Снова щемящая безысходность. Раз за разом, ночь за ночью я переживала одно и то же проклятье. Это было моим наказанием, моей мукой. Но лишь она все еще являлась доказательством того, что душа моя не мертва.
Взятый в аренду особняк уже почти заполнился ночной прохладой, когда сердце сжалось сладким предчувствием долгожданной встречи. Скидывая шелковую простыню, я выбегаю на улицу, бросаясь в объятия прибывшего.
В первых минутах упоительной близости его отчужденность не бросается в глаза, но после стольких пережитых вместе бед скрыть что-то становится просто невозможным.
В замешательстве отстраняясь, я пытаюсь поймать нить, которая разрушает мою жизнь изнутри, впиваясь мертвой хваткой в столь недолгое счастье.
В его глазах мелькает боль. Он знает, какие беды собирается обрушить на меня. Молча проходя на кухню, Джеймс берет в руки стакан с водой и отстраненно крутит его в крепких пальцах. Объяснение тяготит его, и он старается оттянуть момент краха. Глаза рассеянно блуждают по незнакомой обстановке, тогда как разум судорожно пытается подобрать код слов, что бы облегчить страдание.
Чтобы он не хотел сказать, мое сердце заранее чувствует, что это будет больно. После нескольких минут тяжелого молчания его голос, охрипший от невыносимой муки, разрывает тишину:
–Все кончено.
Услышанные слова, повторяющиеся в сотый раз, снова рвут меня изнутри. К горлу подкатывает боль. Дыхание перехватывает, губы изгибаются в попытке задать главный, страшный вопрос. Но голосовые связки отказываются служить, издавая лишь еле слышный хрип.
Снова и снова слезы прорезают неизгладимые раны, оставляя лишь ничтожную часть сознания для бешеной работы мозга. Выплескивая всю свою боль, я выдавливаю всего пару слов:
–Но почему?
Опять повисает тяжелое молчание. В висках звучат уже затихшие звуки, обрывая нить прежней жизни, гася свет надежды на светлое и радужное счастье.
«…кончено… кончено…»
Медленно опускаясь на стул, он обхватывает голову руками и начинает быстро шептать:
–Это невозможно, понимаешь, невозможно. Ты, и та печать. Вы убиваете меня. Я задыхаюсь от бессилия. Не в силах что-то менять…
Бессвязная речь кажется бредом. О, как сильно хотелось бы мне, что бы так оно и было. Но, увы, я слишком хорошо понимаю, о чем он. Наложенная печать доставила мне боль. Далекий предок не учел всех возможностей своего проклятия. В безраздельно отданной Джеймсу любви появилась трещина. И как бы я не пыталась от этого отделаться, у меня ничего не получалось. По ночам меня грызла тоска, а днем накатывало непреодолимое оживление, граничащее с безумием. Погружение в учебу не помогало, и как бы я не скрывала это, Лайт прекрасно ощущал меня даже на расстоянии, и, в отличие от меня, знал, что это такое.
В груди нарастал огромный ком, выжигающий изнутри некогда цветущую поляну моей души.
Нервно качаясь из стороны в сторону, Джеймс все еще шептал что-то бессмысленное, тогда как во мне догорали остатки жизни. Оцепенение накатывало со всех сторон, оставляя лишь болезненные всхлипы и сбитый ритм сердца, которое вряд ли когда-нибудь заработает как прежде.
Решив для себя что-то важное, Лайт поднялся на ноги и, тяжело ступая, побрел к двери. Тихо щелкнул замок задвижки, и через несколько секунд его силуэт исчез из моей жизни.
Как только неровный свет фар прорезал наступившую тьму, меня охватила паника. Неясно всхлипывая, я бросилась вдогонку.
