бросил на компанию полный ненависти взгляд, причем смотрел он вовсе не на водителя, а на Сергея, как будто это именно он был инициатором всей этой затеи. Глаза нищего буквально сверкали гневом. Сергей уж стал опасаться, что тот вытащит из хламиды остро заточенный ножек и бросится перерезать подлому гауру глотку, надеясь, что соплеменники не станут его останавливать в этом праведном деле.
– Может, дадим ему чего-нибудь? – спросил Сергей у Шурика.
– Не вздумайте, – зашипел Шурик, – не надо.
Белый человек должен общаться с туземцами свысока. Иначе они так обнаглеют, что не будут чувствовать в нем силы. Совсем как домашние собаки, которые знают, что человек на самом деле ничего из себя не представляет, если у него нет в руках палки или ружья. И вот эти собаки, выгнанные из дома, становятся очень опасными. Но мальчика было жалко, Сергей уж хотел незаметно сунуть ему в руку какую-нибудь мелкую денежную купюру, но так у него это и не вышло. Он затылком чувствовал, как сверлят его взглядами нищий и мальчик, и может, мысленно посылают ему вслед все проклятья, что знали.
Сытная еда клонила в сон, но, увидев возле моста, через который должна была проехать их машина, толпу, Сергей попросил остановиться – проверить, что тут стряслось.
Шурик быстро выяснил, что не так давно пролетел американский самолет, вот только сбросил он не гуманитарную помощь, на что так надеялись собравшиеся, а листовки.
В листовках призывалось вступать в народное ополчение, бить талибов, чтобы скорее пришла мирная жизнь. Многие из поселян читать не умели, содержимом листовок не интересовались, но все равно собирали их в охапки, потому что те могли пригодиться при растопке печек.
Близилось время отъезда. Надо было подумать о сувенирах и подарках для родственников и знакомых. На базар поехали на «Галлопере».
Еще по дороге Сергей и Игорь договорились купить на базаре афганскую мужскую одежду – перухан, то есть те самые огромные штаны, которые на добрый десяток размеров превосходили, размер того, кто их носил и длинную, ниже колен рубаху. Штаны подвязывались поясом, из-за этого они собирались в огромные складки, висели мешком, как у реперов, которые свои джинсы не натягивают до пояса, а носят так, чтобы были видны наполовину трусы. Говорили, что в этой одежде очень легко переносить жару. Правда Сергей понятия не имел – где он будет в ней ходить, уж явно не в Москве, потому что он и за хлебом в ближайший магазин не решился бы выйти в таких штанах и такой рубахе. Но можно было отвезти их на дачу.
Игорь хотел еще купить сестре своей жены – паранджу. Девочкой она была капризной, избалованной родителями и поклонниками, училась в выпускном классе, а Игорь вот хотел заранее подумать о ее платье на выпускном вечере.
– Ха-ха, – смеялся Сергей, узнав об этой задумке Игоря, – а она на тебя не обидится
– Да и пусть. Зато забавно будет на нее посмотреть, когда я ей паранджу привезу?
Афганская одежда, как и во всем мире, менялась в зависимости от модных веяний, правда здесь изменялся не фасон, а цвет. Осенью 2001 года писком моды была паранджа небесно-голубого цвета и штаны с рубашкой – темно-зеленого.
Достать самые популярные расцветки оказалось задачей не простой. Вероятно, афганские модники и модницы буквально сметали их с прилавков. Только спустя час им принесли заказ, то ли его на складе нашли, то ли из подполы продали, да так, чтобы никто не видел, а то народ набежит, узнав на каком из прилавков есть дефицитный товар.
– Великолепная чодори, – расхваливал свой товар продавец.
– Ого, а что так и должно быть? – спросил Игорь у продавца, рассмотрев, что паранджа в том месте, где должна находиться голова, полностью закрыта.
Продавец на пальцах стал объяснять, вывернув паранджу наизнанку, что поверх сетки, закрывающей лицо, нашивается еще и ткань. Ее надо прорезать, прежде чем надевать, и если такая ткань на сетке есть, то это означает, что паранджу никто не надевал, и никто еще не носил. Объяснение было очень интимным, ну прямо как лишение девственности.
