Александра Грац
Рассказы со смыслом и настроением
На память
(Антиутопия. О мире, в котором общество контролируется ограничением памяти. Может, иногда лучше не знать?)
Мерзкий гудок. Этот звук был ему знаком. Где-то в голове «щелкнуло»: пора вставать. Будто кто-то переключил выключатель из позиции "выкл." в позицию "вкл.". Он открыл глаза, сердце бешено билось от неожиданного пробуждения. В маленькое окошко под потолком были видны розоватые лучи восходящего солнца. Сегодня же мой первый рабочий день! Интересно, каким он будет… Он сразу приободрился и повеселел. Как только он свесил ноги с кровати, на полу загорелась белая линия, и он последовал по ней…в светлое будущее. Но сначала, конечно, в туалет и в ванную. Идти далеко не пришлось. В комнате была единственная дверь, которая и вела в совмещенную уборную. Он натянул серый комбинезон и двинулся по белой линии.
С недавних пор государство взяло на себя роль отца, матери, учителя, друга и Бога. Весь необходимый минимум рабочей силы, армии теперь воспитывается с детских лет в специальных казармах. Это более развитая форма объединения людей. Следующая ступень эволюции общества. Как только ты получил необходимые навыки, и тебе объяснили правила дальнейшей жизни, твою память блокируют. Каждый следующий день для тебя – это чистый лист. Все обязанности, передвижения расписаны за тебя и для тебя. Каждого с детства обучают основам грамоты и только тем навыкам, которые каждому лично будут нужны. Но главное каждого обучают двигаться только по белой линии и следовать определенному распорядку. Приходишь на рабочее место, а там тебя ждет список твоих обязанностей, которые необходимо выполнить сегодня. Задания для рабочих продумывают их руководители – надсмотрщики.
Уже чистя зубы, он почувствовал легкое волнение и его начало немного мутить. Наверное, от голода и, конечно, от того, что предстоящий день оставался для него загадкой. Что я буду делать, кем я буду, с кем я познакомлюсь, понравлюсь ли я этим людям, сработаемся ли мы? Он потер веки. На секунду перед глазами мелькнуло красное пятно. Сегодня он станет полноценной частью идеального общества.
Надо двигаться дальше. Он сделал глубокий вдох и открыл следующую дверь, за которой был огромный зал. В зал вели десятки таких же дверей, из-за которых осторожно выглядывали другие взволнованные работники. Это была столовая. Он взял поднос, получил свою порцию завтрака: овсянка с маслом, хлебом, сыром и сок – и сел на лавку за свободный стол. Еда была безвкусной, совсем не такой как во время обучения. Он помнил, что еда бывала такой вкусной, что ты ел ее, даже если был неголоден.
Линия под ним никуда не исчезала. Всё это время она вела к очередной двери. Напряжение внутри нарастало, и, пытаясь отвлечься от мыслей о предстоящем неизвестном, он начал разглядывать других людей. Немного испуганные, тусклые, но в большинстве любопытствующие и позитивные лица. Некоторые начинают подсаживаться друг к другу, делиться эмоциями, идеями и рассказами из жизни. К нему подсела какая-то рыжая девушка.
– Привет. Я присяду к тебе? Как тебе новый день? – она улыбнулась и, не дожидаясь ответов, продолжала дальше болтать. – Еда, конечно, так себе. Но, может, завтра будет лучше? – она рассмеялась, – смешно, правда? Как думаешь, сколько тебе лет? Ты вроде еще очень молод. Ужас, я болтаю без умолку. Я так возбуждена. Мне не терпится приступить к работе. Ты боишься? – она наконец замолчала, но он не торопился отвечать, обдумывая ее слова.
– Правда. Смешно. Ты говоришь так, как будто помнишь вчерашний день или сможешь сравнить сегодняшний с завтрашним….
Повисла неловкая пауза. К ним подсела женщина средних лет, явно лишенная того же энтузиазма, что и рыжая, но готовая с удовольствием потрепаться с новой знакомой ни о чем.