Нужно что-то делать, нужно остановить его. Не дать уйти вот так. Вместе с ним уйдет все, что было во мне живого. Выбегая босиком на холодный бетон, я задыхалась от неизбежного, от невыносимой тоски, от пустоты, поглощающей всю мою душу. Яркий свет на мгновение озарил аккуратно подстриженные кусты, и в следующее мгновение опустилась тьма, поглотившая мое существо. Коротко всхлипывая, я опустилась на колени, сжимаясь в один сплошной, оголенный нерв, полный боли от сильнейшего ожога, нанесенного всего двумя словами, сломавшими мою жизнь.
В это же мгновение я очнулась в своей кровати, залитая потоками соленых, горячих слез, стекавшими на скомканные простыни.
Прислушиваясь к собственному прерывистому дыханию, я пыталась унять бегущие по щекам слезы. Когда всплеску темной тоске пришла уже знакомая, ноющая боль, ритм биения сердца вошел в накатанную последними месяцами колею.
Пару раз глубоко вдохнув, я спустила ноги на прохладный пол и еле слышно прошлепала на кухню.
Над городом загорался рассвет. Уже полгода я встречаю рассвет у этого окна, прижимаясь горячим лбом к холодному стеклу.
Начинался мой стабильный рабочий день. Учеба, практика, арабский…Работа, гонки и несколько часов сладкого кошмара.
Все было как всегда. Те же эмоции, те же фразы и жесты, только внутри будто все перегорело.
Втискиваясь в узкие белые джинсы, я даже не подозревала, какой день меня ждет.
Первая половина устоявшегося графика прошла без зацепок, но в небольшой перерыв, который образовался в оживленном офисе моего работодателя, ко мне с расспросами пристала говорливая брюнетка из фирмы по организации праздников и торжеств.
–Уже третий месяц смотрю на тебя, и все никак не могу понять… – с порога заявила она. – Вроде и нормальная девушка, а как будто чего внутри не хватает. Я ошибаюсь?
Грубый напор нисколько не удивил меня. Уже долгие месяцы все мои новые знакомые пытаются вызнать, что случилось с улыбчивой милой девушкой, которая приехала сюда почти год назад. Даже не моргнув глазом, я соврала, кажется, в сотый раз:
–Ты ошибаешься.
–А вот и нет. – надулась та. – Я достаточно тебя знаю, что бы видеть, что ты лжешь.
Я несдержанно усмехнулась:
« Достаточно долго. Не говорила бы ерунды. Ни один человек уже полгода не может сказать, что знает меня.»
Оценивая мою насмешку явно не в том ракурсе, брюнетка, которую звали Вики, торжествуя, скрестила руки на своей пышной груди:
–Так и знала! У всех девушек такой взгляд означает только одно – ее бросили! А значит, нужно развеяться. Через час заканчивается твоя смена, так что жди, поведу тебя на терапию!
Не давая мне опомниться, она пулей вылетела из офиса, звонко постукивая острыми шпильками.
Настроение окончательно испортилось. Мало того, что за окном дождь, и каждодневная доза адреналина как-то сама собой отменилась, так теперь еще и скрываться придется.
Просидев положенные минуты на рабочем месте, я прислушалась, и, не услышав приближающихся шагов, осторожно выскользнула на улицу.
Мои мысли были заняты открывшейся возможностью побегать хотя бы пару часов. Отсутствие леса вблизи отягощало мое постоянное стремление к движению, поэтому чаще всего я загонялась в фитнес центре.
Но, как это обычно бывает, судьба подкинула мне первую неприятную колдобину: следом за мной, без зонта выбежала Вики:
–Так и знала! – снова воскликнула она – Я знала, что ты попытаешься улизнуть, и предприняла меры. У тебя рука не повернется бросить меня здесь без зонта и транспорта. И открутиться не получится. Залезай в машину, мы едем в Речстар.
Я могла бы бросить ее здесь, и моя уже давно запыленная совесть, как и остальные чувства, молчала бы. Но, опять что-то помешало мне сделать это. Пропуская мимо ушей громкий щебет Вики, я пыталась понять, что именно тянуло меня весь день именно в этом направлении. Меня буквально засасывало в глубокую воронку, и внутри все переворачивалось, порываясь унести меня в безопасном направлении. Интуиция предвещала неприятности, но я, будто назло, шла наперекор.
