Алексей Фомичев
Внешняя угроза
– Не исключено. Правда, я уверен, что на патрули, комендатуры и маневренные группы агенты не налетят. Разве что случайно. Но это уже зависит не от нас. Ты генерала слышал – взять в кратчайшие сроки! Приказ Москвы! Так что не до жиру.
Начальник розыска взглянул на часы.
– Двадцать три ровно! В шесть начинаем. Собирай группу и вези ее сюда. Выход на место в… пять часов. Ты и Гаврилов пойдете только со своими группами, посмотрите, наметите места для засад и наблюдателей. Остальные подтянутся к шести. Времени на отдых совсем мало. Так что не тяни, езжай.
Титов кивнул и пошел к двери.
– Да, – окликнул его майор. – Будете возвращаться, захватите группу Гаврилова. У них полуторка навернулась, сидят безлошадные.
– Им тоже «додж» нужен.
– Нужен-нужен… Да где его взять-то? Все наперечет. Вон вы разжились трофеем, а другие не смогли. Вас вообще пора раскулачивать. И «додж», и полуторка!
Титов недовольно хмыкнул и быстро вышел из комнаты. Инициатива Самохина его не радовала. С начальства станется перераспределить транспортные средства в пользу «неимущих»…
* * *
«ГАЗ-АА» – или полуторка, как ее называли, – была закреплена за их группой давно. Машина, конечно, не сахар, по сравнению даже с «ЗиС-5» и тем более со «студебеккером» проигрывала. И «додж» в любом случае был лучше нее, и бензина жрал меньше, и проходимость повыше. Но в одном полуторка выигрывала – с точки зрения маскировки. Мало ли чья машина носится по тылам фронта и армий? Их и так вон сколько во все стороны шастает. Другое дело «додж». Машина американская, кто попало на ней не ездит. Либо артиллеристы, либо начальство. И те, и другие привлекают повышенное внимание.
Потому и не отдавал Титов грузовичок, ездил на нем с группой, когда требовалось соблюсти маскировку. Но и отдавать «додж» не хотел – машин лишних не бывает. Самохин, конечно, скорее шутил, но в случае чего мог и впрямь отнять одну машину. И не знаешь, какую отдавать-то…
Всю дорогу до Понырей Титов думал об этом и о других мелочах, не желая забивать голову серьезными мыслями. Вся предварительная работа сделана, поиск, по большому счету, завершен, и теперь дело за малым – встретить немецких агентов и взять их. Где и когда – в принципе известно. Но как? Об этом следовало подумать, и подумать хорошо. Но сейчас, с чугунной головой, с постоянной зевотой и жутким желанием заснуть, мыслить не стоило.
И майор, мельком глянув на часы, решил покемарить хоть немного. Предстоящая ночь и утро вряд ли позволят утолить самую страшную на этот момент жажду – жажду сна.
Группа старшего лейтенанта Гаврилова прошедшие сутки работала под Гнилой Плотой и Сомово и уже затемно вернулась в Поныри. Обратную дорогу их машина шла на буксире. Приехав на место, Гаврилов доложил Самохину о результатах поиска и о поломке. Тот приказал ждать Титова.
Разговор вышел коротким. Ничем конкретным похвастать Гаврилов не мог, а высказывать версии и догадки по телефону не хотел.
Трехчасовую паузу оперативники использовали с максимальной пользой – легли спать. И к приезду Титова имели довольно бодрый вид. По крайней мере выражение предельной усталости с лиц сошло.
– Здорово, земеля! – пробасил Гаврилов, подходя к «доджу». – Примешь безлошадных горемык?
Титов кивнул на следовавшую за «доджем» полуторку и в тон старшему лейтенанту ответил:
– Ну если только разок. Что с вашим транспортом?
– А черт его знает! Семеныч говорит, с мотором что-то. Машина старая, раздолбанная как немцы под Москвой! Как бы не пришлось списывать.
Титов недовольно хмыкнул, думая о своем, и сказал:
– Ладно, поехали. Об успехах потом расскажешь.
