Александра Богданович
Три последних самодержца
4 апреля. Сегодня Е.В. был на совете у Баранова. Во время заседания совета Баранов объявил о поимке важных преступников. Пойман еще один техник, у которого оторваны во время работ два пальца. Фамилия его Исаев. Фредерикс спросил Баранова, как они его поймали. Баранов очень тонко ему ответил: «Не помню».
Все газеты полны подробностями о казни. Один мужик показал кулак преступникам; его схватили, думая, что он против полиции. Одну женщину схватили – она махнула платком. В кармане у нее нашли четыре колоды карт. Тут много комизма.
5 апреля. Рассказывают, что из Парижа по ошибке перемешали гробы и вместо Рубинштейна привезли в Москву одну рижскую баронессу, которую и похоронили, а туда привезли Рубинштейна. Теперь родственники баронессы требуют возвратить ее тело. А Москва так торжественно похоронила ее вместо любимого таланта.
6 апреля. Рассказывают, что саперы роют у Каменного моста, будто там тоже найдена мина. Вероятно, они это сделали в тех видах, что по этой улице государь ездил в Царское Село, на машину.
15 апреля. Пришел Трепов. Он очень горячо говорил против высшей полицейской власти, сказал, что грешно тем, которые его отстранили от покойного государя, что он не допускает мысли, как могло случиться то, что случилось в Петербурге, что он от этой мысли может с ума сойти, что он подал записку вел. кн. Владимиру, как нужно организовать полицию.
Зашел Жуковский и, говоря про Совет двадцати пяти, вспомнил анекдот, который про совет рассказывают: подписывают сначала «Совет двадцати пяти», и Баранов после них подписывает свою фамилию, выходит – «Совет двадцати пяти баранов». Это остроумно.
Рассказывают, что опять появились прокламации. Рассказывают, что на днях государю устроили ванну в Гатчине, но он, к счастью, не сел, – прежде смерили градусы. Обнаружилось, что там яд. Строгости в Гатчине большие – всегда нужно иметь при себе фотографическую карточку. Даже гофмаршал Грот без нее не ходит.
Баранов всё врет. На днях рассказал Шувалову, адъютанту Владимира Александровича, что поймал 11 социалистов, хотевших взорвать пороховой погреб, а потом отперся от этой новости.
Шамшин и Ковалевский, вернувшиеся с ревизии, рассказывают ужасы про земства, про все безобразия, которые делаются в провинции.
16 апреля. Был Сологуб. Читал свою статью о братстве, которое он предлагает учредить для борьбы с нигилизмом. «Пора опомниться», – часто говорит он в статье.
Вечером Е.В. долго был у Игнатьева. Игнатьев много ему рассказывал. Все слухи о дарованиях, ожидаемых завтра, лишены всякого основания. Никаких льгот и либеральных мер не будет.
Подпольная деятельность врагов России продолжается. Вздумали в Москве на светлый праздник разбросать прокламации в деревянных красных яйцах. Вот люди с воображением! Правду сказал Жуковский, один из двадцати пяти, что они целый день заняты этим делом, следят за каждым нашим пробелом и сейчас придумывают угрозу.
18 апреля. Заехал Баранов. Говорит, что многие его упрекают в том, что государь живет в Гатчине, что будто он его запугал, но что он узнал об отъезде уже тогда, когда отъезд совершился. Он спросил государя, нужно ли дать знать об его приезде, но государь отвечал, что все равно, что ничего не готово, что три комнаты легко приготовить, истопить. Первое время государь ходил в пальто, а императрица в бурнусе. Государю хотелось скрыться от взглядов любопытных, поплакать над своим горем.
Аресты продолжают производиться. Арестован один отставной артиллерист Лустиг.
