Алексей Фомичев
Сам без оружия
– Или проник, – возразил поручик. – Переоделся и залез.
– А что говорит охрана? – обратился к Щепкину Гоглидзе. – Что они видели, каким был этот вор?
– Не знаю. И хватить гадать, кто да как! Этим занимаются другие. Городское отделение контрразведки подключили, возможно, и жандармов введут в курс дела. Лучше думайте, как получить доступ к багажу японских дипломатов. Идеи, наметки, варианты. Давайте, давайте! Устроим мозговой штурм.
– Жаль, Дианы нет, – вздохнул Белкин. – Она бы точно что-то придумала.
– Диана приедет после обеда. Сказала, что отлежится и будет готова, – сказал Гоглидзе. – А я бы ей отпуск дал и премию. Вчера спасла нас. Если бы не шарахнула Козыря по башке, он бы стрелять начал.
«Если бы била потише, взяли бы его живым», – подумал про себя капитан и вздохнул. Вчерашний провал, который Игнатьев скромно назвал «нескладно вышло-с…», был еще свеж в памяти.
Щепкин мотнул головой, прогоняя воспоминание, кашлянул.
– Приедет Диана – введем в курс дела. А пока думайте. И учтите – у нас мало времени. До отхода поезда надо иметь план. Обязательно!
Мозговой штурм устроили. Думали, прикидывали, выдвигали идеи, высказывали мнения. Любые, вплоть до сказочных.
…– Ограбление по дороге к вокзалу.
…– Налет.
…– Народное гулянье.
– По поводу? Очередного провала на фронте?
– Тогда шествие, молебен, стачка…
– Происшествие в поезде.
– Какое?
– Неполадки на путях, оползни, пожар!
– Пожар?
Щепкин сделал пометку в блокноте: узнать расположение вагона дипломатов, внутреннее устройство, бронирование, наличие средств пожаротушения, запасных выходов через крышу (если есть). Пожар – это вариант!
– Еще?
– Остановка, – вставил Белкин. – Дипломаты не гонщики – не должны бежать к границе, высунув языки. Даже если документы руки жгут, обязаны соблюдать протокол, держать лицо.
– Остановка, остановка, – Гоглидзе покрутил головой. – Но как? Зачем?
Белкин пожал плечами.
– Пока не знаю.
– Еще вариант – нападение немецких провокаторов-убийц, – добавил идею Щепкин. Об этом он думал по дороге в штаб-квартиру. Мысль не самая удачная, но как вариант…
– Могут не поверить, – возразил Белкин. – Хотя идея неплохая. Но тут нужны веские улики, чтобы не подкопаться.
– Подумаем… – Щепкин прошелся по списку идей, подчеркнул несколько наиболее интересных, быстро дописал: сделать запросы Батюшину и Игнатьеву – есть ли на примете уголовники, которым можно поручить дело? Как охраняется вагон дипломатов?
– Важный момент – если ничего не сделаем здесь, в столице, придется ехать в одном поезде с японцами. То есть быть рядом, мелькать на глазах. Это опасно, японцы могут нас раскрыть. Нужно прикрытие, легенда. Какая?
Щепкин взглянул на небольшие часы, что стояли в углу на подставке.
– Думайте и над этим. Я в отделение. Встречаемся в «Палкине», там и обсудим все. Да, и Диану предупредите, чтобы туда приехала. До встречи.
Василий перехватил Батюшина у выхода, когда полковник собирался садиться в авто. Видя, что Батюшин куда-то спешит, Щепкин попытался вкратце рассказать о том, что он и его сотрудники надумали по поводу задания. Но полковник долго слушать не мог.
– Извините, Василий Сергеевич, я спешу в Генштаб. Аверьянов просил прибыть. Что до ваших идей… Есть указание – никаких акций до выезда японцев из столицы не проводить. Да и на территории губернии лучше бы их не трогать. Обстановка такова, что любой намек на нашу причастность к этому делу недопустим.
Щепкин озадаченно мотнул головой.
– А если…
– Господин капитан!.. – повысил голос Батюшин, но тут же снизил тон. – Василий Сергеевич, это не прихоть. Меня просили в Генштабе… в этом есть свой резон. Что касается привлечения уголовников и данных, которые вы запросили… завтра я предоставлю сведения. Можете проконсультироваться у Игнатьева, жандармское управление получило указание помогать во всем.
