Алексей Борисов
Декамерон Updated
Разумеется, в наше продвинутое время десяти любителям нарративного жанра вовсе необязательно, как во времена Бокаччо, самоизолироваться на вилле на берегу Арно для того, чтобы обмениваться рассказами о своих эротических приключениях. Для этого им достаточно воспользоваться одной из социальных сетей, что пять молодых людей и пять девушек и сделали.
Итак, история первая:
Ягодичная поляна,
или Рассказ Куламанты (как и у Бокаччо, имена всех наших повествователей имеют значения, которые читателю предстоит угадать самостоятельно)
Этим летом меня отправили на удаленку, и я решила свалить из города к родителям. И не пожалела.
Папашка мой зарегистрировался в качестве фермера, взял по этому поводу в банке кредит, купил себе навороченный комп и теперь целыми днями раскладывает «косынку» и дуется сам с собой в «Цивилизацию». Всеми делами заправляют мать и наемный работник. Я его заприметила сразу: справный малец из той породы, которые, набедокурив 2 августа, получают срок условно и добрый совет держаться подальше от областных и районных центров. Перебрасывал на заднем дворе вилами навоз. Татуировки от плеча до кисти – русалки, маяки, парашюты! Задница же у него при этом просто играла: не ягодицы, а пушечные ядра самого бомбического калибра!
Не знаю почему, но я от парней с крепкими, ядрёными задницами элементарно улетаю. Просто какая-то ягодичная маньячка. Везде и всегда – на танцульках, в метро, на работе, в ночных клубах и просто среди знакомых высматриваю парней с мускулистыми, накаченными ягодицами, и ни разу не удержалась, чтобы не затащить их в постель!
Обедать сели, пожрали, смотрю, мать остатки картошки с мясом в миску свалила и работнику понесла. Типа того, обед! Меня как толкнуло: сразу же за ней следом! В сени выбежала, в щелку смотрю – работник уже ложкой по дну миски шкрябает, мамашка рядом с ним как боевой конь топчется! Миску в сторону, и на пару в сарай!
Выждала минутку, и к ним! К двери подскочила, заглядываю – вот те на! Маманя в старой телеге на сене лежит, копыта совсем как грилёванная курица на прилавке задрала, а работник ее руками за икры держит и пялит! То ноги у нее сведет, то разведет! То чтобы писюком писю плотнее чувствовать, то чтобы дольше не кончить! Ну, думаю, со мной тебе попроще будет!
И ягодицы его ядрёные, волосатые, ходуном ходят! Так бы и укусила!
Подождала, когда он мамашке на пузо пускать начнет, убежала. Встретила на кухне, лепечу с эдакой укоризной:
– Мам! Он же все-таки работник! – та сразу все поняла, ухмыльнулась криво:
– Это для отца он работник! А для меня – мужик с дулей на пять вершков! И задницей, как чугун! – почему мужики наши, женские, задницы любят рассматривать, – понятно! Чем здоровее у девки попа, тем ее сношать сподручней. А нам-то, бабам, что? Не иначе как чуем в ядрёности мужского зада признак фертильности? Мощь мышцы, на которую «достоинство» опирается?
Часа два над этим высоконаучным вопросом раздумывала. Потом на задний двор выглянула, смотрю, малец опять навоз из кучи в кучу вилами мечет. Представила, как там пахнет, как ягодицы волосатые у него в джинсах мышцами играют, и поплыла. «Не, – думаю, – так дальше продолжаться не может!» Сняла лифчик, пот под сиськами вытерла, ковбойскую рубашку на пупке узлом затянула, пошла во двор – подальше, за клетки с кроликами. Кричу:
– Эй, парень, помоги! – тот вилы бросил, подходит:
– Ты чё?
– Да ничё! – а сама узел на пупке распутываю, и глаза у моего мальца круглыми становятся и словно дымом окутанными. – Титьки у молодой девки сосать любишь?