20 апреля. Шахматова рассказывала, что ей за достоверное передавали, будто 14 лет тому назад в Сергиевой пустыни был монах, на которого временами находило сумасшествие. Во время одного из припадков он вбежал в трапезную, где собралась вся братия, с раскаленной кочергой и, бросив ее на пол, закричал, что рад, что успел исполнить, что желал. Когда монахи с настоятелем во главе просили его разъяснить, в чем дело, он повел их в покои настоятеля, где им представился портрет покойного государя с оторванными ногами и раной в боку. По уверениям лиц, видевших теперь портрет, на котором тогда сделали наклейки и живопись поправили, раны с ранами, нанесенными государю, совсем тождественны.
Тоже говорят, что 1, 2 и 3 марта в Москве был слышен какой-то особенный звон, – отовсюду казалось, будто из Кремля, а из Кремля – будто с Москвы-реки. Козлов посылал узнавать, откуда этот звон, но добиться не мог никто. Так и осталось загадкой.
Сегодня был монах из Сергиевой пустыни, Павел Петрович, и подтвердил рассказ.
22 апреля. Утром Е.В. был у Лориса. Вчера было экстренное заседание у государя. Из министров были: Лорис, Игнатьев, Абаза, Милютин, Николаи, Набоков, Победоносцев. Решено образовать Кабинет с Лорисом во главе и с сохранением ему портфеля министра внутренних дел. Лорис сказал сегодня Е.В.: «Вчера, после 52 дней царствования, его честная натура выползла во всей своей красе». Милютин после заседания прослезился. Они совещались 2½ часа. Решено, что Кабинет будет собираться раз в неделю у государя, раз у Лориса.
Вечером Е.В. был в заседании Совета, сделал предложение, чтобы, по примеру Петербурга, всюду, во всех больших городах при губернаторах были организованы такие же советы. Его предложение было аплодировано. Баранов отвечал, что в ближайшем будущем это будет введено и что это будут не временные советы, а постоянные. Вчерашнее заседание у государя еще решило, что будут созваны представители от земств в Гос. совет в ближайшем будущем.
26 апреля. Был сегодня Молчанов. Рассказывает, что он слышал, что будет введена избирательная система по приходам, а после вторая будет баллотировка из избранных, чтобы составить желаемое число.
30 апреля. Вчера обнародован высочайший манифест. В нем только говорится, что надо побороть крамолу, подумать о воспитании детей, дружно помогать самодержавной власти. Мне кажется, что мы и без манифеста должны были так поступать, и, сказать правду, меня это послание не удовлетворило.
Сегодня пришлось выслушать много разных мнений. Казанцы совсем потерялись, прочтя это послание. Говорят, что вчера на бирже такая паника, какой не было после плевненского погрома, курс упал на 2 %. Говорят, вчера Абаза бегал по кабинету как сумасшедший.
Золотницкий пришел сказать, что пять министров подали в отставку: Лорис, Абаза, Николаи, Милютин и Набоков. Этому я не верю. Мне хочется думать, что реформы, о которых шла речь 21 апреля, осуществятся.
Газеты очень понизили тон, они не говорят, что думают о манифесте.
Был Костанда, рассказывал, что вчера на параде Лорис был не в духе, а Милютин очень грустный, – ему тяжело, что есть люди, которые своими советами губят Россию и делают вред государю.
По всей России загорается сильное волнение. Сегодня печатают, что в Киеве были произведены беспорядки людьми, приехавшими с севера. Нигилисты теперь работают здорово и наша рознь, наша беспечность им помогают против их желания и чаяния. Тяжелый был бы сюрприз, если бы Лорис оставил свой пост.
1 мая. Манифест сам по себе написан так, что его страшиться нечего. Жаль, что министры его поняли как оскорбление, им нанесенное. Лорис подал в отставку, до сих пор еще неизвестно, принята ли она. Абаза и Милютин сделали то же. Такие три министра уйдут – кто их заменит? Это все дела Победоносцева и Каткова. Лорис и не знал о манифесте до его выхода в свет, печатали его в сенатской типографии. Косаговский пришел оттуда. Лорис никого не принимает, лежит больной в постели, так ему сказали, а канцелярия его и адъютанты – все как в воду опущенные. Абаза тоже, говорят, сказывается больным. Правда, с ними поступили, как с детьми.