– Да нет никаких успехов, в том-то и дело! – недовольно скривил губы Гаврилов, и его веселое, по-мальчишечьи веснушчатое лицо стало злым и напряженным. – Бегали-бегали… и почти впустую.
В его голосе сквозила такая досада, что Титов не сдержал легкой усмешки и сочувствующе посмотрел на старшего лейтенанта.
Командиром оперативно-розыскной группы Гаврилов стал недавно. Две с небольшим недели назад на железнодорожной станции во время перестрелки с замаскированными под советских военнослужащих немецкими агентами погиб прежний командир группы капитан Старостин. Пуля попала точно в сердце.
Так неожиданно для себя Гаврилов стал командиром группы. В принципе до этой должности он дорос давно, был опытным и смелым оперативником, имевшим за спиной три года работы в органах контрразведки. И сейчас старался изо всех сил показать, что назначение было не случайным, что он оправдает доверие.
В старших лейтенантах ходил последние дни. Новое, слегка запоздалое звание должны были вот-вот присвоить.
Выглядел Гаврилов несколько моложе своих двадцати пяти. Высок, строен, подтянут, прекрасно тренирован. Может, только улыбка, кстати и некстати мелькавшая на губах, придавала его лицу несерьезное выражение. Но сейчас улыбки и след простыл. Губы сжаты, глаза смотрят мрачно, вид недовольный.
– Садись, – повторил Титов, проследил, как трое оперативников побросали пожитки в кузов полуторки, сноровисто залезли сами, и дал команду Бубнову: – Поехали!..
Совещание в управлении началось в половине первого ночи. Вел его Самохин. От руководства управления был Сочнов, НКВД представлял заместитель начальника войск по охране тыла полковник Шалимов.
Кроме старших оперативно-розыскных групп, были командиры маневренных групп НКВД, капитан Хлестов от местного отдела НКГБ и инженер-майор Радченко, отвечающий за связь.
После рассмотрения деталей плана операции, распределения обязанностей и постановки задач Самохин поинтересовался, есть ли у кого вопросы.
– Максимальные сроки проведения операции? – подал голос полковник Шалимов.
– Мы несколько скорректировали их в связи с требованиями штаба фронта и Москвы. Начало в шесть часов двадцать третьего июня. Завершение – в восемь утра двадцать четвертого.
– А если за это время «Марек» не будет захвачен?
Самохин вздохнул, обвел взглядом присутствующих. Все люди опытные, понимающие толк в деле. Они как никто другой знали, что может произойти всякое. И что гарантий поимки агентов дать никто не может.
– Если «Марек» не будет захвачен, – ответил вместо Самохина Сочнов, – мы продолжим поиск, но уже с привлечением дополнительных средств и сил. Придется выходить на Москву, чтобы она помогла. Придется объявлять чрезвычайный режим поиска.
Сочнов не стал говорить о том, какие последствия будет иметь неуспех дела для него и руководства «Смерш», но все и так понимали – ответственность за провал понесут все.
– Режим несения службы комендатур, контрольных постов и пунктов остался прежний, – подал голос командир одной из маневренных групп. – Вы не хотите спугнуть их?
– Верно. Пусть дойдут до места более-менее спокойно. Мы также не стали выдвигать в районы возможного нахождения «Марека» наблюдателей и опергруппы. Все это будет сделано в случае неудачи. Однако патрулирование вашими группами продолжается.
Больше вопросов не было. Самохин выждал полминуты и произнес:
– В таком случае приступаем!
Сочнов взглянул на часы – они показывали половину второго – и добавил:
– Да, пора!..
2
Официально операция началась в два часа ночи двадцать третьего июня. Несколько десятков приказов, разосланных управлением контрразведки, руководством НКВД, НКГБ, несколько циркуляров, пояснений, дополнительных документов предварили развертывание сил, задействованных в деле.
О предстоящей операции знали только те, кто непосредственно принимал в ней участие. Комендатуры, тыловые управления фронта, армейские части были не в курсе происходивших событий. Впрочем, им это и не надо знать. Им и так забот хватало…
Покончив с рассылкой приказов, Сочнов и Самохин перешли к подготовке самой операции. По предварительному решению полковник оставался на месте, координируя действия всех служб, а Самохин выезжал в Березовец. Хотя оба варианта были одинаково реальны, он лично считал, что «Марек» будет именно под Березовцем.
Передвижной пункт управления – небольшой трофейный автобус и бронетранспортер охраны – был оборудован тремя мощными радиостанциями, штатом радистов и шифровальщиков. Иногда Самохин предпочитал автобус любому зданию, привыкнув за эти годы к кочевой жизни и минимуму удобств.
Уже перед самым отъездом вышедшего на улицу Самохина окликнул Сочнов:
– Обрадую тебя. Приказ пришел – теперь ты подполковник! Поздравляю!
Самохин кивнул. Что ж, этого следовало ожидать. Говорили о присвоении давно, а случилось сегодня перед самой операцией.
– Спасибо, товарищ полковник.
– Не за что. Закончим сегодня дело – отметим! – сказал Сочнов так уверенно, будто заранее знал, что именно сегодня поймают немецкую агентуру и многонедельная нервотрепка закончится. – Бывай!
Новоиспеченный подполковник залез в автобус, посмотрел на офицеров и сидящих в дальнем углу радистов и сказал:
– Поехали.
Следом за автобусом от школы отъехал бронетранспортер, тоже трофейный, с десятком бойцов из комендантской роты. Синий маскировочный свет фар едва-едва разгонял ночную тьму, подсвечивая дорогу под самыми колесами. Через полминуты машины растворились в темноте…
Дождь начал накрапывать где-то с полпятого. Мелкие капли долбили по грунту, по песку, траве, листьям деревьев, крышам домов. По пилоткам, каскам и плащ-палаткам пехотинцев, идущих по дорогам, по броне танков и самоходок, по холкам лошадей, тянущих повозки, орудия, телеги.
Низкие темно-серые тучи низвергали на землю сплошной поток воды, который становился все сильнее и сильнее. Июньское солнце, обычно встающее уже в четыре часа, в этот раз надежно спряталось за плотной завесой и только немного разогнало ночную тьму.
Немецкая авиация сидела на аэродромах, прикованная к земле непогодой, и, пользуясь случаем, советское командование перегоняло к фронту части и соединения. Дороги опять были забиты пехотой, танками и машинами.
И без того разбитые грунтовки превратились в трясину, где тонули не только солдатские сапоги, но и вязли колеса машин, повозок. Да и танки, и самоходные орудия садились на днища. Надрывный рев моторов, испуганное ржание лошадей, мат и крики людей – весь этот гвалт висел над дорогой на протяжении многих десятков километров. И все это происходило почти в полной темноте. Хотя кое-где особо наглые и бесшабашные водители включали фары, чтобы хоть что-то различить под колесами машин. Злые, рассвирепевшие командиры налетали на них коршунами, материли, заставляли гасить свет, кому-то раздавали зуботычины. Но едва они уходили, фары вспыхивали вновь.
При таком скоплении людей и техники патрульные группы, этапно-заградительные комендатуры, маневренные отряды с трудом просеивали всех проходящих и прибывающих. В связи с чем резко возрастал риск пропустить вражеских агентов. И тех, кто уже был в розыске, и тех, кто еще не попал в поле зрения контрразведки.
Группы наблюдения за выбранными местами выставили, как и было запланировано, в шесть часов. К тому моменту дождь уже перешел из мелкого в проливной, поэтому пришлось вносить некоторые коррективы в расстановку постов. В половине восьмого полковник Сочнов высказал сомнение, что «Марек» вообще появится в указанных местах. Немцы вряд ли пошлют самолет с грузом, а рация с ослабленным питанием может и не «добить» до центра. В таких условиях агенты могут отказаться от сеанса.
Вадис, выслушав доводы заместителя, нашел их разумными и запросил Самохина. Тот уже прибыл в Березовец и организовывал связь с опергруппами. Самохин сомнения Сочнова разделял, но предложил не сворачивать операцию. По крайней мере до определенного срока.
Генерал взял паузу на размышление. Еще через полчаса ему на стол легла шифрограмма. В тылах Центрального фронта обнаружены две новые агентурные команды противника. А на станции Щигры произведена неудачная попытка задержать несколько подозрительных лиц. Судя по всему, там работала еще одна агентурная группа. Почти сразу за этим уже из главного управления пришло сообщение. По сведениям Москвы, в ближайшие дни, а может, и часы в тылы фронта будут заброшены еще несколько вражеских агентурных и диверсионных групп. Все это требовало к себе самого пристального внимания, разработки мероприятий по своевременному обнаружению и нейтрализации диверсантов, внесения корректив в прежние планы работы. Причем неотложно!
А начальник розыска и заместитель выбыли на сутки! Вадис лихорадочно размышлял, как быть. Срывать операцию нельзя – сколько ее готовили, да и «Марека» надо брать! Но, сосредоточив на этом деле столько сил, можно упустить других агентов. И штат сотрудников не резиновый. А усиления в ближайшее время не предвидится.
После недолгого размышления Вадис решил отозвать Самохина в управление. А общее руководство операцией возложить на Сочнова. Решение не ахти какое, но иного выбора у Вадиса не было. И он начал менять план операции на ходу…
Получив приказ генерала, Самохин выехал в Золотухино, оставив на прежнем месте офицера для координации и связи. Вызов его не радовал – тщательно разработанный план летел к чертям!
В начале девятого Гаврилов и Тихонов доложили о начале выдвижения к выбранным для засад районам. К тому моменту дождевой фронт сдвинулся на запад. В Осмысках и окрестностях дождь перестал идти, а небо понемногу светлело. А Березовец все еще омывал ливень. Группы Гаврилова, Ярцева и Тихонова уже занимали места, а наблюдатели, сидевшие в деревне, выдвигались к лесу и дороге. Титов же пока только следовал к лесхозу.
В половине девятого в управление вернулся Самохин. Он успел переговорить с генералом и просмотреть полученные шифровки. А потом поступили сразу несколько сообщений. Из Москвы, от территориальных органов и от службы радионаблюдения.
В восемь двадцать неподалеку от дороги Косоржа – Щигры возле посадки были слышны выстрелы – пистолетные и автоматные. Водители проезжавших мимо машин дали об этом знать на первом же контрольном посту, и к указанному месту в срочном порядке была выслана маневренная группа. Результатов пока нет.
В восемь сорок пять шифровкой из главного управления сообщили, что двадцатого и двадцать первого июня немцы забросили в наш тыл еще три диверсионно-разведывательные группы, укомплектованные опытными, хорошо обученными агентами, прошедшими подготовку в разведшколах Варшавы и Конотопа, а также в спецшколе Восточной Пруссии.
Основными задачами заброшенных диверсантов являются сбор сведений о передислокациях войск в ближайшем тылу Красной Армии, обнаружение командных штабов корпусов, армий и фронта, диверсии на железных дорогах, убийства командного и политического состава Красной Армии.
В приложении к шифровке приводились некоторые данные и словесные портреты агентов. Кроме того, были высказаны определенные предположения относительно вероятных районов действий групп.
Отдельно указывалось, что в ближайшие сутки в наш тыл будет заброшена особая диверсионная группа, имеющая задание устранить командующего Центральным фронтом Рокоссовского К.К. Управлению контрразведки фронта предложено усилить работу по выявлению вражеских агентов и недопущению совершения ими диверсионных актов.
Данные требовали самого пристального внимания и тщательной проработки всех версий, а также составления плана работ по поиску новых групп. Но сейчас ни Самохин, ни сам Вадис не могли этим заниматься из-за проводимой операции. Что, конечно, не могло не беспокоить их обоих.
Не успели контрразведчики прочесть шифровку, как поступило еще одно сообщение. На окраине села Мигуньково квартировавшими там бойцами из состава отдельного саперного батальона замечены некие лица, идущие вдоль леса к дороге на Березовец. При попытке подойти к ним неизвестные ускорили шаг и скрылись в лесу. Командир саперной роты старший лейтенант Кужлев запретил преследование и доложил о произошедшем командиру.
– Возможно, это «Марек» и есть. И идут они к лесхозу, до которого оттуда всего пять-шесть километров, – высказал предположение Самохин.
– Надо срочно связаться с саперами и уточнить, кого именно они видели. Количество людей, одежда, оружие, вещи… – сказал Вадис.
– И у нас никого под рукой! – досадливо промолвил Самохин. – Все заняты.
– Мой адъютант съездит! – предложил генерал. – На «виллисе».
Но отдать распоряжение Вадис не успел. В кабинет, едва не сбив его с ног, вбежал командир взвода связи.
– Товарищ генерал! Ярцев передал – группа «Марек» захвачена в Осмысках! Только что!..
Самохин и Вадис вскочили, глядя на связиста. Потом посмотрели друг на друга.
– Почему Ярцев передает, где Гаврилов?
Связист – немолодой уже лейтенант – пожал плечами и неуверенно ответил:
– Н-не знаю… В сообщении об этом ничего нет. Только доклад о захвате.
– Я еду туда! – Самохин рванулся к двери. – Надо предупредить Титова, чтобы снимал засады и наблюдение с лесхоза!
Подполковник выскочил за дверь. Вадис посмотрел на связиста.
– Срочно шифровку Титову! Снять засады с лесхоза и вернуться в управление. Операция завершена, цель достигнута!
– Есть, товарищ генерал! – неловко козырнул лейтенант и тоже вышел из кабинета.
Вадис хмыкнул, довольно хлопнул ладонью по столу и вслух проговорил:
– Но почему докладывал Ярцев? Где Гаврилов?
…Деревня Осмыски была расположена почти на границе Курской и Орловской областей. Уже довольно давно она пустовала. Из полусотни домов уцелело меньше десятка. От остальных остались лишь печки, да и то не везде.
Последние жители отсюда ушли еще зимой, когда немцы, гоняясь за партизанами, сожгли почти всю деревню и расстреляли около десятка жителей – тех, кто был связан с партизанами. Впрочем, и стреляли, и жгли каратели из добровольческих отрядов русской полиции. Немцы лишь командовали, наблюдали да увезли с собой пять человек – молодых парней и девчат лет четырнадцати-пятнадцати. Уцелевшие – в основном старики и несколько детей – покинули выжженную деревню. Кто-то нашел пристанище у родни, кто-то пошел к партизанам.
Когда Красная Армия освободила район, никто в Осмыски не вернулся. Кого-то давно схоронили, кто-то воевал… Так деревня и стала брошенной.
С точки зрения обустройства здесь тайника место было практически идеальным. До леса около километра, от опушки до самых огородов идет глубокий овраг, заросший кустарником, лопухами и травой. Уцелевшие дома дают приют, укрывают от случайного взгляда. И потом, в радиусе десятка километров ни одного важного военного объекта – штабов, складов, районов дислокации частей. Одиночный самолет, да еще ночью, вполне мог проскочить систему ПВО и выйти на точку.
Опергруппы прибыли в Осмыски в начале девятого. Гаврилов лично выбирал места для засад, а приезжавший потом Самохин одобрил выбор. Сам старший лейтенант с группой должен был сесть в ближнем от дороги уцелевшем сарае. Правда, уцелел тот чисто формально – две стены и проваленная обгорелая крыша. Зато обзор из него отличный. Капитан Ярцев по расписанию занимал дом на противоположном конце деревни и держал под контролем дорогу, уходящую к большаку. А группа капитана Тихонова обосновалась неподалеку от края оврага, где стояли плодовые деревья, заросшие травой и репейником.
По приезде Гаврилов получил доклад от наблюдателей, еще раз сам обошел места засад, обговорил порядок действий с приданной маневренной группой (та базировалась на складе разрушенного МТС в двух километрах от деревни). Затем послал шифровку Самохину и приказал оперативникам занять места.
Но сделать это оперативники не успели…
Часто так бывает – готовишь операцию, концентрируешь силы и средства, и вроде врагу некуда деваться. А он раз – и уходит! И все труды насмарку!
Бывает, что ожидание затягивается до последнего, сжигая натянутые до предела нервы. И все висит на волоске, а успех сродни чуду.
Но иногда все происходит быстро и неожиданно. И нужный результат приходит еще до того, как ты готов. Р-раз – и он выложен на блюдечке! Но за такие подарки судьбы надо платить. А судьба – богиня старая, языческая. Ей подавай настоящие жертвы. Кровавые! Да побольше, побольше!
…Второй пост наблюдения – оперативник-стажер и радист – обнаружил группу неизвестных людей, когда те миновали почти половину оврага и уже выходили к саду. Виной тому стали плохая видимость и усталость – всю ночь наблюдатели не смыкали глаз.
Группа Тихонова получила сообщение на подходе к месту засады, перестроиться или уйти они уже не успевали. А незнакомцы заметили движение и приготовили оружие.
Дальше все произошло спонтанно. Тихонов выскочил к оврагу с криком «Стой, не двигаться!». Будь это свои, приказ был бы выполнен или по крайней мере оспорен. Но к деревне шли «не свои». Короткая очередь прошила грудь капитана. Немецкие агенты хорошо умели стрелять и с двадцати шагов навскидку не мазали.
Капитан рухнул в траву, успев прохрипеть «Живьем!». Лейтенанты Попов и Маслаченко немедленно открыли ответный огонь, целя выше голов, стараясь прижать противника к земле. А радист тут же передал сигнал тревоги. Но он был лишним. Стрельбу услышали все.
Ближе к месту боя была группа Гаврилова. Старший лейтенант сориентировался мгновенно. И приказал зайти во фланг противнику. Трое оперативников побежали по деревне к лесу, отрезая пути возможного отхода.
Агенты уже поняли, что происходит, и сдаваться не думали. Отвечая короткими очередями и сдерживая оперативников, поползли по оврагу назад, к лесу. Они преодолели две трети пути, когда с фронта ударила подоспевшая группа Ярцева, а с тыла зашла группа Гаврилова.
Зажав агентов в овраге, оперативники начали сближение. Вместо короткой сшибки вышел открытый бой, где обороняющиеся имели важное преимущество – они убивали врагов, а те хотели взять их живыми.
На вызов примчалась маневренная группа, создав второе кольцо окружения. Агенты уже поняли, что им не уйти, и решили продать жизни подороже. Все они были тренированными, опытными бойцами, оружием владели отменно. Против них тоже работали профессионалы. Но скованные приказом и необходимостью щадить врага.
Двадцатиминутная перестрелка закончилась победой оперативников, что и следовало ожидать. Но за победу они заплатили дорого. Погибли старший лейтенант Гаврилов, лейтенант Попов и оперативник из группы Ярцева. Еще четыре человека были ранены.
Из агентов в живых остались двое, причем один – радист – был тяжело ранен. Старший группы и второй радист погибли.
Капитан Ярцев, взявший командование на себя, по горячим следам допросил пленного и дал шифровку Вадису. В ней он сообщил самое главное на тот момент – вражеская агентурная группа «Марек» уничтожена. Живыми взяты радист и еще один агент. А также рация, шифровальные документы, бумаги, удостоверения, бланки и – что особо важно – карта!
Главная задача была выполнена, группа «Марек» нейтрализована. А то, что операция пошла наперекосяк и контрразведчики понесли тяжелые потери, – уже вторично.
…Приказ свернуть подготовку засад Титов получил в половине десятого. В короткой шифровке из управления было сказано, что конечная цель операции достигнута.
Отдельно указывалось, что группа старшего лейтенанта Базулева должна немедленно отбыть на прежнее место и продолжить работу. А маневренной группе НКВД предписано выехать к штабу войск по охране тыла.