Застав последние слова своей внезапно обретенной подруги, вещавшей о несправедливости жизни, я щелкнула сигнализацией и потащила ее внутрь, туда, где громкие треки сотрясали ярко раскрашенные стены клуба. Как только наши ножки ступили на бетонный пол, мной овладела бетонная бесшабашность. Твердое решение пустить все на самотек угнездилось в моей голове, поэтому, спустя пару часов, я, уже по накатанной схеме, тестировала барную стойку на прочность, пуская в ход свои высокие шпильки.
Коктейль уходил за коктейлем, заливая уже привычную пустоту. Проблемы уходили на задний план, в голове поселилась цветная невесомость и жажда приключений.
Еще через час начались мятые провалы в памяти. Последние минуты ночного путешествия почему-то особенно четко отложились в памяти.
Я самозабвенно танцую на барной стойке, собирая урожай раскрытых от удивления ртов и завистливых взглядов, когда в мой импровизированный транс вклинилось что-то жесткое.
Ах, да. Кто-то схватил меня за лодыжку и изо всех сил потянул вниз. Падая, ударилась головой о твердую поверхность все той же барной стойки. Пока мозг выравнивал равновесие, я отстраненно думала о том, как мне удалось остаться в сознании, и почему не почувствовала опасность, ну, и, наконец, кто посмел оборвать мое представление.
Перед глазами мелькнуло чье-то перекошенное злобой лицо, и, в следующую секунду, сверху приземлилась весьма симпатичная, если бы не ярость, блондинка.
Прежде, чем мне удалось оценить ситуацию, фурия вцепилась в волосы, и, перекрывая музыку, начала что-то выкрикивать.
Подчиняясь интуиции, единственному рабочему действию своего тела, я подстроилась под ее стиль, и, через мгновение, посетители клуба созерцали классическую женскую разборку, с доминирующей ролью в моем лице.
Сквозь яростные удары протиснулись крепкие сильные руки, и оттащили меня от порядком потрепанной девицы, гася последнее, завершающее, воспоминание о незапланированном мероприятии.
Пробуждение стало ужасным явлением следующего дня. Реагируя на оглушающий треск будильника, очнулся мозг. Думать он был не в состоянии, поэтому для начала осторожно прощупал последние минуты вчерашнего дня. Утопая в горячем свинце, моя бедная голова тихо мигрировала обратно в забытье, когда неугомонный будильник снова издал душераздирающий визг. Ошеломленный мозг приступил ко второй фазе восстания из мертвых. Проверка на наличие всех конечностей и их физическое состояние. Аккуратно совершив микроскопические движения, я удостоверилась в присутствии всех конечностей, и, утомленная проделанной работой, снова начала погружаться в сон. Через несколько минут противный, и неустанный страж моего режима снова возопил, заливаясь яростной трелью.
Через несколько секунд вопли стихли, и мне удалось расслабиться. Ободренная предыдущими удачами, я решилась пошевелиться, и, прилагая титанические усилия, смогла ощупать голову. Сквозь невозможную слабость и накатывающую тошноту, к раскаленному свинцу, в котором плавился мой мозг, прибавилась ноющая боль в затылке. Ватные, не слушающиеся пальцы нащупали огромную шишку прямо на затылке. Сдавленно пискнув, я уронила руку на подушку и болезненно поморщилась.
Протестуя против мученической реальности, сознание рвалось обратно, в блаженное небытие, но, предвидя скорый визг вредного будильника, я упорно цеплялась за край головокружительного обрыва своей пока еще не понятой реальности. Когда хрупкое равновесие было более менее восстановлено, смирившийся мозг отважился на первую мысль:
«Где я?»