Был Селифонтов. Говорит, что совет 21 апреля государь созвал, чтобы выведать, кто что думает, с кем он имеет дело, и теперь их всех знает и действует согласно своим убеждениям.
2 мая. Называют Игнатьева преемником Лориса.
Был Косаговский. Рассказывал, что будто двадцать первого, после заседания в Гатчине, вечером, Лорис, Абаза, Суворин и графиня Клейнмихель собрались у Нелидовой (еще было то лицо, которое это рассказало Косаговскому) и пили за победу 21 апреля.
Вернулись из Гатчины казанцы, государь их очень милостиво принял.
Факт свершившийся: Лорис ушел, на его место назначен Игнатьев. Милютин назначен на Кавказ. Абаза тоже уходит, называют вместо него Бунге. Вместо Игнатьева два кандидата: Островский и Качалов. Вместо Посьета – Бобринский (спирит или родстокист). Вместо Каханова – Куломзин. Вот назначение! Но, кроме двух первых, все последние – только слухи.
4 мая. Янишевский рассказывает, что Воронцов-Дашков производит ужасно неприятное впечатление, – очень бесцеремонно обращается с царем, ездит козырем, без всякого почтения, имеет вид настоящего временщика.
5 мая. Много новых арестов. Снова арестованы два моряка из минной команды, очень молодые люди и, говорят, на вид чрезвычайно порядочные.
Теперь снова мне рассказывали, что двадцать первого действительно было собрание у Нелидовой и был также и Милютин.
6 мая. Рассказывают, что государь назвал Нелидову «стервой» и выслал ее из Петербурга.
Говорят, что в Москве готовят овацию Лорису. Все иностранные гости очень сочувственно к нему относятся.
7 мая. La nouvelle du jour[17] – выход в отставку Абазы. Это – крупное событие, до того крупное, что все этим заняты.
Деньги падают сильно. Сегодня на панихиде Ольденбургского, говорят, были люди, которые отворачивались от Победоносцева, не хотели ему кланяться.
Найдена мина, т. е. две кожаные подушки в 120 фунтов, под Каменным мостом. Найдена, говорят, мина под Балтийской дорогой. Государь должен был долго кружить по разным направлениям, чтобы в последний раз приехать в Петербург. Милютин, говорят, согласен остаться, но предупредил, что у него останутся его прежние убеждения, но что в Военном министерстве они не будут иметь никакой нужды высказываться.
Завтра государь приезжает на похороны Ольденбургского. Страшно даже подумать, что его могут ранить в толпе.
Говорят, что арестовано пять моряков, Суханов в том числе, – все минной команды. Суханова выдала, говорят, прачка. Она принесла белье, хотела поставить на пол – он вскрикнул: «Осторожнее, может взорвать». Прачка сказала мужу, тот барину, барин Баранову. Тогда за Сухановым стали следить, увидали, что он выходит часто переодетый, кто у него бывает, и, таким образом, многих взяли. Взяли также сожительницу Кибальчича. Делают, кажется, серьезные аресты.
8 мая. Теперь все хвалят циркуляр Игнатьева, каким уверенным тоном он написан. Еще год только прошел с воззвания Лориса к жителям столицы – и сколько уж произошло перемен.
Говорят, много взято офицеров всех родов оружия. Гейнс говорит, что в Казани он начал 12 дел крестьянских, где они оправдывали убийство царя.
Коростовец сидел долго, говорили о манифесте. Многое написано так, что надо было бы два раза подумать, прежде чем объявлять всему народу. О дворянах там сказано, что покойный государь сумел их привлечь к делу освобождения крестьян, они всей душою откликнулись на призыв государя и охотно пожертвовали свое достояние.
В городе ходит слух, что Катков будет министром народного просвещения, – это насмешка. Говорят, что Милютина государь упросил остаться на один месяц. Абазу приезжал просить остаться вел. кн. Владимир. Сейчас Россия разделилась на два лагеря, где более вражды, нежели у турок с русскими. Одни – за самодержавие, другие – за кабинет, третьи – за Конституцию. В этом хаосе ничего не поймешь.
