В принципе, меня не тяготила роль выездного врача, и не в последнюю очередь потому, что для меня эта работа была временной. Несколько месяцев в году.
Вдруг случился ковид. Пандемия. Весь мир сошел с ума. Приехав в Петербург на пару месяцев, я задержался почти на полгода. И совершенно не понимал, когда этот бардак кончится и как прогнозировать какое-то будущее.
Чтобы заработать хоть немного больше, я стал брать больше дежурств. С привычных семи-восьми суток в месяц их стало двенадцать, а то и четырнадцать. По сути, подработка превратилась в основную деятельность. Между дежурствами я успевал поспать, но не более того.
Помимо выездной службы наша клиника располагала небольшим стационаром, буквально на двенадцать коек. Однажды мне предложили работать не только на вызовах, но в стационаре. С одной стороны, это не так выгодно по деньгам, но с другой – работа более спокойная. Естественно, я согласился.
Огромным плюсом было то, что стационар находился почти в центре и в пешей доступности от моего дома. Небольшое одноэтажное здание, сокрытое проходными дворами старого города.
В один из дней, во время моего дежурства, в дверь клиники позвонили. Открыв ее, я увидел юношу и, не раздумывая, пригласил его в кабинет для консультации. Он был явно встревожен, не знал, куда деть руки, то убирал их в карманы, то доставал, постоянно озирался по сторонам и немного заикался. Оказалось, это не пациент, а молодой специалист, который недавно окончил ординатуру и искал работу.
Что ж, поиск первой работы всегда волнительный. Я отправил его к шефу, тот его долго не мучил и, выяснив основную информацию, привел обратно ко мне.
– Алексей Сергеевич?
– Да.
– Заняты?
– Консультаций пока нет, в палатах спокойно.
– Ну и хорошо. Не могли бы вы показать Иннокентию Геннадиевичу стационар и коротко рассказать о работе?
– Почему нет.
– Тогда оставляю вас.
Вообще, странный юноша: высокий, с неловкими движениями и детским выражением лица, но в то же время с весьма неглупыми глазами и цепким взглядом. Он создавал двойственное впечатление. В какой-то степени меня даже расстроил тот факт, что я не могу его сразу прочитать. Я провел короткую экскурсию, оставил Иннокентия в своем кабинете и отправился к шефу.
– Можно войти?
– Конечно.
– Стационар показал, о работе рассказал. Что с ним дальше делать?
– А что думаете?
– Черт его знает. Молодой, зеленый. Надо смотреть. Хотите взять?
– Думаю, да.
– В клинику? Или на выезд?
– Пока не знаю. По-хорошему надо бы его подучить. Алексей Сергеевич, вы можете?
– Без проблем. У меня уже были практиканты.
– Вот и решили, а там посмотрим, куда его.
Несмотря на то что я старался держаться как можно увереннее в глазах начальства, как только я согласился взять ученика, меня сразу же начали одолевать сомнения и даже охватило небольшое чувство тревоги. За те несколько десятков шагов, которые отделяли кабинет шефа и приемный кабинет, в котором ждал парень, в голове успело пролететь множество противоречивых мыслей. Но от того, чтобы окончательно впасть в неконтролируемое состояние паники, меня спас папик, который неожиданно и в совершенно не свойственной ему манере не стал язвить или снисходительно усмехаться.
– Не парься.
– Что?
– Ой, извини. Не переживай, говорю.
– А чего это вдруг тебя озаботило, переживаю ли я?
– Если честно, сам не понимаю, но почему-то именно сейчас подумал тебя поддержать.
– Спасибо, конечно…
– Нет, я серьезно. Во-первых, тебе самому приходилось быть учеником, и не раз, а во-вторых, помнится, у тебя уже были стажеры и раньше.
Меньше всего, услышав папика у себя в голове, я ожидал от него слов поддержки, от неожиданности я остановился и встал посередине коридора.
