В воздухе витала любовь. Она блуждала в загогулинах чугунной ограды, которая поясом верности окольцовывала мохнатый островок парка в центре бесстыже-голых улиц города. Черные прутья арматуры переплетались друг с другом в страстной феерии арабского танца.
Острые пики на прутьях имитировали фаллические символы, а черные кольца на секционных трубах напоминали вагинальные. Создавалось ощущение, что пяток заостренных членов выстроились в ряд к одному большому женскому…
И так секция за секцией.
Любовь светилась в глазах сизого голубя, который выпячивал грудь и курлыкал громче трактора «Беларус». Он вытанцовывал перед гладенькой самкой, которая от пуза наклевалась рассыпанных семечек и сейчас находилась в хорошем расположении духа. Голубь ещё не догадывался, сегодня ему не удастся взгромоздить пернатое тело на не менее пернатую плоть.
Любовь также кружилась по пруду в виде маленьких пескарей. Темно-серые торпеды гонялись в прозрачной воде и игриво задевали друг друга пятнистыми плавниками. Их выпустили в пруд недавно, но уже появлялись по вечерам усатые рыбаки, которые старались наловить котам халявной рыбехи. Пока жителей водоема не поймали, они резвились и стремились воспроизвести себя в тысячах мелких икринок.
Любовь виднелась в каждом порыве ветра, когда кряжистый дуб пытался толстыми сучьями навалиться на тонкую рябинку. Та пока ещё не налилась от смущения красными ягодами, но пыталась отбиться от нахала и отчаянно трепетала вытянутыми листочками. Рябина боялась того, что о них подумает старая береза, которая на другом берегу пруда возмущенно шевелила полуоблетевшими сережками-бруньками? Дуб-стервец и ей давно подмигивал желудями.
Любовь витала в воздухе…
Больше всего она воплощалась в нас, когда мы сидели на полускрытой от посторонних глаз скамеечке. Масуд увлеченно шарил под розовым топиком, а я запрокинула голову назад и подставляла шею жарким поцелуям. Мои чуть тронутые загаром руки поглаживали мускулистую спину парня.
У нас была ролевая игра – мы играли влюбленную пару. А что? Мы вырвались на свободу и теперь нас ничего не могло остановить…
По крайней мере, я так думала. Но как же я ошибалась…
– Масуд, не надо, увидят же, – сорвалось с моих губ, когда я в очередной раз отодвинула настойчивую руку от коленок.
Масуд не сдавался (любовь же витала в воздухе) и время от времени вытаскивал руку из-под розовой ткани топика, чтобы вновь попытаться запустить под черную ткань юбки. Опыт ему подсказывал, что рано или поздно, но мне надоест отталкивать ищущие пальцы.
Надо быть настойчивей. Не отступать и не сдаваться! Щупать и целовать!
– Постыдились бы! Посреди бела дня такими делами заниматься, – послышался пронзительный женский голос.
– Стыдно, мать, очень стыдно, – Масуд даже не обернулся на голос. – Но знала бы ты – как сладко-о-о.
Я чуть приподняла ресницы и сквозь тонкую щель посмотрела на возмущенную пару. Застыли, как памятник рабочему и колхознице… Благообразная матрона, из тех, кого боятся обвешивать на рынке даже бесстрашные армяне, и сухонький мужичок, из тех, кто трется возле метро и сшибает мелочь «на проезд». Сейчас лицо дамы покраснело запрещающим сигналом светофора, и она набрала в мощную грудь воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой.
Надо срочно что-то предпринимать, а то сбежится на ор народ, и мы будем с позором изгнаны из-под сени деревьев. Может, заколдовать её и пусть молчит до скончания веков? Или попытаться уболтать? Вон как её муж пялится на мои коленки.
– Тетенька, вы не ругайтесь. Хотите, мы поменяемся с вами местами. Вы постоите с Масудом, а ваш муж займет его место, – я продемонстрировала, что будет, если вовремя посещать стоматолога и отбеливать зубы.
– Да я… Да ты… – набранный воздух мешал даме правильно сформулировать мысли.
Могучую грудь распирало, ещё чуть-чуть и произойдет взрыв. Чтобы этого не случилось, она выпустила воздух прочь. Он вышел с таким громким рычанием-курлыканием, что голубь недоуменно оглянулся – кто ещё претендует на его даму сердца?