Тяжелая тошнота, в купе с остальными смертельными недугами, в голос умоляла не открывать глаза, но первая, и, пока последняя, мысль не давала покоя, поэтому глаза я все же открыла.
Ну, не оба сразу, пока только один, но и этого вполне хватило.
Яркие лучи света, словно маленькие, раскаленные иголки впились в и без того еле действующий мозг. Единственный путь к истине с удивляющей быстротой вернулся в прежнее состояние. Наступила благословенная тьма.
Снова будильник, снова борьба за явь, снова победа. Слегка окрепшее сознание отдало команду к самоуничтожению. На этот раз удалось раскрыть оба глаза.
Ослепительный свет пронзил воспаленные зрачки, и если бы я была в состоянии, то каталась бы по кровати с дикими воплями:
«О, мои глаза! Я ослепла!»
Но, увы, а может быть и к лучшему, все, что мне удалось, это издать непонятное то ли хрюканье, то ли просто хрип.
Превосходя все ожидания, органы зрения все еще выхватывали из ослепительного пятна незнакомые предметы, которые по мере обработки информации становились весьма даже знакомыми.
Через десять минут напряженной работы мой собственный дом был узнан, что принесло просто не передаваемое облегчение. Даже слабость испарилась.
Пока во мне бурлила радость, забытый было, будильник снова вступил в свою прерванную колею. Поморщившись, я запустила безвинный механизм в стену и раскисла безвольным существом на мягкой перине.
Сквозь плотную вату донесся короткий смешок:
–За что ж ты с ним так?
Превозмогая тошноту, скашиваю глаза в сторону неизвестного, и вижу смутно знакомое лицо.
–Ты кто? – хриплый, еле слышный голос разрывает пелену жажды.
Неизвестный удивленно присвистывает, и наклоняется ко мне.
Мельком замечаю накаченный, гармоничный торс, и останавливаю взгляд на идеальном, завораживающем лице.
Насмешливый взгляд изучает меня с ног до головы, тогда как ко мне медленно приходит просветление.
–И что ты здесь делаешь? – все так же равнодушно спрашиваю я Рея, так как это, несомненно, был он.
Вместо ответа Рей невозмутимо стягивает с меня мятую простыню.
Вяло откинувшись на подушку, тихо констатирую факт:
–Ясно.
Мой тихий и бесстрастный монолог явно шокировал бедолагу, об этом свидетельствовала взметнувшаяся вверх бровь и озадаченный взгляд.
Не обращая на него внимания, я осторожно поднялась с кровати и лениво проследовала в душ, оставив его стоять со скомканной в руках простыней.
–А ты изменилась – задумчиво сказал он, когда я допивала уже остывшую чашку кофе.
–Люди каждый день меняются. Будь то утренний кофе или предательство друга. Ты достаточно прожил, что бы понять это.
–Не в этом ведь дело, да? – снова затянул Рей. – Каково это, когда тебя бросают? Джеймс ведь не просто так не рядом. Да и то, что я здесь, подтверждает ваш разрыв.
На кухне воцарилась тяжелая пауза. Я пыталась справиться с давившей тоской, а Рей упорно ждал ответа.
–Это как потерять что-нибудь. – наконец заговорила я. – Например, очки, или браслет. Предмета давно нет, а старая привычка побуждает поправлять, прикасаться. Ты пытаешься выбрать что-то новое, но ни одна модель не нравится. Так и у меня, только в сотни раз хуже. Рука тянется к телефону, но абонент давно уже не ждет твоего звонка. Губы порываются произнести что-то нежное, наполненное любовью через край, но не кому выслушать, не кому понять…Тело постоянно ждет прикосновения, ласки, которую уже не получить… Не прочувствовать уже теплые пальцы на своей коже, не услышать долгожданного «люблю»… И внутри…пусто…будто выжжено горьким огнем, боль от которого не отпускает ни на мгновение, потому что потерянное было самым важным в твоей жизни.
Рей протяжно вздохнул и нахмурился. Опасаясь расспросов, я встала со стула, и молча хлопнула дверью, смахивая набежавшие слезы.
