Алексей Корнелюк
Бескрылый – Посланник бога
Глава 7
Следующий клиент появился примерно так…
– ТОРМОЗИ! – заорал ангел.
Я вдавил педаль тормоза.
– Чего ты орёшь-то? Я так оглохну! – засунув мизинец в правое ухо, я стал терзать ушную раковину.
Сзади протяжно засигналили. Я махнул водиле: мол, проезжай.
– Сейчас выйдет толстяк. Его нужно подбросить.
– Толстяк? – смутился я.
– Ну.
– Как-то ты не по-ангельски выражаешься…
– Имел дело с другими ангелами?
– Ты понял, о чём я.
Сзади ещё раз посигналили, и я, поставив на аварийку, прижался к обочине.
– Гриша, Гриша… нужно называть вещи своими именами. Если человек толстый, я назову его толстяком. Так коротко, ясно и… для протокола. Блокнот бери.
Я послушно взял блокнот и ручку.
– Все эти россказни о том, что надо быть деликатным и аккуратно подводить людей к изменениям, не ра-бо-та-ют.
– То есть?
– Если бы работали, толстяк давно бы сбросил десяток килограммов. Но, знаешь, пломбир, политый джемом, слаще любых устремлений похудеть. Так что толстяка буду называть толстяком. Или жирдяем.
– Так от нас отвернутся читатели с лишним весом.
– Ты хотел сказать толстяки?
Я поджал губы. Втайне причислял себя к клубу начинающих толстяков… Ну, то есть выросший животик и майка в облипку как бы вписали меня в этот клуб любителей «есть после шести». И меня этот бесячий ангел раздражал.
– Вот это хорошо! Эмоции! Я вызвал в тебе эмоции! Не хочешь, кстати, хот-дог с майонезом?
Ангел резко сменился в лице и принялся всматриваться в толпу на тротуаре.
– Вот он, наш бегемотик. Вот он!
Я посмотрел в указанном направлении. Действительно, навстречу шёл весьма упитанный мужчина. У него не просто кость широкая – в его теле трое здоровенных мужиков поместятся.
– Не уверен, что он влезет… – робко начал я.
– Поместится, поместится! Давай, догоняй и фарами сигналь.
Я сдал назад и поравнялся с мужчиной.
– Подвезти?
Тот промокнул платочком влажный лоб. Даже отсюда слышно было, как он громко дышал ртом.
– Понастойчивее, – велел ангел.
– Садитесь, я подвезу.
Мужчина оценивающе посмотрел на машину. Так смотрят посетители обувного, когда продавец приносит туфли на размер меньше. Я высунул руку и шутливо хлопнул по крыше:
– Давайте!
Тот шумно вздохнул, спрятал платочек и зашагал к машине. Нагнувшись ко мне, кивнул на пассажирское сиденье, где сидел ангел:
– Надо его подвинуть.
– С удовольствием.
Я был рад, что появился шанс поглумиться над ангелом. Взялся за сиденье и пододвинул его вплотную.
– Удобно? – спросил я, пока мужчина обходил машину.
– Первый класс, – кисло улыбнулся ангел.
Дверь открылась, и на заднее сиденье упал пассажир, заставив машину тяжело осесть.
– Куда вам?
– Сухобатора.
Мы отъехали.
Я начал беспокоиться, выдержат ли шины, и лишний раз не разгонялся.
В салоне быстро сгустился запах пота. Я попытался открыть форточку. Кнопка заела.
Ангел оскалился:
– Наслаждайся.
Я, чтобы чем-то занять руки, включил магнитолу.
«Устали от лишнего веса? Ха! Кто же не устал! Носите на себе эту ношу, а спрашивается – зачем?!» – полился из динамиков бодрый голос диктора.
Я вспотел и принялся лихорадочно менять радиостанции.
«Приветствуем вас на шоу "Толстяки навылет"! Сегодня мы будем кормить конфетами всех желающих, пока они не вылетят!
Я судорожно тыкал в кнопки, пытаясь выключить радио. Ангел смеялся. Открыто. Заливисто. Кнопки не слушались. Громкость не убавлялась. Оставалось только осторожно ехать и переключать станции…
«По вашим многочисленным просьбам: Uma2rman – «Эй, толстый»
Эй, толстый, эй, толстый, эй, толстый, эй, толстый…
Я, я, я целыми днями лежу на боку.
