bannerbannerbanner
Жуткая история Проспера Реддинга

Александра Бракен
Жуткая история Проспера Реддинга

Полная версия

Глава 6
Легче не стало

Я до сих пор не могу толком вспомнить, что случилось дальше.

Воспоминания были какими-то туманными. Кое-что я помнил обрывками, иногда они складывались в картинки, и вновь распадались. Все как будто состояло из кусочков, фрагментов и сомнений. Кажется, я слышал, как Прю выкрикивала мое имя, и, наверное, видел, как ее рыжие волосы мелькнули в бликах свечей. Бабушка набросила черную ткань на книгу, пытаясь сбить пламя, пока оно не перекинулось на ее белый пиджак.

Я не понимал: то ли я вдыхаю огонь и дым, то ли они вырываются из моей груди. Кожа горела, в груди что-то булькало. От этого звука у меня свело челюсти. Казалось, что мои кости превращаются в изломанные колючие ветки.

«А-а-ха-ха-а», – зевнул кто-то у меня в голове.

Сотня ног громыхала по лестнице, я лежал на полу, и он трясся у меня перед глазами. Но одна пара ног направилась ко мне, а не наверх. Идеальные туфли на каблуках с носами, острыми как бритвы, цок-цок-цокали по каменному полу.

«Вставай, – думал я. – Вставай сейчас же». Я застонал, перевернулся и упал на спину, пытаясь засунуть руки под себя. Меня накрыло волной слабости, которая прокатилась по мне от головы до пяток, а потом растворилась в темноте. Когда я немного пришел в себя, то увидел, что Прю стоит на лестнице. Она была бледна, почти прозрачна, как воск оплывающих свечей.

– Проспер! Проспер! – Она хотела броситься ко мне, но дедушка Теодор поднял ее, обхватив за талию огромной ручищей, не обращая внимания на ее крики, пинки и протесты.

– Нет! – задыхаясь, попытался крикнуть я.

Я должен был помочь Прю, должен был защитить ее. Но ко мне подошел дедушка Бартоломью. В руке у него было что-то длинное и блестящее. Огонек свечи отразился в лезвии, и я понял, что он держит.

Нож.

Рейберн прижал мое плечо к полу резиновым наконечником трости. Я пытался пнуть его костлявые колени и сбить с ног, но тело отказывалось выполнять приказы мозга. Я увидел бабушкино напряженное лицо, на котором застыло непреодолимое отвращение, еще более сильное, чем обычно. Она взяла нож.

«Нет! – проревел голос в моей голове. – Не сегодня! Никогда!» Сильный порыв ветра распахнул дверь, отбросил с дороги визжащую тетю Клаудию и задул все свечи. Стало темно.

Кажется, теперь кричали все. Ноги снова затопали по полу, который трясся и стонал. Лезвие полоснуло мою левую руку чуть ниже локтя. Я закричал от боли, собаки наверху бешено залаяли. Обжигающая боль разлилась как горячий воск.

У меня над головой произошло какое-то движение. В нос ударил запах пота и хвои. В нескольких сантиметрах от моего лица пролетела бабушка и столкнулась с Рейберном. Они упали на пол, сцепившись руками и ногами. Я попытался откатиться в сторону. Нож отскочил и, звякнув, ударился об пол. Я потянулся за ним, чтобы отбиваться, если кто-то еще соберется напасть на меня, но неизвестно откуда взявшаяся бледная рука стремительно схватила его.

Я не видел незнакомца в темноте, но узнал по противному запаху и белой рубашке, которая была ему велика и раздувалась, так что он стал похож на одуванчик. От него веяло жаром, как от перегретой лампы. Я с трудом поднялся на четвереньки и попытался уползти. Одно дело, когда тебя пытаются прихлопнуть родственники, и совсем другое, когда тебя собирается выпотрошить неизвестно кто. Не сейчас! Сейчас мне очень нужно найти Прю.

Я ждал, что он вонзит обжигающий металл мне в позвоночник, но вместо этого он двумя руками схватил меня за пиджак. Следующее, что я помню: незнакомец закидывает меня себе на плечо, как поклажу.

– Все нормально, пацан?

Когда он заговорил, его узкие плечи дрогнули. Ответить я не мог, а он не мог видеть, как я киваю. Но, кажется, ему было достаточно и того, что я дышу. Включилась пожарная сигнализация, с потолка полилась ледяная вода, панические вопли превратились в сипение.