– Слушаюсь, господин полковник.
Батюшин примирительно улыбнулся, откозырял Щепкину.
– До завтра, Василий Сергеевич.
Несколько обескураженный предупреждением Щепкин поехал на Фурштатскую. Игнатьев мог помочь советом, а то и чем-то более конкретным. Например, дать имя какого-нибудь ловкого проходимца, который сможет незаметно проверить багаж японских дипломатов. Хотя этот вариант капитан пока держал среди запасных.
Однако на Фурштатской ему тоже сперва не повезло. К Игнатьеву вдруг заглянул начальник жандармского губернского управления генерал-лейтенант Волков. Щепкин только-только обменялся с подполковником приветствиями и был вынужден вскочить со стула и приветствовать генерала наклоном головы.
Волков неодобрительно посмотрел на гостя, сухо осведомился – кто и по какому делу. Узнав, что гость из контрразведки, махнул рукой.
– Шпионов все ищете? Так зря все. Немчура и австрияки из столицы давно выехали, даже негоцианты и аптекари. Разве что ювелиры остались. А секреты да тайны выведывают наши. Из революционэров да горлопанов. Да хапуги всякие, до золота вражеского жадные…
Щепкин услышал раскатистое «революционэры» и вдруг понял, кого недавно с явной иронией копировал Батюшин. Видать, пересекался с генералом и от него услышал.
Высказав генеральское мнение, Волков поиграл усами и вдруг сменил гнев на милость. Повернулся к Игнатьеву:
– Владимир Андреевич, не откажите в помощи коллегам. Раз уж надо. Государево дело делаем, одно на всех. Тем более и господин капитан, как я слышал, поспособствовал нам.
Осведомленность генерала не удивляла, на то он и начальник.
Игнатьев склонил голову.
– Слушаюсь, Иван Дмитриевич. Непременно.
Щепкин от такого панибратства онемел. Игнатьев это заметил и, когда генерал ушел, подмигнул капитану.
– Наш Иван Грозный куда как суров, но ради дела на все пойдет. И очень любит демократию… под настроение. Мне в том году разрешил обращаться по имени отчеству. Я, конечно, не злоупотребляю, но если вижу, что Волков в порядке, – не титулую, а по-простецки.
Игнатьев посетовал, что группу Щепкина сняли с задания, сказал, что его люди отыскали интересные концы, и если их размотать, можно выйти на целую агентурную сеть. А там, глядишь, и эсеров бы накрыли, и каналы поставки оружия… да что уж теперь, сами справятся, раз такое дело.
Просьбу Щепкина выслушал спокойно, однако чем-то конкретным помочь пока не мог.
– Если бы ночью Пашу-Гуся не пристрелили, рекомендовал бы его. – Игнатьев улыбнулся. – Шучу. Этот гад на сотрудничество не пошел бы. Ненавидит нас люто… ненавидел… и детей своих так же воспитал.
Игнатьев подумал еще, но больше никого не назвал. В Департамент полиции ехать отсоветовал. Мол, там скажут то же самое.
Немного расстроенный, капитан простился с Игнатьевым и уехал.
12
По дороге к ресторану Щепкина остановили. Городовой поднял руку, требуя остановить авто, а когда капитан поинтересовался, в чем дело, полицейский важно изрек:
– Фильму снимают! С позволения властей. Перегородили переулок и вот здесь. Вы уж в объезд пожалуйте.
– А долго будут снимать?
– Час двадцать еще, – достав часы и внимательно сверив время, ответил городовой.
Можно было достать удостоверение контрразведки и проехать, но Щепкин не стал. Настоящие съемки он видел впервые и захотел познакомиться с этим процессом поближе. Капитан заглушил мотор и стал высматривать артистов.
На отгороженной части улицы развернули какое-то оборудование, поставили светильники. Две толпы людей, сновавших от дома к дому, вдруг разбежались, кто-то прокричал нечто вроде «сцена… мотор…». Потом убежал и он, а возле двух аппаратов, в которых Щепкин признал съемочные камеры, встали три человека.