Съедаю в минуту по окороку…
– Твою мать… – осторожно поглядывая в зеркало заднего вида, я всё больше вжимался в водительское кресло.
– Это розыгрыш, что ли? – спросил пассажир.
Я вновь принялся крутить ручку настройки радио.
«Все ждут таблетку от похудения? Но главная таблетка – это стремление похудеть. Только такую таблетку не продать. В нашу студию мы пригласили эксперта и врача городской больницы Глеба Михайловича Приходько, чтобы поговорить о массовой эпидемии ожирения…»
– ТАК ВСЁ! А ну остановитесь! – рявкнул мужик.
– Остановись, остановись, – велел ангел.
– Тут нельзя, давайте на остановке.
Я снова крутанул ручку.
«Вы знаете, я очень деликатна к вопросу лишнего веса, и всё же… эти складки на животе меня доканывают!» – ведущая следующей радиостанции вбила последний гвоздь в терпение пассажира.
Казалось, он достиг пика. Цвет его лица напоминал ташкентские помидоры, и я был уверен: он вот-вот взорвётся. Я крепче сжал руль – на случай, если произойдёт что-то непредвиденное.
Впереди показалась остановка, которую перегородил старый, пыхтящий выхлопными газами «ПАЗик».
Радиостанция снова переключилась:
«ЖИР – это эпидемия, и с ней нужно бороться всеми доступными способами!» – визгливо выкрикивал из динамиков очередной голос.
Не дождавшись, пока я припаркуюсь, пассажир дёрнул ручку двери и вывалился наружу. Моя «Хонда» в припадке качнулась.
Я проводил его взглядом: он карабкался по ступенькам автобуса, тяжело дыша. И в этот момент я сгорел от стыда. Мне было неловко. Больно. Я задел его, заставил чувствовать себя униженным.
– Ты добрый поступок сделал, – заметил ангел.
Я не ответил.
Всю жизнь меня учили: если у человека лишний вес – у него проблемы. Смеяться над этим плохо. И вот теперь… лицемерие зашкаливало. Я был готов заорать на ангела, вступиться за этого мужика… И в тот момент, когда я уже набрал в лёгкие воздуха, моя щека вдруг вспыхнула от внезапной пощёчины.
– Какого?..
– Какого, какого?! – передразнил ангел. – Ты чего комедию ломаешь?! Толстяки-читатели уже от тебя отвернулись, всё, баста! Поздняк метаться! Давай-ка я тебе объясню, в чём тут золотое правило…
И он объяснял. Доходчиво объяснял.
Правда не просто колола глаза – она резала по живому. Не мешкая. Не стыдясь. Уверенная рука изрубила моё эго на части. Я чувствовал себя толстенькой рыбкой, попавшей на разделочную доску японского суши-повара. И вот нож заносится для очередного удара…
Глава 8
– Усёк? – небрежно бросил ангел.
Я качнул головой. Нехотя. С грустью… с презрением к лёгкости, с которой он излагал столь простые мысли.
– Так записывай. Я что, по-твоему, магнитофон с функцией повтора? Давай корябай, не жалея чернил.
Я нехотя потянулся за блокнотом и тут на заднем сиденье увидел пропитанную потом спинку. Это был овал, и пах овал соответственно.
На этот раз окно поддалось и со скрипом съехало вниз, вмиг наполнив салон запахами с улицы.
– Что уяснил?
– Что дать бы тебе в рог от лица всех людей, страдающих лишним весом.
– А ну выходи! Потанцуем как следует.
Дверь открылась, ангел вышел на улицу и, как задиристый хулиган, стал манить меня рукой.
– Выходи, борец за лишний вес. Я уделаю тебя так, что родная мать не узнает!
Я устало посмотрел на ангела. Затем перегнулся, закрыл пассажирскую дверь и отъехал.
– Вот ты, значит, как? – ангел материализовался рядом и, потянувшись за рычажком, отодвинул кресло на прежнее место. – Как пришло время отвечать за слова, так дёру дал?
– Знаешь, мне вот кажется, что во мне эмпатии и выдержки больше, чем в тебе.
– Ну да… Ты у нас святой. Ты вообще знаешь, что такое эмпатия? Разбрасываешься словами, а смысла не понимаешь. Я самый эмпатичный ангел, и сейчас я тебе докажу… Бери блокнот.
