Алексей Комиссаренко
Джино. Мой дар, моё проклятье…
Глава 5. В стенах дома
У него был двухэтажный дом в двадцати километрах от Милана, с колоннами и внешним фасадом в античном стиле. Находившийся около часа езды от побережья Генуи.
Дверь открыла служанка Альба. Поздоровавшись с Джино, она опустила взгляд вниз. Он молча прошёл мимо и сразу поднялся в лифте на второй этаж. Войдя в спальню, рухнул на огромную кровать прямо в плаще.
Лёжа он протянул руку к тумбе и взял фоторамку с изображением. На нём были запечатлены его родители, весело бегущие по берегу моря и держащие восьмилетнего Джино за руки.
Он долго молчал, глядя на фото.
– Мама, папа, как мне вас сейчас не хватает, – тихо произнёс он. – Как я хочу вас обнять, я так одинок! Я устал… Бизнес идёт ко дну. Папа, я не справляюсь. Если Капонелли не даст денег, то я потеряю всё. Но это не самое страшное. Главное, что я устал быть один: засыпаю один, просыпаюсь один. Как же я хочу семью. Я мечтаю, чтобы мой дом наполнился любовью и детскими радостными криками. Мама, помнишь, ты говорила: «Когда родятся внуки, я хочу гулять с коляской, нянчить моих маленьких Джиников и катать их на паровозике вокруг фонтана в парке». Но ведь этого так и не произошло, мама… Прости…
Мамуль, – сказал он, посмотрев в окно спальни, – вы с отцом сейчас на небесах, всё видите и молитесь за меня, я знаю… Я благодарен вам за любовь и заботу, которой вы меня окружали всю жизнь. Вы так много дали мне. Сейчас у меня есть всё, но я могу потерять это «всё» из-за банкротства. Да и чёрт бы с ним! Зачем мне одному эти блага, если нет главного – семьи и детей?
На последней фразе слёзы буквально хлынули из его глаз. Джино застонал, сжав правый кулак. Потом разжал его и положил ладонь на лицо, вытирая слёзы.
После чего уставился отрешённым взглядом в потолок. А ещё через мгновение, закрыв глаза, долго лежал в обнимку с фото.
– Чего тебе не хватает? – услышал внутренний голос Джино. – Ноешь, ноешь: семья, дети. Да на твоём месте хотели бы оказаться миллиарды мужчин! Ты одним только взглядом можешь соблазнить любую. Не нужно дарить дворцы, машины, бриллианты, тебе достаточно просто посмотреть в глаза, взять за руки, – и она твоя! Но нет, тебе всё мало. Ты терзаешь себя в поисках истинной любви, свидетельством которой будет рождение детей!
Дорогой мой друг, вот что я тебе скажу. Эти замужние сеньоры такие шалуньи, видел бы ты, что они делают со своими любовниками, когда мужа нет рядом. А эти бесконечные переписки о тайных желаниях! Но, несмотря на это, у них остаются ещё кое-какие мысли, которыми они не делятся даже с любовниками.
И вот представь, встретишь ты одну такую, полюбишь, а она начнёт изменять тебе. Потом ты узнаешь об этом, испытаешь неистовую боль и захочешь расстаться. Но твоя избранница сердца, будучи очень хитрой, прольёт море слёз с мольбами о прощении, при этом нагло утверждая, что тебе всё это показалось. И вообще, применяя множество женских уловок, сделает тебя виноватым в этой ситуации, сославшись на отсутствие должного внимания с твоей стороны и прочую ерунду. Почувствовав вину, ты простишь её, и вы будете жить долго и счастливо, пока измена не разлучит вас на какое-то время, а потом всё повторится, причём снова и снова, и ещё много раз по кругу. Боль, боль, боль! Вот что сулит тебе так называемая любовь!
А ты? Сможешь ли ты хранить ту самую верность? Ведь ты так любишь «сладенькое». Задумайся!
