Алексей Азаров
Забудь свое имя
Часть II. Человек без биографии
1
Те из знакомых женевцев, что вели свою родословную от алеманов и остготов, называли его repp Дорн; другие, гордившиеся принадлежностью к романизированным кельтам, – месье Дорн, для итало-швейцарцев и ретороманцев он был сеньором Дорном или сьером Дорном. Здороваясь с ними, он отвечал на любом из четырех государственных языков республики – немецком, французском, итальянском или ретороманском, но мог, если требовалось, объясняться еще и на венгерском, испанском, русском и английском. И немудрено: господин Феликс Дорн, владелец издательской фирмы «Атлас перманент», имел дело с географическими картами, и положение обязывало его в известной мере быть полиглотом.
Бригадный полковник Роже Массон из швейцарской разведки ХА, в чьем ведомстве сосредоточивались сведения об иностранцах, считал его обывателем, деятельность и убеждения которого не наносят ущерба Конфедерации. Отзывы о господине Дорне, данные контрразведкой полиции, были положительными.
Не менее положительно отзывался о Феликсе Дорне и Центр, получавший сообщения за подписью «Норд». В Центре его считали опытным и знающим сотрудником военной разведки и к сведениям, поступавшим из Женевы, относились с исключительным вниманием.
Вместе с Дорном и под его руководством в Швейцарии работали Сисси, Мод и Роза, что дало ему основание для шутки о милых старых дамах, организовавших клуб для совместного чаепития. С некоторых пор, правда, «клуб» этот распался, и члены его встречались, соблюдая особые меры предосторожности. Одновременно резко возрос спрос на продукцию издательства – карты, схемы и планы, очень подробные и очень точные. Хотя Швейцария и не воевала, храня традиционный нейтралитет, это не значило, что швейцарцы не проявляли интереса к войне. Напротив, в каждом доме карты заняли почетное место, и отцы семейства, двигая флажки или вычерчивая линии, с опаской приглядывались к черным стрелам, прорвавшимся к самым границам Конфедерации и нацеленным на перевалы.
Нарушит Гитлер нейтралитет? И когда это произойдет? Об этом думали не одни обыватели. В военном департаменте Конфедерации срочно разрабатывали планы обороны, с отчаянием убеждаясь, что все они достаточно эфемерны – у Швейцарии не было сил противостоять солдатам, поставившим на колени две трети Европы и ведущим бои у самого сердца могучей России – под Москвой. Начальник военного департамента господин Кебальт на заседаниях Союзного совета[14] с мрачной решимостью призывал защищаться до последнего патрона, но не мог ответить на вопрос: а как долго сумеет защищаться швейцарская армия?
После бурных дебатов в совете было принято соломоново решение: держать войска наготове в оборонительных редутах; помогать Англии военными материалами, не отталкивая при этом Германию и всячески демонстрируя дружбу с Берлином; и балансировать, балансировать, балансировать…
Совет также принял решение, ограничивающее свободу передвижений по стране для нешвейцарцев. Ввели правило об обязательной регистрации иностранцев в полиции и еженедельной личной явке в комиссариаты по месту жительства. Кроме того, для въезда в страну установили квоты – маленькие для англичан и американцев и еще меньшие для немцев. Считалось, что они помогут ограничить приток нежелательных и подозрительных лиц. Однако, как грустно заметил один из подчиненных Массона, в Швейцарии на каждых десятерых жителей пришлось по одному разведчику. Тысячи и тысячи агентов – в бюро бригадного полковника вели им учет и составляли особые списки.
Господин Феликс Дорн в этих списках не фигурировал. Его фирма – тоже. Не вызывали претензий ни деятельность картографа, ни его знакомства. Сотрудники секретной полиции, наблюдавшие за ним как за иностранцем, с чистой совестью подписывались под строчками рапортов: «В предосудительных поступках не замечен». Известно было только, что издательство испытывает финансовые затруднения, хотя господину Дорну и удалось получить заказы ряда влиятельных и богатых газет на схемы военных операций в Европе. Известно было также, что время от времени владелец фирмы встречается с Александром А. Ярдом, англичанином, служащим, но не имелось никаких данных о встречах с Эдмондом Гамелем, его женой Ольгой и другими лицами – ограниченным по численности кружком антифашистов.