Из-за угла дальнего дома вдруг вывалилась крытая карета. Спереди и сзади скакали четверо полицейских, еще один сидел рядом с кучером. Неожиданно из подворотни выскочила пролетка, и сидевшие в ней три человека открыли ураганный огонь по карете и охране. Зазвучали приглушенные выстрелы. Щепкин различил холостые хлопушки. Полицейские попадали с лошадей, трое поползли к бордюру и оттуда начали отстреливаться. Потом из подъезда высунулся парень и швырнул под карету большой сверток. Жахнуло так, что у Щепкина заложило уши. Стрельба разом прекратилась, с обеих сторон стрелки побросали оружие и зажали головы руками. Перепуганные лошади рванули прочь, волоча карету и пролетку за собой. В центре улицы они столкнулись. К ним побежали люди, чтобы успокоить лошадей и расцепить повозки.
Ржание лошадей заглушило крики и ругань. Откуда-то возник невысокого роста гладко причесанный господинчик и завопил так, что замолчали и люди и лошади:
– Стооп!! Стоп камера!!! Держите лошадей! Черт возьми, держите лошадей!!
Следом за господинчиком выбежали еще двое. Господинчик обернулся к ним и завопил:
– Что это такое?
– Дубль, Лев Янович. Дубль… сцена пятнадцатая, нападение на…
– Я знаю, что это! Я спрашиваю, что это такое?
Помощник захлопал глазами, обернулся на улицу, где ловили и успокаивали лошадей и поднимали перевернутую пролетку.
– Это…
– Какой идиот устроил такой взрыв?
– За эффекты со взрывами отвечает ваш помощник Зинштейн.
– Где этот террорист?
Помощники завертели головами, кому-то замахали руками. Из-за дома неподалеку от авто Щепкина вышел высокий худощавый парень с всклоченными волосами. Отряхивая рукава и растерянно улыбаясь, он пошел к господинчику.
– А! Господин помощник! Ваша фамилия Халтурин? Или Гриневицкий? Вам слава бомбистов жить не дает? Хотите переплюнуть?
Парень одернул пиджак и укоризненно посмотрел на господинчика.
– Лев Янович, вы же сами просили сделать все натурально, чтобы было как по правде.
– По какой правде? Я режиссер, и я решаю, что здесь правда, а что кривда! Как мне прикажете работать, если после ваших… реалий я остаюсь без артистов и без реквизита? Это не съемочная площадка, а штурм Измаила! На германском фронте дневные потери меньше, чем у нас на площадке!
– Простите, Лев Янович, но это гипербола…
– Что-о?!
Режиссер задохнулся от возмущения, побурел. Его рука вытянулась и указала куда-то в сторону.
– Вон! – выдохнул режиссер. – Вон, я говорю! Вы уволены! Я рассчитаю вас… я вычту из вашего гонорара стоимость ремонта пролетки и лечения людей!
Зинштейн гордо поднял голову.
– Вы не смеете!
– Смею! – снова взвизгнул режиссер. – Если вы сейчас не скроетесь с глаз долой, я посмею прибить вас на месте!
Он резко отвернулся, посмотрел на рабочих, которые все еще растаскивали повозки, повернулся к помощникам, застывшим с выпученными глазами.
– Быстро в мастерские! И чтобы через три часа все было сделано!
На дороге кое-как вставали на ноги «полицейские» и «налетчики», трясли головами, разевали рты. Режиссер горестно вздохнул, достал часы, что-то прикинул и объявил:
– Перерыв! Два… три часа! Все свободны! И найдите мне нового помощника. Который не захочет взорвать Питер для реальности кадра!
Уволенный, но пока не рассчитанный Зинштейн, понурив голову, прошел мимо Щепкина, бубня под нос.
– Сергей! Сергей Михайлович!
За Зинштейном вприпрыжку побежал один из помощников режиссера.
– Сергей Михайлович! Стойте же! – Помощник нагнал юношу и схватил его за руку. – Погодите! Вы же знаете Яна Львовича! Он взрывается, но быстро отходит. Он простит вас. Через три часа и простит. Ну, повинитесь, покайтесь.
Зинштейн выдернул руку из пальцев помощника режиссера.
– Оставьте, Иван Парфенович. Я не мальчик! Если господин режиссер не понимает современных тенденций в синематографе и не готов идти на риск, на эксперимент, я умываю руки. Работать с этим тираном я не хочу, увольте! Пусть ищет пиротехника и баталиста где угодно. Хоть на паперти. Я ухожу!
