Александра Косталь
Тайга заберет тебя
Она показала ей кулак через стекло и задернула шторы, не дожидаясь реакции – пусть только подойдет к кому-то из ее семьи!
Соседи жили бедно: пенсионерка, молодая учительница и малолетняя дочь. У них не было ни денег, ни опоры – в тринадцать Тома это уже понимала. Как и разговоры матери с подругами о том, откуда такая взрослая дочь у недавно начавшей работать после учебы Елены Федоровны. Она была милой и безобидной, часто даже не могла справиться с Томиным классом, и приходилось вызывать завуча – но учителей в школе не хватало, поэтому ей приходилось вести еще и седьмой класс. И черт бы с ней, со слабохарактерной истеричкой. Бесило Тому в ней то, как часто она и ее мать обращались к родителям, а тем более – к отцу.
То дров наколоть, то льда натаскать, то баню растопить, то еще чего-то – фантазия у Ирины и ее дочери не заканчивалась. По итогу половину времени между зимовьем он проводил в их дворе.
– Мы же соседи, должны помогать друг другу, – объяснял отец, поедая принесенный из гостей пирог, который получил за очередную «помощь». – Жить всем тяжко, а без мужика особенно!
– А в спальне у нее ничего не сломалось? – спрашивала в ответ мать, уперев руки в бока. – Ты иди, почини, она и отблагодарит тебя на месте.
– Люба, ну что ты говоришь такое? Тем более при дочери.
– Ой, иди с глаз долой! – отмахивалась мать.
Ходить к ним отец не прекратил, наоборот, проводил все больше времени вне дома. Тома была рада этому – чем меньше он находился с семьей, тем меньше пил и скандалил. Так она думала до тех пор, пока мелкая Настя не заявила, что Томин отец теперь ее.
Это было родительское собрание по случаю итоговой контрольной за год. Мать приболела и прийти не смогла, поэтому пошел отец.
Пока Елена Федоровна вела собрание, Тома с одноклассниками, свалив рюкзаки в коридоре, сидели прямо на них, сползая на пол, и обсуждали предстоящую истерику классной.
– Я вас умоляю, – отмахивалась Наташа, закатывая глаза. – Опять разрыдается, что говорить не сможет, и родители будут ее успокаивать. Что она может-то, кроме слез?
– Ага, а потом батя за ремень, что я учительницу до слез довел! – усмехнулся Серый и поднял палец вверх. – Вот мне оно надо? И не объяснишь ведь, что ей пятно на юбке покажешь, она и зарыдает.
Услышав знакомое слово, оживилась и Леся.
– Кстати, вы видели ее юбку? Она ее, наверное, с девяностолетней старухи сняла!
– Ага, прям в гробу! – рассмеялась Наташа, а следом за ней и остальные.
– И больше не стирала!
– Какая стирка, юбка же колом стоит!
– Ей идет!
Тома тоже хихикала, сидя рядом, однако общего веселья не разделяла. В году у нее выходило целых четыре тройки – отец такое точно не простит, да и мать тоже. С каждым годом она училась все хуже, а родители никак не могли смириться с тем, что если она закончила на отлично начальную школу, то не обязана всю жизнь получать пятерки. Класс продолжал смеяться, накидывая все новые шутки про классную, в то время как Тома заметила идущую к ним по коридору Настю. Та раскраснелась, сжала кулаки и двигалась так грозно, словно была готова стукнуть каждого из них.
– Эй, пирожок, кто тебя обидел? – тоже заметил ее Серый.
Все сразу развернулись в сторону Насти.
– Я не пирожок, – прошипела сквозь зубы она, топая ножкой. – И мама моя хорошая! Не смейтесь над ней!
Обида кипела внутри маленького тела магмой. Она и вправду была довольно пухлой, хотя все говорили, что их семье вечно не хватает денег. Правый глаз у нее косил в сторону, а лицо периодически перекашивало в судороге, отчего их семью заклеймили еще сильнее. Больной ребенок – расплата за бабушкино колдовство и мамину распутную жизнь – так шептались жители поселка.
Репутация матери, болезнь вместе с пухлыми щеками наверняка делали нахождение Насти в школе просто невыносимым.