В Центре, направляя Дорна в Женеву и ставя перед ним задачу, аналогичную той, что получил Сент-Альбер, – вести стратегическую разведку фашистской Германии, – знали, кого посылать на дальний рубеж: военный разведчик Генштаба РККА Феликс Дорн, «Виктор», обладал разнообразными и глубокими дарованиями. Прирожденный лингвист, отличный художник, широко и всесторонне образованный, он был, где надо, педантом, способным сутками сидеть над уточнением отдельной детали; и вместе с тем в общении с людьми он проявлял достаточную свободу взглядов и мягкость характера, несвойственные педантам по натуре. Наблюдательный и остроумный, он легко становился «душой общества», если хотел; но умел и молчать, слушая других, и не выдавать отношения к услышанному. «Опыт и знания Дорна были выше того уровня, который отмерен для 40-летнего мужчины, сына ремесленника», – так охарактеризовал шефа его бывший помощник по группе, и в этих словах не было преувеличения.
«Стальным характером», по отзыву того же помощника, отличалась Юлия, жена Дорна, друг, на которого он полагался всегда и во всем. Нежной и женственной была Роза – радистка и шифровальщица; вместе со вспыльчивой Сисси, хладнокровным Лонгом и рассудительным Тейлором они представляли несходный по компонентам сплав характеров и душ, спаянных в единое целое антифашистским долгом и стремлением выполнить этот долг.
Все они в разное время и с разных концов Европы съехались в Швейцарию, преодолев при этом трудности, о которых никогда не рассказывали даже в самом узком кругу. Военные разведчики, они считали, что трудности для того и созданы, чтобы их преодолевать, и Дорну не приходилось слышать от них ни жалоб, ни сетований.
…Первые радиограммы, подписанные «Нордом», Центр получил с началом Второй мировой войны. До этого дня рации Дорна бездействовали, хотя досье, собранные им и хранившиеся в конторе издательства, содержали немало ценных сведений о вермахте и люфтваффе. Но и после того как немцы вошли во Францию, связь с Центром поддерживал только один передатчик – на его ключе работала Роза. Центр считал, что «швейцарцы» должны беречь себя до той суровой поры, когда слово «риск» окажется перечеркнутым реальной военной необходимостью.
Это были самые скверные для Дорна месяцы. Обреченный на почти полное бездействие, он обязан был не только сдерживаться сам, но и объяснять другим, почему приказ Центра подлежит неукоснительному исполнению. Сисси спорила с ним до хрипоты:
– Чего мы ждем?
– Приказа Центра, – отвечал Дорн.
– Он явно опаздывает. Нам здесь виднее, как поступать!
Самым сильным доводом в свою пользу Сисси считала сведения Пакбо. Они казались отличными, и она настаивала, чтобы Центр получал их вне очереди. Дорн был внутренне согласен с ней в оценке данных, но при этом отказывался нарушить приказ.
– А что мы знаем о нем?
И Сисси умолкала.
Действительно, что?.. Случайная встреча, обернувшаяся поначалу случайным знакомством, а потом, спустя два-три месяца, осторожная фраза Пакбо, что он хотел бы установить контакт с теми, кто борется с Гитлером. Для того чтобы делать такие намеки в надежде, что попадешь в цель, надо, очевидно, предварительно рассчитать, с кем имеешь дело! Откуда, спрашивается, мог знать Пакбо, что у Дорна есть связь с Центром? Или он стрелял наобум?.. Но, так или иначе, Пакбо угодил в «яблочко», причем информация, доставляемая им, похоже, поступает прямо из Берлина. На это он и сам прозрачно намекнул выбором псевдонима. Пакбо – по начальным буквам означало: Партийная канцелярия Бормана. Ни больше ни меньше!
Все это было достаточно подозрительно, и все-таки Дорн решил рискнуть. Роза сообщила о Пакбо Центру и получила ответ: присмотритесь и решайте.
Встретившись с Пакбо, Дорн попытался вернуться к разговору о Бормане. Пакбо вежливо выслушал его и, в свою очередь, спросил:
– Знают ли ваши о моих условиях?