– Не могу. Я же еду.
– Припаркуйся. Куда ты вечно едешь?
Шумно выдохнув, я встал под знаком «Не парковаться».
– Следи за мыслью. Я не вкладываю в слова «толстый» или «жирдяй» зла. Это вы, люди, решили сунуть в рот кляп под названием «толерантность». Или приличие? Или воспитанность? Или всё это вместе? Или просто желание казаться «славным парнем»? Никто не любит правдорубов – их сжигают на костре. Но проходит время, и о Джордано Бруно вспоминают как о мученике за правое дело. А правое дело там, где есть правда. Так что, когда я называю толстых людей толстыми, я прав. Я не ищу уменьшительно-ласкательные слова, чтобы не задеть мягкотелую душу толстяка. Я говорю, как есть: он толстый. И если мои слова доходят до адресата, его наконец торкает, и весь ворох толерантности слетает… Ты опять не записываешь?!
– Записываю-записываю… – я с виноватым видом пишу, что успел запомнить.
– Тело человека – храм. Если он гадит в него, то я не стану его уважать, раз он себя не уважает. С лишним весом приходят болезни, тело сначала тихо просит, затем шепчет и, наконец, орёт во всё горло: «ХОЗЯИН, МНЕ ПЛОХО!» Но хозяин заедает стресс, закидывая в себя всё новые и новые калории, чтобы на крохотный миг почувствовать себя счастливым.
Я почесал затылок. Было непривычно слышать такие яростные речи от ангела.
– Пойми, чувство стыда – пассивная позиция. Ты молчишь, потому что это социально приемлемый поступок. Так правильно. Так хорошо… Но хорошо для чего? Чтобы не конфликтовать? Но ведь во время конфликта можно достучаться до человека! Пошатнуть его уверенность в том, что «хорошего человека должно быть много». Что это вообще за ерунда? А плохого человека должно быть мало, так?
– Да ладно тебе… – я втянул живот. – Это ведь дело каждого. Хочет – пусть ест, тебе-то какая разница?
– Мне? Я ангел, ты забыл? Я действую методами, которые работают.
Я дописал последние строки и задумался. Это ведь не личный выпад в сторону того пассажира… Нет, это обращение к самому понятию обжираловки – бездумного потребления.
– Допёр наконец?
Покусывая колпачок от ручки, я посмотрел на записи.
– Всё-таки это жестковато.
– А умирать от закупорки сосудов и сердечного приступа – это не жестковато?
– Ладно, меня ты убедил… Посмотрим, убедишь ли остальных.
– Послушай, любитель шаурмы. Я пришёл сюда не для того, чтобы нравиться всем. Я пришёл затем, чтобы через тебя достучаться до тех, кто готов слушать. А кто не готов – он просто пойдёт и закажет себе картошку фри и гамбургер. Для него мои слова – фон, пустой звук. Он для себя решил, как жить, и живёт себе.
Перегородив выезд, сзади встал эвакуатор.
– Ладно, – я отложил блокнот и стал выкручивать руль. – Как же тогда генетика? Проблемы со здоровьем? Человек не всегда виноват в своём лишнем весе.
– Ещё одно заблуждение. Знаешь, я понимаю, почему попал к тебе. Ты – зеркало этого мира, и вопросы у тебя как на подбор. Слушай и вникай.
Глава 9
А слушал и вникал я долго. Весь остаток дня можно представить в виде склеек.
Я дома, забрасываю на тумбочку ключи… ангел вкручивает в уши новую порцию заумных речей.
Я разогреваю в микроволновке суп… ангел встаёт на табурет и распыляется будь здоров.
Я чищу зубы… он чешет языком, устроившись в ванной.
Я ложусь спать, закрыв голову одеялом… он продолжает одиссею против жира.
– Хватит… у меня голова сейчас взорвётся.
– Пф… я только начал.
– А я закончил. Дай поспать… эй! – одеяло сползает к ногам.
– Ты спишь по десять часов в день и весь такой уставший.
Я молча пробую вырвать из его ангельских рук одеяло.
– У тебя миссия, ты забыл? Мы несём благую весть и всё такое.
Встаю. Пружина на диване впивается в ягодицы. Щёлкаю включатель на ночнике.
