Алексей Бонсуаров
Ничто и глупости
Я ем кал
Здравствуйте. Меня зовут Жижик Любляна. Я ем кал. Вы спросите, зачем я это делаю, а я отвечу: он всеполезен. Грубые люди могут лишь насмехаться над такими, как я. Ну и ладно. Что мне с них? А вот с кала – профит. Вот я, например, раньше употреблял обычную пищу, но что она – эта обычная пища? Мясо? – это трупное изделие, являющееся деликатесом для людей-животных. Овощи? – грязные сорняки без вкуса. Бобы, орехи? – скромные камни. Кал же – полностью лишён этих глупостей восприятия и совершенен собой во всех аспектах.
Даже если вы непоколебимо зависите от мнения окружающих, то всё равно можно зарабатывать на поглощении полутвёрдых испражнений – в помещении никто не снимает на камеру. Деньги дают сразу же после взятия в рот последнего кусочка, получается, что вы, не дожевав ещё, уже берёте их; и тут совершенно не присутствует какой-то строгости или насилия.
Кал для услащения обрызгивают специальным сиропом, а также добавляют самые передовые глютонаты, которые только через какое-то время окажутся на прилавках обычных супермаркетов. Поэтому вкус фекалий превосходит не только ожидания, но и самые ваши небесные мечты о возможном вкусе в принципе.
К тому же, за поедание кала хорошо платят. Зарплата за смену (около двух часов) составляет огромную сумму. Хоть и не принято называть, но вполне можно сказать, что за десять таких смен вы накопите на квартиру.
Жижик Любляна рекомендует есть кал. Это занятие имеет ряд преимуществ перед другими и абсолютно не имеет недостатков. Воплотите желания внутренних чувств, сделайте свою жизнь необычной, взрастите себя над самим собой и стереотипами, станьте, наконец, счастливыми – приходите к нам.
kaloed.com
Печальное было время
Печальное было время: Леонида Геннадьевна тогда рассталась со своими детишками, которые уезжали в другой город учиться; муж её перевёлся на север – справно нести полагающуюся службу по вахте, работать с измерительными приборами. Осталась Леонида Геннадьевна одна. Загрустила женщина. Ну а что? Каждая женщина, наверно, опечалилась, если бы на рубеже сорока лет вот так вдруг, ни с того, ни с сего, повернувшись грубо боком, судьба опрокинула бы её. Ну… ничего теперь не поделаешь… Не возвращать же их всех страдальческим (переходящим во что-то сумасшедшее) стоном.
Благо, женщина заранее позаботилась о воспоминаниях. Да и не просто фотографий на десяток альбомов припасла, а целый сундук с разными вещичками, памятными отметочками, ну и с теми же, конечно, популярными снимочками.
Достала этот сундучок через полгода после отъезда родных и принялась радоваться пыли. Открыла. Сначала невероятно нежно взглянула на фото маленьких детей, потом залезла в свёрточек с волосами годовалого сынишки и слёзы совсем одурманили Леониду Геннадьевну. Заплакала, конечно, от тоски, но позже взяла себя в руки (сильно помог интерес к ностальгии) и продолжила. Взяла сосочку дочки, стала рассматривать. Так повернула голубенький, с белым кольцом, предмет, этак… и в рот сунула. Прокрутила там, обслюнявила, закатив материнские глазки, и вынула, чтобы приняться уже за другое: начала облизывать пунцовым, пухлым, в меру наваристым язычком по периметру каждой фотографии. После снимочков перешла к давешней шкатулке, подаренной ещё лет двадцать назад бабушкой Агнессой на торжество свадьбы. Там лежали всё те же драгоценности и свиток старинного письма (наверно, от дальних прадедов), сохранившиеся на память о фамильном роде. Леонида Геннадьевна вынула содержимое, повернулась к оливковой шкатулке спиной, взобралась на корточки и стала пукать внутрь. Когда попукала в шкатулку, то положила вещички обратно и закрыла на ключ. Дальше протёрла о под мышки фарфоровые фаллосообразные фужеры, поводила в их глубинностях своим длинным, неприкаянным язычком.
Ну-с, пора, Леонида Геннадьевна, складывайте всё обратно. Она послушно повиновалась и ушла вниз по лестнице – на кухоньку, где сунула в попу пиццу.
