После дневного марш-броска в 12 км (прикололся капитан), все просто валились с ног. Месить грязь с полной боевой выкладкой под моросящий дождь и порывами осеннего ветра – не слишком радужно после тепла казармы. Про "тепло", Виктор, конечно подумал сгоряча. Но, все равно лучше, чем эта хлябь и унылая картина облетевших березок в осеннем мелколесье.
Ему повезло с Армией. Во-первых, Армия спасла от пьяных драк в деревне, в которой кроме водки, молодые парни, ничего не видели. Во-вторых, Витя, попал в экспериментальную группу. Это когда бойцы второго года службы не служили вместе с молодняком. Их просто переводили на точки. И всё! Не видел он никогда "деда"! В-третьих, он попал служить под легендарный Даманский!
Конечно, те бои уже давно отгремели, кровь молодых ребят, зверски растерзанных хунвейбинами, давно выросла молодыми осинками и кустиками на проклятом острове. Да и нет практически этого острова тех времен – замыло течением. Остров то появлялся, то исчезал в старке реки. Но, служба – была!
Он служил на МТЛБ. Гордился тем, что это его тягач первым залез на вершину при смотре. Он любил свое оружие, которое доверила Родина-Мать.
Виктор не любил никогда пышных слов:. "Отечество", "Отчизна". Его политрук на политзанятиях все объяснил довольно просто. Представьте, сказал он, что за вами, ребята, ваши матери спокойно спят и надеются, что ни один гад не проберется к ним в дом. Он уже прослужил один год, имел уже "сопли" на погонах. И служить нравилось – все друзья, уже стали как родные!
Быстро поев, Виктор, не стал раздеваться. Он спать пока не хотел. Просто его сморила погода. Он присел на корточки – по своей давней, с детства, привычки – в уголке. Он закрыл глаза и стал думать о своей девчонке, про вольный ветер за плечами, когда он вновь окажется – возмужавший, с треугольным мощным торсом – у себя дома!
Он уже кимарил, когда по шее начало капать. Виктор с детства терпеть не мог всяких пауков, любого раздражения на шее – поэтому даже в лютых мороз никогда не одевал шерстяного шарфа. А тут что-то упорно ползает по шее!
Виктор быстро выпрямился и присел на стоящую рядом табуретку. Что там за гадость, подумал он? Он провел по шее, чтобы смахнуть так не вовремя появившуюся жидкость, которая тягуче ползла по его шее. Дежурное освещение плохо помогало. На руке была черная жидкость.
"Они, что там, масло с третьего этажа льют, черти!", – зло подумал Виктор. но, что-то было не так. Охотник с малых лет, да и не пацаненок в ратных делах, он вдруг понюхал свою ладонь и похолодел. Кровь!
С третьего этажа казармы капала настоящая кровь!
Застава в ружьё!
Караульные мигом поскидывали с коек армейцев. Весь второй этаж рванул в оружейную за оружием. Виктор в три прыжка достиг третьего этажа!
Мрак и сладковатый запах смерти встретили его!
Он включил свет. Волосы его зашевелились. Весь третий этаж был мертв. Бойцы были убиты во сне. Китайские диверсанты, воспользовавшись погодой и спящими дневальными первых этажей – прорвались на третий и начали свое "мокрое" дело. Ножами, на выдохе. они кололи ребят, безусых 18-19 летних ребят, которых так ждали дома их матери и девчонки!
Мигом заполнился грохотом сапогов лестничный проем. Двое в черных костюмах, китайца, быстро выпрыгнули из окна. Но там их уже ждали.
Как не орал капитан, не стрелял в воздух из своего Стечкина, никто не обращал уже на него внимания.
Молча, со слезами на глазах, ребята просто разорвали тех зверей. Разом отхлынув от кучки черной материи, они молча пошли назад, в казарму.
Капитан, наутро написал рапорт, в котором преследование преступников (сбежавших зеков) закончилось неудачей – зеки спокойно перешли границу, а пограничники, верные договору о ненападении с Китаем, вторгаться на сопредельную территорию не стали.
