Алексей Белозер
Не разговаривайте со Странствующим богом
Всем известно, что любое слово имеет слово-близнеца. У каждого слова, являющегося правдой, есть слово-двойник, которое ложно. Со своей стороны, уверяю читателя, что провёл кропотливую работу и составил эту историю исключительно из правдивых слов, и что в моём рассказе нет ни слова лжи. А это означает, что где-то существует точно такая-же история, состоящая исключительно из слов неправдивых, и читателю отныне стоит быть осторожным, чтобы случайно не прочесть её, поскольку она неизбежно введёт его в заблуждение.
Эта история произошла, когда мир был совсем молод. Солнце тогда не имело чёткой формы и походило на камень, ещё не сточивший свои углы от бесконечного катания по небу. Это случилось задолго до того, как люди объявили себя хозяевами земли. Тогда человек, носорог и тигр обедали за одним столом, а ручьи могли течь вверх по склонам, если им так вздумается. Мясо животных было янтарно-жёлтым, поскольку ещё не содержало огня, а состояло из смолы и хлопка, а вместо крови в них тёк сок священного дерева Сакаки. Бамбуковые леса поднимались выше гор, в их огромных, полых стеблях можно было вырезать жилище на целую семью, а в реках водились говорящие рыбы, чешую которых нельзя было пробить острогой. Животное приходило к человеку и говорило: «Съешь меня». И человек приходил к животному и говорил: «И ты съешь меня». Горы были послушны, и привязаны к своим духам, и если случалось духу переехать, то и гора отправлялась за ним, словно панцирь. Почва была настолько плодородной, что если уснуть на ней, и проспать всю ночь, не переворачиваясь, то к утру можно было пустить корни. Серебро было таким чистым и сияющим, что изготовленная из него стрела, выпущенная умелым лучником в небо, вонзалась и становилась звездой. Год состоял из двух лет, причём половину этого времени занимала весна, а на вторую половину приходились остальные три сезона. Сакура цвела трижды в год, когда спускались небесные рыбы и клали свою белую, пахнущую цветами, икру на её ветви. Горошины икры зрели в бутоны и раскрывались соцветиями, заполняя всё пространство чарующим запахом. Когда лепестки сакуры опадали вниз, вылупившиеся мальки устремлялись вверх.
Ещё не родился Девятихвостый, а только три из его Хвостов. Когда родился первый Хвост, он сказал: «Мера жизни – смех». Тогда никто не понял его, хотя трактовали каждый на свой лад. Создалось даже общество «Учение первого Хвоста», которое утверждало, что знает правду. Родившийся через тысячу лет второй Хвост, продолжил: «Что услышишь ты на смертном одре». Так как прошло много времени, то и эта фраза осталась загадкой, люди снова не поняли о чём речь, но на всякий случай записали, и с нетерпением ждали ещё тысячу лет, чтобы открыть секрет. Общество же было переименовано в «Учение второго Хвоста». Однако, третий Хвост, появившись на свет сказал только: «Ибо», и замолк. Из этих трёх букв даже великие толкователи не смогли ничего истолковать, поэтому общество переименовывать пока не стали.
Это был мир, в котором только боги враждовали между собой. К каждому богу была прикреплена Нить мироздания, натяжение или ослабление которой приводило в движение земные процессы. Неподвижные боги стремились к тому, чтобы мир стал таким же неподвижным, как они, в котором любое действие, слово и мысль рождало единый ответ для этого действия, слова или мысли. Ответ, который можно было бы занести в свитки последовательностей, и он оставался бы неизменен. Неподвижность способствовала порядку, и закон в этой неподвижности обретал прозрачность и ясность. Их Нити висели, как древние лианы, ничто не способно было пошатнуть их, кроме других Нитей. Странствующие же боги, своими перемещениями вносили неразбериху в порядок вещей. Нити, тянувшиеся за ними, постоянно задевали те, что были недвижны, отчего строгая упорядоченность мира никогда не могла продержаться долго. Любовь становилась непредсказуемой, а добро и зло часто менялись местами.