Досмотреть трагикомическую сцену Щепкин не успел, городовой махнул рукой и пророкотал:
– Проезжайте, господин, путь свободен.
Обернувшись еще раз на место съемки и увидев расстроенных режиссера и его помощников, капитан усмехнулся и завел мотор.
Живут же люди! Даже завидно – вдали от реальной жизни творят сказку и при этом неплохо зарабатывают! И какие страсти бушуют!
Автомобиль Щепкин оставил неподалеку от входа в ресторан. С удовольствием прошелся пешком, разминая ноги, посмотрел на затянутое темно-серыми облаками небо и вдруг подумал, что давно не был на природе и что последний раз безмятежно лежал в траве еще в Токио. А как это здорово – лежать на траве, смотреть в чистое небо и не думать ни о чем! И знать, что завтра будет только учеба, новая тренировка, а потом опять чистое небо и легкие ясные мысли.
…– Я ее только раскрыл! – раздался за спиной молодой ломкий баритон. – И кстати, на улице сухо.
Щепкин обернулся. В нескольких шагах от него стоял рослый юноша. Тщательно уложенные темные волосы, правильные черты лица, легкая полуулыбка на губах. Чистый хорошо отутюженный костюм, надраенные туфли. В руках юноша держал две книги, верхняя открыта.
Рядом с ним средних лет мужчина с небольшой тростью. Смотрит на юношу с укором и интересом.
– Всеволод, тебе исполнилось шестнадцать лет! В этом возрасте к человеку должно прийти понимание, что читать книгу на ходу – значит проявлять неуважение не только к автору, но и к самому себе. Даже если это не самая интересная книга…
– Ну конечно, ты прав, папа, – с лукавой улыбкой ответил юноша. – Но разве желание открыть книгу может быть проявлением неуважения? Я считаю, наоборот, это как раз проявление интереса. Даже если книга не самая хорошая. Нет?
Мужчина покачал головой.
– Логика не должна идти вразрез с нормами поведения.
– Разве это возможно? Логика, если она настоящая, всегда следует нормам. Ты сам меня этому учил.
Из подъезда соседнего здания выбежал невысокий господин с выпирающим брюшком и пенсне на носу.
– Владимир Александрович, Владимир Александрович, я забыл вам сказать… фу!
Толстячок догнал мужчину, схватил его за запястье.
– Насчет ваших лекций. Я думаю, мне удастся договориться…
Мужчина улыбнулся, став вдруг удивительно похожим на своего сына.
– Лев Андреевич, помилуй бог! Я же лишен права преподавать! Как вы сможете…
– Владимир Андреевич, вы профессор! Вы прекрасный педагог, как вас можно лишить права делиться своими знаниями? Я перезвоню вам завтра. Хорошо?
Толстячок вплеснул руками и убежал.
Юноша с улыбкой следил за ним, а потом повернулся к отцу.
– Значит, ты возвращаешься на кафедру?
Владимир Андреевич снял пенсне, протер их платком и водрузил на нос.
– В империи инакомыслие лечат только одним способом – отлучением от дела. Или отправкой в ссылку. В конце концов, это приведет к гибели не только самой империи.
– Ты не преувеличиваешь, пап?
Мужчина посмотрел на книги в руках сына.
– Профессора Владимирова обвиняли в близости к социал-демократам, но никогда в преувеличении и глашатайстве. Нам пора, Всеволод.
Они обогнали Щепкина и пошли дальше по улице, о чем-то оживленно разговаривая.
Капитан проводил их взглядом. Вдруг позавидовал чужим семейным проблемам. Книги, кафедра, споры о логике и порядочности. Этот юноша станет юристом, экономистом, а может быть, филологом. И будет счастлив в жизни, никогда не столкнется ни со шпионами, ни с контрразведкой, даже таких слов не узнает. Разве что из бульварных романов.
Капитан вытащил часы, посмотрел на них и пошел к входу ресторана. Пора вернуться к насущным делам. Как говорили древние – каждому свое. Кому снимать фильмы, кому читать лекции, постигать науки, а кому-то ловить шпионов и возвращать секретные документы.