Ну а дети всегда приносят с собой чувство страха за их здоровье, безопасность, судьбу. С ними сплошные нервы и бессонные ночи до совершеннолетия, а после совершеннолетия ещё и бессонные сутки. Подумай, Джино, о том, нужны ли тебе эти проблемы?..
И ещё, запомни: есть одно условие обладания даром гипноза: если ты продолжишь искать любовь и найдёшь её, ты потеряешь эту феноменальную возможность беспрепятственного обладания прекрасными телами!
– Да, твой монолог убедителен, – решительно ответил Джино. – Но я с тобой не соглашусь по некоторым вопросам. Я взрослый мужчина, и меня не напугать этим. Я уже давно насытился прелестями ничего не подозревающих женщин, но сейчас речь не о них, а обо мне. Они все исчезают из моей жизни сразу после близости со мной. Им никому нет дела до моих чувств, а это задевает мою мужскую гордость. Я ищу ту, которая в ответ на мои чувства полюбит меня искренне и так сильно, что у нас не останется места даже мыслям об измене. Пусть такие чувства – редкость для нашего времени, я всё равно буду искать её и найду!
Что касается детей, то я вот что скажу тебе. Если о детях так будет думать человечество, оно просто исчезнет в скором времени как вид.
С сегодняшнего дня я буду спрашивать о чувствах ко мне каждую, кого соблазнил, я буду выпытывать, что они чувствуют. Я докопаюсь до истины! Хотя нет, я не буду больше никого соблазнять, я буду только говорить с женщинами, просто говорить о любви. Но находясь на расстоянии. Больше никакого гипноза. Всё, с меня хватит одиночества!
В этот момент Джино услышал оглушающий хохот, который звучал как будто у него в голове.
– Кто ты? – закричал Джино. – Покажись, покажись!
Смех начал усиливаться. Внезапно Джино проснулся в ужасе и понял, что это был сон. Его глаза сильно слезились и нестерпимо болели. Он вскочил с кровати и закапал в них анестетик.
Стрелки на часах показывали половину второго ночи.
Сон был как наяву. Ещё несколько минут отголоски смеха продолжали звучать эхом в его голове. Окончательно проснувшись, Джино снова лёг на кровать.
«Приснится же такое, – подумал он. Транквилизаторы совсем не помогают. Просыпаюсь пять раз за ночь. Надо увеличивать дозировку. Как же я устал от этого».
Джино вздохнул и, почувствовав непреодолимое желание выговориться, решил: «Может с Альбой получится выстроить диалог? Но она совсем молодая и замужем не была. Для неё слова „семья“ и „дети“ наверняка из разряда далёкого унылого будущего. Ладно, не буду додумывать за неё. Поговорим, а там посмотрим».
Понимая, что уже поздно и она, скорее всего, спит, немного поколебавшись, Джино всё-таки решительно нажал на звонок, вызвав Альбу для откровений о чувствах.
Глава 6. Диалог с Альбой
Альба была симпатичная, но с множеством комплексов, неуверенная в себе, одинокая девушка двадцати четырёх лет в огромных несуразных очках. Она всегда серо одевалась, как будто назло противоположному полу. Но округлые формы тела, природная миловидность и пухлые губы всё равно вызывали симпатию у мужчин.
У неё было незаконченное высшее образование психолога. Альба не смогла окончить институт, потому что на всё имела свою точку зрения в спорах с педагогами-мужчинами. Её скрытые комплексы начинали рваться наружу, если речь заходила о её собственных наблюдениях в психологии. Она часто скандалила и закатывала истерики преподавателям. Все понимали, что это не может продолжаться. И однажды в середине третьего курса обоюдным решением руководства высшего учебного заведения Альбу отчислили.
Для неё это был удар не только моральный, но и материальный. Обучаясь, она получала стипендию и жила в женском пансионе при институте.