– Правда? И где же твой папа, если твоя мама такая хорошая? – ядовито поинтересовалась Наташа. – У всех хороших женщин есть мужчины. Куда же сбежал твой отец?
– Да кому нужна беременная малолетка? – поразился Серый, щелкая Настю по лбу. – Мамку твою бросили. И тебя бросили.
Настя, задыхаясь от наступивших слез, закричала на весь коридор:
– Это не правда! Не правда! Не правда!
Но чем больше она кричала, тем громче смеялся седьмой “А”. Успокоились они только, когда дверь распахнулась, и из класса повалили родители. Все школьники сразу вскочили и думать забыли о Насте, строя раскаявшиеся мины и пряча взгляд.
Только Настя не забыла.
И едва в коридоре появился отец Томы, закричала изо всех сил:
– Вот мой папа! Вот! Смотрите!
– Замолчи! – зашипела Тома, давая ей затрещину.
Но это только сильнее раззадорило Настю. Она кричала до тех пор, пока все не услышали, и Елена Федоровна не утащила ее в кабинет за руку, стремительно краснея. Краснела и Тома под взглядами одноклассников и их родителей, не понимая, как реагировать на подобное. В ее картину мира это просто не укладывалось, поэтому вместо того, чтобы сразу прекратить любые мысли в эту сторону, она смогла лишь рявкнуть Серому:
– Заткнись!
И уйти следом за отцом.
Тома не решилась спросить у него по дороге домой, а когда она переоделась, в отце уже была рюмка. Не нашлось удачного момента и на следующий день – в их семье не было принято обсуждать подобное. Что говорить – подобного в их семье и не случалось никогда.
Зато в понедельник Серый не упустил момента напомнить всему классу об этой ситуации:
– Это что, получается, Томка, Владимир Сергеевич такой мужик, что на две семьи может жить? Твоя мать как, не ревнует его ко второй жене?
Рядом сразу появилось множество зевак, ожидающих следующего хода. Когда назревает конфликт, всегда находятся жаждущие зрелищ.
И Тома их даст.
Серый стоял над ее партой, упираясь ладонями в столешницу. Тома подняла на его самодовольную рожу глаза, улыбнулась в ответ, и быстрее, чем тот успел сообразить, воткнула циркуль в тыльную сторону ладони.
Он вскрикнул, отталкивая ее, и она рухнула на стул.
– Ты что, дура?! – заверещал Серый, прижимая к кровоточащей ране другую руку.
– Попробуй еще что-нибудь сказать про мою семью – узнаешь, – холодно произнесла Тома под потрясенную тишину, опустившуюся на класс.
Потом было разбирательство, директор, кудахтающая мать Серого. На все вопросы Тома отвечала:
– Он оскорбил мою семью.
– Ты понимаешь, что тебя могут в комнату милиции поставить на учет? – кричала мама, когда они уже шли по улице после посещения директора.
– Пусть.
– Пусть? Володя, скажи ей! Скажи, что она ломает себе жизнь из-за какого-то дурака, которого через год не вспомнит!
– Все правильно она делает, – грозно ответил отец, хлопая ее по плечу.
Только когда они оказались дома, а дверь была плотно закрыта, Тома объявила:
– Серый сказал, что ты, пап, живешь на две семьи. Нашу и Елены Федоровны. Что Настя твоя дочь. И она сама так говорит.
Отец отвел взгляд, опираясь рукой о стену. Мать громко втянула воздух, так что Тома подготовилась к скандалу, но сказала лишь:
– Доигрался в спасителя?
– Спасителя? – сразу же зацепилась Тома, заполняя повисшую тишину. – Что это значит? Мам? Пап? Что это значит?
– Иди в комнату.
– Но я хочу…
– Иди в комнату, я сказал, – прорычал отец, поднимая на нее такой грозный взгляд, что Тома могла только повиноваться.
Больше Серый и словом не обмолвится о ее отце, да и Настю с Еленой Федоровной донимать перестанет. Мама Томы договорится с его родителями, и дела с милицией замнут, тем самым, ни о каком учете речи больше не пойдет.