13
Василий всегда заказывал один и тот же столик на втором этаже в конце зала. Он стоял в углу и был отделен от других клумбами с цветами и стойками. Здесь можно говорить без опасения быть подслушанным соседями. Если этого казалось мало, можно попросить официантов поставить раздвижную загородку, тогда столик и вовсе будет незаметен.
Заказывая сегодня стол, капитан так и попросил – поставить загородку и сервировать стол как положено – для обеда, только без спиртного.
Щепкин первым пришел в ресторан, а через десять минут подоспели Гоглидзе и Белкин.
– Диана сейчас будет, я ей позвонил, – сразу сказал ротмистр, отодвигая стул.
– Постимся? – указал на графин с водой Белкин.
– Хватит и вчерашнего, – хмыкнул Щепкин. – Вчера напились, сегодня ни капли. Тем более у нас режим.
Поручик нарочито вздохнул. Вчера они пили «водку», сегодня, видимо, придется пить такую же.
– Закажем или Диану подождем? – поинтересовался ротмистр.
– Я уже все заказал. Хороший обед, десерт. – Щепкин покосился на Белкина, улыбнулся. – Чтобы компенсировать горячительное. Подождем немного. Лишь бы наша танцовщица не запоздала…
Капитан взглянул на часы, посмотрел в сторону лестницы и увидел застывшего официанта, готового подойти по первому требованию важных гостей. Что гости важные, он знал, компания не первый раз здесь обедает. И хотя никто не говорил, откуда эти люди, официант догадывался, что они отнюдь не клерки торговой компании.
Диана появилась через пятнадцать минут. Как всегда, в красивом наряде, подчеркивающем ее стройную фигуру, в шляпке с вуалью. Кивком головы поздоровалась со всеми, села на заботливо отодвинутый Гоглидзе стул, бросила перчатки на небольшой столик, сложила туда же сумочку и шляпку. Чуть прищурясь, посмотрела на лампу под потолком.
– Попросите убавить. А лучше пусть зажгут свечи. У меня что-то голова побаливает и глаза после ночи яркий свет не переносят.
Щепкин подозвал официанта и попросил принести свечи, а верхний свет приглушить. Официант кивнул и исчез. Через минуту вернулся с канделябрами, установил их на специальных подставках, зажег свечи и с поклоном поинтересовался, хорошо ли так?
– Вполне, – ответил капитан. – Можете подавать.
– Так что за новости, командир? – спросил первым Гоглидзе, когда официанты расставили блюда и удалились. – Почему нас сняли с дела?
– Сняли? – недоуменно проговорила Диана, глядя поочередно на ротмистра и на капитана. – Мы что, плохо работали?
– Работали мы хорошо, Игнатьев отослал представление на награды. Но дело не в этом.
Капитан оглянулся, чуть понизил голос.
– У нас новое задание. С самого верха. Дело темное, попахивает предательством, оттого вдвойне важное и срочное. Господам офицерам я уже рассказал, теперь, сударыня ваша очередь слушать и охать.
Диана улыбнулась краешком губ.
– Ну, если охать, не мешало бы сударыне немного выпить. Дабы стимулировать мозги. Я ж и вчера не пила, только губы смачивала. А сейчас бокал вина будет кстати… ты что заказал-то?
– Мясное, – сухо ответил Щепкин.
Диана, как обычно, выдавала свои капризы за необходимость, тем самым немного сбивая рабочий настрой группы. Офицеры относились к этому с пониманием, но иногда Щепкин чувствовал внутреннее неудобство от такой фривольности. Что поделать, женщина! Все у нее чуть не так, иначе. Приходится мириться…
– Значит, красное! – кивнула Диана, словно не заметив тона Щепкина. – Закажете, господин капитан?
Новость о краже документов из Генштаба и о приказе Батюшина проверить багаж японцев она восприняла, как и все, с удивлением и непониманием. Но переспрашивать и восклицать не стала. Вполне по-деловому задала несколько вопросов и довольно кивнула.
– Согласна, японцы первые на подозрении. Хотя способ избрали немного странный. Да и время не самое удобное. Разве что хотят выйти из войны и занять нейтральную позицию… А?
Капитан с благодарностью взглянул на нее. Диана быстро разобралась в проблеме и выдвинула интересную идею. За такое не то что бокала – бутылки не жалко!