– Что вы имеете в виду?
– Мой гонорар… Надеюсь, вас не шокирует, что я говорю о нем?
– Это улажено, – сухо сказал Дорн.
– Спасибо, но учтите: меня не интересуют ни марки, ни доллары. Только швейцарские франки.
– Хорошо.
– Где мы будем встречаться?
Они договорились о месте встреч и паролях на случай, если Дорн не сможет прийти и пришлет кого-нибудь, и разошлись. Идя по скверу вдоль берега озера и глядя на чаек, Феликс ломал себе голову над вопросом: кто он, этот Пакбо: антифашист, имеющий связи с подпольем в Германии, или провокатор высокой квалификации? Ответа не было. Но его предстояло найти, и как можно скорее, ибо от него зависело не только будущее Дорна, но и дело, порученное ему.
2
В Женеве первое время Дорн тосковал. Город казался холодным и мертвым, как латынь. Ему не хватало московской веселой сутолоки – вечного торопливого движения, в котором поневоле убыстряешь шаг. Готика давила: она лезла в глаза фасадами домов, крышами, черными памятниками, стрельчатыми оградами, и Дорн злился, старался пореже выходить на улицу. Потом она примелькалась, вошла в быт; он притерпелся к ней, как привык к бриошам вместо хлеба и горько-соленой «виши».
Сначала хлопот было немного. В Центре было сказано: не торопиться, устроиться с квартирой и работой, приглядеться к обстановке. Явки и пароли для Ярда и супругов Гамель он получил месяца через три; потом появилась Роза, и курьер привез для нее расписание связи – два раза в неделю на волнах 18,2—19,8 и 21,3 (ночью) и 48,4—52,3 и 78,6 (утром). Время передач – 7.05 и 23.15. В экстренных случаях – 21.10 и 23.40.
У Гамелей был магазинчик, лавка радиотоваров, сам Эдмонд превосходно разбирался в схемах, а Ольга умела обращаться с ключом и делала это не хуже любителей-коротковолновиков. Дорн устроил у них запасную радиоквартиру, и Центр одобрил этот шаг.
…Известие о плане «Барбаросса» Дорн получил от Тейлора – Кристиана Шнейдера, служащего Международного бюро труда. Шнейдер близко дружил с Сисси, работавшей в том же бюро, считал нацистов бешеными собаками и, пользуясь своими связями с немецкими политэмигрантами, добывал порой важные сведения. В числе его источников были старые деятели социал-демократии, и среди них – бывший министр земли Гессен эпохи веймарского правительства.
Сведения о «Барбароссе» были туманными, расплывчатыми, хотя и получили косвенное подтверждение от Эрнста Леммера – Агнесс, представителя Риббентропа в Швейцарии, с которым у Дорна была связь через Лонга. Дорн попросил Сисси узнать, если удастся, хоть какие-нибудь подробности у бывшего рейхсканцлера Вирта, доживавшего свой век в качестве политэмигранта и сгруппировавшего вокруг себя отставных германских политиков; Вирт и его коллеги нелегально переписывались с друзьями в Третьем рейхе. Сисси пообещала попробовать, но вскоре с разочарованием сообщила, что экс-канцлер в основном занимается проблемами формирования будущего правительства, в котором отводит себе главную роль; такие мелочи, как планы Гитлера, Вирта не занимали.
Все-таки кое-что Сисси сумела выяснить, но не через экс-канцлера, а все у того же Тейлора, упорно отказывавшегося отвечать на вопрос, откуда и каким образом он получает информацию. «Я дал слово», – отрезал Тейлор и как воды в рот набрал.
Дорн встретился с ним в кафе, пожертвовав своими продуктовыми талонами, и за обедом, стоившим чуть ли не треть голубой месячной карточки, потребовал откровенности. Тейлор, сутулясь, молчал. Потом сказал:
– Не сердитесь, Виктор, это выше моих сил. Так уж я устроен: даю гарантии и не нарушаю их. Возможно, позже я познакомлю вас с моим человеком, если он согласится. А пока возьмите это…
Дома Дорн открыл оставленный Тейлором спичечный коробок. На дне лежала бумажка: 31 июля 1940 года Гитлер на совещании с членами ОКВ произнес слово «Барбаросса» вслух. «Германия… станет хозяином в Европе, включая Балканы. А для этого должна быть уничтожена Россия. Дата нападения предусмотрена на весну 1941 года».