От этого щебета и все поднимающегося гула голосов в столовой у него пропал последний аппетит и он, оставив недоеденными половину миски овсянки и горький сыр, залпом допил сок и двинулся по своей белой линии. Пока он не спеша шел, он вспомнил, как во время обучения их жестоко наказывали, если они передвигались не по белой линии. Сразу выли сирены, появлялись надсмотрщики и били плетью нарушителей идеального порядка. Так им прививали законопослушность и учили, что, если под тобой горит белая линия, ты обязан двигаться только по ней.
Следующий зал разительно отличался от предыдущих комнат своими размерами. Если в спальне помещалась только кровать, тумбочка и стул, столовая могла вместить один-два десятка спален, то рабочий зал вмещал десятка два столовых. Бесконечные ряды столов с компьютерами, разделенные боковыми перегородками, тусклый электрический свет, деревянные стулья с исхудавшей обивкой. По линии ему пришлось пройти чуть меньше половины зала. Он шел и считал, сколько рабочих мест он уже оставил позади. Один, два, три… Видимо, начало рабочего дня у всех в разное время. Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… Иначе бы здесь было столпотворение… Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять… Он оглянулся назад и увидел вдоль стены сотни дверей, ведущих в этот зал с трех этажей. Пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят, шестьдесят один. Направо. Пятый ряд. Он сел за стол, над компьютером видеокамера, как и на обучении. На столе список дел.
Он внимательно посмотрел еще раз на камеру, будто пытаясь разглядеть в ее объектив того, кто за ним наблюдал. Прикрепил список дел кнопкой к перегородке и приступил к работе. Работа была скучной, однообразной и достаточно быстро от нее начала болеть голова. К счастью, к этому времени над монитором как раз загорелась желтая лампа с надписью «ОБЕД», и под ногами вновь появилась белая линия, ведущая в столовую.
На обед были слипшиеся, сухие и какие-то зеленоватые макароны, сосиски, жидкий супчик (практически один бульон) и слишком сладкий компот. В этот раз к нему подсел какой-то усатый мужчина. Оказался, очень приятным собеседником и они быстро подружились, поделились впечатлениями от работы. Оказалось, что его новый друг занимается проектированием высокотехнологичных станков, точнее некоторых деталей станка.
На обед отводилось минут 30. Точнее сложно сказать, ведь нигде и ни у кого не было часов. «Счастливые часов не наблюдают» – сейчас этот государственный лозунг показался ему самой большой насмешкой. Что за глупость? Как до такого можно было додуматься?! После обеда казалось, что день тянется вечность.
Но, наконец, над столом загорелась надпись ужин. Он успел заметить, что у всех работников в разное время загораются лампочки, оповещающие, что пора перекусить. Ужин почти не отличался от обеда. Вместо бульона была булочка с повидлом и яблоко. На ужине все уже выглядели уставшими и совсем не жизнерадостными, раздражительными и недовольными. Ободряла только одна мысль: после ужина начинаются часы развлечений. Общественный просмотр фильмов или настольные игры, игровые приставки и даже романтические встречи. Всё почти как и у людей с памятью. С той лишь разницей, что они всё потом забудут. Хотя невелика разница, ведь большинство людей с памятью, «развлекаясь» вечерами, тоже под утро забывают, что они делали ночью.
Поначалу он решил заглянуть в комнату романтических встреч. Но обнаружив там ту же знакомую ему рыжую девушку, которая опять завладела всеобщим вниманием и увлеченно делилась своими впечатлениями, предпочел пойти в кино. В этот раз не повезло. Шел какой-то вдохновляющий патриотический фильм, из которого следовало, что наша жизнь просто сказка, и никогда раньше не жилось еще людям так хорошо. Ни преступности, ни бездомных, ни бедных, ни безработных, ни голодающих. Впрочем, сам фильм был достаточно скучный и длинный. Где-то справа от себя он даже услышал чей-то храп. Он не стал ждать, пока сам уснет и решил пойти уже спать к себе. Дурацкий день. Может, хоть завтра будет лучше. Сегодняшним днем он был явно недоволен….