– Что до политики – пусть министры думают. Нам же надо решить, как станем выполнять задание. Кстати, новая вводная: на территории столичной губернии трогать дипломатов нельзя. Итак, ваши предложения?
Белкин с Гоглидзе переглянулись.
– Раз Питер с окрестностями отпадают, остается только поезд. Недавно открыли мост через Амур, теперь курьерские будут ходить прямиком по нашей территории, – сказал Белкин.
– Но вот как устроить обыск в вагоне? Только отвлечь внимание японцев, – добавил Гоглидзе. – Кроме пожара или там… неполадок с дорогой, ничего иного в голову не приходит.
– Не думаю, что нам позволят крушить полотно или ломать паровоз, – задумчиво проговорил Щепкин. – Хоть Батюшин в методах работы не ограничивал, но до известного предела… Пожар – да, вариант. Если только огонь на другие вагоны не перекинется. Кстати, мне обещали привезти схему вагона, в котором поедут японцы, а также объяснить конструктивные особенности тормозной системы и ходовой части. Вдруг пригодится…
– Можно и без пожара, – вздохнула Диана. – Поезд по дороге несколько раз делает остановки. Я имею в виду длительные. Можно организовать что-то вроде торжества, юбилея, градоначальник пригласит высоких гостей на застолье. Японцы не посмеют отказать – этикет. А там что-нибудь придумаем…
Офицеры с удивлением посмотрели на Диану. Гоглидзе хлопнул в ладони.
– Ай, молодец! Диана, умница! Ты самая умная красавица!
– Это вариант, – поддакнул Белкин. – И впрямь, япошки не посмеют отказать, тем более если приглашение будет официальным, на бумаге. Вручат заранее.
Щепкин одарил девушку благодарным взглядом, она довольно улыбнулась и опустила глаза.
– Это здорово. Пока лучшая идея! Диана, я готов заказать шампанское!
– Обойдемся красным вином. Наконец оценили…
Гоглидзе театрально приложил руку к сердцу.
– Дианочка, милая, я всегда признавал твой незаурядный ум, и только твоя несравненная красота виной тому, что не всегда отмечал его по достоинству!
Белкин усмехнулся. Диана зарозовела, перевела взгляд на Щепкина.
– Учитесь, господин капитан, делать комплименты. Вот так завоевывают женские сердца!
– Хм! – Щепкин покачал головой. – Буду знать…
Подоспели официанты, начали расставлять тарелки и блюда. Перед Дианой поставили бокал вина. Официанты пожелали приятного аппетита и удалились.
– С порядком действия более-менее определились, – повеселевшим голосом констатировал Щепкин. – А вот как поедем? Открыто опасно, будем проявлять интерес – нас вмиг срисуют. Нужна маскировка. Какая?
Гоглидзе почесал лоб, посмотрел на стоявшее перед ним блюдо, от которого шел чудесный аромат, вдохнул его и проговорил:
– Сейчас подумаем…
Щепкин усмехнулся и первым взял столовые приборы.
– Приятного аппетита, господа… и дамы. Совместим размышления с насыщением.
Сам Щепкин ел неохотно, аппетита не было. Он ловко резал мясо ножом, накалывал на вилку крохотные кусочки, макал их в соус, а сам все думал, под каким видом сесть в поезд его группе. Так, чтобы и с японцами быть рядом, и глаза им не мозолить.
Увлекшись размышлениями, капитан уничтожил основное блюдо, опустошил салатницу, но пока ничего путного не придумал. Сотрудники его не отвлекали, тоже искали выход из положения.
– Может, в качестве ученых поедем? Или врачей? – предложил Белкин.
– Ты, Гриша, на врача не очень похож, – вставила Диана. – Разве что на коновала. Твоими ручищами только кости лошадям вправлять. Или быкам.
Белкин посмотрел на руки, сжал кулаки, размерами напоминающие чугунные ядра, хмыкнул.
– Фельдшер… Вон капитан – доктор, Георгий – практикант, ты… медсестра.
– И если среди япошек будет хоть один медик, нас выкупят на раз, – возразил Гоглидзе. – А медик должен быть, как-никак помощник посла едет! Нашим-то они не очень доверяют.
– Ну тогда я буду профессором, – скривил губы Белкин. – Астрономии! В звездах-то вряд ли кто из японцев разбирается.