– А то! – как пес облизывается. – Если девка сама сосать любит! – за подмышки меня поднимает, на бревнышко ставит и лижет мои сисечки так, что кролики за сеткой хрумкать перестают и как зрители в Уимблдоне на теннесисток в коротеньких юбочках на нас двоих сквозь проволоку смотрят! И ладошкой одновременно мне писю гладит, хоть и сквозь джинсы, но все равно: улёт – астрономический! Сама не поняла, как на коленках оказалась, штаны с парня спустила и в попу вцепилась железобетонную! Не ягодицы, а натуральные валуны! А уж теория насчет фертильности ядрёных мужских задов на все сто себя проявила! Глотать замучалась!
Еле отдышалась, спрашиваю:
– Вечером на сеновал придешь! – малец только чубом трясет и дрожащими руками за папиросами лезет.
Домой сунулась, мать уже ждет:
– Сблудила, кобыла? – подглядывала, наверное.
– Не твое дело, подстилка! – едва дверь захлопнуть успела, так она в меня чугунком запулила!
Весь вечер по подружкам пряталась. Как звезды высветились, пошла на сеновал. Работник уже там. Лежит, лунный свет персями ловит. Натурально будто бронзовый загар с медным отблеском по мышечной «кладке» прокатывается!
Подкралась, кинулась к нему, зацеловала, всего облизала, джинсы с него стянула, думаю, сейчас попрыгаю так попрыгаю!
Как же! Маманя! Выследила! Я только тень заметить успела, как уже дрыном наискосок спины получила! Жуть! Едва успела с мальца соскочить, в сторону шарахнуться, а то бы вторым ударом точно шею перебила!
Стрекача задала, в сено по пояс проваливаюсь, а маманя пыхтит и дрыном достать норовит! В угол загнала, еще раз треснуть хотела, да я ее руками по-дочерински обхватила, замах у нее и не вышел!
В какую-то яму провалились, лежим в обнимку вниз головами. Маманя сопит:
– А ты, дочь, девка-таки здоровая! Когда меня мать в твои годы дрыном гоняла, я с первого удара падала!
– Акселерация, мать!
– Акселерация – акселерацией! А вот как мужика делить будем?
– Ой, не знаю! Только вот я к вам сюда в гости приехала, а не дрыном люлей поперек хребта ловить!
Работник подошел. Вытащил нас за ноги из ямы. Посмеялся. Отвели они меня вдвоем к колодцу, спину помыли, зеленкой намазали. Действительно, здоровой я девкой оказалась! Правда, всю ночь пришлось на брюхе спать – на спину не приляжешь!
Утром сели завтракать. Мать волком смотрит. Пожрали. Складывает остатки в миску и мне сует:
– На! Отнеси работнику! – есть же все-таки такая правильная вещь, как материнское сердце!
И взяла! И отнесла! И одна только досада! И в doggy style мы с ним любились, и я на нём по-всякому прыгала, и на боку он меня брал, а вот в «миссионерку» не ляжешь! Ровно две недели спина болела! И все эти две недели если я работнику завтрак отнесу, то мать – обед. Если мать – обед, то я – ужин. Так мужика и делили!
Вот что значат крепкие, ядреные ягодицы! На двух баб хватило! При трехсменной работе!
Одно жаль: как только спина прошла, фирма наша медным тазом накрылась. Пришлось возвращаться в город, искать новую работу. Не тащить же за собой в областной центр «ягодичного» мальца! Самой дай бог при нынешних делах извернуться! Да и матери надо какой-то гандикап дать – а то ведь зачахнет раньше времени с любителем «косынки» на компьютере…
Мужской характер,
или рассказ Пофигисто
В настоящее время, когда «Камасутра» стала предметом самого широкого обсуждения, типы личности, подобные Генке Р., дружку моего детства, покажутся невероятными. Но я уверен, что они есть и не исчезнут никогда. Однако во времена моей молодости, думаю, таких было побольше.
Причем нельзя сказать, что Генка по своей природе был простоват или недалек. Просто с молоком матери и с ремнем отца впитал несколько базовых истин. Эдакий «кодекс настоящего пацана»: с девчонками – и близко не стоять; пить, курить и материться одновременно; два раза в неделю ходить в подвальную качалку наращивать бицепсы и раз в две недели ступать на «межу» между микрорайонами махаться с такими же «крутыми», как он.