А так как Неподвижных богов было куда больше, то постепенно они привыкли считать, что они главнее. Странствующих же начали приравнивать к неразумным детям, не ведающим своих целей и поступков. И хотя и те, и другие вышли в мир из единой Пустоты и имели равные возможности, со временем это позабылось, и Неподвижные боги провозгласили себя Верховными. После этого они признали в качестве своей привилегии недоступность для смертных и создали свой язык, чтобы люди перестали понимать их. Странствующие боги не захотели отдаляться от человека, их язык по-прежнему мог прочесть любой желающий. Порой они сами вступали в разговоры с людьми, чем вызывали ещё большее недовольство Верховных. Они решили поссорить людей со Странствующими богами и пустили слух, что те опасны. Слухи эти охотно прижились среди людей.
Боги не были вечными. Любой бог, утративший Нить мироздания, возвращался в Пустоту. Для Странствующего бога утратить нить было куда проще, чем для Неподвижного, отчего их становилось всё меньше. Верховные боги терпеливо ждали, когда последний из них канет, и тогда они смогут установить на земле свой нерушимый порядок, и никакие Странствующие уже не смогут вносить в него хаос своими перемещениями.
В те времена жил юноша по имени Ю. Он мало чем отличался от остальных. Был сильным, здоровым и умным, как и все остальные. И как все остальные – мечтал коснуться дракона, чтобы стать Великим. Всё, чего касались драконы неизбежно становилось Великим. Все жившие могли понимать языки животных, рыб и птиц, этому не нужно было учиться поскольку знание это было растворено в воздухе, и его можно было просто вдыхать. Но только Великие получали способность общаться с Неподвижными богами и многие недоступные тайны были открыты им.
По вечерам Ю сидел в цветущем саду, думая и вздыхая о своей возлюбленной, смотрел, как катится по небу солнце, и играл на свирели. Возлюбленная же его сидела с ним рядом и тоже смотрела на солнце, думая и вздыхая об Ю. Она была самой красивой, умной и умелой девушкой, хотя и все прочие были так же красивы, умны и умелы. Когда Ю прекращал играть, он пел ей о том, что её губы краснее спелой вишни, её ресницы легки, как лепестки сакуры, а кожа бела, словно Закон. Девушка слушала его с замиранием сердца, в котором пылкой куропаткой трепетала её любовь к Ю.
Однажды ночью, девушка оказалась в саду одна. Она ждала часа, когда лето приблизится настолько, что можно будет перешагнуть в него из весны. Она уже была готова сделать шаг, как вдруг почувствовала боль в ноге. В следующий миг в глазах её потемнело, и она упала в мягкую траву. Ю нашёл её в саду и почти бездыханную, принёс на руках в дом лекаря. Лекарь осмотрел ранение и сказал:
– Её укусила змея.
Ю возразил:
– Но змеи не кусают людей!
Лекарь осмотрел её ещё раз и повторил:
– Её укусила змея. А так как это первый случай, то я не знаю, что с этим делать.
Умываясь слезами, Ю побежал к Великому, живущему в том же селении. Хотя тот был младше Ю на пятнадцать лет и выглядел, как ребёнок, жители наведывались к нему за советом, когда решить проблему обычными знаниями было невозможно. Всё оттого, что, когда он был младенцем, в далёком внешнем мире, влюбившись, один из драконов блеснул глазами и вспышка эта проникла сквозь бытие и достигла мира людей, где, отразившись от маленького зеркальца его матери, попала прямо в него, лежащего в колыбели. Так в одночасье он стал мудрее и собственных родителей, и всех прочих людей. И годы уже не могли добавить ему большей мудрости.
Великий выслушал Ю и сказал:
– Ты рано пришёл. Вернись, когда будешь готов попрощаться с возлюбленной, и тогда я помогу тебе.
Вне себя от горя Ю вернулся к постели любимой и три дня не унимал слёз. Девушка казалась спящей и слабо дышала, но на лбу и щеках у неё выступали горячие капли кровавого пота. Ю жаждал спасти её, но не чувствовал, что способен попрощаться с ней, потому всё сидел и сидел у её изголовья без сна и еды. Когда же выносить это зрелище стало совсем невозможно, Ю собрался с духом, запер слёзы внутри, а дверь – снаружи, и вновь отправился к Великому, чтобы объявить о готовности. Великий в тот момент уплетал рисовые лепёшки, обмакивая их в мёд.