В ее семье за следующие полгода не вспомнят об этом. Тома возненавидит Елену Федоровну, будет пререкаться и сбегать с уроков без объяснений, а учительница ни разу не настучит родителям, словно будет чувствовать вину. Отец больше не сунется в соседский двор. В какой-то момент Тома даже перестанет видеть Настю, как напоминание об этой ситуации, и начнет жить как раньше.
Но потом отец уйдет на зимовье и не вернется. Тогда мать достанет отцовское ружье и пойдет в дом Елены Федоровны.
Над поселком прогремит четыре выстрела, но все они не достигнут цели. Тома попытается сжечь соседей, но и эта попытка не увенчается успехом.
А через двадцать шесть лет уже Тамара Владимировна вернется сюда, чтобы просить у Елены Федоровны и ее матери сделать с ее сыном то же, что когда-то они сделали с Настей.
Просить милости у бога тайги, какую бы цену он не выставил. Верить, проводить ритуалы, соблюдать все обычаи. Жить так, как Тамара всегда презирала.
У нее отлично отпечаталось в памяти, как выглядела Настя перед их отъездом. Живая, здоровая, счастливая. Отец пал жертвой ради нее, и Тамара готова принести такую же.
Только бы Слава жил.
Глава 7. Белые слуги тайги
Настенька с псом исчезли, и кровавые пятна на снегу вместе с ними. Варя оглянулась, но не заметила вокруг ни единой души. Даже в ее собственном доме не горел свет, создавая чувство полного опустошения.
Варя не сразу поняла, что плачет. Только когда по привычке попыталась утереть влагу с лица и ощутила, как пальцы прожгло болью.
Порез от лезвия оказался сущим пустяком – при свете фонаря Варя смотрела, как мелкие раны кровоточили на ладонях. Попробовала почистить снегом, но кровь только выступила с новой силой. От боли хотелось кричать, но Варя закусила губу, сдерживаясь. Она сжала обеими ладонями шарф и разрезала его ножом на две половины. Одной плотно перевязала правую руку, другой – левую. Вязала на совесть, так что едва чувствовала собственные пальцы. Хотя дело могло быть и в морозе, становящимся почти невыносимым.
Варя опустилась на снег, ощупывая локоть и колено. От прикосновений становилось больно, и кожа припухла, однако не настолько, что говорить о переломе. Все эти сваи у домов – прыгала бы с первого этажа обычного дома, обошлась бы парой царапин.
Идти было тяжело, однако она поднялась и стала осматривать калитку. Замок был с обратной стороны, и единственным способом выбраться отсюда оставалось перелезть через забор.
Варя нервно усмехнулась, проверяя опору поврежденной ноги и сгибаемость ладоней, и взвизгнула.
– Чтобы вас…
Она злилась одновременно и на себя за беспомощность и физическую слабость, на мать за то, что втянула в это Славу, на старуху Ирину за ее ритуалы, на весь этот чертов поселок! Если бы ее семья осталась на юге, все было бы как раньше!
Слава. Вот, ради кого ей нельзя опускать руки. Даже если от рук этих остались лоскуты. Варя зацепилась за эту мысль мертвой хваткой, и продолжала повторять, пока сжимала прутья забора пальцами, забираясь наверх. Когда прыгала в сугроб и чувствовала, как больная нога вот-вот подвернется.
Варя бросилась к собственному дому, на ходу вытаскивая ключи и дрожащими руками втыкая его в замочную скважину. Три поворота, но дверь не поддалась – кто-то изнутри закрылся на ночник. Черт, черт, черт!
Она постучала по окнам без особого энтузиазма, потому что в прошлый раз ее так никто и не впустил. Варя снова всем нутром ощущала нереальность происходящего, будто мир заволокла дымка, а движения непозволительно замедлились. В день, когда ее пригласила в гости Ирина, было то же самое.
Варя вернулась на дорогу, даже не захлопывая калитку, и хотела броситься в сторону леса – все нутро подсказывало ей, что именно там стоит искать Славу – но путь снова был перегорожен псом.
Несколькими псами, рьяно раздирающими тушу оленя у самой кромки тайги.