Мерзкий гудок. Пора вставать. Сегодня же, наверное, мой первый день! Каким он будет… Он немного нервничал, ведь он не знал, что его ждет сегодня. В столовой какой-то усатый мужик толкнул его в очереди, так что половина сока пролилась на поднос, и даже не извинился. Придурок. За соседним столом села милая рыжая девушка, которая много улыбалась и всех вокруг веселила. Она ему сразу понравилась. Он двинулся по белой линии к рабочему месту. Ради интереса он считал количество столов, оставленных позади. Пятьдесят девять, шестьдесят, шестьдесят один… Направо. Пятый ряд. Работа была безумно скучной, хотя и легкой, еда отвратительной. Безвкусный компот, слипшиеся макароны. Всё ему было противно. Он надеялся, что сегодня просто не самый удачный день и завтра будет лучше.
Он, впрочем, почти не обращал свое внимание на всё это еще и потому, что очень ждал вечера и надеялся, что сможет познакомиться с рыжей девушкой на романтическом вечере. На обеде у него так и не хватило смелости сесть рядом с ней. После ужина он сразу поспешил за рыжей в комнату романтических встреч. Но ее быстро окружили все те, с кем она общалась в течение дня. Он немного постоял рядом, но так как она даже не замечала его, расстроился и пошел смотреть кино. В этот раз шел какой-то нудный патриотический фильм. Не повезло. Может, завтра будет лучше!
Мерзкий гудок. Голова раскалывается. Он приложил огромные усилия, чтобы открыть глаза и хотя бы сесть на кровать. Белая линия под ногами не загорелась. Значит, выходной или заболел. Браслет самочувствия (небольшой датчик на запястье) был голубым. Значит, он здоров. Значит, выходной. И он со вздохом облегчения уткнулся обратно в подушку. Государство вновь позаботилось о тебе, оставив отдыхать дома. Никто, правда, не задумывается о том, как часто и честно государство предоставляет выходные. Быть может, ты уже несколько лет работаешь без отдыха и выходных. Никто не задумывается, потому что, когда твоей памяти хватает только на сутки, ты не можешь это никак проверить. Потому что в принципе сложно сказать, какое количество выходных считается честным. Потому что государству сверху виднее, как тебе и всем вокруг будет лучше.
Проспав еще несколько часов, он все-таки поднялся с кровати, умылся, зашел в столовую. Там уже готовились к обеду. Значит, пока не прошло и половины дня. Быстро пообедав, ужасной едой, он поспешил на улицу. Пока он учился, он гулял с остальными ребятами каждый день после занятий. Сейчас сложно сказать, как часто он бывает на свежем воздухе. Точнее это, вообще, невозможно.
Оказалось, что на улице лето. Всё цвело, пахло свежестью, легкий теплый ветерок и бесконечное голубое небо без единого облачка. К небу он питал особую необъяснимую любовь. Одинаковые серые параллелепипеды зданий-заводов немного портили общий пейзаж, но за время обучения он к ним так привык, что они скорее вызывали в нем чувство ностальгии, нежели отвращение. Людей на улице, как и всегда, почти не было. Лишь пара надсмотрщиков. Неудивительно – все работают. И он направился в единственное место, которое знал – в лесопарк. Там было значительно больше людей. Очевидно, здесь собирались все, у кого сегодня выходной.
Он делал глубокие вдохи, пытаясь вобрать в себя как можно больше этого прекрасного ощущения счастья, парящего в лучах солнца, в легком ветерке, в зелени природы. Он просто наслаждался жизнью, любуясь природой, шел вдоль озера, с интересом рассматривал одиноких прохожих, идущих ему навстречу. Ни одного хоть немного знакомого лица, то есть никого с кем он учился. С кем он работает, он все равно бы не вспомнил, сколько ни старайся. Прохожие тоже, видимо, были рады прекрасной погоде, хотя и выглядели очень вымученными. Все в основном в однотонных комбинезонах пастельных цветов. Лишь надсмотрщики несколько выделялись из общей массы. Они ходили обычно парами, а не по одному. Хорошо им – они помнят друг друга. Впрочем, с другой стороны у них был наиболее угнетенный и недовольный вид, граничащий с обреченным безразличием.