Просто не знаю, что связало такого правильного пацана с нами. То бишь со мной и с Васяткой. Потому как Васятка был откровенный митёк-пофигист, а я пытался ему подражать с девиациями в интеллигентность. Но что-то связало. И эта связь особенно окрепла в тот момент, когда Геннадьюшке приспичило жениться. Случилось это с ним по нынешним меркам очень рано – парню не было и двадцати. Что делать – пролетарская закваска!
По поводу генкиной женитьбы мы почти каждый день собирались у него дома, пили пиво, играли в карты и вели задушевные беседы. Генкины знания об устройстве женского организма ограничивались информацией о том, что у девок «есть сиськи и нет письки», а все остальное – сплошная terra incognita. Понято, что тот «кодекс чести», который хорош для 13-летнего сопляка, для взрослого бугая уже не годится, но что делать? Тормознул «настоящий пацан» в интимном самообразовании!
И он поил нас пивом, пытаясь, не утрачивая своего мужского достоинства, выведать, что же там скрывается под джинсами в обтяжку, юбками, колготками, трусами и всем прочим антуражем, и как этим пользоваться. Причем чем ближе приближался день свадьбы, тем сильнее мандражировал наш Геннадий. То есть вопросы по физиологии супружеских отношений ему в голову стали приходить самые диковинные.
И вот, примерно за недельку до знаменательного события, где-то на шестом литре пива, он, эдак, невзначай, закидывает удочку:
– Слышь, чуваки, а какой у нормального пацана писюк должен быть, чтобы бабе приход был и все такое? – я, как полагается интеллигентному митьку, начинаю нести всякую ерунду про то, что это дело – глубоко индивидуальное, зависит от строения женщины и мужчины, а Генка краснеет и сознается: – Я, чуваки, сегодня ночью, когда он у меня встал, взял и кулаком его померил. Обхватил и глянул. Думал, он весь у меня в кулаке поместится, а получилось, что залупа еще на толщину мизинца выступает. Это как, ништяк? – я, по своей интеллигентской простоте, хотел было уже выдать какую-нибудь утешительную фразу типа «Чем короче у пса хвост, тем чаще он им машет» и «Маленький хорек в любой норке королек», но Васятка меня опередил:
– На сколько? На сколько выступает? – переспросил он таким тоном, словно усомнился в собственном слухе.
– На мизинец, – пробормотал сразу осипшим голосом Гена.
– Ни фига себе! – Васятка посмотрел на перспективного жениха такими глазами, словно теперь он и им тоже не верил. – Да тебе, браток, не расейских баб трахать, а в немецкой порнухе сниматься!
– А что такое? – забеспокоился Геннадий.
– Чего-чего! Запорешь Галку свою! Это ж надо, такую «сайку» отрастил и скрывает от человечества! – чтобы понять дальнейшее, надо иметь представление о нашем Васятке: долговязый и тощий, как стрелка зеленого лука, он обладал на редкость идиотской, вытянутой, как огурец, лупоглазой физиономией, украшенной сверху щетинкой редких волос песочного цвета. Он так беспомощно хлопал рыжими ресницами и так дебильно отвешивал челюсть вниз, что никому и в голову не могло прийти, что эдакая образина в состоянии прикалываться над ближним своим. Чем, Васятка, собственно, и занимался в тех редких случаях, когда не был беспробудно пьян или погружен в сочинение очередного манифеста пофигистов. – Убьешь в первую же ночь! – Васятка аж пивной кружкой махнул в воздухе, словно перечеркивая юную жизнь будущей Генкиной супруги.
– Че-ё-ё-ё? – севшим голосом выдавил из жених.
– Сантиметра на три укорачивать придется, – компетентно буркнул я, едва до меня дошла суть прикола. – А то и всю головку отрезать!