– Последний раз я был в роли ученика лет восемь назад, когда пришел на скорую помощь. Меня стажировал пожилой, опытный врач, ему было ближе к восьмидесяти, и он сразу решил, что практику я в состоянии освоить и сам. В результате моя стажировка превратилась в непрерывный, местами достаточно вычурный околофилософский бред с элементами бытовухи и порнографии.
– Не накручивай. Все получится. Иди уже.
Мне даже показалось, что он мне подмигнул, хотя как? Но я не стал вдаваться в подробности и просто послушался.
Вернувшись к себе, я застал юношу скромно сидящим на краю стула для пациентов и неловко теребящим носовой платок.
– Итак, какие у тебя планы?
– Ищу работу.
– Готов к небольшой стажировке? Денег не дадут, но опыт бесценный.
– Долго?
– Думаю, пару дежурств надо будет вместе по вызовам покататься, разок в стационаре. А дальше решим.
– Конечно!
– Как тебя зовут? Мне всегда сложно запоминать имена.
– Кеша.
– А полностью?
– Иннокентий Геннадьевич.
– Хорошо, но для пациентов только Иннокентий Геннадьевич, никаких Кеш. Для пациентов ты должен излучать солидность и профессионализм, и от первого впечатления зависит очень многое.
– Понял.
– Практику будешь проходить со мной. Следующее дежурство у меня в четверг, на выездной службе. Готов?
– Да.
– Ты на машине?
– Нет.
– А где живешь?
– В Девяткино.
– Сочувствую. Тогда в четверг в восемь утра встречаемся здесь, в стационаре.
– Понял. Что брать с собой?
– Халат возьми, никаких кроссовок и маек, можно рубашку, туфли и чистые руки.
– Хорошо. А сейчас что?
– А ничего. Сейчас свободен, до четверга.
– Спасибо!
Утром, в день дежурства, я проклинал себя за то, что вписался в авантюру с практикантом. В восемь утра вызовы бывают редко, особенно в будний день. Обычно первые звонки от диспетчера поступают ближе к полудню, а значит, что вполне можно валяться в кровати. А тут мне надо мало того что встать в жуткую рань, так еще и тащиться за тридевять земель с сомнительной целью: обучить какого-то пацана.
К восьми я все же не приехал. Мне пешком идти до клиники быстрее, чем крутиться по односторонним улочкам в утренние пробки! Опоздал я не сильно, минут на сорок. Практикант терпеливо ждал на пороге стационара. Он даже не стал звонить в дверь: то ли стеснялся, то ли боялся. Я снова насторожился, но не придал этому особого значения. Поморгал фарами, он неуверенно подошел к машине и, открыв дверь, спросил разрешения сесть. Интересно, это все же воспитанность или тревожность?
– Как дела?
– Хорошо.
– Тогда начинаем учиться. Вот так начинается дежурство: с восьми утра в машине. И никто не знает, сколько мы так проведем времени. Вызов могут дать сразу, а можем и просидеть полдня.
– Хорошо.
– Кофе будешь?
– Наверное, да.
– Давай все же на «ты». Так проще.
– Можно я на «вы» буду? А ко мне можете обращаться, как вам удобно.
– Как скажешь. Мне проще на «ты».
– Без проблем.
– Ну, рассказывай.
– Что?
Все же это тревожность, он дрожал и ждал, что произойдет.
– Так. Я понял. Вот с чего мы начнем.
– С чего?
– Это твоя первая работа?
– Врачом – да.
– Успокойся. Ты не в школе, не в университете и тем более не на экзамене. Мы с тобой коллеги, и я уверен, что ты прекрасно все знаешь и умеешь. Моя задача на практике – показать тебе нюансы работы, а не поставить двойку в зачетку. Ты должен излучать уверенность и нахальство, а не дрожать, сиротливо оглядываясь.
– Хорошо, я постараюсь.
Он попытался улыбнуться. Это хороший знак. Есть шанс, что парень поуспокоится.
– Сам из Петербурга?
– Нет, из Новгорода.
– Девушка, жена?
– Девушка, в этом году ординатуру заканчивает.