Из-за произошедшего выворачивания души весь мой день пошел по наклонной. Сначала проколола шину на байке, и пришлось ждать автосервис, поэтому явилась я только ко второй паре. Затем отменили арабский, а мне сообщили слишком поздно, когда мои ноги уже обивали порог аудитории, которая находилась на другом конце города, на работе шеф устроил истерику из-за нераспечатанного документа, а после моих жалких аргументов и вовсе уволил. Завершающим несчастьем стала облава полицейских, в которой мне посчастливилось обзавестись крупным штрафом за нарушение правил и превышение скорости.
Из-за всех неудач жизнь повернулась совсем в неприятном свете, и домой мой верный конь нес уже жалкую, размазанную амебу.
Последней каплей стал упорно не открывающийся замок. После нескольких жалких попыток попасть в долгожданный уют, я зашвырнула ключи в аккуратно подстриженные кусты, с досады сильно пнула дверь и плюхнулась прямо на очаровательный, входной коврик, горько заплакав.
–Будьте вы все прокляты!! – время от времени срывалось с моих уст.
Сразу вспомнились все злоключения последних месяцев, навалившиеся на мои хрупкие плечи.
Такой меня и застал Рей: сгорбленной, плачущей, размазывающей жгучие слезы по мокрому лицу, безвольной барышней.
–Ты решила строить всемирный потоп? – в притворном ужасе воскликнул он, бросая наполненные неизвестно чем пакеты.
–Хочу и устраиваю! Какое тебе, к черту, дело? Вали в свою забегаловку, и без тебя тошно!
–Хм… Кто посмел расстроить самого могучего, сильного и храброго вервульфа на планете? Я четвертую его раскаленным железом! – продолжал паясничать Рей, картинно воздевая руки к небу.
Его насмешки стали первой и последней искрой для моей истерической бочки с порохом.
Обе энергии, белого симурана и вампира, смешались в моих глазах и выплеснулись ярким облаком в пространство:
– Возьми свою задницу в руки и унеси ее подальше от моего дома, пока я не разорвала тебя в клочья!
–Тихо, тихо! – успокоил меня он. – Не стоит так злиться из-за одного неудачного дня. Тебе просто нужно отдохнуть. Съесть вкусный ужин и выпить бокал вина. Вот и все.
–Вот и все?! – взорвалась я, молниеносно хватая его за горло. – Вся моя жизнь сплошной неудачный день! И мне наплевать, что ты думаешь об этом! Если твоя задница была этой ночью в моей постели, это отнюдь не значит, что ты так же можешь влезть в мою жизнь! Оставь меня в покое!
С этими словами я вышвырнула его со своего крыльца, сотрясая воздух глухим рычанием.
–И не смей приближаться к этому дому, иначе твоя смазливая мордашка будет украшать мой камин!
Финальная реплика завершилась громким хлопаньем разнесенной в дребезги дверью.
Только дома, когда спасительный плед скрыл мое измученное тело под волной воспоминаний, до меня дошла мысль, что замок на двери был выбит моей же ногой, и придется вызывать мастера.
Через пару часов меня хватило на горячую ванну, на смену которой пришла любимая уютная майка и теплое, успокаивающее одеяло.
Измученная, я провалялась в забытье довольно долго, и только под утро меня посетил уже знакомый кошмар.
Приступ паники поместил меня в пространство между сном и явью, когда в комнате неслышно проскользнула тень и остановилась около скомканных простыней.
Хваленое предчувствие вытащило мое сознание из очередного ужаса, но было поздно.
Тень неуловимо отрезала мне пути отступления.
Губы сразу же были заблокированы жадным, ледяным поцелуем, а тело предательски отказывалось давать достойный отпор самовлюбленному нахалу.
Даже не открывая глаз, я чувствовала, что это он, и слабость во всем теле лишь доказывала собственную беспомощность.