Начались бесконечные мытарства в поисках работы и жилья. Далее последовали попытки самостоятельно открыть кабинет психолога, но, увы, клиенты не выдерживали её авторских методик, часто не появляясь уже на втором сеансе.
Пришло время, когда ей нечего было есть и нечем платить за квартиру. Тогда она обратилась в агентство по предоставлению услуг персонала для работы по дому. Проходя собеседование, Альба приложила все усилия, чтобы замаскировать свой вспыльчивый характер и смогла сделать это довольно успешно. Её приняли в агентство.
Она быстро втянулась в работу и свыклась со статусом прислуги, потому что это стабильный заработок и крыша роскошного дома над головой. С первых дней Альба проявляла себя как чистоплотная, опрятная, любящая порядок даже в мелочах девушка. Она действительно была почти одержима чистотой, панически боясь пыли и грязи.
Джино нравилось это качество в ней. Они даже были немного похожи в стремлении к стерильности. Она работала у него уже полгода.
Услышав звонок, которым Джино вызвал её, Альба поднялась на второй этаж и, плавно открыв высокую массивную дверь, с надменным видом сеньориты из знатного рода вошла в спальню.
Она, примеряя на себя эту роль, испытывала чувство «горделивой властности». Хотя на самом деле это была всего лишь маска, прикрывающая натуру не совсем зрелой девушки, погруженной в поиски самой себя.
– Да, синьор. Вы меня вызывали? – холодно и размеренно спросила она.
Он какое-то время задумчиво смотрел на неё.
– Извини, что разбудил, – тихо произнёс Джино. – Всё это может показаться некстати. Но нам нужно поговорить.
– Ничего страшного, синьор. О чём именно Вы хотите поговорить?
– Альба, я хочу кое-что спросить у тебя. Мне важно, что ты ответишь!
– Да, конечно, синьор. Спрашивайте.
– Только будь честной со мною! Хорошо?
– Да, я постараюсь.
– Так вот… Ты когда-нибудь испытывала чувство к мужчине, похожее на сильную привязанность, на жажду быть вместе всегда? То самое чувство, которое все так восторженно называют словом любовь! Или что-то?..
Он, задумавшись на секунду, остановился, чтобы подобрать слова.
– Кажется, я поняла, о чём Вы хотите поговорить, – внезапно прервала паузу Альба. – На самом деле, это больная тема для меня. Именно поэтому не люблю я все эти сентиментальности и прочее. Но хорошо, буду с Вами откровенной, – продолжала она высокомерным тоном.
– Я помню, когда я была маленькой. Мой папаша часто возвращался домой ночью пьяный, в губной помаде. Мама встречала его с расспросами: где и с кем он был. Он посылал её куда подальше и распускал руки. Потом ложился спать как ни в чём не бывало, а она, как дура, сидела и рыдала в углу на кухне.
Один раз я спросила её. Любит ли она отца. Которого и отцом то не назовёшь. Ни разу не прижал меня, не обнял. Ну не помню я его заботы и ласки. Не помню! Так вот, она ответила: конечно, люблю, доченька!
О какой любви тут может идти речь?! Это просто зависимость и не более! А ведь в таком кошмаре живут многие. Я как семейный психолог, пусть и с небольшим стажем, но достаточно часто слышала подобные истории.
У меня сейчас, спустя годы, появился вопрос ко всем женщинам, позволяющим себе так унижаться: ну как можно любить таких деспотов, как мой папочка и ему подобных?! Скорее всего, женщины делают это не от большого ума!.. Но мама, как она думала, любила его. И поэтому прощала ему всё! И вот однажды он просто не вернулся домой. Исчез, растворился. Она переживала и не находила себе места. Звонила знакомым, искала его. А через несколько дней, её близкая подруга призналась, что встречается с ним уже давно. И папуля живёт у неё. Вот так бывает… Одним махом не стало любви и дружбы.