– Дай угадаю – тоже по психиатрии?
– Да.
– На что живете?
– Родители помогают, и я подрабатываю.
– Кем? Чем?
– Массаж делаю.
– В салоне?
– Начинал да, сейчас в основном на самозанятости.
– У себя дома?
– Редко. Чаще по адресам.
– Слушай, это очень круто! Многие вещи в этой работе тебе объяснять будет проще. Где учился?
– В Первом меде[5].
– Все же мне непонятно: почему психиатрия? Если уже руками работаешь, то не лучше было бы пойти в эту сторону?
– Нет. Я с третьего курса посещал факультатив по психиатрии, а массажем случайно занялся. Предложили – согласился.
– И чего ты хочешь от этой работы?
– В каком смысле?
– В прямом.
– Денег, карьерного и профессионального роста.
– Формальные, заранее заготовленные ответы – это хорошо, это правильно, но хотелось бы услышать твое мнение, а не стандартную фразу для того, чтобы отмахнуться.
Наконец раздался звонок от диспетчера. Мужчина средних лет, вызывала его жена. Я перезвонил пациенту, уточнил необходимую информацию, а также сообщил, что буду с практикантом.
Пока ехали, я рассказывал, что нам предстоит и что следует делать.
– Когда приедем на адрес, стоишь и молчишь. Если я буду давать какие-либо указания – выполняешь. Понятно?
– Хорошо.
– После я объясню, что, как и почему. Пожалуйста, не проявляй самодеятельности.
– Я понял.
Адрес был в нашем районе, и приехали мы достаточно быстро. Обычный панельный дом без лифта. Только мы поднялись на этаж, как в нос ударил неприятный запах еды, напоминающий все казенные учреждения разом. Не знаю почему, но столовые в школах, больницах или производствах пахнут одинаково отвратительно, и я даже толком не могу описать, как именно. Но откуда этот запах в обычном многоквартирном доме? Про себя я молился, чтобы источником было что угодно, только не жилище нашего пациента.
Нажали на звонок. Встретила женщина в домашнем халате и жестом пригласила войти. Нам пришлось пробираться боком, прижимаясь спиной к многочисленным курткам, которые занимали все стены и без того узкой прихожей. Запахи из парадной никуда не делись, хоть и стали не так интенсивны. Как они вообще здесь живут?
Я переобулся в туфли, Кеша надел бахилы, мы помыли руки и прошли в комнату с пациентом. Передо мной была забавная задача помимо моей привычной работы – шоу для пациентов – сделать шоу еще и для Кеши. Я быстро понял, что это должен быть интерактив и практиканта надо включать в представление.
Первым делом я заставил его мерить давление. Занятие глупое, но требует усердия. Сам же в это время опрашивал пациента. Затем попытался принудить парня к работе медсестры – собрать капельницу, но увидел полное непонимание в его глазах. Пришлось отказаться от затеи. К тому же выяснилось, что он не умеет делать внутривенные инъекции.
Самое полезное применение, которое я ему нашел, – заполнение медицинской карточки, то есть формальная запись паспортных данных и основных биологических показателей, бланк согласия и медикаментозных назначений. С этим он справился уже хорошо.
Пациентом был мужчина сорока́ лет, неделю назад он начал отмечать день рождения, который праздновал до сих пор. При том у него хватало сил ходить на работу! По началу он пытался справиться сам. Не получалось. Каждая попытка похмелиться перерастала в застолье к вечеру. Наконец его жена не выдержала бесконечный праздник и позвонила в нашу клинику, она же и рассказала, что прибегать к подобным услугам им приходится несколько раз в году. От моего предложения подшиться пациент вежливо отказался, уговаривать я не стал. Закончив работу, мы с Кешей вышли на улицу.