У меня был в плюшевый собачонка – «барбос» все называли его. И, правда: лохматая мордочка, поза просителя, коричневый цвет. Барбос, да и только. К тому же, у собачонки не было правого глаза, и взгляд его становился от этого смешно прищуренным, что еще больше делало игрушку еще более трогательной и милой. Мне подарили его в детстве. На День рождения или просто мама подарила мне новую игрушку. Уже и не помню. Но то, что песик всё время жил со мной – это точно. И когда я заканчивал школу, и сдавал экзамены – он сидел рядом со мной на кушетке и внимательно слушал моё бормотание предметов. И, когда учился в институте, тоже был всегда со мной. Правда, в институте, песик мои ученые познания слышал редко, часто оставался дома один и, наверное, очень грустил. Отгуляв и не закончив второй курс, мне пришлось пойти в Армию. Конечно, можно было и досдать прогулянные предметы, но я нагрубил декану, который требуя с меня два зачета, покрывал студента нашего института Алтуева, который вообще не ходил полгода на занятия, но ему все выставили зачеты и экзамены, т.к. связываться с сыном мафиози края никто не хотел. Служил я, сначала дома, в учебке, потом перебросили на остров Русский. После – горячие точки нашего нехолодного государства. Понюхал пороху, погонял «чехов» по зеленке и, получив ранение, был комиссован. Ни работы, ни службы и карьеры мне не предвиделось. Полную безнадегу на «гражданке» скрасило только то, что снова дома с родителями. Перебирая старые свои вещи, вновь встретился со своим барбосом. Теперь он стал неразлучно быть со мной – как старый проверенный друг. Нас насобиралось таких семерочка. Мы так и называли себя – как пиво «Семерочка». Мы весело балагурили в местном пивбаре, наколымив себе на пиво. Работа была несложная – бери больше – кидай дальше. А что еще может делать, инвалид по сути, но не получивший инвалидности, парень 24 лет от роду, без связей и без высшего образования. Можно было перегонять автомобили из Владивостока по вечно одноукладно-феодальной Руси. Но жестокие боли в раненной ноге не давали возможности сдать на водительское удостоверение. Да и сама такая несложная жизнь нас, семерых, вполне устраивала. Всё изменилось с приходом другого бойца – Ивана. Он тоже отслужил, но распространяться о своих подвигах не любил, а пытать что да что, мы тоже не хотели. Каждый вправе был у нас налить за столом, сколько хотел и не говорить, если тоже – не хотел. Иван стал приносить какие-то книжульки про то, как плохо жить стало на Руси, как замучили чиновники-воры. Все эти прописные истины мы знали и без него, только говорил он складно, авторитетом армейским обладал недужим. И все мы поверили ему. Решили сами бороться -как Робин Гуд. Отнимать у богатых и делить среди бедных. Конечно, это был полный бред, но всё повелись на это, тем более после случая разборки с одним местным горе-рэкетиром, который решил наехать на Ивана в баре. Сломав одним махом ключицу и нос, Иван разом успокоил оппонента. В багажнике у бандюгана мы нашли автоматическое оружие и решили взять его как трофей. Хуже стало, после того, как однажды решили отобрать награбленное у постовых милиционеров, а те, решили затеять с нами игрушечные войны. Переведя автоматы в одиночный режим, мы с параллельных курсов изрешетили стражей порядка. Теперь мы все были повязаны кровавой порукой. Забрав вещи, мы решили уйти в лес. Мы перешли черту. Нужно было, бросив всё и всех, уйти из отряда и может быть отсидев и покаявшись, вернуться в мирную жизнь. Но, дурь в молодой башке, успех боевого предприятия, боевые соратники, решили дело по-своему. Я забрал из дома продукты. Долго стоял над своим плюшевым барбосом. А ладно, возьму и его – вместе будет веселей. Долго повоевать нам не удалось. Оно и понятно, кто же всемером, решает такие вопросы. Нас зажали в небольшом городке и открыли огонь на поражение. Последним что увидел мой взгляд, это медленно падающий на пол мой плюшевый барбосик.
Командир подразделения специального назначения медленно и настороженно обходил руины дома, где засели боевики. Их подняли по тревоги два дня назад, прочитали вводную и дали два часа дома на сборы. Он жил с семьей в полу-общежитии, полу-бараке, где круглый год несло на все этажи прелестью из уборной. Обещанные метры за стаж и боевые награды, оставались лишь красивыми словами. Жена работать пошла в банк обычным клерком, бросив докторскую диссертацию и своих любимых студентов. Так забрезжила возможность купить нормальную квартиру и уйти с этой службы на нормальную работу в охрану и тренеры. Но нужно были деньги и время. Пока этого не хватало категорически. И он, опять, проклятая такую жизнь, стал собираться на боевое задание – какие-то уроды решили устроить переворот в отдельно взятом ауле. Он постоял немного над своим любимым с детства плюшевым собачонкой и решительно взялся пошел у выходу.
Погрузив свое подразделение в борт военного транспортника, командир придирчиво обошел своих соратников – не хватало, чтобы какая-то мелочь, решила исход скоротечной схватки насмерть в гребанной тайге. Всё было в порядке. Ладно, еще один рейс и всё, думал он.
Бой действительно был скоротечен. Вычислить боевиков при современной спецтехнике, когда государство реально решает разобраться со своими врагами – не представляет никаких проблем. Жаль, что такой техники нет в Армии, в очередной раз подумал командир. Ну, и ладно, скоро и меня не будет – для этой службы, пусть развлекаются дальше, но без меня. Боевиков зажали в одном пустынном доме. Все они были видны спецсредствами даже через стены. Положить своих ребят из-за горстки бандитов, он не даст. Крупнокалиберные пулеметы коротко вспороли тишину. Затем хлынули в проемы спецы. Миг, и всё было кончено.
Командир спецов продолжал обход руин здания. Нужно было всё проверить самому и только тогда рапортовать наверх. Все боевики были мертвы. Около одного он остановился как вкопанный. Что за черт, он же оставил его дома. Около боевика, с развороченной пулей от штурмовой "Гюрзы" головой, лежал похожий на оставленный дома – его плюшевый собачонка. Командир поднял его. Хватит, поехали домой. Нам с тобой, друг, делить нечего.