– Ты! – бабушка пыталась перекричать шипение разбрызгивателей. Я не видел ее лица – только родственников, которые продолжали стоять на лестнице и пялиться. Я вообще не видел ее, пока тот человек не повернулся к лестнице и не побежал.

Рейберн отключился, бабушка пыталась выбраться из-под него, ее волосы стояли дыбом. Вода больше не текла с потолка, но шипение продолжалось, я не понимал почему, пока не посмотрел вниз.

Я уже и забыл! Мой мозг просто решил забыть об этом. А от меня все еще валил пар. Вода испарялась с моей кожи и одежды, превращаясь в белые клубы пара, как будто кто-то выкрутил температуру до упора. Я нервно глотал воздух, который отдавал горелым мясом, дымом и тухлыми яйцами.

«Спасайся бегством! – зазвенел голос в моей голове. – Беги, слизняк. Я выручу тебя. Но только один раз». Думаю, незнакомец тоже это слышал. Во всяком случае, он помчался быстрее пули. Несколько пар рук пытались схватить меня, но, едва коснувшись, обжигались. Крики боли не утихали.

Мы поднялись по лестнице, и большинство разрушений скрылось в дыму. Лица проплывали и снова скрывались в его серых клубах. Последнее, кого я увидел, была бабушка. Она пыталась встать, но каблуки ее туфель сломались, белое платье почернело от грязи и копоти… А потом аварийные огни погасли.

– Не смейте забирать мальчишку! – кричала она.

Силы покинули меня, вылетев как мошки с очередным глубоким вдохом и выдохом. Глаза закрылись сами собой. Веки стали ужасно тяжелыми… Я весь стал ужасно тяжелым.

«Не спи! – приказывал я себе. – Не смей отключаться!»

Незнакомец сжал мои ноги сильнее, перед тем как открыть дверь. Холодный чистый воздух наполнил мои легкие, слезы щипали глаза. Мне нужно найти Прю, я не могу уйти без Прю…

«Нет», – в моей голове раздался гулкий и одновременно мягкий голос. Тот, кто говорил, был не старше меня, но у него был странный акцент, и он как-то забавно выговаривал гласные.

«Нет, – сказал голос. – Сейчас мы должны отдохнуть».

Не похоже, чтобы мое мнение кого-то интересовало. Чужие слова бурлили внутри моей головы, и я, наконец, отключился.

Глава 7
Стук костей

Огромная черная кошка, скорее пантера, медленно шла ко мне, постукивая когтями. Изогнув хвост вопросительным знаком, она мурлыкала в темноте: «Пробуди поющую кость, пробуди поющую кость». Зеленые глаза следили за мной, но я не мог пошевелиться, даже отвернуться не мог. Как будто кто-то поймал меня в потный влажный кулак, и сжимал его каждый раз, когда я пытался сделать вдох. А потом кошка сделала то, чего я от нее не ожидал, раньше такого не было. Свет в ее глазах вспыхнул и стал ярким, как раскаленная зеленая лава.

И она убежала.

«Да что это за поющая кость?» – пытался я крикнуть ей вслед, но рот как будто зашили. Просто поз… Просто поз… Про-сто-поз-воль-мне-проснуться!

ПРОСНИСЬ!

Эти слова прогрохотали внутри, заметались внутри головы и разбудили меня. Левая рука покрылась шрамами, шевелить ею даже чуть-чуть было больно так, что меня затошнило. Я зажмурился и попытался сделать глубокий вдох, потом еще раз, но, оказалось, что меня туго запеленали в колючие одеяла. Я отбросил их ногами, извиваясь в попытках избавиться от удушающей жары.

Из окна дул божественно прохладный сухой ветерок, мешавшийся с легким запахом каминного дыма. Наверное, мама опять печет пироги внизу, я чувствую ароматы корицы и лаванды. Где-то поблизости смеялись дети, опавшие листья похрустывали под их велосипедами, залаяла собака, но ее заглушила проезжающая мимо машина.

Я с облегчением выдохнул и перевернулся на живот, уткнувшись лицом в подушку. И немного успокоился.

Я дома.

В безопасности.

В порядке.