Первая моя мысль после этого вызова: «А он не так плох и прост, как показалось на первый взгляд», хотя и объективных причин для этого не было. С одной стороны, меня расстроило, что он не умел делать внутривенные инъекции, точнее, вроде умел, в теории. На какой-то практике в университете ему показывали, как это делать, но по факту сам он ни разу не протыкал иголкой живого человека. С другой стороны, мне понравилось его поведение. Он был уверен в себе, не суетился и производил крайне приятное впечатление.
– А что дальше?
– В каком смысле?
– Что будет дальше с этим пациентом?
– А тебе не все ли равно? Лучше расскажи, что увидел на вызове?
– Пациента в состоянии абстиненции после длительного запоя.
Я собрался глумиться над Кешей, но мой порыв прервал звонок диспетчера. Мужчина, 56 лет, Владимир, в двухнедельном запое, вызывал сам себе. Совсем рядом. С клинической точки зрения врачебная помощь ему была не очень-то и нужна. Опытный дядька, не первый раз уходит в заплыв и прекрасно знает, как справляться с этим состоянием самостоятельно.
У каждого человека однажды наступает момент, когда горечь одиночества перевешивает рациональные доводы об экономии, и он звонит в частную наркологическую службу. Обычно людям свойственно стесняться и не признаваться в слабостях, маскируя их как соматическими, так и психотическими симптомами, но Владимир не пытался скрыть, зачем он нас вызвал. Как только он открыл дверь, было невозможно не обратить внимание, что его разрывала целая гамма чувств и эмоций. Он одновременно страдал от сильнейшего похмелья и в то же время не мог сдержать радости от того, что купил себе компанию на ближайший час-полтора.
Мы с ним быстро и легко договорились на капельницу в средний ценник и, учитывая его радость, я обнаглел и спросил, может ли на нем «потренироваться» мой практикант. Было видно, что он почувствовал полезность и нужность и как мог помогал Кеше советами, как лучше в него тыкать иголкой. У него были хорошие вены, и Кеша смог попасть с первого раза. От чего Владимир даже немного расстроился и предложил поставить второй пакет в другую руку «для закрепления навыка».
Пока пациент лежал под капельницей, я велел Кеше собрать подробный анамнез. Не то чтобы это было необходимо, но мне хотелось посмотреть на навыки практиканта. Какое-то время я слушал их диалог. Кеша справлялся хорошо.
Перед уходом я порекомендовал завтра повторить процедуру, пациент обещал подумать. На этом мы с ним и расстались.
Когда мы сели в машину, то продолжили с Кешей прерванный диспетчером диалог.
– А с этим?
– Что с этим?
– Что будет дальше с этим пациентом?
– Ровно то же самое, что и с предыдущим. Два вызова мы сегодня сделали. Надеюсь, пара часов у нас будет передохнуть.
– Почему? Почему то же самое?
– Слушай, а чего ты такой любопытный? Серьезно. Что именно ты хочешь узнать, когда уже второй раз спрашиваешь, что будет дальше?
– Просто интересно.
– Не придумывай. Ты прекрасно сам все знаешь. Вот что я сегодня понял: определенно – ты не идиот. Это хорошо. С такой работой тебе разобраться будет не сложно. Что-то принципиально новое я тебе вряд ли смогу показать. Так, чисто практические моменты.
– И?
– И ничего. Еще денек покатаемся, и буду рекомендовать руководству брать тебя в штат.
– Спасибо. Но…
– Что «но»?
– Мне интересно. Да и время сейчас свободное есть. Я бы постажировался подольше.
– Не устал? Не хочешь свалить домой?
– Пока нет.
Все же он вызывал у меня смешанные чувства. Вроде обычный провинциальный паренек. Да, не глупый, да, воспитанный, да, освоился в большом городе. Ничего особенного. Но у него был характер. И не самый простой. Нет, он не упирался как бык в ворота, он был достаточно гибок, но явно имел некоторые принципы, от которых не отходил. И эти принципы не были тривиальными. Похоже, мне не отделаться от него так просто или хотя бы быстро. Тогда нужен какой-то план обучения? Или как всегда? Разгильдяйство и импровизация? Нет. Лучше какой-то план. Я повернулся к Кеше.