Хотя они были довольно далеко, Варя живо представила, как кровь из раны окрашивает снег рядом и заставляет его таять, почти физически почувствовала запах свежего, только разделанного мяса, так что ее едва не стошнило.
Она сделала несколько шагов назад, стараясь ступать как можно тише, но морозный хруст белого покрывала под ногами выдал ее – псы одновременно повернули головы в ее сторону.
Оскал исказил грязные морды, и все четверо пригнули спины, готовые броситься в любой момент. Варя неожиданно поняла, что выглядят они точно так же, как и несколько дней назад, разве что находятся у леса, а не среди домов. Словно…
Такие же призраки.
Варя бросила быстрый взгляд на собственную калитку, но осознала, что уже прошла ее. Чтобы спрятаться за ней, нужно немного, но все же приблизиться к псам, а от этой мысли сердце заколотилось в висках, а к горлу подкатил ком.
Тем временем они оставили оленя и стали медленно, но вполне заметно приближаться. Псы тяжело дышали, а с приоткрытых пастей капала кровь со слюной.
Варя резко развернулась и пустилась в бегство по направлению поселка. Там много людей, и гнать ее собаки долго не станут, побоявшись отпора – в этом она была абсолютно уверена. В конце концов, не бросят же ее прохожие на растерзание псов?
Нога мгновенно прошла от выброса в кровь адреналина, и Варя неслась быстрее, чем запоминала дорогу. Петляя между домами, искала глазами любой предмет, который мог бы послужить ей оружием. Нож в кармане она не принимала во внимание – псы ее загрызут скорее, чем выдастся момент воткнуть его короткое лезвие в ближнем бою.
Запах крови казался ей все ближе, и ком вновь подступал к горлу.
Те неслись следом за ней, рыча и лая, будто сообща гнали добычу в ловушку. Варя представила, как вожак приказывает разделиться, и вот на повороте перед ней выскакивают еще несколько, после чего бежать ей больше некуда.
Они могли напасть на нее в любой момент, но не делали этого, будто просто отгоняли прочь. Это успокаивало и тревожило ее одновременно – что ведет их за ней, если не голод?
Солнце не думало подниматься над поселком, и самым освещенным местом продолжала быть школа, видимая почти из любой точки. К ней и бежала Варя, надеясь укрыться. В конце концов, у охраны должно быть хоть какое-то оружие.
Ноги сначала проваливались в снег, чтобы потом катиться по накатанному льду перед крыльцом – Варя не упала только потому, что не останавливалась – и когда тяжелая дверь отсекла ее от собачьего лая, ноги подкосились, а она опустилась прямо на плитку без сил.
Псы продолжали лаять, и Варя молилась, чтобы никому не пришло в голову сейчас выйти на улицу. Она сидела, прижавшись спиной к двери и зажмурившись, и беззвучно рыдала.
Варя не может справиться даже с призраками. Не такая Славе нужна сестра. А она всего лишь слабачка. Даже не способна превозмочь собственные страхи.
Это же всего лишь собаки! А она человек, так почему беспомощна против них, не имеет когтей и зубов? А оружия у Вари, чтобы хоть чем-то прикрыть несовершенства, просто нет.
А как бы ей пригодилось заряженное ружье…
Но откуда ему взяться в школе?
Варя утерла слезы и, держась за стену, медленно поднялась. Лай псов не умолкал, однако он словно остался на другом слое восприятия, и теперь она слышала только гул ламп над головой. Не увидев никого за стеклом, Варя прошла мимо охраны, застывая в пустом коридоре около раздевалок. Должно быть, урок в самом разгаре, раз не слышно ни одного детского вздоха. Это не плохой расклад, если ей нужно найти оружие.
В школе Вари был и автомат Калашникова, и пистолет Макарова – учитель по ОБЖ даже учил пятиклассников стрелять. Программа в школах страны должна быть одинакова, а значит и здесь нечто стреляющее можно найти.
Стараясь ступать как можно тише и незаметнее, она приблизилась к расписанию в поисках нужного предмета. Основы безопасности жизнедеятельности преподавались в одном и том же кабинете, к удивлению Вари, носящем тот же номер, что и в ее старой школе – сто двенадцатый. Это было так неожиданно, что еще минуту Варя сверяла номера у разных классов, не веря глазам. Сейчас там как раз вели занятие у восьмиклассников, так что придется подождать до перемены.