Просто это был самый кошмарный из моих кошмаров. Но всего лишь кошмар. А потом я открыл глаза. И уставился в идеально круглые и неправдоподобно желтые глаза черного пушистого шарика.

– Что за хрень? – с трудом произнес я.

Шарик зашипел, показывая два острых, как у вампира, зуба, и вцепился когтями мне в грудь.

– Ой!

Тело оказалось быстрее мозга и дернулось от испуга. Пушистое создание быстро, как тень, метнулось под диван. Я упал на пол, подняв огромное облако пыли из коврика, лежавшего на полу. Я выкашливал легкие, чихал так, что это представляло реальную опасность для остатков мозгов, и ждал, когда исчезнут пятна перед глазами, и я наконец увижу, куда попал.

Прижав поврежденную руку к груди, я пытался дышать так, чтобы не было больно. Со свистом втягивая воздух между зубами, я осмотрелся.

Черт. Черт. Черт. Это не кошмар. Не кошмар!

Низкий и скошенный потолок ближе к центру становился чуть выше. Я бы не смог встать в полный рост у стены, но это было и не важно, ведь вдоль стен громоздились кучи хлама. Под темными балками стояла старая сломанная мебель. Ножку стола заменяла стопка старых толстых книг в кожаных переплетах. На стене висела спинка деревянного стула, по ней вились лозы, похожие на темные бархатные ленточки. Старые ящики платяного шкафа были забиты землей и в них росли какие-то мелкие травянистые растения, а на полках стояли бутылочки с мутными жидкостями желтого и коричневого цвета и медные кастрюльки.

У другой стены стояла подернутая паутиной прялка, рядом с ней – стол, заваленный книгами и бумагами, края которых загибались, как нестриженные ногти. Боковым зрением я заметил что-то кислотно-оранжевого цвета. Опустив глаза, я увидел, что на мне ярко-оранжевая рубашка. Совершенно точно не моя. Пытаясь разглядеть рисунок на ней, я вытянул правую руку.

Огромная скалящаяся тыква. Не знаю, что было уродливее: она или пушистые вязаные носки, согревавшие мне ноги. На правом было вышито «СЛАДОСТЬ», на левом – «ГАДОСТЬ». И трусы. Боксеры до колен с сотнями маленьких зеленых ведьм, парящих на метлах.

Но интереснее всего была аккуратная белая повязка чуть ниже левого локтя. Через нее проступило зловещее пятно засохшей крови. Это было похоже на то, как вчера красные чернила просачивались сквозь ту книгу.

 

Воспоминания прошлой ночи возвращались всполохами огня и дыма: книга, нож, голос, незнакомец… И…

Прю! Я встал на колени, прижимая дрожащую руку к груди, и очень, очень, очень сильно постарался сдержать тошноту. Это не мой дом и не дом бабушки. И если я здесь, то где Прю? Схватил ли незнакомец и ее?

Мои ноги тряслись, но я все-таки поднялся, опираясь о пыльно-голубой диван, с которого умудрился свалиться. В открытые окна и щели в стене пробивался дикий плющ с улицы, словно в надежде погреться. Его листья пожухли осенью, ветки, как вены, бежали по темным деревянным стенам. Некоторое время я смотрел на них, пытаясь понять, как нарисовать их той краской, которую я прятал в коробке под кроватью. Заходящее солнце залило комнату цветом чистейшего сидра. Краски так заиграли, что даже сажа в старом, уставленном свечами камине, почти заискрилась.

У другой стены комнаты стояло треснутое зеркало в пыльной позолоченной раме. Я похромал к нему, спотыкаясь о горы одежды и переполненные черные мусорные мешки, стоящие у стены. Когда я, наконец, дошел, то некоторое время недоумевал, пока не понял, что смотрю на себя.

На щеке у меня красовался синяк – лилово-черный, с прозеленью. Я ткнул в него пальцем и сразу же пожалел, но дело было даже не в нем. Волосы торчали в разные стороны, и я был похож на нахохлившегося вороненка. Я повернулся в поисках воды или расчески, чтобы привести прическу в порядок, и понял: я же совсем не знаю, где я нахожусь. То, как я выглядел или был одет, не имело никакого значения, потому что существовала вероятность (хоть и небольшая), что меня скоро убьют. Дело в том, что каждый Реддинг чем-то да прославился. И я буду тем Реддингом, который умер в костюме гигантской тыквы.