Продавец предложил им еще и по паре сандалий. Расхваливая свой товар, он прищуривал глаза и пытался сказать, что без этих сандалий, весь костюм будет смотреться не полно.
Поторговавшись и прилично сбив первоначальную цену, Сергей и Игорь обзавелись несколькими тюками, обмотанными вощеной бумагой и перевязанными веревочками.
Они уж решили отправиться домой, но водитель сказал, что рядышком находится его родная деревня и он всех приглашает к себе домой в гости. Откажешься от такого приглашения – нанесешь смертельную обиду, да и чего отказываться? Сергею было интересно оказаться у кого-то дома.
Переваливаясь через рытвины и вымоины, машина подъехала к двухэтажному дому. Он, как и все строения здесь, был сделан из глины, никаких украшений снаружи не было, внутри тоже. На второй этаж снаружи вела хлипкая лестница, которая чуть трещала под ногами. На втором этаже оказалось столько же комнат, что и на первом – по три, но размерами они были поменьше, освободившееся пространство занимала открытая площадка. Балконом ее назвать как-то язык не поворачивался, потому что никаких перелил не было. Вероятно, во время жары на нее натягивали брезентовый тент и пили здесь чай. Хозяин дома с гордостью показывал свои апартаменты.
Стены дома были голыми, только висела пара ковров, да на полу валялась плетенка. Женщинам он заранее приказал носа гостям не показывать, или вовсе на время визита отправил их к соседям.
Сергей обратил внимание на телевизор, который стоял в углу комнаты на невысокой тумбочке. Его корпус был сделан из дерева, а внутренности, наверняка, набиты лампами. Чтобы привлечь покупателей, пиратская фабрика, на которой собирали телевизор, чуть изменила название известной фирмы и поместила на передней панели надпись SHIVAKA. В Москве в самом начале 90-х подобная продукция завалила все рынки, которые были забиты электроникой SONEY и кроссовками Abibas.
Телевизор был, скорее всего, только украшением дома, как обычная тумбочка, и не работал.
– А теперь давайте покушаем, – сказал водитель.
Все сели на пол, стульев не было, но был маленький столик высотой чуть ниже колена, так чтобы за ним было удобно сидеть по-турецки. Младший сын хозяина принес большую лоханку плова. Оказалось, что готовили его не на дизельном топливе, как у генерала на бывшей советской базе, а на хорошем масле, так что плов не отдавал прогорклым привкусом.
– Хотите телевизор посмотреть? – сказал водитель, оглядывая гостей и проверяя какой эффект произведет его предложение.
– Что, электричество есть? – спросил Сергей.
– Нет, – заулыбался водитель тому, что русский задал правильный вопрос.
Оказалось, что в тумбочке, на которой стоял телевизор, хранился огромный аккумулятор, который водитель снял с какого-то грузовика. Аккумулятор соединялся с телевизором хитрой системой проводков. Водитель включил телевизор, лампы внутри него, накаляясь, сильно затрещали, будто взрывались, экран стал медленно оживать, сперва стал мутным, потом посветлел, из динамика полилась человеческая речь, которую то и дело заглушали сильные помехи и щелчки. Экран рябило, по нему шли светлые точки, называемые снегом, за которым практически ничего невозможно было разглядеть.
Программы переключались вручную, водитель провернул несколько раз рычаг, выбирая ту из программ, где помех было меньше всего. Везде помехи были примерно одинаковыми, так что в итоге он остановился на каком-то спортивном канале, который шел из Пакистана, кивнул на телевизор гостям, спрашивая у них – хотят ли посмотреть этот канал. Сергей и Игорь кивнули, все равно они ничего не видели и слышали только шум помех.
По обочине дороге шло несколько людей с автоматами Калашникова наперевес. Кто-то из них, услышав шум приближающейся машины, остановился и поднял руку, приказывая остановиться.
– Эй, бача, не подвезешь? – закричал он, когда водитель затормозил рядышком.
– Рад бы, да сам посмотри – мест совсем нет, – сказал водитель, кивая на своих спутников.
– Жалко, – сказал вооруженный человек.
Машина тронулась с места, а когда чуть отъехала, то Сергей спросил у Шурика – кто эти люди.
– Ополченцы домой идут на выходные.