Потом в моей жизни появился отчим. Тот ещё придурок. Однажды он открыл мне дверь квартиры, где мы жили, будучи абсолютно голым. И как ни в чём не бывало, поздоровавшись, закрылся в своей комнате. Мне стало жутко не по себе и даже стошнило от увиденного. Я ничего не рассказала маме. Но это стало повторяться всё чаще и чаще. У меня каждый раз его поведение вызывало отвращение. С тех времён я стала с осторожностью относиться к мужчинам.
Альба говорила об отчиме с презрением. При этом пристально смотря на Джино.
Джино даже показалось, что она адресовала сказанное ему.
– Позже, когда мне было пятнадцать лет, я познакомилась с очень красивым мальчиком с соседней улицы, его звали Майкл. Понимая, что он очень сильно нравится мне, я пришла к маме рассказать об этом. Мама выслушала меня и ответила очень жёстко и совсем не то, что я хотела услышать: «Доченька, я прожила долгую жизнь, и точно знаю, что это твоя первая любовь. Прости, моя девочка, но ты должна помнить, что мужчины полигамны и он бросит тебя, когда встретит другую. А потом, в твоей жизни появится новый мужчина, который полюбит тебя, но уже ты будешь к нему холодна».
Мама рассказывала о своей жизни с папашей и отчимом. У меня всё застыло внутри, мне стало страшно, но она, желая оградить меня от страданий, продолжала говорить: «Альба, я не знаю, что тебе посоветовать. И как тебе быть. Я знаю одно, если ты будешь неприступнее и осторожнее, то ваши отношения могут продлиться дольше. Учись не терять голову из-за мужчины. Я хочу, чтобы ты была гораздо счастливее меня!»
В моей жизни было несколько мужчин. И все они исчезли. Все они только пользовались мной. Сейчас, спустя годы, я понимаю, что имела в виду мама. И поэтому я теперь хочу быть просто одна.
Джино вдруг внутренне стало некомфортно от того, что, применяя гипноз, он уже не раз соблазнял Альбу. Хотя, с другой стороны, понимая, что уважение к женщине в Италии мальчикам прививается с детства, он всё равно знал, что природа мужчины сильнее. И женщины любят доминирование мужчины над собою. Конечно, в том случае, если у женщины есть чувство защищенности, исходящее от него. Но то, что рассказала Альба, для него стало откровением.
– Альба, скажи, а ко мне ты что-то чувствуешь? – с надеждой в голосе, но почему-то с долей скепсиса спросил Джино. – Только говори то, что думаешь, даже если это может не понравиться мне!
– Вот прям как есть говорить? – воодушевилась Альба.
Джино насторожился.
– Ну, собственно, да. Как есть.
– Хорошо, если Вы настаиваете, я буду говорить откровенно!
Вы всегда такой холодный, надменный, смотрите на меня, как на пустое место. Я ведь для Вас прислуга. Часть интерьера, не более. Вы спрашиваете, что я к Вам чувствую?! Абсолютно ничего, вакуум! Вы пользуетесь мной, как это делали все остальные. Пользуетесь моей беспомощностью. Спите со мною, как с женщиной лёгкого поведения, когда Вам этого хочется. Но я личность! Я не понимаю, почему не отказываю Вам. Я ведь совсем к Вам ничего не чувствую. Временами Вы обжигаете меня огнём сексуальной страсти, которую я не могу контролировать. Сама не знаю почему. И вообще я сплю с Вами, наверное, потому, что боюсь потерять работу.
Ехидно улыбнувшись, она встала и направилась к двери.
– Прошу Вас не увольняйте меня, – внезапно остановившись, перед тем как выйти, добавила она. – Я просто больше не могла молчать, тем более Вы сами хотели услышать правду. Как говорил мой отчим, который сам себя называл «хмельной поэт», а на самом деле извращенец и алкоголик:
«Эмоции – это роскошь, порой непозволительная даже императорам. Особенно те эмоции, которые вызваны Её Величеством Горькой Правдой».