Надо выбираться отсюда. Я с трудом перешагнул через старую метлу, стоявшую у книжного шкафа. Казалось, что шкаф вот-вот извергнет тысячи измятых рваных страниц. Резная деревянная ручка метлы была гладкой, а вместо прутьев был пучок старой соломы, перевязанной веревкой.

Подумав, что, в случае нападения, придется отбиваться чем-то похожим на засохший парик, я решил взять медную кастрюльку.

Две узкие кровати были сдвинуты вместе буквой «Г» в другом углу комнаты, рядом с горой старых кожаных чемоданов, которая отделяла комнату от маленькой кухни. Если, конечно, раковину, металлический столик на колесах, очень маленький холодильник и микроволновку можно считать кухней.

Пушистый шарик снова зашипел из-под дивана. Я видел только его большие круглые сверкающие глаза.

– Ну что, – неубедительно пробормотал я. – Ты мне тоже не очень нравишься, так что…

Он наклонил голову, и я подумал о гигантской пантере из своих снов. Но котенок был таким маленьким и таким пушистым, что был похож на комок шерсти, которым могло чихнуть чудовище из моих кошмаров.

Шершавые половицы скрипели под ногами. Я перестал чувствовать сладкий запах морозного воздуха и запахи цветов и трав, которые сушились на столе. Теперь противно пахло плесенью, пылью и прокисшим молоком. Сквозняк закружил на полу одинокий красный лист, и он затанцевал на старой плетеной циновке вместе с клочком газеты.

Что это за место? Где оно?

Я не сразу заметил… Сначала мне казалось, что в этой маленькой комнате все нагромождено как попало. Но по направлению ветра я понял, откуда прилетел клочок газеты. Над одной из кроватей рядами висели вырезки. Прижимая к груди медную кастрюльку, я подошел к ним. Ветер трепал листочки, и все они поднимались и опускались разом, как будто стена дышала. Рядом с вырезками висели фотографии, десятки фотографий, но на этих снимках не было незнакомца.

Это были снимки моей семьи!

Газетные и журнальные статьи. Выглядело это так, как будто за нами следили. Вот мы с Прю на фото, сделанном папарацци на День Основателей в прошлом году. Как раз перед съемкой меня столкнули со школьной сцены в грязь. Семейные рождественские открытки за пять лет. Даже фото мамы и папы, когда они были молодыми, не многим старше меня.

СЕМЬЯ РЕДДИНГОВ УСТАНОВИЛА НОВЫЙ РЕКОРД.

УДАЧА ОДНОЙ СЕМЬИ – ДОСТОЯНИЕ ВСЕГО ГОРОДА.

САМЫЙ ИЗВЕСТНЫЙ ДОМ РЕДХУДА.

Все эти вырезки были про кого-то из нашей семьи, про дом или город.

Я залез на кровать, чтобы посмотреть поближе. Справа от фотографий и статей висели какие-то заметки: рисунки, распечатки. Черно-белые, кажется, сделанные тушью… А, я понял, что это. Такие штуки были в Музее Редхуда. Гравюры первых переселенцев. Только здесь не было счастливых пилигримов, собирающих урожай и воспитывающих детей. То, что я увидел, было слишком жутко. Даже хуже, чем портрет бабушки в молодости. На одной картинке мужчины в шляпах и женщины в чепцах, все в длинных одеждах и черных накидках, подняв руки, стояли у огня. На другой женщина держала в руке метлу и крепко прижимала к себе книгу.

Я потянулся и сорвал картинку со стены. По спине пробежал холодок, по позвоночнику будто полоснули когтем. На дереве, подвешенные за шеи на веревках, как мертвые гуси, висели люди. Содрав со стены и другие картинки, я разбросал их по кровати и рассматривал, не веря своим глазам. На каждой был маленький дьяволенок с рогами и заостренным хвостом, трезубцем и крылышками, как у летучей мыши. Я посмотрел в самую середину колышущихся листочков: там было нарисованное от руки родовое древо. Оно начиналось с Онора Реддинга, от него вилась красная линия, которая упиралась в мое имя.

И я стал искать компьютер или телефон, хоть что-нибудь, чтобы связаться с родителями, но ничего не нашел.