Варя в последний раз обернулась к окну охраны и, удостоверившись, что там никто не появился, зашагала в сторону нужной рекреации по серой, кристально чистой плитке.
Как же часто здесь моют полы, что сразу после начала урока нет ни одного развода от грязной обуви?
Варя задумалась об этом лишь на мгновение, после чего снова двинулась в сторону кабинета.
Дверь оказалась приоткрыта. Белая, на вид картонная, она чуть качалась от движений воздуха, словно в кабинете кто-то открыл окно. Оттуда доносился приглушенный свет, хотя рекреация была погружена в полумрак. Варя аккуратно приоткрыла ее, заглядывая внутрь, но заметила только опустевший класс. Запах моющих и сырого дерева ударил в нос, а следом взгляд зацепился за открытое настежь окно, через которое уже успело намести снега на подоконник.
Лицо Вари обдало холодом, а следом уши разрезал приближающийся лай. В несколько шагов она оказалась рядом и захлопнула деревянное окно, больными пальцами прокручивая задвижки – на металле остались красные следы. Варя с ужасом ждала, пока собаки окажутся под окном, но этого так и не произошло. Лай продолжал доноситься, то слабея, то становясь громче, но темнота плотной завесой отделяла Варю от всего, что происходило на улице. Она словно потеряла глаза, зато обрела сильный слух и почти животное обоняние.
Для нее мир словно расслоился, и остальные люди остались на другом слое, в то время как Варя перенеслась ближе к зверью и природе, действуя исключительно инстинктами. Рационализировать и обдумывать не имело никакого смысла, потому что и само происходящее не поддавалось объяснению. Теперь ничего, кроме интуиции, не осталось.
Варя отвернулась от окна, осматривая класс. Стандартное прямоугольное помещение с персиковой краской на стенах и деревянными партами и стульями, держащими в страхе колготки всех школьниц. За учительским столом дверь, там наверняка лаборантская, или как называют подобный кабинет в классах ОБЖ. Туда нельзя входить ученикам, и именно эта дверь Варе и нужна.
В несколько шагов оказавшись рядом, она потянула на себя ручку, но та не поддалась. «Должно быть, ключ где-то в учительском столе» – подумала Варя и полезла в ящики. Она достала много листков для самостоятельных, один потрепанный, наверняка еще советский учебник и целый лоток мела, но ключ так и остался не найденным.
Варя оглянулась, размышляя, где он может быть спрятан. Гул ламп над головой сбивал с мысли, а запах моющих раздражал нос, который приходилось вытирать рукавом. Теперь, находясь в освещенном месте, Варя могла видеть, как шарф на ладонях насквозь пропитался кровью, так что багряная жидкость уже текла на рукава и капала, разнося стук о пол на весь кабинет. Больше Варе было нечем перемотать их, да и это действие казалось ей абсолютно бессмысленным – остановить кровь все равно не выйдет. Ей нужна медицинская помощь. Кто-то, кто обработает раны и перебинтует.
Но это потом. А сейчас ее ждет брат.
При мысли о нем Варю захлестнула злость, перебившая всю боль в теле. Она приблизилась к двери, оценивая ту как полностью картонную, и со всей силы ударила плечом. Она, конечно, не так сильна, как агенты в фильмах, но со школьной дверью точно справиться.
От первого же удара та проломилась внутрь, оказавшись пустотелой. Вторую грань пробить было чуть сложнее, но Варя с разбегу налетела на нее, проваливаясь внутрь лаборантской и ощущая теперь боль еще и в боку.
– Ай! – воскликнула она, переползая через обломки двери.
Здесь было темно и тепло, и лишь лампа в углу разгоняла черноту вокруг, рисуя очертания предметов.
И не только предметов.
– Эффектное появление, – дрожащим голосом оценила Елена Федоровна, залезшая на стул с ногами и прикрывающая голову книгой.
При виде нее Варя усмехнулась, понимая, почему ключ она не нашла: кое-кто закрылся изнутри. Прекрасно.