Хотя если Вы меня уволите, я не сильно расстроюсь. Всегда найдётся сеньор, желающий приютить юную особу. Но и это мне тоже уже не нужно. Если честно – мне от этого тошно!
Ошеломлённый, Джино от неожиданности разозлился на услышанное и хотел крикнуть ей вслед: «Тебе нужен психиатр! Истеричка!». Но оставил эти мысли при себе, осознавая, что в нём говорит гнев. Он сдержался, потому что было понятно: Альбой пользовались мужчины, в том числе и он сам. Поэтому она так озлоблена.
Он решил меняться внутри, поняв, что дело не в женщинах, а в нём самом…
Глава 7. Камин
Когда Альба ушла, Джино встал с кровати, переоделся в халат и спустился в столовую. Подойдя к холодильнику, он достал из него кусок холодной, слегка обжаренной говядины с кровью. Порезал его и начал есть, запивая тёплым красным вином.
В доме стояла немая тишина, которая в то же время оглушала своим постоянством.
Поужинав, он вытер белой хлопковой салфеткой губы, небрежно швырнул её на стол и направился в гостиную.
Это был большой зал с пустым пространством без капли уюта и минималистским дизайном. Напротив камина стояли два похожих на чаши кресла тёмно-красного цвета, выполненных в футуристическом стиле 60-х годов, с очень неестественно высокими и узкими спинками. Камин же был сделан в виде ворот с двумя чугунными створками и полукруглой аркой наверху. Высота его была примерно четыре, а ширина – три метра. Левая створка всегда приоткрыта. Внизу лежал огромный сломанный замок, который, как думал Джино, символизировал собой снятие запретов с целью вкусить плоды греховной жизни. Внутри над пламенем были высечены из камня фигуры в виде горящих в аду грешников. За счёт игры света и тени от огня персонажи буквально оживали. Некоторые из них выглядели настолько ужасающе и реалистично, что могло показаться, как будто слышно их душераздирающие крики.
Джино, войдя в гостиную, подошёл к бару, достал бутылку виски, налил себе алкоголь и добавил лёд. После этого элегантным жестом открыл коробку сигар, прикурил одну и, взяв полный стакан, направился к камину.
Свет в гостиной был приглушён, что в полумраке большого зала добавляло чувство одиночества. Он включил нетленное произведение «Реквием», написанное Моцартом незадолго до смерти. И начал приближаться к камину.
Сначала Джино подошёл к журнальному столику около кресел, поставил стакан и, положив сигару в пепельницу, засунул руки в карманы шёлкового халата. Сделав несколько шагов в сторону камина и приблизившись вплотную, он стал разглядывать жуткие образы. Его сердце ускоренно забилось. Протянув руки к языкам пламени и сев на корточки, он стал смотреть на огонь. Поднеся их совсем близко, Джино попытался побороть боль и терпеть, сколько есть сил. В его глазах отражался свет огня и страх. Почувствовав, что сильно обжёгся, он отдёрнул руки, сжав губы от боли. Глаза сверкнули злостью оттого, что он не может контролировать её. Резко встав и попятившись назад, он посмотрел на столик, взял виски и разом выпил всё до дна. Сильно затянувшись сигарой и выпустив дым, Джино комфортно расположился в кресле. Немного успокоившись, он посмотрел на большую картину «Игра», висевшую справа от камина, написанную русским художником Александром Куликовым. Ту самую, сюжет которой позже будет крутиться в его голове за мгновение до того, как он, потеряв равновесие, сорвётся со скалы в море.
Рассматривая персонажей, играющих со смертью над пропастью, он ассоциировал себя – то с безразличной публикой, то с отчаянным глупцом, рискующим жизнью ради забавы. Но, при этом, все они вызывали какое-то презрение у него. Размышляя о характерах героев картины, с одной стороны, самокритика Джино помогала найти их недостатки в себе, но, с другой, высокое самомнение кричало: «Нет, нет, ты не такой, как они!»