Ну, конечно! Если меня похитили, то вряд ли позволят сбежать. Меня прошиб холодный пот, и по спине поползли мурашки. В горле застыл панический крик, дыхание стало сиплым. Хуже того, я снова почувствовал запах тухлых яиц. Он был настолько сильным, что я буквально ощущал их вкус.

Я поискал свою одежду, обувь, что-нибудь, что поможет сбежать или хотя бы понять, где я. В отчаянии я занес ногу над подоконником, но вдруг услышал голос. Кажется, это говорила девочка.

– Потому что мне дорого мое имя![4] – Ее голос срывался, как будто она вот-вот расплачется. Образы и мысли беспорядочно крутились в голове, я пытался вспомнить, где слышал эти слова.

Взявшись за дверную ручку, я, не думая, повернул. Глубокий вдох. И вперед, в черный коридор.

Там было очень темно. Коридор был узким и длинным, сквозь черные шторы где-то в его конце едва виднелся лучик света. Что-то мягкое мазнуло меня по щеке. Я споткнулся о свою же ногу и взмахнул руками, чтобы не потерять равновесие, но только сильнее запутался в длинной белой паутине, свисавшей с потолка.

– Потому что я не стою и мизинца тех, кто уже повешен!

И я увидел ее. К сожалению, оставшуюся часть коридора я тоже увидел. На дверях и стенах висели топоры и окровавленные мечи, все они указывали на гроб, перед которым стояла девочка. Она грозила кулаком в сторону светящегося скелета, который в упор смотрел на нее пустыми глазницами. Нижняя его челюсть болталась, и рот был открыт, как будто он кричал.

– Я продала вам свою душу, – продолжила девочка и тихо зарычала, – но я хочу сохранить имя свое чистым!

Она бросилась на землю и чуть не уронила скелет. Помолчав секунду, она вздохнула и поднялась, пробормотав:

– Нет, это уже слишком.

Она снова встала у гроба, как будто собиралась повторить все снова. Щелкнула пальцами, и это было очень похоже на…

Нет, мне это кажется! Скелет не мог закрыть рот, а его рука не стала бы почесывать подбородок, как будто он решал, что с ней делать. В любом случае, не могу понять, как она не заметила обмотанного в паутину придурка в оранжевой рубашке, который все еще прижимал к себе медную кастрюльку.

– М-м, можешь помочь? – спросил я, уворачиваясь от огромного паука, сползающего сверху.

Девочка взвизгнула и повернулась ко мне. Она взмахнула руками, и меня как будто ударила в грудь сотня невидимых кулаков. Прорвав паутину, я летел, летел, летел, а потом падал, падал, падал, и пластиковые привидения и какие-то тряпки падали вместе со мной. Кастрюлька укатилась и исчезла где-то за огромным пауком.

Девочка просто дымилась от ярости, когда подскочила ко мне.

– Тебя что, не учили?! Никогда не пугай ведьму!

Глава 8
Нелл и Барнабас

– Кого?

Мне послышалось, что она сказала: «ведьму». В открытое окно ворвался порыв ветра, и я, наверное, отвлекся. Я прижал перевязанную руку к груди, считая звездочки, которые плыли перед глазами. Рука разрывалась от боли, когда я попытался вылезти из-под пластиковых тыкв и черных покрывал. Надо бы поаккуратнее! Но не успел я подняться, как что-то маленькое и черное вылетело из открытой двери, и приземлилось прямо мне на лицо. Выпустив когти.

– Жаба, нет! – закричала девочка.

Пригнувшись, я бросился на пол. Котенок – если это был котенок – шмякнулся о стену и немного повисел на ней, зацепившись когтями. Он пытался высвободиться и раздраженно хлопал маленькими перепончатыми крылышками, как у летучей мыши.

Маленькими… перепончатыми… крылышками…

– О боже, – пробормотал я, попятился и упал. Девочка подошла ко мне, успокаивая пушистого бесенка. Облако ее темных кудрей было унизано сотней сияющих в темноте бусинок-звездочек.

– Что… Что это?

И он взлетел, натурально взлетел и опустился ей на руки.

– Кто тут такая хорошенькая Жабочка, кто мой сладкий мальчик? – сюсюкала она, поглаживая его маленький черный нос и не обращая на меня внимания. – Мы же говорили об этом, да? Нельзя нападать на гостей. Это наши друзья-я, наши го-ости. Гости, а не кости.

Котенок возмущенно вылизывал лапку.