Времени на приветствия она тратить не стала, подскакивая к Елене Федоровне с ножом в руке, чтобы прижать его к шее учительницы. Та сразу замерла, будто загипнотизированная, и лишь губы ее мелко подрагивали, выдавая надвигающуюся панику. На жалость не было времени, но Варя отметила всю беспомощность учительницы, и даже немного застыдила саму себя.
Но это лишнее. Какой бы бедной овечкой Елена Федоровна не казалась, именно ее семья забрала Славу. И Варя добьется того, чтобы они пожалели о своем решении.
– Еще эффектнее я сделаю тебя точной копией твоей дочери, если ты не вернешь моего брата, мразь, – прошипела она, почти касаясь лебединой шеи лезвием.
И так большие глаза сделались огромными, занимая почти половину лица, и Елена Федоровна вытянулась, пытаясь увеличить расстояние до ножа, но Варя нажала сильнее.
– Я… Я не знаю…
– Ответ не принимается, – осекла ее Варя, готовая в любой момент вонзить ей холодный металл по гланды. – Твоя мать украла его, и я хочу знать, где он находится. А еще где у вас здесь лежит оружие.
Елена Федоровна затрясла головой, даже не в силах что-то сказать. Она выглядела по-настоящему жалко: щеки покраснели от паники, глаза блестели, а дар речи вовсе потерялся в глубинах шока. И это был учитель, обязанный защищать детей. Такая первая полезет в аварийный выход, расталкивая школьников, лишь бы собственную шкуру сберечь. Сочувствие испарилось, и Варе стало до горечи во рту противно.
– Говори, мать твою.
Все еще не способная вымолвить ни слова, Елена Федоровна указала на шкаф, едва не задыхаясь. Поняв, что она абсолютно безнадежна, Варя убрала лезвие и распахнула дверцы, первым делом замечая сейф.
– Код?
Дрожащим голосом, но учительница все же назвала цифры, и сейф оказался открыт, являя оружие.
– Ты стрелять умеешь? – спросила Варя, краем глаза замечая, что Елена Федоровна пытается подкрасться сзади и заглядывает ей в руки. Автомат оказался тяжелым, оттого не менее хорошо лег в руки. Варя успела соскучиться по этому ощущению. Патронов, жаль, здесь было не найти. – Эй, ты слышишь меня вообще?
– У тебя кровь.
– Благодаря твоей матери, – прошипела она, нисколько не воспринимая заботу.
Елена Федоровна покачала головой, складывая руки на груди и заметно смелея, хотя теперь в руках было огнестрельное оружие. Без патронов, конечно, но приложить им все равно можно.
– Кровь нужно остановить, иначе ты просто вытечешь.
– У меня нет времени.
– Есть. До рассвета, – она обвела пальцем окно, намекая, что тот еще не скоро. – Сегодня Бауш. Праздник ночи. В школе никого нет, да и все предпочитают сидеть дома, чтобы не угодить в лапы жердяев. Еще двенадцать часов до конца.
– Как? – удивилась Варя, но сразу же попыталась скрыть свое потрясение, переходя в наступление: – Школа работает. Ты сама здесь! И не про какой Бауш я в жизни не слышала!
– Здесь все работает иначе. Никто не хочет попасть в лапы жердяя, – пожала плечами учительница.
Варя хмыкнула, выражая все свое сомнение в ее словах.
– Ты-то здесь. И никакой жирдяй тебя сожрать не пытается.
Вместо ответа Елена Федоровна зацепила несколько прядей у лица и потянула назад, снимая парик. Под шапочкой была спрятана целая копна седых волос.
– Я уже его. С рождения. Спасибо мамочке.
– Жирдяя? – потрясенно повторила Варя.
– Жердяя. Через “е”.
– Жердяя?
Ответом ей стал короткий кивок, но такое смирение в лице Елены Федоровны совершенно не успокоило. Наоборот, у Вари холод побежал по спине, а руки будто перестали чувствовать боль. Все, что осталось в голове, это желание не допустить такого же исхода для брата.
– Не хватало еще, чтобы Славу так в жертву принесли! Мне плевать на ваших богов, я иду за ним.