Щепкин услышал слово «профессор» и вспомнил вдруг давешний эпизод неподалеку от ресторана. Как его там? Профессор Владимиров? И его сын Сева.
В голове мелькнул высверк идеи. Конечно, это самый лучший вариант. Нет, не с профессором. Воспоминание капитана скользнуло дальше, до сцены на улице, когда снимали фильм. Фильм! Вот что надо!
Еще во Владивостоке Щепкин работал под легендой владельца прокатного салона. Крутил игровые фильмы, демонстрировал хронику. Маскировка отличная, вряд ли кто мог заподозрить в молодом элегантном господине сотрудника контрразведки.
Кстати, идею Щепкину подсказали сами японцы. Их разведчики открывали прачечные, фотостудии, устраивались работать гувернерами, дворниками, извозчиками. Не гнушались грязной работы и проникали даже в дома высокопоставленных лиц.
В своем салоне Щепкин знакомился с разными людьми, что значительно помогало ему в работе. Одного из постоянных зрителей Щепкин сумел разоблачить. Японец приходил смотреть выпуски хроники из Манчжурии и Японии, а заодно передавал связному донесения. Их обоих и взяли на выходе из салона. А находчивый коммерсант-прокатчик получил благодарность по службе и повышение в чине.
– Так, есть мысль! Используем принцип самой лучшей маскировки, – капитан посмотрел на сотрудников и улыбнулся. – Гриша, где лучше всего организовать тайник?
Белкин пожал плечами.
– Где его никто не найдет.
– Где его никто не будет искать!
– А-а… – протянул Гоглидзе, глядя на Щепкина. – Это как тот лист, да? Его лучше прятать в лесу!
– Или в гербарии. Чтобы на нас не обращали внимания, не надо прятаться вдалеке и выглядывать из-за угла. Будем на виду, на первом плане. И до нас никому не будет дела.
– Это как? – не понял Гоглидзе. – Железнодорожниками прикинемся?
– Лучше. Будем съемочной группой! – Щепкин увидел непонимание в глазах сотрудников и пояснил: – Будем снимать фильм!
– А?
Даже Диана изумленно уставилась на капитана, ожидая разъяснения. Гоглидзе и Белкин переглянулись и дружно пожали плечами.
– Съемочная группа отправляется во Владивосток, где будет проводить съемки нового… ну пусть приключенческого фильма, даже драмы. Реклама, ажиотаж, известные актеры… Кто заподозрит игру? И тем более работу контрразведки?
– А где мы возьмем известных актеров, режиссеров и прочих там?.. – спросил Гоглидзе. – Холодную, что ли, наймем? И Бауэра с Чардыниным?
– Это неважно. Главное – заявить, а кто где будет снимать, какой артист появится – никто не узнает. Был бы шум, слухи.
– И кто из нас сыграет роль этого… – Белкин непроизвольно щелкнул пальцами, – режиссера? Я на Бауэра не похож! А Диана наша хоть красотой и затмит всех женщин, все-таки не Вера Холодная. Хотя фамилия похожа.
Диана улыбнулась, погладила поручика по руке.
– Спасибо, милый Гриша. Вы с Георгием сегодня одариваете меня комплиментами. Я и впрямь не Вера. Но при случае сыграть могу. Как-никак тоже актриса. Правда… не такая известная.
– С режиссером решим, – отмахнулся Щепкин.
Он старательно вспоминал лицо того молодого парня, который так лихо взорвал кареты во время съемок и поругался с режиссером. Тот вполне подойдет. Как его?.. Зиб… Зинштейн? Надо дать запрос, мигом сыщут. Спросить у того же Льва Яновича. Словом, отыскать не проблема. Главное – уговорить. Но тут уж ничего сложного, Щепкин умел уговаривать и не таких гордецов.
– Значит, так! – капитан вытащил часы. – Я в город, искать нового Бауэра. А вы давайте на базу. И ждите звонка. Диана?
Холодова окатила капитана откровенным взглядом.
– Если не против, поеду домой. Отлежусь и к завтрашнему дню буду полностью готова.
– Хорошо. Я вечером позвоню.
Щепкин подозвал официанта, выложил на стол несколько ассигнаций.
– Благодарю, милейший. Обед отменный.