– Жозефина, а что? Девчонка дело говорит – пусть парнишка постоит, ноги разомнет. Они у него затекли, наверное, – тонким голоском согласился спутник матроны.
– Карл, ты что? Неужели ты хочешь на место этого нахального сопляка? Чего ты так радостно киваешь, Карл? – последнее предложение женщина говорит замогильным голосом.
– Ой, ты не то подумала, Жозефиночка. Это у меня от негодования приступ Паркинсона случился. Сейчас должен прекратиться. Вот, видишь, уже не киваю. Главное – глубоко дышать. А тебе тоже не надо волноваться, Жозефиночка, у тебя же давление, – залепетал порядком струхнувший мужичок.
Глаза Масуда осмотрели стоящих, не нашли ничего интересного и вернулись к более интересному зрелищу, где под топиком вызывающе торчали возбужденные бугорки.
– О моем давлении он вспомнил… Так и скажи, что хотел бы оказаться на месте этого бесстыжего мальчишки и пошарить под розовой тряпочкой. Что ты снова киваешь?! – повысила голос матрона.
– Да нет, моё солнышко. Я же опять от негодования, – бормотал мужичок, подобострастно поглядывая на свою благоверную.
– Да? Ну, смотри у меня! – хмурит брови «Жозефиночка».
– Точно, Карл, посмотри у неё, а то туда походу давно никто не заглядывал, – вырвалось у Масуда. – Наверняка всё уже мхом поросло и ржавчиной покрылось.
Пескари в пруду застыли от такой наглости. Дуб забыл о домогательствах к рябине и вытаращил в ужасе желуди. Береза сочувственно поскрипывала. Лишь бесчувственный голубь продолжал попытки соблазнить самочку. А Масуд легонько ущипнул меня за сосок, отчего я притворно ойкнула и ударила его по плечу.
– Ну знаете ли, молодой человек… Я так это дело не оставлю… Мало того, что совокупляются здесь посреди бела дня, так ещё и оскорбляют… Нет! Я сейчас полицию вызову! Я за оскорбление привлеку! Я…
– Значит, будем драться! – угрожающе сдвинул брови Масуд. – До первой смерти. Кто выжил, тот и победил!
– Пойдем, Жозефиночка! Не обращай внимания на этих наглецов. Я уже так унизил взглядом этого хама, что он теперь не скоро опомнится, – подтолкнул под пухлый локоток здравомыслящий Карл. – А вам, молодой человек, должно быть стыдно за свое поведение. Нет-нет, не вставайте – сидите и думайте о своём скверном поведении. Пойдем, Жозефиночка от этих нехороших людей. Ну, не мешкай же.
Ну да, сейчас молодежь такая пошла, что не только обругать могут, но ещё и поколотить. И почему-то бить всегда предпочитают мужчин, хотя Карл здесь совершенно не причем. Ему явно понравилось мое предложение. Правда, он даже под пытками в этом не признается – ему ещё жить с Жозефиной, жить долго и счастливо.
Жена продолжала что-то высказывать мужу, тот снова словил приступ Паркинсона и начал кивать в такт раздраженным словам. Они удалялись, причем мужчина торопился покинуть это прибежище греха гораздо быстрее своей супруги.
Голубь хмыкнул в сторону уходящих людей и снова вернулся к ухаживанию. Его спутница явно намекала, что не прочь прижаться к земле. Мы тоже решили не терять времени. Снова увлажнилась моя шея, снова обнялись его плечи. Дыхание у нас вырывалось шумное, словно в кустах не влюбленная парочка ласкала друг друга, а раздували огонь кузнечные меха.
– А ну пошли отсюдава! Вот я вас! – раздался скрипучий голос, и я вздрогнула от неожиданности.
Такая власть слышалась в этом голосе, что даже я, бывшая всемогущая джинния из лампы, чуть не описалась.
Голубь и голубка много повидали в своей короткой жизни, поэтому сразу же сорвались с места. Удар суковатой трости пришелся по асфальту и оставил на горячем покрытии хорошую такую ямку.