9 мая. Приехал Е.В. Говорит, что Москва недовольна манифестом. Рассказывают о приеме Игнатьевым министерства. Говорят, что он произвел хорошее впечатление. Он очень хитер.
У Лориса на приеме было всего десять человек. Каковы люди!
Рассказывают, что Игнатьев пришел к Победоносцеву спросить, что делать, как работать. Последний отвечал: «Надо молиться». Игнатьев на это отвечал, что молиться он поручил жене, а сам намерен работать.
10 мая. Был Кутайсов. Его посылают разведать и произвести следствие над жидовским делом.
Рассказывают, Дондуков сострил насчет Игнатьева в прошлую войну. Когда пришлось проводить демаркационную линию, Игнатьев начал с местечка «Вранье». На это Дондуков заметил: «И тут Игнатьев с вранья начал».
11 мая. Государь принимал сегодня депутацию евреев, сказал им, что они также отчасти виноваты, что их бьют, что они эксплуатируют население. Это было сказано между словами, и Воронцов позволил это напечатать. Но потом спохватились, что печатать опасно, и прислали Ивашкина-Потапова с запрещением.
16 мая. Вчера Вяземский (по делам печати) собирал редакторов, с ними говорил. Они от него хотели добиться многого, но из его слов поняли только то, что стеснений не будет, что будет по-прежнему царствовать либерализм; ему даже (т. е. Вяземскому) один редактор Полонский предложил, чтобы они начали с того, что простили бы все предостережения. Много говорили пустого и редакторы, и Вяземский. Это рассказал Е.В. Бильбасов, за которым уже начинает сильно ухаживать Игнатьев, а Катков (говорил Маркевич) уже начинает разочаровываться в Игнатьеве, которого все хвалил.
17 мая. Князь Гагарин говорил, что во вторник Милютин прощается с министерством. Его преемником называют Ванновского; говорят, большой интриган. Милютин сказал государю, что едет в Крым – «Там буду писать историю царствования моего государя». Правда, государь обижает прежних слуг своего отца. Говорят, что многие уйдут в отставку, когда будет назначен Ванновский.
18 мая. Зашел Баранов. Рассказывал, что многие теперь говорят, что Лорис – цареубийца, что было показание Гольденберга, где он говорит, что есть подкоп на М. Садовой, что будто книга эта была напечатана в тридцати экземплярах и что Лорис это читал и не придал этому сообщению никакого значения. Каханова отставка уже принята.
Рассказывают, что Милютин побледнел и задрожал, когда узнал, что назначен будет Ванновский. Он сказал государю, что половина Генерального штаба уйдет. На это государь будто бы отвечал, что никого не намерен удерживать – пускай уходит кто хочет.
19 мая. Теперь всех занимает результат выборов Лориса почетным гражданином Петербурга. Он избран сто тридцатью пятью голосами против сорока пяти. Говорят, Бобринский говорил против Лориса, находя, что во время его управления Россию постигло самое большое несчастье. Газетам запрещено писать об этих выборах. Лориса продолжают по-прежнему очень жалеть, все слои общества ему сочувствуют.
21 мая. Был Эйлер, рассказывал, что решено Константина Николаевича совсем стушевать из Морского министерства.
25 мая. Много толков о гатчинском обелиске. Некоторые говорят, что это дело рук человеческих, а совсем не грозы, что это брошено с аэростата, и другие догадки… Не дай бог, чтобы это была правда, но от нигилистов всего можно ожидать, они до всего дойдут.
1 июня. Был Бриллиантов. Говорили о новых назначениях. О Бунге он сказал, что Бунге без Абазы то же, что в карточной игре король без туза.
Бедный киевский митрополит сошел с ума. Ему все кажется, что он еретик, проклятый православной церковью.
4 июня. Утром приходил Калугин, говорил, что Кобозев арестован. Оказалось – тоже моряк.