Дезинформация или правда?.. Времени для колебаний не было. Дорн почти бегом через всю Женеву поспешил к Розе…
В тот вечер они воспользовались экстренным расписанием. У Розы затекла и вспухла от напряжения рука; в конце передачи ключ выскальзывал из пальцев. Центр ответил «квитанцией» и вышел из эфира.
…С некоторых пор Дорн обратил внимание на статьи некоего Р.А. Гермеса, изредка появлявшиеся на страницах швейцарских газет. Этот «сын Зевса» был загадочным образом осведомлен о том, что составляло тайное тайных Гитлера, ОКВ и нацистской партии. Кто скрывался под этим псевдонимом?.. Во всяком случае, ясно, что автор статей получает данные не по официальным каналам и, уж конечно, не от ведомства Иозефа Геббельса. Любопытнее всего было то, что разведка бригадного полковника Массона, Бюро ХА, обычно не допускавшая публикации материалов, компрометирующих Гитлера и его окружение, пропускала статьи Гермеса без купюр: ни разу не случалось, чтобы в них вместо строк или абзацев появилось «белое пятно». Не связан ли Гермес с ХА? Кто он – штатный работник или добровольный сотрудник?
Дорн знал, что у Тейлора с согласия Центра есть знакомства среди представителей ХА. Нельзя ли через него найти ход к Гермесу?
Поколебавшись, Дорн вызвал Тейлора на явку. Однако там его ждало разочарование. Тейлор, никогда не избегавший самых ответственных и сложных поручений, на сей раз категорически отклонил просьбу Феликса разузнать что-нибудь о Гермесе. Отказ ошеломил Дорна, породив догадку: а не был ли Гермес тем самым неведомым источником, от которого Тейлор получил копию речи Гитлера?
Эту догадку Феликс оставил при себе. Ей предстояло или подтвердиться, или быть опровергнутой в самом ближайшем будущем. Торопить события не следовало.
Ярд, Сисси и Лонг что ни день приносили печальные известия: Германия не собиралась соблюдать обязательства, вытекающие из пакта с СССР о ненападении. Немцы-курортники, отдыхавшие в Давосе, не скрывали своего отношения к пакту как к ширме… Отнимало у Дорна время и издательство, легальная деятельность которого медленно, но верно вела к банкротству. При открытии предусматривалась его убыточность, но в Центре считали, что разумный дефицит удастся покрыть дотациями. Так и делалось, пока швейцарское правительство не запретило принимать платежи в свободной валюте. Отныне единственным платежным средством стали швейцарские франки, а их-то как раз и не могли прислать! Центр предлагал Дорну другую валюту, советовал найти посредника для обмена. А время шло…
18 июня 1941 года Дорн был разбужен Тейлором.
Плохо причесанный, с лицом, потемневшим от бессонницы, Тейлор стоял у изголовья, не снимая макинтоша. Светило солнце, но пальцы Тейлора сжимали ручку большого черного зонта.
Говорил он тихо, словно через силу.
– Война… она начнется со дня на день…
Дорн, еще сонный, сел на постели.
– Что?
– Война, Виктор!
Тейлор протянул пачку тонких листков.
– Только не спрашивайте – откуда… Можете верить каждому слову из того, что прочтете. Клянусь, здесь все точно.
– Но что это?
– Данные о плане «Барбаросса».
Полчаса спустя Дорн был у Розы.
О том, чтобы зашифровать в тот же день сообщение в несколько страниц, не могло быть и речи. На это ушло бы около двенадцати часов. Дорн набросал на клочке бумаги: «Директору. Через Тейлора. Нападение Гитлера на Россию намечено определенно на ближайшие дни». Роза достала книгу кода, превращая «клер» в шифрограмму.