– Ну, чего уставился? – спросила она. – Ведешь себя, как будто кошек никогда не видел.

– Но это не кошка, а монстр! – сказал я, пытаясь не смотреть в его огромные глаза.

– Монстр? – Девочка попыталась перекричать шипение Жабы. – Единственный монстр в этой комнате – Реддинг, и вот он, прямо передо мной!.. Подожди… – Девочка перехватила котенка так, чтобы он мог расправить крылышки. – Ты их видишь?

– О, да.

– Ой! – Ее ярость испарилась, она опустила зверька на пол и поправила свои радужные очки. – То есть ты можешь видеть сквозь чары. А ведь я говорила нему, что ты сможешь…

– Кому говорила? – переспросил я.

– Нему, – ответила она.

– Правильно говорить «ему», – поправил ее я. Это единственное правило, которое я запомнил в школе. – Ладно, неважно. Так кому ты говорила?

Девочка и котенок посмотрели на меня, прищурившись:

– Пойдем вниз. Видимо, я должна тебе все объяснить, пока он не вернулся.

Он? Незнакомец?

– Никуда я с тобой не пойду, – сказал я и отступил назад. Я быстро осмотрелся: в обоих концах узкого коридора были окна, но мы, скорее всего, на втором или третьем этаже. Так что я точно стану тем Реддингом, который свернул себе шею в рубашке-тыкве. Посередине коридора, где пол немного прогибался, было две двери. В одну я вошел, другую загораживал скелет. Обе были криво вырезаны в голой темной деревянной стене. – Я даже не знаю, кто ты!

– Меня зовут Нелл Бишоп, – сказала она, подбоченившись. На ней был какой-то длинный балахон, сшитый из трех разных тканей в цветочек и нависающий над джинсами. – Я твоя… Я твоя двоюродная сестра. Наверное.

Круто. Только этого мне и не хватало: еще одной кузины, которая меня ненавидит.

– Наверное? – переспросил я. – То есть, это не точно? Или ты не знаешь наверняка?

Она сощурилась:

– Ты оказался именно таким доставучим, как я и предполагала. Отлично. Оставайся тут, мне-то что? И сиди один со своими вопросами. А мне надо все подготовить к сегодняшнему представлению.

Нелл резко повернулась к лестнице, отцепила маленькую цепочку с табличкой «НЕ ВХОДИТЬ» и побежала вниз. Она так топала, что стены тряслись. Я подумал: что-то мне не хочется стать Реддингом, Которого Пришибло Потолком, или Реддингом, Которого Покалечил Котенок-Мутант, и пошел за ней.

Если бы я сейчас сидел дома за столом и, открыв блокнот на пружинках, решил нарисовать свой самый страшный кошмар, то получившаяся картинка все равно оказалась бы милой по сравнению с этим домом.

Итак, я был не на втором этаже, а на четвертом. На чердаке. Лестница, словно хрупкий позвоночник, разделяла дом посередине. И то, что я видел, идя по ней, было одно ужаснее другого.

 

Спустившись на три пролета, я увидел три открытых двери. За левой в темноте я увидел какое-то удивительное световое шоу. Казалось, по комнате летают тысячи привидений, свиваясь в вихрь. Оттуда веяло таким холодом, что кожа покрывалась инеем. За средней дверью было что-то вроде темного леса ужасов: по деревьям ползали пауки, на стенах висели зеркала, от маленьких до огромных.

Я замер, увидев в самом большом зеркале свое отражение… Ну, не совсем свое. Древний, наверное, столетний, старик с моими глазами и ртом смотрел на меня, кричал и молотил изнутри по стеклу, будто пытаясь вырваться.

Бум! Я чуть не запрыгнул на перила, шарахнувшись от правой двери. Там что-то билось за мерцающим деревом, подобно неровному пульсу.

А потом я спустился на второй этаж. Там была комната с надгробиями и призрачной плачущей женщиной в старомодной одежде. Я почувствовал, как кровь стынет в жилах. Она посмотрела на меня. Ее голос звучал, будто она подошла ко мне вплотную и зашептала на ухо:

– Ты мой ребеночек? Ты мой сынок? Иди ко мне, милый. Мамочка так тебя любит…

Почему-то над ней клубились тучи. И прогремел гром, а из туч полил кровавый дождь.