Оружие ополченцы забирали с собой, совсем как в Израиле, где военные, которых тоже отпускали домой на выходные, не расставались с оружием и на дорогах постоянно встречались солдаты, которые просили их подвезти. Порой, они проезжали от казармы до своего дома чуть ли не через всю страну, благо Израиль – не очень большая страна, а любой водитель считал за честь подвезти военного. Афганским ополченцам больше приходилось рассчитывать на свои ноги. Просто машин в стране было гораздо меньше, чем в Израиле, встретить попутку – считалось за большую удачу и пока до дома доберешься на своих двоих отмахаешь километров сто. Дня два понадобится. Только и успеешь дойти, а уже назад надо собираться – в казарму.
Дома Сергей стал читать книжку, увлекся, и оторвался от страниц, лишь услышав, что за порогом дома что-то сильно завывает, будто там бродит страшный сказочный зверь. Он разрывает на части всех, кого встретит.
– Что такое? – спросил Сергей.
– Буря начинается, – сказал Игорь, – пока ты читал – я получше полиэтилен на окнах закрепил, а то сорвет, песок налетит, завтра тогда целый день выметать придется.
Завывания становились все страшнее. Ветер начал прикасаться к окнам и двери, проверяя их на прочность. Небо стало таким темным, что на нем уже не было видно звезд. Наконец порыв ветра, будто таран, ударил в окно, край полиэтилена оторвался, стал трепетать, а в дом залетела горсть песка. Сергей бросился заклеивать окно, но, казалось, что кто-то схватил полиэтилен по другую сторону и хочет его вырвать из рук. Американцы держали оборону у других окон. На улице творилось что-то невообразимое, но сквозь мутный полиэтилен это было трудно разглядеть, а можно было только представить. Сергей подумал, что у тех бедолаг, кому не хватило места ни в гостинице, ни в домах и кто живет в палатке, а то и в спальном мешке – этот ураган унесет прочь и разрушит их жилища, а наутро они будут бродить по улицам города, как беженцы. Придется уступать им часть своей жилплощади, пока они не раздобудут новых палаток.
Порыв ветра толкнул Сергея в спину прямо на шершавую стену. Он оглянулся, оказалось, что оборона американцев рухнула, ураган почти вырвал из их окна полиэтилен, он бросил им в лицо песок, и теперь американцы терли слезящиеся глаза и отплевывались, все еще продолжая удерживать порвавшийся полиэтилен.
Колючие песчинки стали кусать открытые участки кожи, Сергей сперва отмахивался от них, как от комаров, потом чуть привык.
Они сопротивлялись этому урагану часа полтора. Казалось, что он закончится только когда сотрет с лица земли весь город или, на радость археологам, полностью его засыплет. У Сергея спустя полтора часа такой обороны ломило все тело, на зубах скрипел песок, будто он его ел на ужин. Их оборона во многих местах была уже прорвана, но они из последних сил продолжали ее удерживать. Спустя полтора часа ураган утих.
Остатками скотча они заклеили окна, а выметать песок было нечем. Работу эту они отложили до утра, когда может удастся у кого-то раздобыть веник или щетку. Да и сил никаких не было.
– В моей жизни было два страшных события, – сказал Игорь, засыпая и не дождавшись, когда же Сергей спросит у него; «каких?», сам продолжил, – когда меня в армию забирали и эта буря.
– А налеты на Белград натовцев? – спросил Сергей.
– Когда в армию брали – страшнее было, – сказал Игорь сонно.
Сергей не стал больше его расспросами мучить. Ему и самому смертельно хотелось спать.
Лагерь сильно пострадал от бури. Все было перевернуто, пластиковые стулья занесло на крыши, палатки были сорваны.
– Да. Дела, – протянул Игорь, глядя на картину разрушений, – готовый сюжет, – продолжил он, ткнув пальцем в сторону бедолаг, которые бродили по лагерю и искали потерянные вещи.
Лагерь напоминал поле битвы, с которого убрали трупы.
– Думаешь надо? – лениво спросил Сергей.
До их отъезда осталось два дня. В запаснике у них еще был материал на один сюжет, так что оставшееся время Сергей решил посвятить экскурсиям и безделью.