Блондинка с грустными глазами… Бледный небритый мужчина… Жизнерадостно улыбающаяся рыжая девушка… Брюнетка с красным платком на шее… Он задержал взгляд на брюнетке, даже обернулся вслед. На секунду, нет, даже меньше, на сотую долю секунды ему показалось, что он ее уже где-то видел! Она тоже обернулась и подмигнула ему. По крайней мере, ему так показалось, а может, и правда, подмигнула. Нет, это невозможно. Но сердце ёкнуло. Спустя еще пару метров он уже не замечал никого вокруг и думал только о брюнетке в красном платке. Ему ужасно сильно захотелось познакомиться с ней. Он жалел, что не ответил ей улыбкой, что не подошел. Чего он, в конце концов, боится? Ведь, что бы ни случилось, завтра он все равно ничего не вспомнит. Сердце бешено билось, а кончики пальцев замерзли от волнения, не смотря на жару.
Он собрал всю волю в кулак, развернулся и быстрым шагом направился в ту сторону, куда шла девушка. Он боялся, что она могла куда-нибудь свернуть. Но вот уже вдалеке мелькнул красный платок, и он постарался ускорить шаг, но не переходя на бег, чтобы не привлечь излишнего внимания надсмотрщиков. Она свернула на узкую небольшую тропинку. Здесь уже совсем не было людей. И он вдруг четко представил, как его преследование выглядит со стороны и испугался, как бы она не приняла его за сумасшедшего маньяка. Всё-таки судя на одежде, она надсмотрщик и может применить к нему наказание, если сочтет его поведение нарушением порядка. До нее оставалось не больше четырех метров, как вдруг она свернула с тропинки в сложно проходимые заросли леса. Он дошел до того места, где она свернула, и остановился, не решаясь пойти за ней дальше. Но тут же услышал за листвой чей-то шепот.
– Ну же, иди скорее за мной, пока никто не увидел!
Он не на шутку перепугался. Но любопытство взяло верх, и он пролез между двумя деревьями и сквозь густые колючие кусты. За кустами было уже поменьше растительности, по крайней мере, ветки не приходилось придерживать рукой, чтобы они не выкололи глаза. Там стояла она и улыбалась ему. Он вновь потерял дар речи. Стоял как вкопанный и не мог даже придумать, что сказать ей. Она была очень красива. Каштановые волосы волнами спускались на плечи, большие карие глаза, яркие пухлые губки, красный шарфик, подчеркивающий всю эту красоту, а пахла она свежестью, летним дождем. И так близко стояла…
– Пошли за мной, Адам.
Она знает, как меня зовут! О чем это я?! Идиот, у тебя же на бейджике написано. Он посмотрел на ее бейдж: «Элис».
Она взяла его руку и повела сквозь зеленые заросли. Ему было, в общем-то, все равно, куда они идут. У него перехватило дыхание только от мысли, что она держит его за руку. Шли они недолго и, отодвинув очередную ветку в сторону, они увидели нечто необыкновенно красивое. Это была небольшая поляна, полностью усеянная алыми и желтыми цветами. Он не разбирался в цветах, но это были самые красивые, которые он когда-либо видел. И их было так много, и они были такие яркие. У него вновь перехватило дыхание от восторга. Он слышал их сладковатый запах и не мог отвести глаз то от Элис, то от цветов.
– Это самое прекрасное место на свете. И это, наверное, самый чудесный день в моей жизни…из тех, что я помню.