Голубь сглотнул, когда представил на месте асфальта свою маленькую головку. Увы, испуганная подруга стартовала с такой скоростью, что угнаться за ней не представлялось возможным. Романтическое настроение выветрилось вместе со свистящим в ушах ветром. Но голубь решил вернуться назад, чтобы отомстить обидчику за разрушенную ячейку голубиного сообщества.
– Вот же поганцы какие, а? Ить прямо на дорожке тыры-пыриться удумали! Эх, ни стыда, ни совести! Начистил бы им клювы, да где теперь споймать-то? О, молодежь, а вы чего в кустиках притаилися? Деньги штоль считаете?
Если вы видели фильм «Старик Хоттабыч», то сможете представить себе сморщенного старичка, который нелепо размахивает руками при ходьбе и иногда трясет лысой головой. Однако есть одно маленькое «но» – если вы представили себе старичка в светлом парусиновом костюме и в штиблетах на босу ногу, то вы глубоко заблуждаетесь. Куцая бороденка воинственно вздернута, на тощих плечах красовалась новенькая «косуха», заклепки на кожаных штанах пускали зайчиков при ходьбе. Берцы увешаны цепями и позвякивали при ходьбе. Этакий престарелый байкер, только шлема с рогами не хватает.
– Дед, а у тебя ничего не потеет в кожанах-то? – спросил Масуд, пока я снова отстранила наглую руку.
– Дык а чему у меня потеть-то? Одна кожа да кости. А вот подруга, знать, здорово вспотела, пот вон аж по ляжкам течет, – хитро сощурился дед.
– Уважаемый, а не пойти ли тебе на… – от моего тычка под ребра Масуд проглотил окончание. Я сдвинула брови, мол, старость надо уважать. Мой чернокожий спутник покачал кучерявой башкой и продолжил. – Чо вы до нас доебались-то, а? Мы с Гулькой сидим, ни к кому не пристаем, а к нам словно магнитом всех тянет.
– Дык тут дети малые по дорожкам бегают, а у тебя словно банан в штанину засунут. И у неё вон титьченки скоро совсем выскользнут. Не по-людски поступаете, срамно. Ты хоть любишь её?
Вот это вопрос. Мы с Масудом больше тысячи лет в одной лампе ютились – если это не любовь, то тогда непонятно что.
– Люблю, конечно!
– И что же, так при всех свою любимую и разложишь на скамеечке? Как голубь будешь?
– Не доставай, дед, иди своей дорогой. И что же вам таким дома-то не сидится? – рявкнул Масуд.
– Каким это «таким»? – недобро прищурился дед.
– Таким правильным. Этого нельзя, того нельзя. Так не ходи, сяк не ходи. Надоело! Вот раньше было хорошо – захотел бабу трахнуть, схватил, оттащил подальше от дороги, чтобы лошади не затоптали и понеслась. А теперь что?
– Что? – мы с дедом спросили хором.
– Нигде нельзя укрыться, чтобы потом носом не ткнули. В кафе на столе нельзя, под столом нельзя, в туалете и то нельзя – говорят, что негигиенично! Вот и приходится в где попало ютиться. Вон в книжках что пишут – встала пипирка, тут же в гарем сходил и осчастливил одну из тысячи жен. А тут одну осчастливить не можешь – всем себя правильными показать хочется. Заебали! – в сердцах выкрикнул Масуд.
Старик хмыкнул, раздвинул тростью кусты и присел на облюбованную нами деревянную скамейку. С важным видом достал из кармана пачку странных сигарет. Черные стержни торчали из коробки фантастическими пулями из обоймы. Он вытащил одну, поднес палец, на котором тут же вспыхнул огонек, и глубоко затянулся.
У меня холодок пробежался по коже. Кажется, что я начала понимать – кто перед нами. Но моего спутника уже было не остановить…
– Дед, да ты никак решил нам фокусы показать? – поднял бровь Масуд. – Прикольно, конечно, но на фига нам это нужно? Мы и не такое можем сделать, так что дай нам хотя бы чуть-чуть побыть одним?
– Значит, ты думаешь, что раньше с трах-тибидохом было легче? – дед выпустил огромное кольцо. – И вы уже не можете ничего…
Вот надо было бежать… Надо было, но почему-то в тот момент я отнеслась к его словам с недостаточным пониманием.