Варя было двинулась прочь, но поняла, что автомат без пуль почти бесполезен – разве что ударить им можно, но это вряд ли поможет при борьбе с волками или призраками. Елена Федоровна, воспользовавшись заминкой, появилась рядом и тихо произнесла:
– У нас дома есть настоящие ружье. Охотничья двустволка.
– Я туда не вернусь, – покачала головой Варя, хотя и разумное зерно в словах нашла. – Я едва сбежала, а ты хочешь меня обратно в западню привести? Не дождешься!
Елена Федоровна неуверенно передернула плечами.
– Я могу сама его принести.
– Так я тебе и поверила, – усмехнулась Варя, направляя на нее незаряженный автомат. – Вы же все здесь просто чокнутые!
Она чуть не рассчитала, вскидывая оружие, и едва сама не упала, теряя равновесие. Голова неожиданно закружилась, в глазах потемнело. Рука схватилась за край стола, оставляя на дереве кровавый след.
– В кабинете химии есть все, чтобы обработать рану, – не предлагая помощь, а лишь сообщая, произнесла Елена Федоровна.
Видя слабость Вари, она с каждой секундой все больше выпрямляла спину, все выше задирала подбородок. Может, еще пару минут назад она не могла сказать и одного слова, но теперь ощущала собственную власть над Варей. И опьянение от нее захлестывало так сильно, что даже во взгляде не оставалось ничего.
Кроме одного. Той едва заметной эмоции, которую Варя никак не могла понять.
– Зачем тебе помогать? – прошипела она, выпрямляясь и готовясь если не застрелить Елену Федорову, то приложить прикладом. – Зачем мне верить?
– У тебя нет выхода, – вздохнула она, обнимая себя руками. – У меня тоже.
С губ на этот раз сорвалась не усмешка, а целый приступ истеричного смеха, от которого из глаз даже брызнули слезы. Елена Федоровна удивленно захлопала ресницами, переминаясь с ноги на ногу и поинтересовалась:
– Тебе плохо?
– Ты даже не представляешь, – сквозь истерику замотала головой Варя. – За это долбанное утро я потеряла брата и трижды чуть не умерла, благодаря твоей матери, а ты строишь здесь овечку, которая сама в беде? Это так смешно, ты даже не представляешь!
Смех перешел в кашель, и вот Варя уже свернулась пополам, стремительно теряя воздух. Елена Федоровна наклонилась рядом, убирая с Вариного лица прядь, чтобы заглянуть в глаза.
– Ты всего лишь человек. Глупый, самонадеянный человек. Благослови бога, что я тебе помогаю, и делай то, что скажу. Сейчас же поднимайся и иди за мной, – тихо и нежно произнесла она, выпрямилась и направилась в сторону двери.
Без труда отперев замок, Елена Федоровна открыла то, что осталось от двери, и последовала дальше, куда взгляд Вари не мог дотянуться. Лишь когда ее силуэт исчез, она, наконец, смогла вдохнуть.
– Вот же тварь…
Варя решила прихватить ружье на случай, если придется защищаться – все же в ближнем бою оно бы и против ведьмы пригодилось – и последовала за ней.
Коридоры были столь же пусты и чисты, как и при первом Варином появлении. Только теперь она заметила, что в воздухе совершенно нет запаха капусты и компота, как всегда пахнет в школах. Сегодня же здесь витал лишь разъедающий ноздри запах от моющих.
Варя молча следовала за Еленой Федоровной, держа дистанцию в десяток шагов. Она двигалась грациозно, словно шагала по подиуму, с ровной спиной и поднятым подбородком, при этом отпустив руки вдоль тела. Длинная классическая юбка и блузка висели на ней, как на вешалке, не в силах скрыть болезненной худобы. Варе даже показалось, что руки Елены Федоровны слишком длинные для человека, но едва в голову пришла мысль об этом, она остановилась, складывая руки на груди и кивая в сторону:
– Нам сюда.
Елена Федоровна толкнула незапертую дверь и шагнула внутрь, включая свет.
– У вас здесь что, совсем ничего не запирают? – удивилась Варя, аккуратно ступая на порог.