6 июня. Сегодня Е.В. был у Каханова. Каханов рассказал ему много интересного. Он иначе не называет Игнатьева, как лгуном. Правда, теперь трудно быть министром. Говорят, под Каменным мостом найден еще ящик и в нем большое количество динамита.
7 июня. Сегодня вечером Е.В. долго работал с Игнатьевым. Толковали про Пожарное общество. Победоносцев высказался в Комитете министров против этого общества, сквозило в его нападках, что ему противно то общество, где написано имя Лорис-Меликова.
Сегодня в «Новом времени» – фельетон Суворина из Висбадена. Говорит про Лориса и разбирает письма, писанные двумя русскими еще до события 1 марта, но напечатанные Брокгаузом после. Суворин не знает, что они написаны Фадеевым одним, а Воронцов-Дашков их только, верно, прочел.
1888 год
2 января. Вспомнила рассказ митрополита Исидора про московского митрополита Филарета. Он был у него в это время викарием. Во время праздников Пасхи у митрополита Филарета собралось много дам. Исидор, как викарий, пришел с докладом и слышал, как одна дама спросила владыку: «Почему Спаситель по воскресении своем явился сперва мироносицам?» На это митрополит отвечал: «Потому что ваша братия очень болтлива, а это событие надо было, чтобы всем было известно». Вот какое мнение о женщинах существовало даже и в самые отдаленные времена.
Е.В. рассказал про Орлова, который подписал мир после Крымской войны. После подписания он обедал в Тюильри. Императрица Евгения во время обеда попросила его передать ей цветы, которые находились возле него. Орлов собрал цветы, но, найдя неприличным подать их просто императрице, он шутя взял серебряную тарелку, которая стояла у прибора, свернул ее в трубочку, и в этом импровизированном порт-букете подал Евгении цветы. Французы долго не могли забыть этот фокус.
Говорят, Богарне заболела корью. Это, верно, из сочувствия к Алексею Александровичу. Вот насмешка судьбы! Еще более эти два имени будут теперь связаны.
3 января. Сегодня был Кавелин. Рассказывал про Победоносцева, что он любит деньги. У жены его в четырех верстах от Смоленска есть маленькое имение, в нем флигель о пяти комнатах. Суворова (рожденная Базилевская), желая видеться и сблизиться с Победоносцевым, зная, что они там проводят иногда месяц, а иногда и более, наняла у них этот домик за 800 руб., ему же красная цена 100 руб., – достигла своей цели и подружилась с ними. Что деньги делают!
5 января. Был Марков. Он очень хлопочет о деле Дервиза – об опеке, о снятии ее. Дурново сказал Е.В., что Победоносцев противится снятию, что представил всем министрам цифры, где оказывается, что Дервиз почти всё состояние промотал; называют Ададурова злодеем. До чего доходит подлость Победоносцева – прямо невероятно и непостижимо! Вот низкий в полном смысле человек!
15 января. «Общество народного труда», учрежденное графом Игнатьевым, закрыто, его устав не утвердили. Оказалось, что правление этого общества собирало деньги по всей России и проживало их, не тратя ни копейки на вспомоществование кустарям и ремесленникам, ограничивалось только тем, что давало советы, где купить машины, как устроить артели, а деньги шли на содержание канцелярии. Всем делом орудовал П.А. Мясоедов.
Вишняков говорил, что Плеве очень ищет популярности, а также знакомств со связями.
18 января. Завтра разбирается в Комитете министров дело об опеке Дервиза. Кушелев говорит, что государь очень недоволен, что его подвели. Дурново, говорят, открыто выступил против Победоносцева. Это мужество, которого я от Ивана Николаевича не ожидала.
Узнала, что у Черевина сын в Николаевском корпусе. Это – незаконный сын. Когда стреляли в Черевина, то после выстрела шепнули государю, что для него будет самой большой наградой, если ему позволят его усыновить. Государь позволил это. Черевин его обожает. Он в одном классе с молодым Дервизом, который, узнав, что сын, по примеру отца, любит шампанское, выписал огромное количество и им угощает сына, за что снискал себе покровительство в Черевине-отце. Вот разгадка, почему так закипело это дело. Победоносцев переживает тяжелые минуты, но он из тех, которые, как кошки, всегда падают на ноги.