Кольцо переплыло через кусты и подлетело к березовому суку, чтобы надеться на него, как в игре серсо. Увы, ему это было не суждено сделать – сквозь дымный обруч пролетел сизый крылатый снаряд и с самым мрачным видом уселся на ветку липы над головой старика.
Раздраженный голубь приготовился свершить страшную месть.
– Да, думаю, что легче. Да и интереснее было! Вот поймал какую-нибудь эльфийку в лесу и хлоп – через девять месяцев у неё уже младенчик с острыми ушками. Или при королевском дворе какую-нибудь фрейлину в углу прижал, задрал юбку и почесал её мохнатенький бугорок своим мечом, – улыбнулся Масуд.
Язык его – враг его. Всегда так было и сейчас пришло очередное подтверждение этому факту.
– Ну, судя по тому, что у тебя меч-от до сих пор не опадает, ты бы всех фрейлин перезажимал, – хмыкнул дед и показал на ширинку Масуда.
– Да уж, двадцать пять сантиметров мясной стали так просто не спрячешь.
Я же поглядывала вверх. Голубю был неинтересен размер органа молодого человека – он занимал наиболее удобную позицию для бомбометания.
– Двадцать пять, гришь? Такой дубинкой орехи колоть можно, – покачал головой старик.
– Да уж, дед, можно. Колоть не пробовал, но вот полведра с водой поднимал. А ты, наверное, позабыл, каково это – запускать во влажный тоннель своего путешественника? – спросил молодой наглец.
Голубь выбрал позицию. Теперь он отомстит этому хрычу и пусть тот бестолково размахивает своей тростью – птица будет уже далеко.
– Что же, так тому и быть. Ежели вам нравится число двадцать пять, то есть у меня такая вещица мудреная, – дед достал из-за пазухи плоские песочные часы. – Вот, как раз двадцать пять сантиметров. Видите деления?
– Ну, ты реально фокусник. Или у тебя в косухе целых склад всяких штуковин? – восхищенно присвистнул Масуд, когда увидел, как плоские часы становятся объемными и выпуклыми. Черные полоски чередовались отметинами, как на тельняшке матроса.
Холодок ещё раз пробежал по моей спине. Я узнала часы царя Соломона… Я узнала того, кто перед нами…
Я хотела убежать, закричать, хотя бы моргнуть в ужасе, но ничего не могла сделать. Сидела, как колода, полная меда… А между тем, мой спутник вообще не понимал всего ужаса происходящего.
Вот же шайтан, а ведь мы только-только вырвались из тысячелетней передряги!
– И я любил и был любим. Любил бы и сейчас, если бы не один мелкий мерзавец, который разрушил нашу семью. Ладно, обо мне неинтересно, было и было. А вот за вашими приключениями я понаблюдаю… Значитца так, вот по этим делениям вы и будете жить. Моя фантазия будет вас забрасывать туда, куда пожелаю…
– Дед, завязывай придуриваться, а то я тебя сейчас самого в пруд заброшу, – прерывал его Масуд.
– У вас будет двадцать пять дней, чтобы спариться. Неважно где, неважно как, но проникновение должно состояться и тогда вы вернетесь. Каждый раз вы будете незнакомы друг с другом. Каждый раз вы будете забывать прошлое. Потянет вас друг к дружке также, как сейчас. А в последние двадцать пять секунд каждого двадцать пятого дня вы сможете всё вспомнить. Я же останусь смотреть на часы и каждый раз, когда песок будет переваливать через определенную черту, буду горестно вздыхать. Если весь песок пересыплется вниз, и вам не удастся вернуться, то что ж… Значит, не судьба. И будете вечно скитаться по мирам и временам. Вот, как-то так.
Мои волосы встали дыбом. Властитель всех джиннов разгневался на нас, а глупый Масуд ещё и подливал горючего в огонь гнева:
– Дед, да тебе бы романы писать, с такой фантазией. Или в дурке Наполеонам сказки рассказывать. Ты чего плетешь? Какие двадцать пять…
Масуд не успел договорить – старик выпустил в нашу сторону клуб сизого дыма. Густой туман обволок нас. В синеватой дымке не проступали даже очертания скамейки. Солнечные лучи стремились пронизать завесу, но неудачно. Ни писка, ни крика. Тишина.