Она слушала его, слегка улыбаясь, не отпуская его руку и смотря прямо в глаза. Элис подошла еще ближе и поцеловала его в губы. Очень нежно, осторожно, и, не отходя, вновь посмотрела ему в глаза. Они были полны любви и счастья. Он наклонился к ней, чтобы поцеловать в ответ так же нежно и осторожно. По-другому он не умел. Это был его первый поцелуй, потому что других он все равно не помнил.
– Как бы я хотел, чтобы этот день длился вечность, и я тебя никогда бы не забыл…
В горле встал ком. Ему было так обидно, что скоро он всё забудет.
– Это возможно, – ответил Элис.
Он удивленно посмотрел на нее. Она светилась от счастья, пока его сердце разрывалось от боли.
– Для тебя, но не для меня, -он знал, что у надсмотрщиков более длинная память, правда, не знал насколько.
– И для тебя тоже. Я тебе помогу.
– Как?
– Это возможно, – повторила она, – но только яркие чувства и эмоции способны расшевелить мозг, добрая порция адреналина и огромное желание вспомнить. И мне кажется, сегодня ты сделал первый шаг. Давай присядем, я тебе кое-что расскажу. Ты не голоден? У меня есть парочка яблок.
Он действительно был не против перекусить. У него даже возникло чувство, что она всё очень хорошо продумала, спланировала и знает всё, что он будет делать и как реагировать. А может, она его не в первый раз сюда приводит…
– Я тебе расскажу, что на самом деле происходит в нашем мире, – она сделала паузу, глубоко вздохнула и начала рассказывать так, будто читает в сотый раз заученную лекцию. – Очень долго человеческий мозг оставался не до конца изученным. Пока ученые пытались раскрыть бесконечные способности мозга, расшифровать те 90% Терра инкогнито, расширить горизонт человеческих возможностей, всегда оставались люди, которые жаждали власти, хотели повиновать себе других и старались для этого ограничить их свободы. И самую опасную и не подвластную из них – свободу мысли. Ученые продвинулись очень далеко в исследованиях памяти и соответствующих функций мозга. Поначалу люди научились просто стирать неприятные воспоминания, печаль, горе, других людей из памяти. Процесс запоминания был полностью расшифрован, разложен по полочкам. Теперь он также ясен и прост, как память компьютера. По заказу правительства ученые работали над новой технологией и сумели создать поколение людей, полностью лишенных свободы. Это поколение было лишено памяти, и был разрушен институт семьи. Все ведь с детства живут в казармах. Не потому, что семья – отсталая форма объединения людей, а потому, что без семьи люди лишились определенных ценностей, которые могли бы потерять. Людям нечего терять – ими проще управлять.
То, чему тебя научили, осталось у тебя в «долговременной памяти». Примерно с 14 лет твоей кратковременной памяти хватает примерно на 24 часа. Стоит тебе поспать – и ты забываешь, что узнал за день и живешь каждый день заново. Таким образом, нельзя ни спланировать какой-либо заговор, ни дать хоть каким-либо образом развиться лишней мысли, которая могла бы свергнуть власть. После 14 лет для рабочих исчезают прошлое, будущее и вообще время. Вы живете здесь и сейчас. Надсмотрщики обладают более продолжительной памятью. У них заблокирована творческая часть ума. Операция вроде лоботомии. Все их мысли подчинены строгой логике, таким образом осуществляется повиновение существующей власти.
– И твои мысли тоже?
– Мне не делали эту операцию, но об этом потом. Это, конечно, мой маленький секрет. А вообще у надсмотрщиков тоже ограниченная память. Её хватает месяц. Зависит, конечно, от количества информации, полученной за последнее время. Поэтому, если происходят какие-нибудь неблагоприятные изменения, то государство просто выпускает какой-нибудь впечатляющий фильм для надсмотрщиков. На самом деле у государства всего 3-4 таких фильма, которые они чередуют. Зачем выпускать новые, если старые все равно не помнят? На фоне скучной жизни надсмотрщиков фильм кажется настолько впечатляющим, ярким, полным событий, что забивает почти всю память. А его просмотр – обязателен для всех.