– Все, – сказал Дорн. – Слушайте, Роза, это очень важно, важнее и быть не может! Передавайте текст непрерывно на волне 19,8. Весь сеанс! Понимаете: только этот текст, и ни знака больше!
От Розы – к Гамелям. И здесь:
– Эдмонд, подготовьте рацию.
– А приказ?
– Это и есть тот самый экстренный случай, когда приказа уже не ждут. Выйдете на волну 21,3 и передадите телеграмму столько раз, сколько уложится в окно связи!
– Только ее?
– Да. Кроме того, добавьте: «Решение Гитлера принято два дня назад. Донесение поступило сегодня… Продолжение в 01.30». Зашифруйте сами.
Обе рации – АП Розы и РД Гамеля – вышли в эфир в одно и то же время. Дорн, торопливо глотая остывший кофе, шифровал полученные от Тейлора листки. Юлия курила сигарету за сигаретой, и глаза Феликса слезились от дыма.
В 01.30 АП и РД начали передавать текст плана.
Центр слушал Женеву – слушал внимательно и напряженно, готовясь перевести сообщения с языка цифр на язык военных донесений.
…Но было уже поздно…
3
Ведущие генералы в ОКВ рассчитывают теперь на продолжительность войны порядка 30 месяцев. Приказ Гитлера о захвате Мурманска и наступлении на Кавказ основывался на том, что Ленинград и Одесса будут заняты до 15 сентября. Оба этих плана провалились. На конец сентября германская армия имела 400 дивизий всех родов, кроме того, 1 500 000 человек в организации Тодта и 1 000 000 человек различных резервов ВВС, включая пилотов, наземные команды, ремонтные отряды… Во Франции в настоящее время находятся 20–22 дивизии, большей частью ландштурм. Личный состав очень неустойчив… имеются случаи дезертирства. В начале октября отряды, находившиеся в Бордо и к югу от него, были оттянуты на Восток.
(Радиограмма Центру. 1941 г.)
– Итак, кто же он все-таки, этот Пакбо? – Дорн в упор смотрел на Сисси. – Где вы с ним встречаетесь?
– Когда как. Иногда в «Вехтере», реже – на вокзале Корнавен.
– И он не упоминает об источниках?
– Он и о себе мало что говорит.
– Все-таки он чертовски хорошо осведомлен! Понемногу начинаешь верить, что сам Борман делится с ним секретами.
– Он часто бывает в Германии.
– В гостях у Бормана?
– Я этого не сказала.
– Но подумали. И еще вы подумали: а не отправляется ли он прямо с вокзала на Тирпицуфер? Не так ли, Сисси?
– Он не похож на провокатора.
– Слишком умен? Тонок? Образован?
– Пожалуй…
– В абвере давно избавились от дураков… Ну что ж, до завтра, Сисси. И попробуйте все же что-нибудь разузнать.
Сжатые тонкие губы. Глаза с черными густыми ресницами. Упрямый подбородок. Сисси всем своим видом демонстрирует недовольство: сколько еще можно говорить о Пакбо! Пора решать: верить или не верить.
Дорн проводил ее взглядом и встал со скамейки. Голуби шарахнулись из-под ног, отлетели подальше, Сквер был пуст, и он не спеша, выбирая самые дальние дорожки, вышел на улицу.
«Кто же вы такой, господин Пакбо?»
Официально Отто Понтер, Пакбо, числился свободным журналистом, сотрудником бернских и женевских изданий. Статьи его в газетах и журналах не отличались глубиной и богатством фактуры. Обычные писания на злобу дня. Это не Гермес, поражающий читателей новизной фактов и суждений! Среди знакомых Пакбо немало немцев, и отнюдь не все эмигранты. Сисси на днях видела его в обществе господина, хорошо известного своими близкими отношениями с женевскими нацистами.
Минуя набережную, Дорн вышел к библиотеке и, свернув за угол, медленно направился к центру, кариатиды, серые от дождей и голубиного помета, нависали над головой; зеленые и красные крыши, словно клоунские колпаки, подставляли ветру немые бубенчики флюгеров. За сеткой дождя впереди маячил на развилке улиц черный храм, похожий на крематорий. Дорн с тяжелым сердцем свернул еще раз и через узкий переулок выбрался на рю де Лозанн, где на седьмом этаже дома 113 находилось его издательство.