Застав меня врасплох, Рей гениально решил проблему моего гнева. Растревоженные чувства не успеют прийти в норму, и смысл происходящего не скоро до меня дойдет.
Первым делом я попыталась освободить руки, что бы оттолкнуть, предотвратить катастрофу, но ледяные пальцы крепко обхватывали запястья. А решимости тем временем оставалось все меньше и меньше.
Я мотала головой, извивалась как змея и крутилась как белка в колесе, но он лишь посмеивался.
Улучшив момент, он тихо проговорил:
–Не стоит меня бояться. Я никого еще не обидел.
Свои слова, обволакивающие меня мягкой пеленой, он подкрепил легким укусом в шею, и затем отправился в исследование по моему безнадежно гибнущему телу.
–Пусти! – сдавленно пискнула я, пытаясь спасти хоть что-то от себя прежней.
Тугой, мягкий комок медленно опускался от горла к низу живота, гася жалкое возмущение моей морали.
Рей снова вернулся к моим губам и напряженно выдохнул:
–Заставь меня уйти. Выгони меня, как тогда у двери, и я уйду навсегда. Всего одно слово.
Слова чередовались с обжигающими поцелуями, окончательно ломая бастионы.
–Ну же. – снова зашептал он, застывая надо мной, как ледяная скала, и не отпуская моих глаз.
Мои губы приоткрываются в готовности, в голове мелькает мысль:
«Сейчас все закончится.»
И уже первые звуки вылетают из горла, когда что-то неожиданно тяжелое заливает все внутри: нет. Это не закончится, ты никогда этого не скажешь.
Торжествующие звуки сходят на нет, в глазах появляется растерянность, а его губы изгибаются в самодовольной улыбке:
–Лия, ты ведь хочешь меня, да? Признайся. Это так просто. Свалить все на эмоциональную бурю и случай. А завтра забыть, как и о других.
Представленная им возможность была спасительным кругом, но у меня больше не было сил что-то доказывать. Горькие слезы собственного бессилия смазали краски его красивого лица, а губы наконец-то смогли выдавить:
–Оставь меня в покое.
В мгновение ока домашняя майка полетела в другой конец комнаты, а остаток ночи показался мне непереносимым кошмаром.
Душа вопила от боли, отторгая жадные, вечно ищущие руки, но тело ожидало их прикосновения каждое мгновение, и, дождавшись, отзывалось взрывом восторга.
Разум содрогался, а губы радовались обжигающему льду поцелуя.
Эта борьба разрывала меня изнутри, но отказаться от одной из мук мне было не под силу.
Каждая клеточка тела упивалась наслаждением, а по лицу катились горькие слезы краха, на котором выстраивался храм похоти.
Утром, свернувшись клубочком на самом краешке большой кровати, я скрежетала зубами, желая проклятому вампиру мучительной смерти от лучей солнца, но, в глубине души, знала, что буду горько его оплакивать.
Из-за этого противоречия в душе было гадко, будто что-то очень ценное у меня сегодня забрали по доброй воле.
Я проклинала себя и все, что заставило меня встретить разрушителя моей души. А противный, назойливый голос все сладко шипел со дна взлохмаченного сознания:
«Ты лжешь. Ты хотела этого. Ты искала этого. Ты ждала этого.»
Все сказанное было чистейшей правдой, и это только усилило горечь.
«Довольна. Довольна.» – снова зашипел тонкий голосок.
–Дожились. – недовольно пробурчала я. – Теперь я еще и шизофреник. Очень хорошо. Полная картина. Просто идеально!
Рей задумчив наблюдал за моим монологом, и уже хотел было спросить что-то, но моя рука опередила его.
Мне удалось молниеносно закутаться в простыню, и, по пути в ванную, продолжить тихое бурчание.
–Помесь вервульфа, вампира, симурана, вдобавок чокнутый шизофреник с уклоном в арабский. Это просто гениально. Меня нужно изолировать от общества, а в особенности от таких сексуально опасных зверей, как этот вечно ухмыляющийся, самодовольный, резкий, наглый вампир.