Ему всё-таки как-то не очень хотелось быть подлецом или глупцом, коими являлись изображённые персонажи.
В то же время было интересно, что же побудило главного героя надеть повязку на глаза и рисковать жизнью над обрывом?
– Может, это проигранное пари? – думал Джино. – А может, он что-то был должен и не вернул. А может быть, они все, поочерёдно надевая повязку, безрассудно играют в «жмурки» с судьбой под влиянием алчности. Борясь за некий денежный приз, который достанется единственному выжившему.
***
Окончив когда-то по настоянию своего отца Институт внешней торговли Италии, Джино из года в год всё острее чувствовал, что ресторанный бизнес и сфера обслуживания – это не его поприще. Да и вообще слово бизнес у него ассоциировалось исключительно со словом обязанность. Он допускал мысль, если уж не совсем о полном отказе от ресторации, то, как минимум, о совмещении управления компанией с призванием быть писателем. Ведь это – то о чём он мечтал с юных лет.
В то же время, унаследованное дело за долгие годы буквально вросло в существенную часть его натуры. И поэтому не вызывало чувства ненависти или отторжения. Просто он решительно настроился заняться тем, к чему у него действительно тянулась душа.
В юности, погрузившись в чтение различной литературы, от классики до авангарда, Джино испытывал то немыслимый восторг, то разочарование на фоне внутренних конфликтов от прочитанного. В процессе познания новых горизонтов в книгах он загорался идеей самому стать писателем. Тяга к чему-то высокому и монументальному в его внутреннем мире играла роль ослепляющей мечты. В радужных представлениях о поэзии и философии, как он считал, пропитанных исключительно духом свободы, по его мнению, академизму не было места. Поэтому он иногда записывал только обрывки незаконченных мыслей в свой блокнот, думая, что главное – успеть записать суть, а к деталям и логическому заключению можно вернуться позже.
Прошли годы, и сейчас, будучи зрелым тридцати шести летним мужчиной, Джино смотрел на жизнь и на содержимое книг по-другому. Чёткое разделение границ между написанным кем-то и собственным восприятием прочитанного не оставляло его равнодушным. По-прежнему изучая философию, а также религиозную, научную и художественную литературу, он пытался переносить полученные знания в свою реальность.
***
Джино сидел и размышлял: «Сколько мудрых мыслей вот так легко можно почерпнуть, открыв правильную книгу. Но сколько надутого пустословия и воды выливают на страницы авторы тех работ, которые пишут с целью пополнить свой банковский счёт. Мне непозволительно, скатившись до их уровня, начать писать и при этом лгать ради материальной выгоды. Нет, всё, что я познал из книг и своего жизненного пути, я буду записывать на бумагу, не подстраиваясь под тенденции изменчивого общества. Став писателем, я буду отстаивать мои душевные порывы пусть и субъективной, но уникальной и осмысленной точки зрения. Хотя в погоне за той же оригинальностью нужно помнить об истинных целях, которые отнюдь не новы и зачастую общеприняты.
Да, как же всё-таки бывает непросто, перенеся из книг плоды познания в свою повседневность, не превратиться в занудного скептика. И, наоборот, не стать им, примерив на себя амплуа философа тогда, когда уже сам начинаешь делиться мыслями со своим читателем.
Я уверен, мой жизненный опыт уникален. Но вопрос: как я осмелюсь рассказать в своём первом произведении о самом себе? А именно о гипнотизёре, соблазняющем женщин. Наверное, придётся добавить, что персонаж, ставший моим негласным прототипом, вымышленный. Пусть для читателя это останется загадкой, правда ли был такой человек, или он всего лишь фантазия автора. Всё, решено! Нужно браться за написание своего собственного романа».