Когда официант с поклоном удалился, капитан встал.
– За работу. Времени у нас не так много, честно говоря, почти нет. До отхода поезда все должно быть готово.
Он кивнул сотрудникам и быстро пошел к выходу. Уже у лестницы его догнал окрик Дианы.
– Василий!
Щепкин обернулся. Диана шла к нему бодрой пружинистой походкой, так не вязавшейся с ее бледным лицом и воспаленными глазами. Каблучки выстукивали о паркет ритм, который вдруг напомнил капитану какой-то марш, звучавший то ли в Японии, то ли на Дальнем Востоке.
Диана подошла почти вплотную, заглянула в его глаза.
– Мы увидимся сегодня?
– Вряд ли. Мне еще одного человека надо найти и поговорить с ним. По поводу нашей легенды.
– А потом? – Диана искательно заглянула Василию в глаза. – Вечером?
Щепкин кашлянул, чуть поморщился.
– Дана, – в самом начале их отношений он называл ее так, шутливо сравнивая с древней богиней. – Я же говорил тебе, что не могу… с подчиненным…
– Ох, какой вы зануда, капитан! – Диана стрельнула глазами по сторонам.
Их никто не слышал, официанты держались в стороне, а соседние столики были пусты.
– Могу, не могу… Я не тургеневская девушка, капитан Василий! Не монашка и не ханжа. Я женщина. И как каждой женщине, мне нужно чувствовать интерес мужчины к себе. Его страсть, желание, похоть даже. Любовь… если она есть.
Щепкин недовольно мотнул головой. Откровенность Дианы всегда его удивляла и немного раздражала. Хотя до пошлости Холодова не скатывалась, но говорила всегда прямо, без затей. И тем заводила Щепкина в тупик.
– Я может, и в отделении работаю из-за тебя. Терплю все эти операции, разработки, слежки, поиски, чтобы видеть тебя рядом.
– То есть я – стимул твоей работы? – попытался перевести все в шутку Щепкин. Разговор его уже тяготил.
– Ты стимул моей жизни, Вася. Разве это плохо? Чувство поддерживает, помогает, дает силы и желание идти дальше. Сильное чувство порой помогает совершать невозможное.
Диана дотронулась рукой до груди капитана, провела пальцами по рубашке. Щепкин почувствовал тепло от ее пальцев и понял, что хочет обнять девушку.
Диана вдруг убрала руку.
– Вот если бы не встретила тебя, наверняка ушла бы со службы. Открыла бы сейчас какой-нибудь салон. Предсказаний и тайн…
– Ты умеешь гадать?
– В моем роду цыган вроде не было, – улыбнулась Диана. – Хотя за дальних предков не поручусь. Вдруг какая-то молодая цыганка окрутила юного баронета… или графа?!
Она украдкой вздохнула, тронула веко, словно смахивая с него слезу.
– Нет, Вася, женщине не нужно быть цыганкой, чтобы уметь читать людей. Их мысли, желания, надежды. Умной женщине, – она отвела взгляд, погрустнела. – И нас читать так же легко. Если есть желание.
Щепкин почувствовал неловкость. Внезапная исповедь женщины, к которой он больше не испытывал прежних чувств, тяготила. Но оттолкнуть Диану или остановить ее он не мог. Все же она была ему близка.
Он бросил взгляд в другой конец зала. Белкин и Гоглидзе о чем-то говорили, подчеркнуто не глядя в их сторону.
Капитан осторожно поднял голову Дианы за подбородок пальцами. Заглянул в глаза.
– У тебя глаза все еще красные. Что с ними?
Диана порхнула ресницами, отвела взгляд. Ответила глухим тихим голосом, словно нехотя:
– Полночи плакала. Убила ведь человека. Хоть и врага, но все же…
– Ты молодец! Если бы промедлила…
– Знаю. Но все равно жалко.
Убила-то она троих, но напоминать об этом Щепкин сейчас не хотел. Во вчерашней драке он тоже одного уложил наповал, а еще одного все никак не приведут в себя в госпитале. И Белкин кого-то приложил намертво. В отличие от драки настоящий бой всегда заканчивается чьей-то смертью, в лучшем случае увечьем.
– Успокойся, – сказал он. – Езжай домой, отдохни. Я вечером позвоню.