– Желание учиться всегда похвально. Уговорил. Я постараюсь для тебя немного структурировать теоретические аспекты, и продолжим практику. С ней будем разбираться уже по ходу.
– Хорошо. С чего начнем?
– С обратной стороны работы. Как устроена служба и как зарабатывать деньги. Очень сумбурно. Более цельная лекция будет следующий раз, когда подготовлюсь.
– Хорошо.
– Если предельно упростить, то в коммерческой наркологической клинике есть три основных компонента, без которых невозможно ее функционирование. Как бы ни казалось парадоксальным, на первом месте в ней стоят далеко не врачи, а рекламный отдел. Этих людей никто не знает в лицо, но без их работы не получилось бы ничего. Конкуренция в бизнесе высокая, и не малая часть бюджета тратится на рекламу. Основная задача рекламщиков заключается в том, чтобы потенциальный клиент обратился именно к нам. На этом их полномочия заканчиваются.
Следующий компонент по степени значимости – это диспетчерская служба, потому что мало того, чтобы потенциальный клиент обратился именно к нам, нужно еще и удержать его, ведь человеку свойственно сомневаться, выбирать, сравнивать. Клиент может передумать покупать услугу вовсе или уйти к конкурентам. С этой задачей работает служба диспетчеров.
Естественно, в их работе существует система поощрений и наказаний. Для них очень плохо, если не получилось удержать клиента и тот ушел к конкурентам или передумал. Их за это ругают и наказывают. Еще хуже, если они отказывают клиенту, даже имея объективные причины. Клиника потратила кучу сил и денег, чтобы люди обращались именно к нам, и каждый отказ – это потеря прибыли. Предположим, что некий гражданин вчера отмечал день рождения. Утром следующего дня он решил поправить здоровье баночкой пива и не заметил, как к вечеру снова оказался пьян, а завтра ему на работу, и надо быть свежим, отдохнувшим и хорошо соображающим. Ему в голову приходит мысль, что надо бы поискать в интернете, какие бывают способы протрезветь и справиться с предстоящим похмельем. Естественно, практически сразу он натыкается на рекламу клиники, которая предлагает за небольшие деньги помочь справиться с его проблемами. И вот человек уже набирает наш номер или конкурентов, но лучше – наш. На звонок отвечает девушка-диспетчер, которая сообщает, что все отлично. Ваш случай – наша профессия, и что меньше чем через час высококвалифицированный врач будет у вас на пороге. Затем диспетчер ищет врача, которому можно поручить клиента, и передает ему. Врачи – это третий этап или компонент.
– Вроде понятно.
– Вот так, кратко и схематично, устроен этот бизнес, вся прибыль которого строится на количественных и качественных показателях. За количественный ответственны первые два пункта, за качественный – третий, то есть конкретно ты. Чем дороже ты себя продашь – тем больше заработаешь и ты, и клиника.
– Понятно.
– Дальше я буду делиться с тобой личным опытом, так как до этого я всегда работал в государственных учреждениях, что означает почти фиксированную зарплату. Здесь же «волка ноги кормят», и доход имеет непосредственную связь с тем, как я оказываю услуги, как я себя и их преподношу, а вот как именно я это делаю – зависит только от меня. Приходится выступать не только в роли врача, но и в роли менеджера, которому предстоит продать себя за максимально возможную цену.
Если первое время я играл в прятки с совестью, уговаривал себя, что есть врачебный долг, что я должен думать о благополучии пациента, то через весьма короткий срок я усвоил важный урок: никого нельзя жалеть. Моя работа – всего лишь услуга, и я ее не навязываю, человек сам вызвал меня. Конечно, можно войти в положение, сделать скидку или даже оказать помощь бесплатно, но моя цель – деньги, а не занятие благотворительностью. Чтобы заработать, мне нужно придумать, за что платить пациенту, и продать это ему.