Она наблюдала, как та уверенно пересекает пустой класс, двигаясь к лаборантской, и толкает дверь легким движением руки. Словно о замках в этой школе никто и никогда не слышал.
– Зачем? – произнесла Елена Федоровна, обернувшись, когда Варя уже не рассчитывала на ответ. – В ночь Бауш никто не рискнет покинуть свой дом.
– Кроме вас с матерью.
– И тебя.
Варя кивнула, но ответить не успела – Елена Федоровна исчезла в лаборантской. Оттуда послышался скрежет, что-то тяжелое упало, после чего она появилась с белым пакетом в руках. Уговаривать Варю никто не собирался – Елена Федоровна просто отняла у нее автомат, грубо сорвала шарф с ран и щедро засыпала ладони чем-то белым. Варя завопили от боли прежде, чем осознала, что это вовсе не соль, однако ощущения все равно были не из приятных. Дрожащие ладони не отпускали, и приходилось наблюдать, как белые кристаллы тают на кровоточащих ранах.
– Это поможет остановить кровь, – немного виновато произнесла Елена Федоровна, продолжая поддерживать едва не падающую в обморок Варю.
– Держи крепче. Иначе больше ничего держать не сможешь, – отозвалась учительница, сжимая ее ладони между собой, чтобы не просыпать ни крошки сахара.
Варя вздрогнула от ее холодного тона и внимательного взгляда светлых глаз, направленных в самое нутро. Таких же светлых, как и новые Славины, совершенно потерявшие какой-то цвет.
Признаться самой себе в страхе перед какой-то седой девушкой, пускай и дочерью ведьмы, она не могла, а потому продолжала пререкаться и храбриться, чтобы ни одна нота в голосе не выдала ее реальных эмоций. В самом же деле Варю пугало все, что происходило вокруг. В первую очередь из-за неизвестности. И незнания правил, по которым все исполняют свои роли.
Хотя ей самой сценарий выдать явно забыли.
– Ты что, проклинаешь меня? – самодовольно поинтересовалась Варя, язвительно поднимая бровь.
Елена Федоровна же пожала плечами, как делала настолько часто, что уже начинала бесить, и почти прошептала:
– Проклял вас тот, кто отправил в наш поселок.
Варя не была настроена на разговор, считая, что нужно как можно быстрее вызволять Славу, однако подкрадывались мысли, что без знаний о происходящем ничего и не выйдет: ее либо загрызут собаки, либо натолкнется на их божество и тогда неизвестно, что будет.
Она не верила ни единому слову. Но чувствовала, что если не найдет хоть какого-то объяснения, даже самого фантастического, точно сойдет с ума.
– Что за ночь Бауш?
Елена Федоровна аккуратно развела Варины руки в стороны, и лишний розовый сахар осыпался на пол. Кровь больше не текла, а сами раны чудесным образом закрылись, хотя Варе казалось, что их придется зашивать. Стряхнув с ладоней остатки, она обернулась в поисках антисептика, но Елена Федоровна ее остановила, чуть сжимая плечо:
– Не стоит. Сахар очистил рану от жидкости, так что бактериям негде размножаться. Спирт не обязателен.
Варя на мгновение замерла от ударившей по голове сумасшедшей догадке:
– Ты читаешь мои мысли?
Та улыбнулась, и теперь накрыло осознание, как же глупо это прозвучало.
– Их видно на твоем лице.
Подобрав юбку, Елена Федоровна присела на край парты и стала накручивать на палец, выпавший из пучка локон у лица. Варя подождала минуту, а когда уже хотела возмутиться, та вдруг заговорила:
– Наш поселок появился благодаря тайге. Есть на севере такое выражение – «лес всех накормит». Также рядом река, все, что нужно для жизни. Именно благодаря реке мы когда-то заинтересовали советское руководство, поэтому нам и завод построили, и школу, и администрацию, и больницу, и много чего еще. Сейчас завод умирает, и весь поселок вместе с ним. Но тайга все равно продолжает поддерживать нас. Знаешь почему?
– Оттуда приходит дымный человек, которого вы зовете жердяем? – догадалась Варя.