Титов мимолетно порадовался за Пашку Гаврилова. Первый серьезный результат в должности старшего группы. Как раз капитанство свое обмоет вместе с наградой. За орденом дело не станет, Вадис и Самохин в таких делах щепетильны.
Передав приказ Базулеву и командиру маневренной группы, Титов вернулся к своим. Оперативники уже перебрались из кустов, где сидели в засаде, в домик егеря. Кроме него, здесь больше целых зданий не было. Лесопилка, установленная под большим навесом, сгорела, склад на ладан дышит и протекает, сарай еще стоит, но одной стены нет и крыша снесена. Второй жилой дом почти до основания разнесен прямым попаданием не то авиабомбы, не то крупнокалиберного снаряда.
– Отбой, хлопцы! – скомандовал Титов, глядя на оперативников. – Я всех уже отпустил, мы выедем вслед за ними.
– Эх, подфартило Павлу! – крякнул старший лейтенант Кульков, вскакивая на ноги и подходя к окну, забранному чудом уцелевшим стеклом. – Чуяла моя душа, что не ляжет нам карта!
– Ляжет, не ляжет… Какая разница.
Майор прошел в глубь комнаты, тронул бок небольшой печки. Отряхнул пальцы и посмотрел на лейтенанта Парфенова.
– Коля, давай к Матвеичу. Пусть подгонит машину сюда.
Стоявший у окна Кульков внимательно разглядывал кроны деревьев и стену ливня, что за последние двадцать минут только усилился.
– Командир, – промолвил он, когда Парфенов подошел к двери. – А чё нам-то спешить? Дождь вот-вот закончится. Вон как громыхает на прощание! Переждем и поедем. А то пока Матвеич тент натянет в кузове! Да и все равно мокрые будем. А?
Титов глянул на Кулькова, на замершего у двери Парфенова и на сидящего у печки лейтенанта Кузнецова. В его глазах было такое нежелание выходить под ливень и трястись по ухабам в кузове полуторки, слушая раскаты грома, что майор невольно хмыкнул.
– Двадцать минут, говоришь?
– А то! Смотри, как молнии сверкают…
– Базулев, между прочим, выехал. И маневренная группа с наблюдателями убыла.
– Ну так у них приказ! Нам-то срочных дел не поручали. Двадцать минут – большая проблема!
Титову и самому не хотелось ехать в дождь. Да и полуторка проедет ли по окончательно раскисшему тракту? Сюда его группа приехала на грузовике, имея в виду, что обратно, возможно, придется везти «гостей» и их снаряжение. В «додж» все бы не влезли, а брать две машины нельзя – маскировка превыше всего.
Вот майор и смотрел в окно, прикидывая, нужен ли он так срочно Самохину и Вадису или можно выждать буквально полчаса. Кульков прав, ливень скоро пройдет. А мокнуть нет никакого желания.
– В управлении сейчас все равно суматоха, не до нас, – высказал последний довод Кульков. – Еще и ждать придется…
– Л-ладно, – как бы нехотя протянул Титов. – Полчаса отдыхаем. Вадим, скажи радисту, пусть отошлет сообщение, мол, задерживаемся на месте на полчаса, прибудем… к одиннадцати часам.
Радист, приданный группе, сидел во второй комнате. Сушил плащ-палатки, которыми была укутана рация и он сам. Впрочем, сейчас сушились все. Оттого в избе стоял устойчивый запах пота и влаги.
– Ну, коли есть время, не грех и перекусить, – сказал Кульков, глядя на командира. – А то ночью как-то было недосуг. Да и согреться надобно. Все вымокли.
Майор хмыкнул, поймав лукавый взгляд старшего лейтенанта, и кивнул. Теперь можно расслабиться.
– Ладно, доставайте продукты. Но только быстро. Через полчаса выезжаем…
Кулькова два раза просить не надо. Он мигнул лейтенантам, они быстро расстелили сохнущую плащ-палатку. Оперативники споро расставляли на ней консервные банки, завернутые в бумагу бутерброды, фляги с холодным чаем, кулек с вареной картошкой, хлеб, соль, лук…
Из соседней комнаты вышел радист – низкорослый плечистый сержант лет тридцати. На его бледноватом лице выделялись гренадерские усы, служившие предметом незлых подковырок оперативников и сослуживцев.