– Но как люди могли на такое согласиться? Почему нас никто не спрашивал?
– Люди и не соглашались. Государство провернуло это под лозунгом абсолютной свободы. Человек теперь якобы независим от прошлого, от семьи, от обязанностей перед другими людьми. Остались только обязанности перед государством. А это значит свобода разума от чувств и эмоций, страхов, пережитых стрессов. Меньше переживаний – крепче здоровье, дольше продолжительность жизни. Рабочие друг друга не помнят. Даже если они познакомятся, на следующий день они уже не будут помнить друг друга. Те, кто вчера был злейшим врагом, сегодня могут оказаться друзьями. Никто об этом не будет помнить. Ни у кого нет тревоги. Никто ни о чем не переживает, потому что день только начался каждый день с чистого листа. Значит, только началась твоя жизнь. Работники работают энергично и весело, потому что не помнят вчерашнего дня, не помнят, устали ли они. У них не появляется раздражения из-за монотонности работы, потому что они не помнят, что раньше вообще работали. Каждый день все мысли только о том, как бы ни перепутать ничего и не опозориться в свой первый день. Эффективность очень высокая. Разве не так?
– В общем-то, так…
– Обязанности строго разграничены. Ни одного лишнего или неэффективного работника. Ни одного работника, стремящегося изменить свое положение или стремящегося к власти. Ни одной свободной мысли…
– Ты когда-нибудь замечал стариков?
– Никогда. Они ведь вроде работают на специальных фабриках и рассчитанных на их силы. А потом уходят в бессрочный отпуск, когда уже плохо справляются с работой.
– Нет… Когда человек становится бесполезен для государства, его просто усыпляют.
– Что?! Как это возможно? Ведь те, кто усыпляют, знают об этом и сами бы взбунтовались!
– Ты забываешь, что те, кто усыпляют, такие же люди, как ты. Они не осознают масштабов того, что они делают, потому что помнят только один день. Они думают, что сегодня им попалась пара выживших из ума стариков, которых нужно усыпить. Среди надсмотрщиков есть люди, которые просто решают, пора старику на отдых или нет. И они тоже не в курсе, что в тот момент, когда они вносят свое решение в компьютер, программа сама прокладывает старикам белую линию в «усыпальницу» и добавляет их в список «смертников». Никто не знает всего устройства государственной системы, кроме самих руководителей… В этом еще заключается очередной секрет вечной и безраздельной власти.
– А ты откуда знаешь?
– Об этом тоже позже.
На пару минут повисла гнетущая пауза, каждый углубился в собственные размышления. Он первым нарушил молчание.
– Почему ты решила мне все это рассказать? Почему ты выбрала меня?
– Потому что ты мне нравишься. Но это, конечно, не единственная причина. Ты, конечно, знаешь, что все с детства проходят тесты, определяющие, в какой области человек будет наиболее полезен. После сотен тестов, постепенно проводящихся по ходу обучения и сужающих круг твоих предрасположенностей, вырисовывается та узкая область и тот список обязанностей, которыми ты будешь заниматься всю жизнь. Государство четко знает, сколько и каких работников им требуется. Тест хоть и определяет направленность этой деятельности, но количество видов этой деятельности крайне ограничено. Это и понятно: зачем государству тысячи художников, поэтов, музыкантов? Хватит и парочки десятков для развлечения руководящего класса. Но мы не об этом сейчас. Среди этих тестов есть те, которые определяют твои психологические особенности. Согласно твоим характеристикам, ты способен «задавать лишние вопросы», «чрезмерно размышлять» и у тебя «выраженное чувство справедливости, альтруизма и способность к самопожертвованию». В общем, ты обладаешь всеми качествами бунтаря…
Ему даже польстили такие слова, хотя он сам не понял почему.
– …. поэтому тебе должны были, кроме стандартной операции на память, сделать лоботомию. Но не сделали.
Солнце начинало клониться к горизонту.