В конторе его ждал Тейлор. Мокрый, с волосами, прилипшими к угловатому черепу, он был весел, улыбался, показывая крепкие зубы. Дорн, поддаваясь его настроению, оттаял, но, когда Тейлор ушел, неоплаченные счета, лежащие на конторке, попались на глаза, и осень с ее изматывающими дождями опять, как уже бывало, струной натянула нервы.
Счета множились. Денег у издательства не было. Если до зимы Центр не поможет, контору можно закрывать. И это тогда, когда от Пакбо и Люси сведения идут потоком и за них надо платить – полностью и в срок. Если Пакбо и Люси отпадут, что останется? Вирт, информация из Бюро труда, Леммер и старый польский разведчик Грау, сохранивший кое-кого из своих агентов и снабжающий сведениями Дорна… Теперь к ним прибавится Луиза – результат комбинации, от которой Дорн был не в восторге.
Луиза – плод Тейлора. Его детище и гордость. Этим именем он закодировал швейцарскую разведку, Бюро ХА, обосновавшуюся на вилле Штуц в Кастаниенбауме, возле Люцерна. Мысль Тейлора найти там дополнительный источник показалась поначалу Феликсу фантастической, он отверг ее, но Тейлор настаивал, приводя доказательства «за», и в итоге получил разрешение попробовать.
Знакомый Тейлора, капитан из ХА, о котором Центр был своевременно уведомлен, после нападения Германии на СССР не раз уже заводил разговор о России и делах на Восточном фронте, демонстрируя при этом хорошее знание предмета. Он словно бы рассуждал вслух, и Тейлор старался подогреть его желание вести беседу на эту тему. Дорн, узнав о сути разговоров, на первых порах запретил Тейлору дальнейшие встречи, подозревая, что капитан подставлен БЮГТО – контрразведывательным отделением полиции.
Тейлор горячо возражал.
– Он ничего не спрашивает. Только говорит.
– Но почему именно вам?
– Мы давно знакомы, и, кроме того, я никогда не скрывал, что симпатизирую СССР.
Взвесив все, Дорн неохотно дал согласие на дальнейшие встречи. Имя «Луиза» появилось в телеграммах рядом с именами Сисси, Розы и других «членов дамского клуба», и, откровенно говоря, у Феликса не было случая раскаяться – данные Луизы полностью подтверждались при проверке. Ольга Гамель – Мод – передавала в Москву:
«Директору от Луизы. Новое наступление… не является следствием стратегического решения, а результатом царящего в германской армии… настроения, вызванного тем, что не достигнуты поставленные 22 июня цели. Вследствие сопротивления советских войск от плана 1 – “Урал”, плана 2 – “Архангельск – Астрахань”, плана 3 – “Кавказ” пришлось отказаться».
РД вторила рация Маргарет Болле – Розы:
«Директору через Луизу. К началу ноября на период зимы фронт немецкой армии предусмотрен на линии Ростов – Смоленск – Вязьма – Ленинград…»
Оба передатчика работали теперь едва ли не круглые сутки. Связь действовала бесперебойно. И только однажды возник перерыв, вызвавший у Розы состояние, близкое к отчаянию.
12 октября 1941 года Центр внезапно, на середине ответной передачи, замолчал и не откликнулся на вызов. В тот же час и в ту же минуту оглохла и рация Гамелей, слушавшая Москву. Эфир был нем. Напрасно Роза и Мод пытались поймать привычные сигналы морзянки. Тщетно меняли частоты, не веря в несчастье и надеясь… Тишина. И чужие, посторонние позывные, свидетельствующие, что молчание Центра вызвано не атмосферными помехами, а иными, более грозными причинами.
Истекли сутки… Третьи… Пятые… И шестые…
Роза и Мод все вызывали Центр, настойчиво повторяя короткий текст: «Директору. Уже несколько дней мы не можем вас слушать. Как вы принимаете наши передачи? Должны ли мы продолжать передачи или ждать, пока будет восстановлена связь. Прошу ответа».