Джино несколько раз затянулся сигарой и, снова положив её в пепельницу, встал и пошёл к другой картине под названием «Многоликое ожидание», висевшей слева от камина. Она также была написана художником Александром Куликовым. На ней были изображены лица людей с уродливыми нарушениями пропорций в стиле кубизм, которые символизировали собой не лучших представителей общества окружающего нас мира. Но на самом верху картины было изображено лицо более гармоничное, чем все остальные, и руки, которые замкнуты в кольцо, а в середине этих бережных рук находился младенец. Тот, кто был сверху над младенцем, символизировал собой заботливого отца, который оберегает своё дитя от внешнего мира.
– Папа, я помню, ты рассказывал мне, – прошептал Джино, подойдя к картине, – что когда ты купил эту картину у своего друга Александра, то подумал, что твоя миссия – заботиться обо мне и дать мне обеспеченную жизнь, ограждая от бед и страданий. Но я бы отдал сейчас многое из материального, чтобы в моей жизни появились семья и дети, которых я буду оберегать, как и ты когда-то оберегал меня. Папа, сколько мне ещё ждать? Ты же видишь, как я одинок. Почему женщины так холодны ко мне?! Я не понимаю. Я не могу так больше!
Джино, глядя на картину, задумчиво прищурился и напряжённо выдохнул. Развернулся в сторону кресел, сделав шаг, снова обернулся, посмотрев на неё. Потом подойдя к столику, взял пустой стакан и направился к бару.
Налив его почти до краёв, он выпил содержимое до дна и, неожиданно разозлившись, разбил со всего маха об пол.
– За что мне всё это?! – неистово закричал он. – Что я сделал не так?! Почему я одинок?! Сколько людей вступает в брак и разводится. Рожают детей и бросают их на произвол судьбы! А я всего лишь хочу встретить настоящую любовь. Создать крепкую семью и растить своих детей. Что я должен сделать, чтобы женщины перестали исчезать из моей жизни?! Я хочу растить своих детей!
Слёзы полились из его глаз.
– Я всего лишь хочу просыпаться не один, а в объятиях любимой, – перейдя на шёпот, плача, продолжал говорить он сам с собой. – Слышать радостные крики моих малышей, бегающих по этому огромному дому. Петь им колыбельную, целовать, обнимать и играть с ними.
– Я больше не могу так! – снова закричал Джино. – Как быть?! Где выход?!
От его криков проснулась Альба. Она зашла в гостиную.
– Синьор Вы меня звали? – с интонацией абсолютного безразличия спросила она. – Вам нужна моя помощь?
Будучи уже пьяным, он не смог сдержать гнев.
– Нет! Тебе самой нужна помощь! – в ярости вывалил он. – Ты наговорила мне гадостей. И просила не увольнять тебя. Ну и наглость, скажу я тебе! Знаешь, почему ты одинока? Потому что ты – как холодный стейк на завтрак для холостяка. Ты своим видом жертвенности вызываешь во мне только одно: желание хищника выдавить из тебя крик боли, чтобы ты показала хотя бы какую-нибудь эмоцию! Но на самом деле ты не так проста… Нееет, ты хитрая! Но не дальновидная.
Как же ты меня бесишь своим безразличием ко всему окружающему! Пошла вон отсюда, вон, я сказал! Чтобы завтра тебя не было в моём доме, ты уволена!
Она молча развернулась и вышла из гостиной.
Чувство вины перед Альбой не заставило себя ждать. Джино сел в кресло и, уставившись в пол, погрузился в мысли, испытывая омерзение к самому себе: «Зачем я так с ней? Куда меня несёт? Я – то жертва, то палач, то безразличная сволочь. Надо пойти извиниться. Хотя нет. Не сейчас, не сейчас… Завтра утром. Извинюсь, выпишу ей чек и отпущу на неделю, пусть развеется, отдохнёт».