Я повернулся к лестнице, но там, преграждая путь, стояла Нелл. Я попытался пройти, но она остановила меня, смеясь.

– Это все ненастоящее, умник. Смотри!

Но, могу поклясться, когда я наконец протиснулся мимо нее и побежал вниз, она быстро повернулась к комнате и провела рукой по горлу, а в ответ раздалось недовольное рычание.

– Да что это за место? – пробормотал я, когда мы спустились на первый этаж. Там было помещение с телевизором, похожее на гостиную. Или это была кухня? Стены были в потеках бутафорской крови. На самом большом пятне, очевидно, ногтями, кто-то нацарапал: «Выхода нет».

В полуметре от этой надписи на металлической каталке лежал бутафорский труп мальчика – так мне показалось. В ушах у меня зашумело. Рот у мальчика был открыт, а его пластиковые кишки свисали до самого пола и выглядели мягкими. Кожа куклы была покрыта жесткими и очень натуральными волосками.

Я вздрогнул, когда Нелл запрыгнула на тележку рядом с ним и стала лениво накручивать его кишки на руку, как лассо.

– Ты в самом сердце темного ужаса и бесконтрольного колдовства! – сказала Нелл, раскинув руки. За ней из тайника в стене с криком выскочила кукла медсестры-зомби. Но мой крик оказался громче.

– Да когда ты успокоишься? – захохотала Нелл. – Ох. С тобой, наверное, не все в порядке, да? Это же все-все-все обман. Ну ладно, на девяносто процентов обман, а остальные десять тебя не укусят. Мы бы ни за что не подвергли тебя опасности. – Тут она театрально понизила голос: – Ты же видел настоящих монстров.

Она спрыгнула с тележки и указала рукой на лестницу. Жаба (кот? летучая мышь? летучая кошь?) легко парил над ступеньками. Он сел ей на ладонь и дополз до плеча. Не сводя глаз с Нелл, я отступил к стене и стал ковырять дырочки, которые это существо проделало в моей рубашке.

Я вспомнил картины импрессионистов, которые видел с папой в музее. Если отойти подальше, они выглядели как обычные портреты или пейзажи, но стоило подойти ближе, и становилось понятно, что картина складывается из тысячи разных мазков. Нелл была чем-то на них похожа. Стоило приблизиться, и она превращалась в калейдоскоп цветов и движений. Ее темная кожа была светлее волос, которые она теперь собрала в два высоких пучка. Казалось, что она дотянулась до неба, сгребла звезды и осыпала ими свои волосы. Они сияли, когда Нелл двигалась, и переливались, как и оттенки ее разноцветного балахона.

В ней не было ничего жесткого или холодного. Ее невозможно было нарисовать так же, как моих родственников: плоской, бледной, болезненной и хмурой. Нелл была примерно моего роста и, думаю, моего возраста. Но на этом наше сходство заканчивалось.

– Это Жаба, – сказала Нелл. – Кажется, вам стоит познакомиться еще раз.

– Твоего котенка-мутанта зовут Жаба?!

Странное создание фыркнуло, устраиваясь поудобнее у Нелл на плече, свесило задние лапы, а передние сложило на груди – совсем как человек. Это было настолько невероятно, что я испугался. У меня точно галлюцинации!

– Как грубо, – сказала Нелл и достала из кармана кусочек моркови. Существо зажало его в лапках, взлетело и слопало морковку, сидя прямо на бутафорском трупе. – Жабе больше ста лет. И это не котенок, а оборотень. Он сам захотел так выглядеть. Я только заколдовала его, чтобы люди, и особенно дядя, видели обычного черного котенка. Так что не говори ему, понял? Жаба, если разозлится, превращается в бензопилу.

Я съехал вниз по стене, едва не задев медсестру-зомби, она как раз вылетела, держа в руках шприцы с бурлящим алым сиропом. Я закрыл лицо руками и стал считать от десяти до одного, чтобы меня не стошнило. Или еще чего похуже.

Но когда я открыл глаза, Нелл, летучий кот и зомби по-прежнему были здесь.

– Так. А если серьезно, где я, кого мы ждем, и почему скелет в углу танцует макарену?

– Макарена? – Нелл резко повернулась. – Я бы сказала, что это Dance Macabre, Пляска Смерти! Услышь мой голос, ему подчинись… Ой, да неважно, потом разберемся.