И Центр отозвался. Словно и не было перерыва, он на прежних частотах вызвал АП и РД и продолжил передачу радиограммы с той цифры, на которой прекратил связь. Бэтчер, муж Сисси, гостивший в тот вечер у Гамелей, позвонил Феликсу в контору и только успел повесить трубку, как новость подтвердила Роза, и у Дорна не хватило мужества отругать ее за нарушение правил конспирации. Не упрекнул он и Бэтчера.
В один из последующих сеансов Центр прислал телеграмму, разрешавшую как будто и финансовые затруднения. Москва сообщала, что в Женеву приедет Райт, привезет деньги и инструкции. Организация доставки была возложена на товарища Сент-Альбера, в пунктуальности которого Центр был абсолютно уверен.
Дорн вздохнул свободнее и решил, что пришла пора вплотную заняться таинственным Пакбо и таинственным человеком, которому Дорн присвоил псевдоним «Люси». В «почтовом ящике» он оставил записку для Тейлора с приглашением встретиться в ближайшее воскресенье. Тот пришел с опозданием и сразу выложил ворох новостей – о немцах, перенесенном недавно гриппе, просьбе Люси передать с ним немного денег, все вперемежку. Дорн дал ему выговориться и после паузы жестко спросил:
– Кто стоит за вашим Люси?
– Но мы же условились…
– Оставьте, Тейлор! Мы не можем рисковать вслепую. Вам я доверяю, но ваш друг для нас загадка, и нет соображений, во имя которых мы должны на него полагаться. Это не частное дело…
Тейлор вычерчивал на земле сложные зигзаги концом зонта.
Его друг – немец, эмигрант, живет в Швейцарии с 1933 года. Владелец маленького издательства и совсем крохотного книжного магазина. На их открытие Тейлор дал 35 тысяч франков из собственных средств. По сути – все свои сбережения. В Германии у этого человека есть отличные связи: несколько генералов и чиновников, в том числе и старый приятель, работающий в абвере, – заместитель генерала Фельгибеля.
«Друг в абвере?!» – подумал Феликс и спросил:
– Это все?
– Не совсем… Этот человек сотрудничает с ХА. Уже третий год.
– Ради денег?
– Нет. Он настоящий патриот и ненавидит Гитлера. Нацисты лишили его всего – родины, семьи, крова.
– А деньги?
– Издательство приносит одни убытки.
– Сколько ему нужно?
– Сотню-другую франков.
– Он получит их, – сказал Дорн и встал.
Чаши весов не могли колебаться бесконечно. На одну из них он положил свои сомнения, а на другую – план «Барбаросса», полученный от Люси, и те десятки сообщений, автором которых он был и которые ни разу не оказались ложными. И эта, вторая, чаша перевесила все остальное.
Люси, Пакбо и Агнесс – герр Леммер из бернского отделения Бюро Риббентропа. Они на первый взгляд никак не годились в союзники, особенно Леммер, не скрывавший, что является членом НСДАП. И всё-таки каждый из них вносил вклад в войну с фашизмом. Полнее всего свои взгляды на этот счет изложил Леммер, сказавший, что он готов помогать в войне против фюрера, но что с последним залпом он прекратит свое сотрудничество.
Вместе с тем Дорн отчетливо представлял себе опасность связей с Леммером или Люси. Первый, бесспорно, находился под негласным присмотром представителей гестапо и абвера, и раскрытие его этими органами могло привести их к «женевцам». Точно так же и Люси, сотрудничающий с ХА бригадного полковника Массона, был, очевидно, опекаем БЮПО, набившей руку на слежке за политическими эмигрантами.
Оставалось утешаться французской пословицей «На войне как на войне» и позаботиться, чтобы связь Тейлора с Люси, Сисси с Пакбо и Лонга с Агнесс отныне перестала носить характер личных встреч и переключилась на «почтовые ящики» – тайники, оборудованные в парках, на вокзалах, в подъездах домов, куда можно незаметно положить донесение и так же незаметно изъять. Кроме того, следовало еще раз предупредить помощников, что нейтральная Швейцария сегодня отнюдь не то место, где люди, ведущие войну с фашизмом, могут быть спокойны за безопасность. И за жизнь тоже.