Камера во время бури не пострадала. Игорь всегда аккуратно обматывал ее скотчем, чтобы внутрь не попало ни пылинки. Он пеленал ее, точно мумию бинтами, а вечером проводил сложную операцию по вскрытию, как врач, снимающий с раненного, прилипшую к телу, повязку. Игорь вытаскивал, отснятую за день кассету, вместо нее вставлял новую, и вновь заклеивал все щели в камере. В течении дня он мог снять лишь одну кассету. То есть 36 минут. Если снимать пришлось бы больше, то смена кассеты грозила тем, что пыль испортит камеру. Рисковать не стоило. И так ребята из EBU, через которых они перегоняли в Москву свои материалы, на них смотрели косо и раза три говорили, что они песок принесли.
– Вот сломается аппаратура, тогда перегонять ничего не сможем, – ныли они.
К вечеру выяснилось, что у группы коллег, состоявшей из нескольких поляков и украинцев, вся аппаратура во время пыльной бури вышла из строя. Выяснив, что камера русских простаивает без дела, они взмолились – одолжить ее. У Игоря язык не повернулся упрекать поляков и украинцев за то, что они за своей аппаратурой плохо следили. Ведь русские жили в глиняном доме, а поляки с украинцами – в палатке, которую во время бури снесло. Всю ночь им пришлось за палаткой бегать, а спать под открытым воздухом, чуть ли не полузасыпанными песком и пылью. Один из поляков простудился, температура у него поднялась до сорока. Товарищи пытались его выходить, давая такие порции антибиотиков, которые поставили бы на ноги и слона.
– Дайте нам камеру – в аренду, – просили поляки.
Это предполагало, что за камеру они чего-то дадут взамен. Но Сергею и Игорю, было совестно чего-то просить у сильно пострадавших во время бури поляков и украинцев.
– Да так берите, – сказал Игорь, – только поаккуратнее с ней. Ладно?
– Вернем в лучшем виде, – заулыбались коллеги.
Спустя несколько минут они притащили три бутылки водки и ящик пива. Сергей вытащил одну из бутылок, на которой красовалась этикетка «Ярпиво», повертел ее в руках.
– Вы откуда их взяли то? Из Москвы, что ли тащили весь ящик?
– В Душанбе достали.
– Спасибо, приходите вечером после работы, вместе и выпьем.
– Постараемся.
К тому времени, стратегические запасы у Сергея с Игорем закончились, и эта водка с пивом были очень кстати. Было теперь чем угощать гостей, которые придут к ним на проводы.
Вечерами они во дворе своего дома разводили костры, собирая по округе сухие сучья и кизяки, и жарили мясо, которое покупали днем на базаре. Еще пару недель назад, скажи кто, что будет Сергей готовить мясо на ослиных и бараньих какашках, не поверил бы, а теперь ел его с удовольствием и других угощал. Еще приходилось доедать консервы. Не везти же их обратно в Москву. Пару банок тушенки подарили американцам. Те были очень довольны и сказали, что будут хранить их как стратегический запас.
Время пролетело быстро. Шурику они оставили свою палатку, спальные мешки, сказали, что сообщили о нем той группе, что едет им на смену. В Хаджи Багаутдине они будут через день и готовы сотрудничать с Шуриком, а тот должен им передать все оставленные вещи.
Водитель отвезти их до границы не смог. Пришлось нанимать пикап «Дог сан» и на нем отправляться к работающей на переправе через Пяндж машине времени. Им вообще катастрофически в этой поездки не везло с водителями. Нет, все они были не плохими ребятами, но постоянно у них находились какие-то дела, помимо работы на журналистов. Вот и не смогли они дозвониться до того водителя, что вез их к Пянджу из Душанбе. Узнав об этих проблемах, украинцы с поляками предложили поехать до Душанбе вместе, благо они вызывали к границе две машины. Парочка лишних мест для русских в них нашлась бы.
Проснулись они ни свет ни заря. Еще восьми не было. Договорились ведь, что в районе девяти все отправятся к границе. Если кто проспит – подождут, но коллеги обложат виновника задержки трехступенчатыми выражениями и впредь будут ему это припоминать. Пожалуй, перспектива потерять лицо в глазах коллег – была самым сильным стимулом не проспать. Все пришли вовремя. К переправе отправилось десять машин.