Она щелкнула пальцами, скелет опустил плечи, погремел костями, и улегся обратно в открытый гроб.

– Что происходит? – бормотал я. – Что вы сделали с моей жизнью?

Нелл в недоумении приподняла темную бровь.

– Да ты любишь драму даже больше, чем я, а это о чем-то говорит! Ты в Салеме, в Доме семи ужасов, туристическом доме с привидениями. И все будет в порядке.

Салем? Салем?! Редхуд в двух часах езды к югу от Салема, на полуострове Кейп-Код. Да это все равно, что оказаться в другой стране – я бы так же не знал, как вернуться оттуда домой.

Нелл поклонилась, глядя на меня сквозь свои странноватые очки. Я ничего не мог с собой поделать. Мои щеки покраснели от стыда и ярости. Внутри я весь кипел, а снаружи – потел, несмотря на холодный сухой ветерок, задувающий через входную дверь. Глупо конечно, но мне ужасно хотелось плакать.

– В порядке? – повторил я. – В порядке? Да ничего у меня не в порядке! Вся моя огромная семья хотела меня убить, родители застряли в Китае, а сестра…

По телу как будто пробежал электрический ток, когда я вспомнил о своих близких. О настоящей, нормальной семье, а не обо всяких там двоюродных сестрах, бабушках и незнакомцах, с которыми у меня просто было немножко общей ДНК. Где мама и папа, где Прю?

Нелл отвернулась всего на секунду, но я не мог упустить шанс. Я подскочил, отпихнул ее и как молния помчался к двери в коридор. Я услышал хлопок, и тут же кто-то схватил меня за шею и поволок обратно. Протащив по бутафорской высохшей крови, меня рывком вернули на прежнее место. Нелл фыркнула и осуждающе посмотрела на меня.

– Ага, – закатила она глаза. – Думаешь, у тебя получилось бы?

Я попытался сесть, но она щелкнула пальцами, и меня не слишком бережно распластало по полу. Я прижал раненую руку к груди, пытаясь не замечать боли.

– Я должен был попытаться, – выдохнул я.

– Я думал, ты поизящнее, ну что поделать, весь в отца, – произнес другой голос. – Зато отлично умеешь кувыркаться по-реддинговски.

Пара пыльных ботинок уверенно приблизилась и остановилась в паре дюймов от моего носа. Я поднял голову и увидел его носки, старомодные брюки, просторную рубашку и светлые волосы, собранные в хвост. Незнакомец, казавшийся сейчас еще более чужим, чем прежде.

– Пожалуйста, – сказал я, наконец-то освободившись от того, что меня держало. Я пошатнулся. – Отойдите от меня!

– Проспер…

– Я им займусь, – начала Нелл.

– Нет, – сказал незнакомец. – Хватит магии, ты и так его уже напугала.

Я снова попытался бежать, но получилось еще хуже, чем в предыдущий раз. Он схватил меня за шиворот и приподнял. Я пинался и брыкался, пытаясь попасть ему по пальцам ног, как учил меня дома один из охранников, но он был будто каменный. Мои удары были для него все равно что прикосновение перышка. Я пытался тормозить пятками по ковру, чтобы он не смог утащить меня в глубь дома и там убить. Но незнакомец вздохнул и закинул меня на плечо. Опять.

– Что вы сделали с Прю? – закричал я, молотя кулаками по его спине, пока он поднимался по лестнице. – Эй! Эй! Отпустите меня!

Нелл плелась за нами и смотрела на меня с немым вопросом: «Тебе что, два года?»

Когда мы поднялись на чердак, мне казалось, что мои руки и ноги налились свинцом. Я ужасно устал и, словно этого было мало, мне снова казалось, что я горю. Огонь распространялся от живота по венам, пульсируя и клокоча. Ну и, чтобы довершить картину щепоткой унижения, Жаба бежал за нами, пританцовывая, пока меня сбрасывали на диван. Щелкнув хвостом, он закрыл за нами дверь.

– Ты в безопасности, – это было первое, что сказал незнакомец и сел рядом. – Мы с Корнелией приехали вовремя.

4Здесь и далее – цитаты из пьесы А. Миллера «Суровое испытание», пер. Ф. Крымко и Н. Шахбазова. В основу пьесы легли события, произошедшие в Салеме в 1692 году. Несколько женщин обвинили в колдовстве и казнили.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru