При этом известии старуха Ардон засветилась как тот золотой, который она только-что выиграла. Что греха таить, такие споры были основным средством ее заработка и позволяли вполне безбедно существовать.
Марьяна, чуть смущаясь, вошла в зал, держа сына за руку. Она старалась не показывать волнения, гордо вскидывая голову. Но при этом понимала, что кто-то точно видел, как она сама управляла лошадью. Да и отсутствие юбки, хоть и преднамеренное, уверенности ей не придавало.
Первым делом все взоры устремились на юного графа. Да вот только Вереса Родвэя особо уже никто не помнил. И что оттенок волос у малыша совсем не предполагаемого отца никого не смутило. Главное рыжий и хорошо. А вот наряд графини поверг почтенных матрон в легкий шок, действительно перетянув внимание на себя.
– Ну и молодежь пошла, – фыркнула в свой длинный нос мадам Принст. – Никакого уважения к традициям и обычаям. Могла бы и юбку надеть!
Старуха Ардон, пребывая в благодушном настроении решила заступиться за свою протеже:
– Зара, ты вообще в моде не понимаешь! Это же последний писк при королевском дворе.
– При королевском дворе? – мадам-цапля удивленно вздернула свои смоляные, отлично нарисованные горничной брови и добавила глубокомысленно:
– Если при дворе, тогда костюм на мадам Розенталь очень даже неплохо смотрится. И какое интересное перо у нее на берете! Наверное, очень дорогое, раз всего одно.
Петух-то ее не слышал, он разобиженный на хозяйку сидел на насесте в своем родном курятнике. Но тут до Принст что-то дошло. До нее всегда доходило долго, возможно, из-за высокого роста. Она перенесла ставший недавно модным лорнет на старуху Ардон и ехидно уточнила:
– Регина, а ты-то откуда про дворцовую моду знаешь?
– А я давеча ходила на центральную ярмарку и мне там приспичило. Так вот, в ярмарочном туалете какой-то проходимец спер туалетную бумагу.
– Да ее там отродясь не бывало! – вклинилась в их разговор еще она дама из бомонда Шмоловичей. – Ишь, чего захотела, подтереть свой тощий зад за государственный счет!
Но старуха Ардон пропустила ее слова мимо ушей, многозначительно пыхнув неизменной трубкой, и продолжила свой рассказ дальше:
– Но нашелся какой-то добрый человек и положил вместо бумаги журнал с образчиками королевской моды за прошлый месяц. Я пока там сидела, успела его изучить вдоль и поперек.
– Что ж ты себе ничего не прикупила по моде? – ехидно заметила беспардонная дама.
– У меня типаж не подходящий, – усмехнулась старуха. – Я, в отличие от некоторых, платья в обтяжку не ношу и свои телеса на обзор и потеху публики не выставляю. Как, впрочем, и штаны, в которых мой тощий зад, как ты говоришь, будет смотреться не аппетитно.
Принст прыснула от смеха приговаривая:
– Ардон, тебе точно нужно в модистки податься!
А вторая собеседница отошла от них, обиженно надув губки. Намек на ее чрезмерный живот, обтянутый тонкой атласной тканью даме не понравился.
Марьяна тем временем успела отвести малыша в игровую комнату. Там веселились еще трое ребятишек возрастом чуть постарше. И юный граф с удовольствием присоединился к их компании. Привели же детей не мамочки, а бабули, которые решили разыграть из себя перед своими детьми хороших нянек, при этом не утруждаясь, а свалив все на няньку.
Сарин салон графини посещали не часто. Вернее, никогда. Розенталь была первой. И Шмолович распиналась перед ее сиятельством, как могла. Молодая мама, сама того не подозревая, стала для баронессы и дочери купца первой гильдии козырной картой.
Постепенно все отошли от будоражащих новостей, успокоились и бал продолжил свое мерное течение. Начались танцы. Марьяну даже пригасил один, похожий на ее петуха, молодой человек на Виргинскую кадриль. Но когда узнал, что она пришла сюда с сыном, от дальнейшего знакомства отказался.
Молодую женщину это нисколько не напрягало. Она, наслаждаясь и разглядывая танцующих, сидела в кресле, периодически проверяя своего мальчика. Верес же был счастлив новой компании и, казалось, о матери не вспоминал.
В какой-то момент мажордом объявил:
– Герцог Гольденброук!
Бомонд на секунду замолчал, встречая любопытными взглядами новоприбывшего. Затем разговоры вернулись в прежнее русло. И, возможно, все бы так и продолжало размеренно течь, если бы не визгливой голос обиженной мадам:
– Ой, посмотрите, у них с графиней Розенталь костюмы одинаковые!
В этот же миг Марьяне показалось, что небо рушиться на нее, подминая под своими обломками. Она мысленно прокляла тот миг и час, когда пошла за покупками в благотворительный магазин. Кто же думал, что герцоги приходят на рауты к мадам Шмолович, предварительно сдав ставший малым костюм в комиссионку?
В том, что костюм явно не с плеча герцога в его нынешнем виде, стало ясно после того, когда она покрасневшая и смущенная подняла глаза на мужчину застывшего у входной двери.
Герцог был высок и широкоплеч. Длинные ноги в ботфортах обтягивали точно такие же как у нее синие панталоны. А плечи прятал синий фрак. Только больше ничего привлекательного в образе гостя не было.
Не понятно, какими его волосы были в молодости, но сейчас это была густая копна седых волос, которые достигали ему до плеч и торчали в разные стороны. Правую сторону лица мужчины рассекал жутки шрам, затрагивая глаз. От этого взгляд казался устрашающим.
– Ах, ваша светлость, какими судьбами? – тут же вышла вперед мадам Шмолович, приветствуя дорогого гостя.
Раненая щека мужчины болезненно дернулась. То ли от недовольства, то ли от того, что он пытался улыбнуться, а стянутая коже не давала это сделать. Несмотря на уродство, герцог притягивал внимание графини, что она не могла оторвать от него взгляд. Потом поняв, что так неприлично рассматривать человека с уродствами, через силу отвела взгляд.
– Сара, мы же договаривались, что для друзей я Алан! – пророкотал густым басом герцог. – А где тот гость, который, как и я, покупает костюмы у Грандона?
Графиня Розенталь так была загружена последние дни, что даже не удосужилась посмотреть на производителя своего торжественного наряда. И сейчас с ужасом обнаружила, что это производство самого дорогого модельера Орбурга.
– Вы должны нас представить друг другу! – настаивал герцог.
– Во-первых, не гость, а гостья! – поправила Голденброука Шмолович. – И да, я с удовольствием представлю вам Марьяну и ее очаровательного сына!
С этими словами Сара поплыла в сторону графини как огромная баржа, резрезая корабельным носом на своем пути толпы гостей. Музыка стихла. И весь бомонд замолк и вытянул шеи.
Наконец, герцог в сопровождении хозяйки подошли к Марьяне. Он бегло охватил ее взглядом, зацепившись на мелкой вышивке на лацкане фрака «ГА». Грандона звали Микаэлем. И он всегда ставил инициалы покупателя, а не свои. Такой маленький фирменный знак мастера. У Гарьяны как минимум тое должна была стоять бува «М». Алан с кривой улыбкой представился:
– Герцог Алан Гольденброук, к вашим услугам, мадам! – стремительно выкинул вперед руку, бесцеремонно сгробастал ладонь Марьяны и легко прикоснулся к ней обжигающе горячими и сухими губами.
– Марьяна Розенталь, ваша светлость! – приседать в книксене она не стала. Это очень глупо бы выглядело в панталонах, поэтому просто слега по-мужски поклонилась.
– А где ваш очаровательный сынишка? – в ответ поинтересовался герцог.
– Мадам Шмолович организовала для таких матерей, как я, специальную детскую комнату. Он там нашел себе новых друзей и весело играет.
Каких таких матерей Марьяна не озвучила. Позора ей и так хватило. Благо, герцог сгладил неловкую ситуацию своим высказыванием. А он же с легкой улыбкой предложил:
– Тогда позвольте пригласить вас на тур вальсура? – скривился в ответ. Шрам делал его улыбку похожей на жуткий оскал. – Если вас, конечно, не смущает, мой внешний вид.
Что оставалось бедной женщине? Нет, его лицо ее не смущало. И графиня покорно кивнула в ответ, вкладывая свои ледяные пальцы в его горячую руку. Складывалось впечатление, что внутри Гольденброука горит камин, согревающий мужчину и всех тех, кто с ним соприкасается.
– Простите за нескромный вопрос, – начал разговор герцог негромким голосом, как только они под звуки музыки заскользили по гладкому паркету, – каким образом к вам попал мой костюм, в котором я ходил на выпускной вечер в школе?
С этими словами он глазами показал на вышивку с инициалами, отрезая Марьяне последние пути к отступлению. Она решила, что в данной ситуации изворачиваться и что-то сочинять выйдет себе дороже, поэтому простодушно пожала плечами и с усмешкой произнесла:
– Секрета здесь нет. Я его купила в благотворительном магазине на распродаже. А как он туда попал, спрашивать нужно не меня.
Герцог в ответ заразительно захохотал, привлекая внимание других пар. На них и так уже поглядывали: пара, одета одинаково, непроизвольно притягивала к себе взгляды. Марьяна сильнее сжала губы. Она успела отвыкнуть от пристального внимания толпы.
– И все-таки я вас раздражаю, – отсмеявшись, покачал головой герцог.
– Нет, с чего вы это взяли? – женщина подняла на него удивленный взгляд. Глаза герцога, темно-темно синие с золотистыми крапинками внимательно смотрели на нее. Вернее, один глаз. Куда направлен взгляд второго из-за травмированного века понять было невозможно. А затем добавила:
– У вас глаза как у моего сынишки. Я очень редко встречала такой цвет.
– Возможно, мы с его отцом были родственниками. Хотя Розенталей я в нашем родовом древе не помню, – по-своему объяснил совпадение Голденброук.
– Я оставила девичью фамилию и дала ее сыну, – Марьяна уже пожалела, что затеяла весь это разговор, пытаясь уйти от скользкой темы с костюмом. В итоге вышло только хуже.
– Вы рискнули родить ребенка, не будучи замужней дамой? – задал еще один бестактный вопрос герцог. Но презрения на его лице она не заметила. Оно просо светилось любопытством. – Уважаю самодостаточных женщин.
– Я была замужем, – отрезала графиня, чтобы закончить эту неприятную тему.
Только герцогу стало очень интересно, откуда здесь взялась эта нетривиальная личность, и он продолжил допрос:
– Раз вы покупаете костюмы в благотворительных магазинах, я смею сделать вывод, что с финансами у вас не густо. Почему вы не дали ребенку имя рода отца? Или там поживиться было не чем?
– Ваша светлость, а вы не можете предположить, что я захотела приобрести костюм от Грандона. Но покупать его по полной стоимости посчитала невыгодным, – парировала она.
– Тогда вы точно в сговоре с моим камердинером! – прищурился Алан. – Еще три дня назад этот костюм точно висел в моем шкафу.
– Да не знаю я вашего камердинера, я… – она хотела снова сказать насчет магазина. Но в это время музыканты замолчали, и графиня резко перевела тему разговора:
– Ваша светлость, музыка закончилась. Проводите, пожалуйста, меня на место.
Оставив Марьяну в кресле у стены, Алан направился к Ардон. Со старухой герцог был знаком очень давно, еще с той поры, когда сам жил в Орбурге. Поэтому ее он и решил расспросить о неожиданно понравившейся женщине с ребенком.
– Как поживаешь, матушка Регина? – поинтересовался мужчина у старухи с деловым видом набивавшей свою неизменную трубку.
– Табак есть, следовательно, хорошо! – Ардон сделал первую затяжку, пыхнув на Алана вонючим дымом.
– Фу, какая гадость, – поморщился тот в ответ.
– Эх, молодежь, ничего вы в хорошем табаке не понимаете! – скривилась старуха. – Но тебе придется выбирать: или получить ответы на свои вопросы, или уйти ни с чем. Ты ведь не свое почтение выразить подошел?
Высказав предположения, Ардон засмеялась скрипучим смехом свойственным старым курильщикам.
– А если золотой? – Алан прекрасно помнил ее страсть к спорам именно на эту монету.
Старуха жалобно скривилась, со вдохом отложила трубку в сторону и грустным голосом произнесла:
– Умеешь ты, шельмец, уговаривать! Присаживайся, поговорим, – и указала клюкой на соседнее кресло. – Заинтересовала девочка?
– С чего ты взяла? – вопросительно выгнул бровь герцог.
– Другой причины не вижу, зачем я тебе понадобилась, да еще и так! – фыркнула старуха, взглядом указывая на золотой, который Алан положил на край стола намекая, что он его отдаст, когда получит ответы на свои вопросы.
Не зря он пошел к Ардон, совсем не зря. Наблюдательности старой сплетнице был не занимать.
– А если и так? – хищно оскалился Голденброук. – Или я совсем плохой жених?
– Почему плохой? Если ее твоя внешность не испугает, ты можешь стать отличным мужем и отцом, – прищурилась собеседница.
– Сразу таки мужем? – оскал с лица исчез. И было непонятно, то ли он реально загрустил, то ли просто хорошо играет на публику.
– Сразу, – отрезала старуха. – Девочка хорошая, а натерпелась на годы вперед. Это же надо было рискнуть родить в одиночку и пережить разговоры Орбургских кумушек.
– Да-а-а, – издевательски протянул герцог, – кумушки – это сила.
– Это вы мужики непрошибаемые. А трепетное женское сердце они могу очень сильно ранить!
– Хватит морали мне читать, рассказывай все, что про нее знаешь! – внезапно переменил тон Алан, став в одно мгновение холодным и расчетливым герцогом. Словно этим холодом отгородился от старухи и теперь приготовился бесстрастно внимать ее рассказу. – Чья она? Почему я графов Розенталей не помню?
– Почему не помнишь, я не знаю, – старуха развела руки в стороны и каркающе рассмеялась. – Розенталь – фамилия ее матери. Она ее приняла, как получило захудалое графство в наследство. По мужу матушка была Минихан. Вы с Чарльзом, её двоюродным братом, вроде даже учились вместе,
– С Чарльзом? – по тону герцога стало понятно, что этот факт его сильно задел, словно они с Миханом были врагам, хотя всегда числились в друзьях. – А ребенок чей?
– Она утверждает, что Вереса Родвэя. Помнишь героя скихской войны? И ходят слухи, что они успели обвенчаться до его гибели.
– Родвэя помню, – согласно кивнул герцог. – Он был хороший, правильный мужик. Тогда я не пойму одного, почему она не взяла родовое имя мужа? И почему он на этом не настоял? Моя женщина будет обязательно Гольденброук.
– Милок, ты других по себе не ровняй! – фыркнула Ардон, подхватывая золотой и отправляя его в карман. – Больше я тебе вряд ли что расскажу!
Время подходило к девяти. Марьяна уже поглядывала на часы, собираясь забрать Вереса и поехать домой, как перед ней снова нарисовался герцог с его неизменной кривой улыбкой:
– Мадам, разрешите вас пригласить на танец?
– Герцог, простите за нескромный вопрос, а вы хорошо знакомы с правилами светского общества? – Марьяна, склонив голову, изучала лицо мужчины. На нем после ее вопроса не дрогнул ни один мускул.
– Вы про второй танец симпатий? – уточнил он. – Я еще не совсем старик и кое-что помню. Теперь ответ за вами.
Дело в том, что в обществе на один танец можно пригласить кого угодно без последствий для репутации. Второе приглашение означало симпатию. И если девушка соглашалась, то это говорило о взаимности. А третий танец за один вечер орбургские кумушки приписывали негласной помолвке.
Марьяна еще раз посмотрела на обезображенное лицо герцога и с удивлением обнаружила, что не испытывает неприязни или отвращения. Ее действительно тянуло смотреть ему в глаза. Это симпатия? Наверное, так оно и есть. Поэтому она коротко улыбнулась и протянула руку, еще раз отмечая его горячие пальцы.
Когда они вышли на середину зала, и он притянул женщину чуть ближе чем полагалось по этикету, Алан с усмешкой уточнил:
– Марьяна, а на третий танец вы бы со мной согласились?
– Сегодня, точно нет! – рассмеялась она.
– Все-таки лицом не вышел? – скривился он. Было непонятно, то ли это ирония, а то ли что-то боле грустное. – Или недостаточно для вас богат?
– Не то и не другое, – кокетливо улыбнулась графиня. – Просто моему сыну через пятнадцать минут положено лежать в кровати. А так как я ему и за маму, и за папу, и за всех нянек разом, больше здесь оставаться не могу.
– Что же вы раньше-то не сказали! – притворно огорчился Голденброук. – Я бы тогда не терял время, а танцевал с вами все танцы подряд.
– Я вам так не понравилась?
– В смысле? – растерялся мужчина.
– Вы хотели уморить меня танцами без отдыха!
– Если бы я и хотел вас чем-то уморить, то совсем не танцами! – его здоровый глаз сверкнул, словно внутри был припрятан фонарик.
Розенталь же растеряно посмотрела, не понимая подоплеки его слов. Дело в том, что у графини была своя тайна, которую она берегла как зеницу ока.