Увидев такое богатство на плащ-палатке, сержант растянул губы в довольной улыбке и достал из вещмешка завернутый в бумагу добрый шмат деревенского сала.
– Ого! – воскликнул Кузнецов. – Вот так стратегический запас! Как ты его сохранил-то?
– Это меня кум снабжает, – немного смущенно ответил радист, поглядывая на Титова. – Он в хозроте служит, старшиной…
– Ну понятно. У какого старшины нет заначки для родича! Сидай, сержант, поедим хоть. Эх, Матвеича еще позвать бы!..
– Матвеич ни за какие коврижки и сало не выйдет под дождь, – заметил Кульков. – Страсть как не любит воду! И все из-за машины – боится, что намокнет… да и есть у него чем перекусить…
Через пару минут импровизированный завтрак был готов. Консервы вскрыты, хлеб, сало, лук порезаны, картошка очищена. С разрешения Титова Кульков налил всем по пятьдесят грамм спирта, а воду уж добавлял каждый по вкусу. Ели не спеша, но в то же время быстро. Успевая переброситься парой слов.
Майор все думал об операции. Повезло Гаврилову – на него вышли агенты. Хотя по всем расчетам должны были быть здесь. А может, и хотели сюда прийти. Дали бы сеанс с центром, запросили самолет и встречали бы у лесхоза. Раз рация была с ними, значит, точно готовили связь… Что ж, как ни крути, но с «Мареком», по большому счету, покончено. И теперь группу Титова переориентируют на других агентов. Их последнее время забрасывают все чаще… Видать, и впрямь вот-вот наступление.
От мыслей его отвлек негромкий смех. Кульков по своему обыкновению что-то травил. Видать, опять вспоминал свое бурное детство, когда был шпаной московской. Титов глянул на веселые лица оперативников и вдруг подумал, что ему повезло с парнями. Как в принципе всегда везло по жизни на хороших людей.
Вот старший лейтенант Кульков. Был в детстве хулиганом, связался со шпаной. Пара приводов в милицию, постановка на учет. Хорошо, отец помог, отправил лоботряса в армию. И попал новоявленный защитник Родины в погранвойска. Служба понравилась, и младший сержант Кульков остался в строю. Окончил курсы, стал младшим командиром. Войну встретил старшим сержантом. С начала сорок второго года – розыскник. Три ордена, две медали, красная полоска – ранили в том году при задержании диверсантов.
Опытный, умелый, хваткий. По большому счету, готов стать старшим группы. И если его, Титова, все же переведут (слухи уже ходят), то рекомендовать он будет именно Кулькова. Хотя кое-кому в управлении не нравится его слишком веселый нрав и острый язык. Но Самохин за него горой, знает, каков тот на самом деле.
Лейтенант Парфенов. Пришел в контрразведку полгода назад вместе с Кузнецовым. Был заместителем командира разведроты в стрелковой дивизии. Воюет почти два года. Кстати, кадровик – должен был увольняться в запас, но тут война. А дальше обычное – ускоренные курсы младших лейтенантов, взвод, полковая разведка, а потом вот взяли в дивизионную.
На новом месте сперва терялся, как и все новички, но потом привык. Вошел в курс дела и вот сейчас уже довольно опытный розыскник, успел получить орден весной.
Лейтенант Кузнецов. Вылитая копия Парфенова – рост высокий, плечи литые, волосы светлые и выражение лица почти одинаковое. Хоть и не братья. Кузнецов – сибиряк, спортсмен. Занимался борьбой вольного стиля,[2] брал призовые места на соревнованиях по стрельбе.
В армию попал зимой сорок первого, солдатом. В Сталинграде был уже старшим сержантом. Там же получил первое офицерское звание. Командовал штурмовой группой. За что был награжден орденом Ленина. После ранения его направили в контрразведку. А два месяца назад Кузнецов стал лейтенантом.