Еще Фрейд писал, что «стоимость терапии должна быть чуть больше, чем человек может себе позволить, только в этом случае она будет эффективной». И это так. Дорогую услугу человек ценит и воспринимает лучше, чем бесплатное оказание медицинской помощи. «Просто следовать какой-то там клятве» продается плохо, даже если ты делаешь это профессионально и безупречно.
Моя задача – исполнить цирковой номер, который заказал и оплатил клиент, и исполнить так, как его представляет клиент. Для того чтобы продавать цирковой номер дорого, нужно учитывать два компонента: для кого номер предназначен и что скрывается за формальными жалобами на самом деле. Сейчас объясню: врача может вызывать сам пациент или его родственники, друзья, коллеги. Важно знать, кто именно платит за трезвость конкретного человека и, самое главное, зачем эта трезвость ему нужна.
Справляться с похмельем, независимо от тяжести запоя, в нашем обществе одна из народных забав, и надо отметить, что в этом направлении есть решительные и однозначные успехи. Все же что-то заставляет человека потратить деньги и вызвать нарколога с капельницей на дом. Чаще всего поводом является бессонница и чувство тревоги, которые маскируют одиночество. От того, как успешно ты со всем этим справишься, будет зависеть и гонорар, и удовлетворенность твоей работой в целом.
Теперь сам цирковой номер. Или шоу. Все начинается с внешнего вида. Врач в поношенной болоньевой куртке и кроссовках не внушает доверия. Обычно я ношу пальто и костюм; снимая пиджак дома у пациента, всегда прошу плечики перед тем, как надеть халат. Халат должен быть хорошо выглажен и чист, белизной он должен резать глаз и внушать уважение. Я редко пользуюсь бахилами. Войдя в чужой дом, я переобуваюсь в дорогие офисные туфли, что так же неизменно производит впечатление на тех, для кого шоу предназначено, в первую очередь – для родственников. Человеку в похмелье глубоко все равно на все эти уловки, для него есть другие. Все мои действия не торопливы и основательны, что позволяет создать иллюзию самоуверенности и повысить собственную значимость в глазах зрителей.
Мое шоу – это разговорный жанр. Для многих людей работа врача – загадка, тайна. Не все его действия, манипуляции и вопросы понятны, поэтому всем всегда интересно заглянуть «за кулисы». Каждое движение, каждый вопрос я комментирую и поясняю, зачем что-то делаю или спрашиваю. Снимая кардиограмму, сообщаю, какую патологию можно увидеть и как от этого будет зависеть терапия. Измеряя артериальное давление – о рисках высокого или низкого показателя. Интересуясь, каким видом алкоголя злоупотребляет клиент, я рассказываю, чем отличается пивное похмелье от водочного, и так далее.
Проведя ритуал диагностики, я обычно перехожу к «разводу», то есть к обсуждению с родственниками или же с самим пациентом того, в каком объеме и за какую сумму я буду оказывать услугу, всегда рекомендуя и настаивая на самом дорогом варианте. Большинство соглашается, кто-то же торгуется, давит на жалость, приводит объективные доводы, тогда приходится работать за тот или иной средний чек.
Исполняя весь цирковой номер, ты должен не забывать о самом главном.
– О чем?
– О пациенте! О чем же еще? У тебя же в руках его жизнь, как минимум, нужно не угробить ее. Какой самый главный принцип в медицине?
– Не навреди.
– Естественно. Но еще до него?
– Какой?
– От себя.
– От себя?
– От себя. Если есть хоть малейший шанс переложить ответственность за пациента – сделай это, а потом уже – не навреди. Когда диспетчер предлагает тебе вызов, то твоя первоочередная задача – это слиться, лучше на этапе телефонного разговора или уже по прибытии на адрес. Сделать все для этого. Только тогда, когда не осталось вариантов переложить ответственность на другого специалиста, только тогда можно взять пациента на себя.
– А как тогда зарабатывать, если стараешься отказаться от любой работы? Это же противоречит всему сказанному выше.