19 января. Утром пришел Шидловский (харьковский губернский предводитель дворянства). Говорили о студенческих беспорядках – он говорит, что их не было. Говорил, что Манасеин (министр юстиции) во время посещения Харькова вел себя весьма бестактно, внушил к себе отвращение. Во время приема чинов своего министерства он обратился к одному члену суда и спросил его, сколько у него долгов. Тот так сконфузился, что отвечал: «15 тысяч». Другому сказал, что стар и пора ему подумать об отставке; к старшему нотариусу также обратился с дерзостью. Все это произвело тяжелое впечатление. Сейчас видно, что он – un parvenu[18].
20 января. Дело Дервиза, которое должны были рассматривать вчера, отложено по случаю болезни Манасеина, который сильно им расстроен и не прощает себе, что поверил голословно Победоносцеву и дяде Дервиза. Министры тоже все возмущены, что подписали, доверяя словам Победоносцева, и хотят ему учинить скандал. Даже думают, что Победоносцеву будет плохо.
Обедали у нас m-me Маркевич и Колышко. Говорили, что Всеволожский, муж Савиной (актрисы), разорил ее, что она за него подписала векселей на 120 тыс., а теперь не может на сцене одеть своих бриллиантов, переменила квартиру, так как у мужа очень много долгов.
22 января. Слышала много новостей из разных источников. Все скандалы. У Демидовой Сан-Донато, вдовы, родился ребенок в Киеве от второго викария киевской епархии.
Вел. кн. Николай Николаевич пришел к отцу своему просить его разрешения на его брак с купчихой Бурениной. Отец, зная воззрения царя, сказал ему обратиться к нему. Николай Николаевич поехал к вел. кн. Владимиру Александровичу и передал ему слова отца. Узрев из них согласие отца, Владимир Александрович сказал царю, который в первую минуту изъявил будто бы согласие. Николай Николаевич, счастливый, поспешил известить отца, который громовым голосом крикнул, что этому не бывать, но Николай Николаевич убежал от него, уехал в Царское, сделал обед, пригласил всех знакомых своих и Бурениной, и во время обеда они обменялись кольцами. В это же время отец поспешил к царю, который, узнав истину, ужасно возмутился, что его ввели в обман, и отнял согласие, им данное. О Бурениной говорят, что это – вполне продажная, публичная женщина.
Два сына Михаила Николаевича тоже задумали жениться: старший, Николай, – на княгине Нелли Барятинской, а Михаил – на дочери Н.П. Игнатьева (бывшего министра внутренних дел). Государя возмутили эти свадьбы, так как Барятинская имеет мужа, а про бедную Игнатьеву выдумали, будто у нее два года тому назад был ребенок, и согласия царя они не получили. Об этих свадьбах весь город говорит.
Поражает меня молодежь! Все это она знает, обо всем судит. Наивен разговор двух товарищей: Барятинский говорит Долгорукову, что он сын Петра Шувалова, тот очень спокойно ему отвечает, что, по его расчету, он сын Вердера (бывшего прусского уполномоченного). Каков ответ!
Теперь у Е.В. сидят Марков и Ададуров. Представляя его, Марков сказал: «Вот вам государственный преступник». Тот поправил, сказав: «Просто злодей, мошенник». Как у нас, право, легко относятся к чести, к доброму имени человека.
23 января. Утром был Кавелин. Говоря о Ливадии во время пребывания там покойного государя, он рассказал, что, когда он жил там в качестве таврического губернатора, раз при нем государь встретил в саду утром Черевина, совсем пьяного. Государь его спросил: «Где это ты так рано успел?» – «Везде, ваше величество», – был ответ. Кавелин говорит, что эти господа ходили с утра в ливадскую аптеку, и аптекарь им готовил разного рода смеси водок и наливок.