– Как же теперь быть? Ведь завтра я всё забуду…
– Не забудешь, если постараешься. У всех есть резервная память. Она может быть активирована при определенном наборе сигналов. Конечно, нельзя было просто НЕ лишить памяти некоторых людей. Надсмотрщики бы выявили нарушение и просто уничтожили бы «бракованного человека». В напитках на ужин – снотворное. Притворись, что пьешь, но ничего не пей. Следующий этап для активизации резервной памяти – семь бессонных ночей. Стоит уснуть, и ты забудешь всё. Но если ты продержишься 7 ночей, то перестанешь забывать каждый прожитый день. Я постараюсь устроить для тебя как можно больше выходных, чтобы ты смог пережить эти дни.
– Как тебе это удастся?
– Я твой надсмотрщик. Это я за тебя отвечаю и слежу за тобой в камеру.
Адаму вдруг стало совсем неловко.
– Милый, пообещай мне, что продержишься эти 7 дней. И тогда я смогу открыть тебе более сокровенную тайну.
– Обещаю, – уверенно сказал он, хотя даже не представлял, что значит провести хотя бы одну ночь без сна.
– Я хотела тебе еще кое-что сказать… Я давно за тобой уже слежу. Ты мне очень нравишься, Адам. Хотя нет, я тебя люблю. Не подведи меня.
Он смотрел на нее влюбленным взглядом, и ему казалось, что он всю жизнь ее знает. И больше всего на свете сейчас он хотел не забыть ее. Он готов был идти на любые жертвы.
Она наклонилась и еще раз поцеловала его.
– Сегодня к тебе придет врач. Выпей все таблетки, которые он тебе даст. Они активизируют мозговую деятельность и помогут тебе не уснуть.
Она посмотрела ему в глаза и печально, но мило улыбнулась.
– От ужина придется сегодня совсем отказаться. Вот съешь еще яблочко.
Вечером, как она и говорила, пришел врач. Ему он ничего, естественно, не сказал. Врачи никогда ничего не говорят пациентам. В этом нет смысла. Ведь завтра и пациент, и врач всё забудут, останется лишь краткое заключение врача, которое будет обработано компьютером и надсмотрщиками.
Наступила ночь. Он постоянно ворочался в темноте, стараясь не уснуть. Поначалу казалось, что самое ужасное это постепенно нарастающий голод. Но даже этого он почти не замечал. Он был слишком взбудоражен прожитым днем и постоянно воскрешал в воображении картины цветущего парка, очаровательной Элис, потрясающих ярких цветов, её поцелуй, её прикосновения, её голос.
Ночь показалась ему бесконечно долгой. Когда, наконец, начало светать, он был несказанно рад. Хотя вовсе не чувствовал в себе силы идти сегодня на работу. Оглушительный гудок разрезал плотное полотно ночной тишины и немного привел его в чувство. Под ногами все-таки загорелась белая линия. С другой стороны, может, займется делами, отвлечется, и желание уснуть будет не столь навязчивым. Страх и усталость подкашивали ноги. И хотя он был безумно рад, что помнит вчерашний день с Элис, он не помнил предыдущие дни и не представлял, что за работа его ждет (впрочем, вспоминая обучение, мог предположить, что это что-то связанное с бухгалтерией).
За завтраком Адам съел всё, что ему дали. Он заметил, что это была такая же отвратительная безвкусная еда, что и вчера. Из сотрудников он, конечно, никого не помнил, хотя заметил, что рыжую девушку уже видел вчера в парке. По телу пробежала дрожь. Как же это приятно – помнить, что было вчера! Как это приятно увидеть знакомое лицо… и быть в знакомом месте. Впрочем, что было за следующей дверью, он пока не знал. Точнее не помнил. И его волнения только усилились от мысли, что завтра он будет всё помнить и для него уже всё будет знакомо, а значит не будет вызывать страха или беспокойства перед неизвестным… Какая же эта девушка шумная! Голова просто раскалывалась, и он поспешил дальше по белой линии. Унылая работа с цифрами, требующая концентрации внимания, которого ему сейчас так не доставало. Впрочем, он не спешил выполнить весь список дел. Он понимал, что ему еще 6 ночей нельзя спать, и не хотел тратить свои силы на бестолковую работу.