Музыка закончилась. Но Алан не отпустил женскую руку.
– Герцог, меня не нужно провожать на место, – Марьяна робко потянула руку, но он сжал ее еще сильнее.
– Я провожу вас, куда скажите. За одно и с сыном познакомлюсь.
Они пришли в детскую.
– Верес! Домой пора! – позвала ребенка Марьяна. Малыш тут же подбежал. Он уже устал и периодически тер глазки. Мама подняла его на руки и направилась к выходу, сильно удивившись факту, что герцог застыл как каменное изваяние и ничего ей не сказал. Зачем, спрашивается, вызвался провожать? Было даже немножко обидно. Ему так не понравился ребенок? Что ж, это его проблемы. Она снова долго не будет выходить в сет. И они точно никогда не встретятся. Старухе Ардон графиня Розенталь все же была благодарна. Она действительно хорошо провела время. И малышу тоже понравилось, поэтому жаловаться был не на что.
Опустив спинку детского сидения так, чтобы, если Верес уснет по дороге, дальше ехал с комфортом, стала сама забираться на козлы. Внезапно ее остановил окрик:
– Подождите! – к ним быстрым шагом шел герцог. Он удивленно посмотрел на женщину на козлах, вопросительно приподнял бровь. Но ничего не сказал по этому поводу, а лишь добавил:
– Марьяна, позвольте я завтра нанесу вам визит?
– Визит? Мне? – женщина, прожившая два года почти в полном одиночестве, искренне удивилась. – Зачем?
– Графиня, вы меня, честное слово, удивляете все больше и больше. Зачем наносят визит понравившимся женщинам? – сверкнул белозубой улыбкой герцог. И она в один миг преобразило его лицо, сделав даже привлекательным.
– А я вам понравилась? – нет, Марьяна не хотела покрасоваться. Она действительно сильно удивилась и растерялась.
– Поверьте, для других дел я на утренние визиты не напрашиваюсь, предпочитая являться в гости ближе к ночи, – тайный смысл, заложенный в его слова, каким-то образом дошел до нее, и графиня смущенно улыбнулась, сильно покраснев.
– Малыш встает в девять, примерно полчаса мы тратим с ним на умывание и завтрак. После этого его настроение поднимается, и мы вполне можем себе позволить принимать гостей, – пожала она плечами, давая понять, что оставаться наедине с Гольденброуком она не собирается.
– Обычно дамы после бала спят до двенадцати. Вы настолько ранняя пташка? – он снова поймал ее за руку и никак не хотел отпускать. Только Вересу совсем не понравилось долго сидеть без движения в своем кресле, и он начал хныкать.
– Простите, ваша светлость, – Марьяна с некоторым усилием освободила руку. – Ребенку пора спать. В противном случае мы будем добираться до дома, оглушая окрестности Орбурга его мощным ревом.
– Что ж, до завтра, моя прекрасная нимфа! – герцог опустил руку, в которой удерживал ее пальцы, и застыл с полу-улыбкой на губах. Она же наконец забралась на козлы, проверила сына и тронула вожжи.
Позже вечером, когда Верес был вымыт и уложен спать, женщина растопила камин. Воздух в доме ей показался прохладным. Закуталась в теплую шаль, села рядом с бойко пляшущим огнем и стал предаваться воспоминаниям и анализировать произошедшее сегодня.
Она никогда не видела герцога Голдьенброука в живую. Слышать слышала. Он, кажется, учился где-то рядом с Чарлзом. И иногда проскальзывал в его восторженных рассказах об очередном событии в академии. Однажды Минихан обмолвился о какой-то трагедии, произошедшей с герцогом. И все.
Сегодня, разглядывая его жуткий шрам, она пришла к выводу, что это скорее всего, последствия именно того неприятного события. Сколько ему получается лет? Брату в этом гуду исполнилось тридцать шесть. Если Гольденброук немного старше, то ему где-то около сорока. Но такие седые волосы обычно появляются у мужчин после шестидесяти. Хотя маги живут дольше обычных людей. Но по слухам, герцог магией не владеет, что странно для аристократа такого уровня. Белы волосы, похожие на седину, бывают у слабых воздушников первого и половинного уровня. Тогда, почему рядом с ним ее бросает в жар?
Рассуждай, не рассуждай, ответы сами по себе в голове не родятся. Женщина выпила чаю и отправилась спать, решив, что завтра посмотрит на поведение герцога и постарается удовлетворить свое любопытство.