25 января. Был Черняев. Он очень мрачно рисует положение России. Говорит: избави бог войны! Нас расколотят совершенно, так что не только отнимут у нас, что хотят, именно Балтийский и Привислинский край, и заставят нас платить 50 млрд контрибуции, как это думает Татищев, но, по его мнению, поступят с нами еще хуже. Что уже в минувшую войну обер-офицеры и генералы вели себя дурно, прямо прятались от огня, но что в эту войну и солдаты, и молодые офицеры будут не лучше. Что если бы можно было нанимать вместо себя чужое войско, он уверен, что все понесли бы последние гроши, чтобы не идти на войну. Что грамотность для солдата гибельна, что реформы Милютина сгубили армию, что война неудачная может повести далеко, что может явиться династический вопрос, а что война будет несчастная – в этом он не сомневается. Главнокомандующим называют вел. кн. Николая Николаевича, на Кавказе называют, что будет Дмитрий Святополк-Мирский; командующими армиями называют Ганецкого, Гурко и вел. кн. Владимира. Кроме Гурко, ни одного человека с престижем. А затем масса генералов и офицеров с немецкими фамилиями. Если один из них проиграет сражение – свои же его убьют, думая, что изменил. Грустно все это.
Говорят, когда государь с императрицей ехали из Аничкина дворца на последний бал, государь вдруг заметил, что кучер его проехал Салтыковский подъезд, в котором они выходят, и поехал дальше по набережной. Царь, изумленный и встревоженный, открыл окно и закричал: «Корнилий, куда ты едешь?!» Кучер остановился. В это время подлетел Грессер, и тут оказалось, что государю на козлы посадили нового кучера.
27 января. Дорофеева Ш., царскосельская жительница, рассказывала, как вел. кн. Николай Николаевич-младший афиширует себя с Бурениной. Все лабазники – ее родственники. У нее на днях упала лампа, вел. князь тушил и очень обжегся. Ей рассказывал доктор Шепелев, который лечил вел. кн. Николая Николаевича.
Говорила, что там известно, что Сергей Александрович живет со своим адъютантом Мартыновым, что жене предлагал не раз выбрать себе мужа из окружающих ее людей. Она видела газету иностранную, где было напечатано, что приехал в Париж le grand duc Serge avec sa maîtresse m-r un tel[19]. Вот, подумаешь, какие скандалы!
29 января. Приходил Нарышкин, его жена – львица нынешнего сезона, их всюду зовут во дворцы. Говорил с искренним сожалением о дочери графа Игнатьева, которой не позволили выйти замуж за Михаила Михайловича. На ней лица нет, родные ее вывозят, она же очень грустная, даже члены императорской фамилии ее вчера жалели. Отец и мать соглашались на брак сына, но царь отказал Михаилу Николаевичу, когда он приезжал просить его позволения, а Михаилу Михайловичу сказал, когда перед отъездом тот ему представлялся: «Когда ты едешь?» – и больше ничего. Его послали в Карлсруэ поздравлять кого-то с серебряной свадьбой. В обществе думают, что если бы вместо Игнатьевой была Воронцова или Долгорукая, то государь позволил бы, но что он Игнатьева не терпит.
1 февраля. Был бывший харьковский исправник Сукачев. Он рассказывал, что виделся с экс-профессором Московского университета Ковалевским, который ему передал следующее по поводу своей отставки. Прошлой весной он получил предложение из Парижа перейти в Парижский университет читать лекции. Ему давали в год 10 тыс. руб., он же просил 15 тыс. По этому поводу у них завязалась переписка. Об этом узнали в Министерстве народного просвещения. Делянов бумагой спросил Ковалевского, правда ли это. Он отвечал утвердительно и прибавил, что, по его мнению, читая в Париже лекции, он принесет России больше пользы, так как это послужит к сближению обоих государств (Ковалевский читал государственное право в Московском университете). Не так посмотрел глупый Делянов, и Ковалевский был уволен по прошению, не прося отставки. С него взята подписка, что он не уедет за границу, и над ним учрежден полицейский надзор. Теперь он поселился в своей деревне, Харьковской губернии. Он очень богат и мечтает все продать, оставить себе 100 тыс. руб., а все остальное подарить Швейцарии и с чужим паспортом уехать из России. Сукачев говорит, что он никогда не был нигилистического направления, но Брызгалов ненавидит его за то, что его очень любили студенты. Правда, что у него было либеральное направление, но от этого до нигилизма далеко, а Брызгалов всегда на него делал доносы начальству, и нередко фальшивые. При Мезенцеве, значит, уже Брызгалов начал его топить.