– Вот и посмотрим – так ли хорошо было раньше? И ведь ещё книжки вспомнили. Хорошо, устрою вам путешествие и по книжкам, – пробормотал старик.
Я пыталась закричать, но не смогла. Пыталась вырваться, но не получалось. Моё волшебство словно замерзло и даже самое маленький фокус с исчезновением монетки вряд ли был мне под силу.
Нас засасывало в неизвестность. И это было неприятно. Было больно, страшно и тошно. Царь Соломон, непонятно как оказавшийся в парке, отправил нас в большое путешествие по мирам. А виной всему наша легкая шалость… Мы испарялись…
Надо же такому случиться, что как раз в это время голубь всё-таки осуществил свою месть…
Старик провел рукой по испачканной лысой голове и поднял глаза вверх. Если голуби умели улыбаться, то сейчас с ветки сверкала самая ехидная улыбка.
Вот тебе за обломанный вечер!
– Ах ты, засранец! Ну что же и ты отправляйся вместе с ними – третьим будешь! – старик взмахнул рукой, неведомая сила подняла истошно курлыкающего голубя вверх и швырнула прямо в клубок дыма.
Только орущий голубь скрылся за сизой пеленой, как дым начал исчезать. Лишь тонкая струйка осталась на том месте, где мы сидели. Вскоре растворилась и она. Я видела это краешком меркнущего сознания.
– Ну что же, начнем наш отсчет, – сказал старик и перевернул чашу весов.
– Траргок победить!!! Нгра-а-а!!! – зеленокожий орк исполинского роста вознес огромную секиру над поверженным эльфом.
Светловолосый мужчина с удлиненными ушами пытался приподняться, но шлепнулся обратно в ковыль. Чуть поодаль в ужасе застыла тонкая фигурка подруги лежащего мужчины. Она сжалась под кустом вереска и огромными глазищами наблюдала за схваткой.
– Траргок скоро тыр-пыр эльфийка! – прорычал орк.
Маленькие глазки монстра торжествующе смотрели на добычу. Мускулы вздувались замшелыми валунами под зеленой кожей, которая цветом напоминала болотный мох. Огромные желтые зубы щерились в злорадной усмешке – он уже предвкушал, как будет развлекаться с боевым трофеем. Он даже сделал пару раз недвусмысленное движение бедрами вперед, намекая на то, что это движение в скором времени повторится… и не раз.
–Не-е-ет!!! – звонко прокричала прекрасная эльфийка.
Ее легкое воздушное платье было порвано и испачкано, над левым глазом наливалась сливовым цветом большая шишка. Орку пришлось разок шлепнуть девушку, чтобы она не убежала. Сама эльфийка едва не сходила с ума от страха. Волосы топорщились во все стороны, как будто её недавно шарахнуло не ладонью по лбу, а молнией по загривку.
В ответ на крик грохнул гром с вершины горы. Огромный орк застыл, услышав звук. Он обернулся на гору Падающих слез. Светловолосый эльф начал понемногу подтягивать ноги к животу.
Вершина горы вздрогнула, и почти с самого верха сорвался огромный валун. По воле судеб его путь пролег по направлению к замершей троице.
Орк быстро развернулся и протянул руку к эльфийке:
– Траргок уходить и забирать Джулайли. Она стирать мои вещи… А-а-аргн!!!
Эльф выстрелил вверх ногами и попал орку по мужской гордости, скрывающейся за меховой юбкой. Словно выпрямилась сжатая пружина в руках неумелого часовщика. Зеленокожего подбросило в воздух, так велика оказалась сила удара. После головоломного кульбита орк рухнул в пыль с грацией мешка, наполненного дерьмом.
– Никогда Джулайли не будет тебе стирать!!! Да и по женской части тебя уже не заинтересует!!! Прощай, ублюдок! – эльф вскочил на ноги и ударил орка всей мощью своего презрения, то есть взял… и повернулся к нему спиной.
Упавший орк рычал что-то нечленораздельное, кривился и зажимал пах. Ногами он сучил по земле, поднимал клубы пыли, но не мог подняться. Осока колола глаза и орку приходилось щуриться.