– Не успеет, – тяжко вздохнул Васятка. – Свадьба в субботу. Что ж он будет женихаться-то, весь перебинтованный на самом видном месте? Пусть уж перетерпит, ночку вхолостую под боком у своей Галины перележит. А уж после свадьбы, без спеха, отрежет, сколько надо, – и так глянул на Генку своими совиными зенками, будто могильной плитой придавил.
Генка поперхнулся пивом и уставился на распластанную на газете воблу. Над столом нависло молчание, потом жених-страдалец вымолвил:
– Это что ж, и, правда, можно девку при этом, ну, при сношении, убить?
– Таким, как у тебя – запросто! До кишок достанешь, а там или перитонит, или от болевого шока копыта откинет. Сразу же! Сколько таких случаев! – и дальше мы пошли изгаляться, вешая Гене на уши лапшу по поводу того, в каких клиниках мужикам члены укорачивают, сколько за это берут, насколько дороже обойдется, если не головку отрезать, а вырезать кусок из середины: – Ты, Ген, залупу-то обязательно оставь! Ей знаешь, как удобно чужую сперму вычерпывать? Скажем, изменит твоя Галка тебе с каким-нибудь хахалем, а ты ее предупреди, чтобы она такое дело от тебя не скрывала, как это обычно у баб водится, а сразу же тебе говорила! Как скажет – ты сразу на нее прыгай, вставляй и выкачивай. Она, залупа, в таких случаях как поршень у насоса действует! Природа все предусмотрела! – Генка переживал, томился и предлагал технические решения проблемы:
– Не, чуваки, первая брачная ночь есть первая брачная ночь. Целку девке надо ломать по-любому, иначе позорно! А что, чуваки, если из резины, что на прокладки для кранов идет, кругов нарезать, а в них дырку под писюн просверлить? И перед тем, как сношаться, надеть штуки три-четыре? Тогда как? До кишок не достанет?
– Это ты, Ген, и не думай! Как трахаться начнешь, резина тебе член у основания пережмет, он у тебя опухнет, и ты его вообще из телки твоей не вынешь! Врача придется вызывать, резать ей промежность, чтобы достать твою «сайку»! – короче говоря, выпили мы еще пару ведер пива и понадеялись, что Генка просёк, что его прикалывают, и на том и разошлись.
Свадьбу играли на хуторе у Генкиного деда – в здоровой избе со стойлами, верандами, антресолями и прочими изысками. Когда все должным образом перепились, молодых торжественно, осыпая хмелем, препроводили в спальню. Прочая публика не успела разлить и выпить, как оттуда донесся жуткий вопль, а потом испуганный визг невесты и ее крики:
– Помогите! Помогите! – толпища ломанулась к месту реализации брачного таинства. В первый момент мы даже не поняли, что произошло: посреди кровати голый Генка бездыханным пластом лежал на своей не менее голой невесте, та хлопала испуганными глазищами и орала:
– Помогите! Помогите! – лишь потом разобрались, в чем дело.
Оказывается, Генчик, наслушавшись наших россказней, впечатлился, а так как от планов лишения возлюбленной невинности все-таки не отказался, то сделал следующее: перед тем, как забраться в постель к новобрачной, обвязал мошонку веревкой (запомнил, хитрюга, что сам член обвязывать нельзя, а не то «опухнет»), а когда возлег на брачное ложе, то примерился, как ему положить Галюху и как лечь самому, чтобы не достать своим «причиндалом» ей «до кишок», и привязал второй конец веревки к спинке кровати – зафиксировал. Но не учел, бедолага, мощи своих дефлорационных порывов. Зрелище получилось потрясающее. Представьте себе прыщеватую мужичью задницу, посредине которой, аккурат в разрезе межу ягодиц, торчат, точь в точь как елочные игрушки, два густо лиловых и буквально блестящих – так натянулась шкура – бубенца!
Веревку срочно обрезали. Генку расстыковали с молодой, свалили на пол и облили водой. Отфыркиваясь, он пропыхтел:
– Спасайте Галю! – все-таки есть в простом русском человеке какая-то самоотверженность и даже склонность к самопожертвованию, пусть даже в самых несуразных ситуациях!