Взбаламученный во время урагана песок все никак не мог успокоиться. В воздухе летала мельчайшая и легкая взвесь, которая забиралась в любую щели и из-за которой видимость была такой же плохой, как в густом тумане. Машины держали между собой расстояние метра в четыре. Впереди них ехало как минимум три машины и еще шесть – позади. Но Сергей мог различить лишь габаритные огни у той, что шла прямо перед ними, да еще слабо, сквозь взвесь пробивались фары той, что ехала сзади. Он даже не видел стекол этой машины, а ее фары так слабо светили, что казалось у нее совсем сел аккумулятор.
Через несколько минут у Сергея между зубами вновь стал скрипеть песок, он щекотал ноздри, и слезил глаза. Перед отъездом Сергей спросил – все ли взяли и Игорь с Шуриком утвердительно закивали ему в ответ. Они отъехали уже километров пять от лагеря, когда Сергей, бросив взгляд на заднее сидение, где сидели Игорь и Шурик, вдруг понял, что там нет камеры. Игорь вряд ли стал бы грузить ее в багажник.
– А где камера? – спросил он у Игоря.
– Камера? – переспросил тот, и посмотрел на Шурика.
–Камера? – спросил Шурик и посмотрел на Игоря.
Оказалось, что Игорь понадеялся на Шурика и подумал, что тот положит камеру в багажник. Шурик, может и обещал ему это сделать, но забыл, понадеялся, что камеру положит оператор, а Сергею дела никакого до камеры не было, ведь это не он должен за ней следить и не у него голова должна болеть за ее сохранность, а у оператора.
– Игорь, ты что префигел совсем? – начал кричать на него Сергей, – у тебя что последние мозги из головы вытекли?
Игорь и сам пребывал в некой прострации, начиная строить в голове планы того, как ему придется отчитываться за потерянную камеру. Он все еще наделся, что они ее отыщут, но все-таки готовил себя к худшему.
– Давай вспоминай – где ты ее мог оставить, – спросил Сергей у Игоря.
– Я ее из дома точно вытащил, до машины дотащил, а внутрь – не положил.
– Ясно, – кивнул Сергей, – давай сигналь, чтобы нас все услышали, – сказал он водителю, – съезжай на обочину и останавливайся. Сейчас разворачиваться будем и обратно поедем.
– Обратно? – переспросил Шурик.
– А ты как думал? Нам без камеры – хоть не возвращайся.
– Нам тогда одним придется к границе ехать. Опасно, – сказал Шурик, – мы то остальные машины теперь и не догоним.
– Главное сейчас камеру найти, – сказал Сергей, – потом посмотрим, что дальше делать будем. А тебя, – он посмотрел на притихшего Игоря, – я когда-нибудь убью за такие дела. Придется опрос устраивать – кто камеру взял. Не будет же она на улице стоять. Ты представляешь – сколько на это времени уйдет?
Коллеги их не бросили. Вся колонна развернулась и поехала обратно черепашьим шагом, а когда они добрались до лагеря, оказалось, что камера стоит посреди двора, никому она не нужна и никто на нее не покусился.
– Какие люди у нас честные, – радовался Игорь.
Он выскочил из машины, подбежал к камере, готов был станцевать возле нее победный танец, но ему бы никто это не дал сделать, потому что все хотели побыстрее добраться до переправы.
– Проставляться будешь, – крикнул ему кто-то.
– Да не вопрос, – сказал в ответ Игорь.
До переправы Фархоль Кокуль они добрались спустя два часа, еще и полудня не было. Настроение у всех было приподнятым, все ведь предвкушали то, что к вечеру они окажутся в Душанбе, что они заселятся в номера одноименной гостинцы, где переждут одну ночь, а там есть и горячая вода и привычная еда. Но беда пришла оттуда, откуда ее меньше всего ждали.
Возле берега их ждала машина времени на всех парах – в любой момент загружайся. Афганские пограничники быстро проставили штампы с датой выезда из страны, но потом они стали объяснять, что российская сторона никого не принимает.
– Как не принимает? – в один голос удивились все приехавшие на границу.
Выяснилось, что в субботу российские пограничники, охраняющие таджико-афганскую границу, решили устроить себе выходной, будто все они были евреями, а у тех по субботам ведь шабат – день, в который грех работать, а надо отдыхать. Выходит, что граница осталась совершенно не защищенной и кто угодно может протащить через нее хоть тонну наркотиков, хоть мешок оружия.