2 февраля. Был Михаил Сергеевич Волконский. Сказал, что Ковалевский, начиная раз свою лекцию, сказал приблизительно следующее: «Господа, я должен вам читать о государственном праве, но так как в нашем государстве нет никакого права, то как же я вам буду читать? Но так как читать приходится, то я буду читать вам про право, более подходящее к тому, которое практикуется у нас», – и проч. По началу речи видно, что этот человек возбуждал молодежь. Волконский еще назвал Муромцева, который больше не читает, и Чупрова, который продолжает читать, что они всегда волновали молодежь.
Говорили про смерть Мосолова, Левашова. Е.В. спросил его насчет записок его отца, декабриста. Он хочет их привести в порядок и со временем напечатать. Записки эти доведены до 1825 года, начало образования тайного общества в них подробно описано. О Чернышеве (военном министре) Волконский сказал, что он в глазах декабристов покрыт черным пятном. На допросе отец Волконского все молчал, тогда Чернышев не выдержал и поставил ему в вину его сдержанность, воскликнув: «Генерал, князь Волконский, стыдитесь, вы показываете меньше простого прапорщика!» Я думаю, очень интересны эти записки. В записках Левашова-отца есть много бесцветного, отдельную интересную книгу из них нельзя составить.
14 февраля. Пришел Оржевский. Продолжает ругать Грессера. Удивляется, что, получая 6 тыс., он ведет такой train[20], особенно она, что лучше одевается, чем его жена. Прямо говорит, что оба берут взятки. Затем бранит полицию, которая ничего не делает, и говорит, что не удивится теперь никаким покушениям, что он уверен, что эти «милостивые государи», так он их называет, теперь спокойно работают. Опять рассказал, как было дело первого марта. Этих людей – Андреюшкин, Генералова и третьего (забыла) – выследили филеры, полиция ни при чем. Сыскное отделение при градоначальнике получает ежегодно 120 тыс. и ничего ровно не делает, а на те же дела III отделение получает на всю Россию 90 тыс., а это отделение и открыло этих злоумышленников.
Один наш знакомый сказал однажды Победоносцеву, как он взял к себе в Синод такого чиновника, которого все считают подлецом. Победоносцев схватился за голову и воскликнул: «Да кто теперь не подлец?!» – типичный ответ, значит, сознает, что и он такой же.
15 февраля. Олендский рассказал нам взгляд митрополита Исидора на дам. Говоря про его жену, он сказал ему, что она очень худая, – верно, музыкантша. Отчего у него такой взгляд сложился, что музыкантши худые, не понимаю. Затем посоветовал ее отправить на воды и, узнав, что у него на его Пермском заводе есть целебный источник, посоветовал туда послать, сказав, что везет ее в Италию. «Женщины ничего не смыслят в географии. С ними можно только действовать обманом. Есть там горы – она и поверит, что она в Италии». Если это правда, то очень оскорбительно.
Меня возмущает поведение некоторых дам с владыкою. Сегодня Олендская рассказала, как баронесса Лизандер спряталась у него под столом, что они всюду ее искали. Это неприлично.
Адамович рассказала, что сочинили герб Вышнеградского: нарисован ворон с обрезанными крыльями, на нем лента; на одном конце ленты написано: «вор он», а на другом: «pour qu’il ne vole plus»[21]. Очень зло.