Теперь уже пришла очередь светловолосого протягивать руку к подруге:
– Бежим, Джулайли, пока тот огромный валун не стер нас в порошок!
Та бодро вскочила и пронеслась легконогой ланью мимо стоящего эльфа, мимо лежащего и старательно пыхтящего орка.
– Конечно же бежим, Мирралат! Нас ждет наш дивный лес и чистые озера! Нас ждут друзья, поляны и озера! Нет, про озера я уже говорила! – она ещё продолжала кричать, уносясь все дальше и дальше от места схватки. – Тру-ля-ля, трям-ромашка…
Эльф озадаченно посмотрел ей вслед. Преследовать не имеет смысла – уж очень велика скорость у самой быстрой девушки Призрачных лесов. Поэтому Мирралат горестно вздохнул и сделал то, за что эльфийка вряд ли бы его похвалила – схватил орка подмышки и потащил прочь с пути валуна. В последнюю секунду все-таки выдернул Траргока из-под жуткой смерти.
Здоровенный валун умчался вдаль, оставляя за собой прочерченную неглубокую канаву. Вскоре камень докатился до верескового поля и остановился в ложбине, будто раздумывая – и какого демона он сорвался с привычного места?
– Слышь, Траргок, а ты не сильно её ударил? – поинтересовался эльф, пока орк пытался отряхнуться.
– Нет, не сильно, как договаривались! Через час придет в себя. А ты бы мог и потише лупануть… Гхарр! Как мне теперь в глаза смотреть Мокорре, если ей ночью вдруг приспичит мужниных ласк? Минимум месяц теперь придется гугул в холодной воде отмачивать, – проворчал орк. – Одолел, Мирралат, ты со своими геройскими придумками! С чего ты взял, что эльфиек нужно именно так охмурять? «Напади, а я защищу, и она в благодарность…» Вот не буду больше тебе подыгрывать и всё! Лови их и вырубай сам.
– Да ладно тебе, Траргок, не ворчи! Возьму тебя в месячную вылазку, так что найдем оправдание для Мокорры. Сам у нее про тебя спрошу. Не благодари – друзья для того и нужны, чтобы выручать друг друга, – белозубо улыбнулся эльф.
Орк мрачно посмотрел на него. С таким другом и врагов не надо. Сколько раз Траргок вытаскивал эльфийские острые уши из пикантных ситуаций, когда тому собирались отрубить часть тела, и не всегда этой частью была голова? Орк попытался сосчитать, но пальцев на руках и ногах не хватило.
Взять хотя бы тот случай, когда он вытащил эльфа из публичного дома, где его собирались использовать вместо…
Мирралат продолжил улыбаться:
– Считаешь, сколько раз спасал меня изо всяких передряг?
– С чего ты взял?
– А у тебя всегда при этом такая глупая рожа. Готов свой лук прозакладывать, что ты сейчас тот случай из публичного дома вспоминаешь.
– Что, тоже на роже написано? – нахмурился орк. – Надо было тебя там оставить, сейчас бы не зубоскалил.
– Нет, не на роже – ты рукой всегда делаешь знак страсти, который был нарисован над дверьми того проклятого места.
Орк недоуменно взглянул на свой кулак – из него оттопыривался средний палец, а безымянный и указательный согнуты в нижних фалангах. Чтобы выйти из этого дурацкого положения, орк начал ковыряться средним пальцем в ухе. Как будто так и задумывалось.
– Ладно, сделаем вид, что ничего этого не было. У меня есть новая задумка.
– Нет, хватит с меня твоих задумок. Я домой хочу. Я к жене хочу! – прорычал орк.
– Да ты только послушай. Путешествующий менестрель Василёк спел недавно балладу в корчме «Три петуха». И в этой балладе говорилось о прекрасной Эслиолине, которая томится в плену дракона. А у дракона много чеканных монет…
– Дракона? Сразу нет! Я боюсь ящериц! – заявил орк. – У меня даже мурашки от них по коже бегают.