Разогревшись в горячей ванне, я окропила ее еще несколькими слезинками стыда, позора и унижения, но в основном это были слезы поражения и бессилия, и потом уже, все еще не прекращая подведения итогов, вернулась в спальню, где застала все еще лежащего Рея, который смотрел в потолок, подпирая затылок ладонями.
–Если мы с тобой переспали, это отнюдь не значит, что тебе позволено тут быть. Мое отношение к этому было высказано еще вчера.
–О, твое отношение ко мне было выражено вчера очень громко, и, поверь, оно было услышано, как минимум, еще в двух соседних домах. – самодовольно хмыкнул Рей, искоса поглядывая на мое каменное выражение лица.
В мгновение ока оказавшись рядом с ним, я схватила его за запястье и отправила в полет через всю кровать, к двери. Мимолетная вспышка гнева почти прошла, и вылетевшие слова были лишь остаточным явлением с бурными спецэффектами:
–Пошел ВОН!!!!
Увидев яркое пламя в моих глазах, Рей предпочел подчиниться, и через несколько минут его уже не было в маленьком, уютном домике, хозяйкой которого являлся вспыльчивый, необузданный вервульф.
В этот день я снова опоздала на занятия, но уже потому, что погрузилась в свои мысли, в неминуемо накатывавшие воспоминания прошлой ночи и нахлынувшие заново эмоции.
Если учеба еще отвлекла от самобичевания, то на арабском я крепко застряла.
«Почему после разрыва с Лайтом все вымерло, но стоило появиться Рею, как во мне просыпается практически все? И эта печать. Что за проклятье наложил мой предок? Почему именно сейчас, Лия? Неужели печать заставила тебя вчера поддаться ему? Сдаться на руки Рею? А если убрать печать? Что останется? Ничего. Пустота. Ты, Лия, бежишь от пустоты. Тебе страшно просыпаться от кошмаров. Так перестань играть роль жертвы. Вчера, когда он пришел, ты хотела, что бы он пришел, и это произошло. Так что оставь эти пустые мысли. Дело не в нем, дело в тебе. Тебе нужен был кто-то, кто поймет, и не будет требовать лишнего. И Рей подвернулся в самый необходимый момент, когда ты была на грани срыва. Так будь же ему благодарна, что он, как обычные парни, не пытается лезть в твою душу, и не травит пустыми сказками о любви и вечном счастье. Забудь. После ТОЙ ночи для тебя не существует таких слов, как «любовь», «нежность», «счастье». Все это исчезло, как лазурный замок из песка под набегающими волнами. Теперь только «секс», «безответственность», «циничность», «потребность».»
Как только вывод был сделан, а курс проложен, на душе как-то полегчало, и появление настырного вампира уже не казалось трагедией. Скорее, ожидалось, как пробный образец эксперимента.
Но, как только насущная проблема перестала грызть мои и без того подточенные нервы, вновь вернулись кошмары. Я пила снотворное, наворачивала круги вокруг квартала, но все было бесполезно. Боль постоянно преследовала меня, а мания одиночества буквально выгрызала меня изнутри.
Чем больше в моей голове копошилось мыслей о Джеймсе, тем сильней становилось ощущение невесомости.
И, в один прекрасный день, я приказала себе: «Хватит! Нельзя вечно цепляться за сны и мечты. Пора идти дальше. Да, он все еще единственный и вечно любимый, но мне его не вернуть, а значит, нельзя нарезать фильмы прожитых дней на секунды, и смаковать их всю оставшуюся жизнь. Нельзя жить прошлым.»
Так явилось на свет второе, кардинально изменившее меня решение. Воплотить его мне удалось весьма не скоро, и, далеко не так просто, как казалось бы. Но начало положено, и, в конце концов, кошмары оставили меня, а Джеймс всплывал в моей памяти исключительно с щемящей нежностью и легкой грустью.