– Не спеши, а то успеешь. Работы хватит на всех, а вот ввязываться в сомнительные авантюры с непредсказуемым финалом – затея так себе, потому идем от обратного. Для себя я выделил четыре критерия, которые стараюсь соблюдать, и если пациент не соответствует какому-либо из них – то надо сливаться. Под любым предлогом. Первое – это личная безопасность. Второе – согласие пациента на лечение. Третье – оценка соматического состояния. Четвертое – сопутствующая психическая патология.
На самом деле, все просто: когда ты помогаешь вылечить человеку похмелье, ты оказываешь симптоматийную помощь, с ней справится любой фельдшер. Запрос от пациента ситуативен. Твои действия понятны. Болит голова – вот таблетка от головы. Болит нога – вот таблетка от боли в ноге. Скорая помощь на минималках.
Когда-то давно я работал врачом-психиатром в составе специализированной бригады скорой помощи. Каждое дежурство было для меня стрессом, но меня успокоил коллега, который емко и кратко описал всю суть нашей работы: «Фокусников в цирке видел? Здесь то же самое: ты стоишь на арене и достаешь из шляпы кроликов за уши. Раз кролик, два кролик, три кролик… и тебе уже надоело, но ты продолжаешь доставать злосчастных кроликов, в очередной раз засовываешь руку в шляпу, нащупываешь уши, вытаскиваешь – а это чудовище».
Это самое точное определение работы в психиатрии в целом, а не только ургентного[6] ее звена. Никогда не знаешь – будет чудовище или очередной безобидный и понятный кролик.
И знаешь, лучше, чтобы всегда были только кролики, но смею предположить, что за время наших покатушек и чудовищ будет достаточно. Возможно, у тебя сложится другое видение, но пока так. Пока все понятно?
– Да. Сегодня оба вызова были с капельницами. Других не бывает?
– Почему же? Бывают. Противорецидивные процедуры на дому. Так называемые подшивки и кодировки, но их мало. Основной поток пациентов – это инфузионная терапия[7] для купирования симптомов абстиненции, вызванной употреблением алкоголя.
– И это все? Ездим только к алкоголикам? А как же наркоманы?
– Законы в нашей стране не всегда постижимы и логичны. Оказывать медицинскую помощь наркозависимым имеют право только государственные учреждения. В частном порядке лечить наркомана незаконно.
– В каждой газете реклама частных клиник, предлагающих лечение для наркоманов. Что-то не сходится.
– Все лечат наркоманов. Делать это можно по-разному. Например, занимаясь подлогом диагнозов и медицинской документации. Что употреблял человек, не так важно, по истории болезни он будет проходить как алкоголик, так обычно делают небольшие клиники. Те же, что побольше, формально являются подразделением какого-нибудь учреждения Минздрава. Так или иначе, основной контингент имеет проблемы с алкоголем. Запросов на лечение зависимостей от запрещенных веществ процентов десять, не больше. И лучше без наркоманов.
К моему удивлению, Кеша внимательно слушал. Казалось, что ему приходится себя сдерживать, чтобы не достать конспект и начать записывать. Это льстило. Но вызовов не давали, а время было достаточно позднее.
– Давай я тебя все же отправлю домой. Продолжим в следующий раз.
– Может, я приглашу вас к себе? Пока не дали следующий вызов. Мы совсем рядом с моим домом. Заодно и со своей девушкой познакомлю.
– Пожалуй, я соглашусь. Как зовут девушку?
– Марина.
Они снимали студию в огромном новом доме, сплошь состоящем из таких же небольших клетушек. Мрачное место. Марина встретила нас у лифта. Милая девушка в очках с толстенными стеклами и следами пирсинга на лице.
Когда я ее только увидел, у меня промелькнула страшная и банальная мысль: «Обалдеть, да она же зависимая!» Это была короткая мысль, к тому же ничем не обоснованная.