– Да послушай ты, чудак-орк! У этого дракона гора несметных сокровищ. Да, многие паладины сложили головы на подступах к его замку, но мы же не паладины. Мы же лучше них, – убеждал эльф. – Мы сходим до замка, потом вернемся обратно с добычей. Мокорра будет только рада. Представь, как ты подаришь её изысканные гномьи украшения, как на её шее будут сверкать рубины и изумруды. Да тебе с такой добычей больше не придется ходить в наемниках. Представь себе, Траргок, всего месяц и ты станешь богаче многих королей!
Орк с понятной нежностью смотрел на эльфа и сжимал кулаки. Как бы объяснить этому эльфу, что его острые уши давно просят хорошей трепки? Как бы не задеть чувственной и ранимой души? Может, двинуть по зубам, чтобы среди частокола перламутрового гороха образовалась мужественная черная прореха?
– Эй, Траргок, не вздумай! – горным козлом отскочил эльф от сумрачного орка.
– Что, тоже всё на роже написано? – буркнул орк.
– Ага, ты вообще не годишься в разведчики. Тебя даже пытать не надо – спросишь о чем-либо и ответ сразу на зеленой харе вырисовывается. Эй постой! Не надо меня бить, ведь я путь к обогащению предлагаю. И план у меня уже есть шикарный!
Изящество, с которым эльф увернулся от мощной плюхи, говорило об изрядном опыте. Орк поднял другую руку, чтобы попасть по белым, как снега скалистых взгорий Панадора, волосам.
Сейчас прольется эльфья кровь…
– Да превосходный план, вот если не получится, то я… То я побреюсь налысо! – выкрикнул Мирралат в надежде сохранить красоту своего лица.
Он с облегчением заметил, как дымка мысли омрачила низкий лоб орка. Словно в полную кружку зеленого эля добавили каплю чернил. Оставалось огласить великолепный план и крупное сердце Траргока забьется от жажды наживы.
– Я сам тебя побрею, вот этим рубилом, – кровожадно оскалился орк и похлопал по верной секире. – Рассказывай.
Мирралат сглотнул неизвестно откуда взявшуюся волну слюны. Воображение живо подкидывало картинки экзотической цирюльни, где огромный орк прядь за прядью срезает шелковистые волосы эльфа.
Но дело того стоило!
– Слушай же, мой друг с неизмеримой силой в руках и огромной мудростью между ушей, – этой незамысловатой лестью эльф пытался настроить орка на более благодушный лад. – Замок дракона находится недалеко отсюда, всего в паре сотен перелетов стрелы. Под замком есть город Буанахист. Дракон каждый месяц прилетает туда и закусывает самой симпатичной девственницей. Как раз подходит время очередной кормежки – мы можем воспользоваться тем, что дракон отвлекся на жратву и убьем ящера во время трапезы. Легко и непринужденно. За несколько дней обернемся, а потом три недели сможем не выходить из корчмы. А я ещё и принцессу Эслиолине завоюю. Отдохнем, наберемся сил, искупаемся в лучах славы, и ты вернешься к своей благоверной.
Мрачный взгляд орка говорил о том, что он не в восторге от подобной перспективы. Очень не в восторге. Ну совсем. До такой степени против, что вот сейчас возьмет, развернется и уйдет. Оставались считанные мгновения до поворота.
– А вы с Мокоррой сможете уехать на морское побережье и поселиться там. Заведете деток и будете принимать одного очаровательного эльфа-короля вместе с женой Эслиолине. А ещё мы своих детей отдадим в школу магов, чтобы они ни в чем не нуждались, и не слонялись по пустошам Эвекисила, как их отцы. Отличный же план, Траргок! Соглашайся! Ну? Натяни же на свою зеленую рожу довольную улыбку и кивни.
Словно огромные валуны переваливались под черепной коробкой орка. Эльф почти явственно слышал скрежет – это мысли Траргока старались выстроиться в одну линию и по ним, как по камушкам в ручейке, к языку прыгнул согласный рык.
Если бы Мирралат мог, то рассказал бы ещё о райских кущах меж ног завлекательных женщин в публичных домах Буанахиста. Тамошние соблазнительницы славны тем, что не позволяют острому металлу касаться волос внизу тела. Они даже на ногах не сбривают ни волоска и порой, по мохнатости, превосходят пресловутых хоббитов. Если бы Мирралат мог, то поведал бы о винах, которые пьются легче воды, а пьянят сильнее удара по затылку. И просыпаешься не с полным ртом кошачьих отходов, а с лепестками розы за щекой. Он мог ещё много чего рассказать, но тогда орк застыл бы с разинутым ртом и неизвестно, когда эльфу удалось привести своего друга в порядок.