После обеда напряжение, как ему показалось, уже достигло своего пика, когда хочется всё просто бросить. Он уже с трудом понимал, что он делает на работе и что от него требуется. Он посмотрел в камеру. Где-то с той стороны за ним наблюдает Элис и Адаму сразу стало легче на душе.
Как только рабочие часы закончились, он решительно направился в комнату романтических встреч. Не с целью найти себе девушку. Его сердце теперь принадлежало Элис. Адам просто хотел побыть в обществе людей, слушать их и отвечать им… и не уснуть.
Наиболее шумная компания вновь собралась вокруг рыжей. Он подошел к ним. Она рассказывала и вправду веселые истории о своем обучении. Он не мог удержаться, чтобы не засмеяться вместе со всеми. Понимая, что иногда он теряет нить повествования из-за того, что ему сложно сконцентрировать внимание, он решил и сам поучаствовать в беседе.
– Я тоже однажды напроказничал. Решил отомстить одному вредному учителю, который постоянно доводил девчонок до слёз своими сарказмами. В понедельник первый урок должен был вести этот учитель. И я пришел в класс в воскресенье вечером. И нарисовал на его стуле из светлого дерева мелом жирную звезду. На весь стул! Я, конечно, боялся, что меня кто-нибудь застукает. Помыл руки в школьном туалете, мел протер (чтобы отпечатков не осталось!). Как будто кто-то из-за такой ерунды будет искать отпечатки пальцев на меле. Учитель в понедельник пришел в черных штанах и даже не заметил рисунка из мела. Весь день он ходил с огромной «звездой» на жопе. Все, конечно, смеялись у него за спиной. Но никто не рискнул сказать. Вот такое «святое возмездие». Но в свое оправдание могу добавить, что по странному стечению обстоятельств после этого случая учитель стал намного добрее и адекватнее вести себя.
– В детстве все такие проказники и борцы за справедливость! – рассмеялась рыжая. – Но для ребенка это очень храбрый и рискованный поступок! Если бы тебя поймали, наверное, бросили бы в одиночку на пару дней, – она улыбнулась и подмигнула ему.
Приятное тепло похвалы разлилось по телу, грея душу. Всё-таки она милая… И вечер пролетел незаметно. Какой чудесный вечер! Он побрел к себе в комнату, только когда загорелась белая линия под ногами. Как все быстро закончилась… и завтра она, конечно, не вспомнит, как они смеялись над шутками друг друга. Но государство, которое он уже осознанно ненавидел, знает, что тебе надо выспаться, ведь завтра на работу. Государству все равно, что он предпочел бы всю ночь так болтать с рыжей… Адам даже запомнил ее имя – Мэри. Как же хочется спать! Может, к черту всё и просто лечь спать…
– Элис?!– в спальне его ждал приятный сюрприз в виде любимой девушки на его кровати. – Давно ты тут?
– Недавно. Я ненадолго. Хотела тебе кое-что дать, чтобы помочь не уснуть этой ночью. Это кофеин, – она протянула ему капсулы. Он немного расстроился. – И вот еще, – она подняла одеяло: под ним были спрятаны книги, фонарик и планшет.
– Ничего себе. Я такой только пару раз держал в руках, – Адам взял в руки планшет.
– На нем стоит пара игрушек, стратегий. Надоест – почитаешь. Это всё фэнтези, детективы, фантастика и ужастики. В общем, книги, от которых не уснешь.
– Спасибо тебе, Элис, – он сел рядом и обнял её. Сегодня она пахла сладкими цветами. Она поцеловала его и ласково провела рукой по волосам.
– Держись. Завтра я постараюсь устроить тебе больничный, – Элис сняла свой красный шарфик и положила его Адаму в ладони. – Пожалуйста, держись ради меня. Это тебе на память.