Мы прошли по длинному коридору и, наконец, оказались внутри. Чисто и слишком обычно, как в Икее[8]. Никаких посторонних запахов, только какой-то освежитель воздуха из ближайшего супермаркета, что только усиливало ощущение обыденности до такой степени, что становилось тошно. Кеша с Мариной усадили меня на барный стул, и, пока я скучал, принялись суетиться у стены, выполнявшую роль кухни, собирать на стол чай, кофе и какие-то сладости.
Один из побочных эффектов профессии психиатра, особенно когда становится предельно скучно, – это что ты непроизвольно анализируешь всех людей, с которыми сталкиваешься дольше чем на пару минут и навешиваешь на них ярлыки. Это не обязательно клинические диагнозы, но это некоторые отличительные черты психики, характеризующие того или иного человека.
Я наблюдал за этой парой. Естественно, я навесил ярлыки на обоих. Кешу для себя я обозначил как отвратительно правильного, слишком уж нормального человека. До такой степени, когда можно говорить «простота хуже воровства». Но все же что-то в его манерах не давало мне покоя. Наблюдая за ним дома, где он чувствовал себя в безопасности и комфорте, казалось, что есть в нем какой-то изъян, который не удавалось мне с ходу объяснить. Хотя скорее всего, это я себе надумал от скуки.
На Марину же мне никак не удавалось навесить никакого ярлыка. Даже примитивно-бытового, вроде «бульварная хабалка», или «серая мышь», или «зануда-ботаник», или «школьная принцесса». Что-то она никак не вписывалась у меня в простые шаблоны, что, в определенной степени, вызывало некоторое раздражение.
Наконец, они тоже сели за стол. Оба немного смущались и не знали, как лучше себя вести. Мне снова стало скучно, от чего я перешел к неудобным вопросам.
– Сегодня я пытался вызнать у твоего парня, почему он выбрал свою специальность, но так и не получил внятного ответа. Так, отговорки. Может, ты мне сможешь ответить за него?
– Даже не знаю. Вряд ли я скажу что-то новое.
– Как раз наоборот.
– А почему это важно? Если ответить неправильно, то вы его не возьмете на работу?
– Нет, к работе и практике это не имеет никакого отношения. Так, личный интерес. Просто со временем у меня сложилось крайне предвзятое отношение к коллегам. Большинство людей, которые решают связать жизнь и карьеру с психическим здоровьем, и не важно – это психологи или психотерапевты, приходят в профессию не для оказания помощи другим, а в первую очередь с целью разобраться в себе и самоизлечиться. Когда спрашиваешь: «Почему именно эта специальность?», они отвечают, что «хотелось понять себя». По итогу мы имеем якобы профессионалов, которые не то что в себе не разобрались, а даже учебник нормально не дочитали до конца, потому что почти каждую строку и утверждение из него пытаются примерить на себя. Что-то подходит, что-то подходит с натяжкой, а в результате взамен нормального понимания процессов получается извращенная картина сквозь призму собственных интерпретаций и проекций. Они думают, что профильное образование в самодиагностике и самолечение им помогут больше и лучше, нежели обращение к специалисту в качестве клиента или пациента. Это отвратительно и ужасно. Ладно, плевать на них, на психологов. Гораздо неприятнее для меня факт, что и большинство психиатров приходит в специальность с той же целью.
– Мне кажется, вы ненавидите людей, особенно – своих же коллег. Смо́трите на них свысока и считаете, что во всем лучше, чем они.
– Так я и сказал. Я стараюсь вести себя прилично, но не всегда получается.
– С чего вы взяли, что хоть чем-то отличаетесь от них? Если покопаться, то выяснится, что вам это все необходимо ровно для того же самого.
– К сожалению, нет. Все куда прозаичнее и гаже.
Своим выпадом Марина застала меня врасплох. Меня весьма обескуражила ее прямолинейность, но в то же время я не мог не отметить про себя ее умение быстро адаптироваться к ситуации и находить не тривиальные решения.
Усталость давала о себе знать, и я решил не продолжать эту игру, переведя нашу беседу в бытовое русло. Диспетчер позвонил минут через тридцать. Попрощались мы очень тепло, и я уехал в ночь.