– Ладно! Но это в последний раз. Если нам ничего не удастся, то я просто тебя убью и буду жить спокойно, – сплюнул орк.
Не такого согласия ожидал эльф, но это лучше, чем ничего. Да и до дракона надо ещё добраться. А там всякие увертки появятся…
Мирралат кивнул:
– Хорошо, друг мой. Отправимся же в путь далекий, и не поссорят нас проблемы на дороге. Чтобы путешествие стало короче, я спою тебе несколько эльфийских песен. Они усладят твой слух, ведь пою я громко…
– И противно, – вновь сплюнул орк. – А как же зайти к Мокорре?
Эльф представил, что ещё придется умолять жену орка, а эта горячая особа будет всеми руками и ногами против их затеи. Она даже может пустить слезу и дрогнет жестокое сердце Траргока…
– Мы ей посыльного отправим. Сейчас каждая секунда дорога, ведь мы можем не успеть! – взволнованно ответил белобрысый хитрец. – Отправляемся же, дружище! И пусть Боги благословят наш путь!
Орк крякнул от огорчения, но делать нечего – сам такого друга ещё не убил. А надо бы… И давно…
Путь длинный бывает только у хоббитов, которые тащат кольцо Всевластия к горе Ородруин (хотя, могли бы за полдня долететь на орлах). Орк и эльф, переругиваясь по пути, за два дня всё-таки дошли до высоких стен Буанахиста. Причем Траргок несколько раз пытался вернуться обратно, последний раз эльф едва догнал его, когда орк слинял на утренней заре, оставив остроухого посапывать возле потухшего костра.
Стены города были покрыты трещинами, словно лицо древнего старика. Огромные ворота распахнуты по случаю дневного времени. Вялые стражники приняли четыре медяка от странной пары и тут же забыли о них, любуясь на приближающийся караван. Вот сейчас будет нажива так нажива.
– Скажите, многоуважаемый страж, – обратился Мирралат к толстенькому стражнику. – А дракон кушать ещё не прилетал?
– Нет, – ответил стражник, не отрывая взгляда от начальника каравана, который по дороге сцеживал в кошелек монетку за монеткой.
– А где та самая прелестница, которая обещана дракону? – не отставал назойливый проходимец с острыми ушами.
– Мил человек, отстань ты от меня, а? Вон на центральной площади домина стоит, туды и шуруй. Не мешай мне нести службу, – стражник вытер о тусклые латы вспотевшие ладони, не отрывая глаз от рук начальника каравана.
– Пойдем, он уже неполученные деньги делит, так что ему не до нас, – буркнул орк.
Серые коробки зданий щурились подслеповатыми окнами на солнце. Такие же серые лица были у горожан, которые старались прошмыгнуть и постоянно втягивали голову в плечи, словно опасались удара.
Благоухания сточных канав вызывали слезы у чувствительной натуры эльфа. Пару раз пара путников успешно отпрыгивала от водопадов помоев, которые изредка выливались из верхних окон. Третий раз не успели…
Те выражения, которыми орк поносил невидимого самоубийцу, заставили солнце стыдливо спрятаться за облаком.
Центр города напоминал пустырь, на котором кто-то забыл огромный ночной горшок с выбитым дном. Дома окружали этот «горшок» ровным кругом, словно древние астрологи очерчивали площадь под стать луне. На площади никого не было. В «горшке» одна приоткрытая дверь, и в щель виднелась фигура сидящей девушки со скованными руками.
Орк заметил какое-то движение за створом окна соседнего дома. Его прыжок сделал бы честь любой пантере. Раздался треск, сломанная ставня полетела на грязную мостовую. Жертва, лопоухий и давно не мытый мужичок, нервно сучила ногами и дурно пахла.
– Слышь, вонючка, не дергайся! Или я откушу тебе сопливый нос! – рыкнул орк, мужичок начал пахнуть сильнее, но вырываться перестал. Лишь дрожал, как осиновый лист на ветру.