Блокнот с записями летит мне в грудь, раскрывшись на последней странице, где я закончил.
– Давай мысль закончим – и спи сколько влезет. – говорит ангел.
Протираю глаза. Беру ручку.
– Тела. Ты никогда не задумывался, почему одни запускают их, а другие ухаживают за ними?
– Что, так и записать?
– Нет, это я вопрос тебе задал.
Провожу по лицу раскрытой ладонью.
– Да мне почём знать?
– Ну вот ты. Что скажешь насчёт себя?
В бледном свете лампы я взглянул на своё пузо, рыхлую грудь с пучком волос посередине. Ещё раз делаю попытку натянуть одеяло… не поддаётся.
– Не знаю. Не парит это меня. Какая разница, если я… один.
Ангел качнул головой. Взялся за стул и уселся напротив меня.
– То есть, будь ты не один, ты бы занялся собой?
– Ну.
– Что «ну»?
– Не исключено.
– А как это связано? – напирал ангел.
– Чтобы нравиться партнёрше.
– А себе нравиться не хочешь?
– На хрена я твой блокнот взял? Ты меня только унижаешь своими вопросами… – откидываю блокнот и валюсь на диван.
Что-то резкое и сильное, как дуновение ветра, подхватывает меня сзади, и я, как неваляшка, снова усаживаюсь.
– Мы о тебе говорим, чтобы читатель увидел себя со стороны.
– Ладно.
– ?
– Что?! … Себе нравиться? Да не знаю я… свыкся, привык! Всё-таки я – это я, и мне с собой жить, вот и всё.
Скрестив на груди руки, я отчётливо почувствовал запах пота из-под мышек.
– Хочешь, открою секрет?
Я посмотрел на ангела.
– Мой Отец дал вам тела для того, чтобы вы реализовали себя. Исполнили свой долг.
– Это какой же?
– Быть счастливыми. Если тело тебе помогает в этом – значит, всё хорошо. Если нет… начни меняться. Никто не говорит, что нужно запираться в спортивном зале и заниматься до изнеможения. Нет. Здоровье там, где нет надрыва, нет перекоса в одну из крайностей, и проверить это можно легко.
Я записывал.
– Само понятие тела должно уходить на второй план во время действий. Если ты идёшь по лесу, ты не страдаешь одышкой, в боку не колет – ты растворяешься в лесу. Если ты занимаешься сексом, ты не рискуешь получить сердечный приступ – ты соединяешься с партнёром. Если ты играешь с ребёнком, ты не падаешь мешком от усталости – ты высвобождаешь своего внутреннего ребёнка и отдаёшься веселью. Вот для этого нужно обладать здоровым телом. Не для самолюбования перед зеркалом и не для спортивных наград. Нет. Это крайности, и они так же ведут по ложному пути. И говоря о генетике и предрасположенности к полноте, человек как бы сбрасывает с себя ответственность. Сила там, где есть ответственность. «Родители толстые – вот и я стал толстым» – и тянуть такую лямку проще простого. Единственное, к чему расположен человек, – это к неверным выводам. К выгодному заблуждению, которое скрашивает его блеклый, серый мир. Поменяйся. Не держись за старое. Выкинь ты эту лямку и скажи себе: «Я не мои родители, я не набор предрасположенностей…»
Закончив писать, я посмотрел на ангела.
– Всё, хватит. А теперь пусть тебе приснится сахарная вата, река из газировки и шоколадные пончики. Спокойной ночи.
Свет на ночнике погас, и комната погрузилась в темноту.
Да вот только сон всё никак не шёл. Слова ангела задели меня, затронули самолюбие.
Наверное, этого он и добивался. В его, на первый взгляд, грубости я разглядел заботу и любовь. Странную, конечно, но любовь.
Я томно зевнул и, наконец, уснул.
Глава 10
Ледяные струи хлынули из душевой лейки.
Я заверещал, взяв кран на удушающий. Не слушается.
Вжимаясь в кафельную плитку, отползал к шторке.
От неожиданности сердце чуть не исполнило свой последний танец.
Дёргаю за шторку. На закрытом толчке сидит ангел. Подбрасывает вверх теннисный мяч.
– Закаляйся.
Пятки пробирает холод ледяной воды.
– Это полезно.
Пупырышки на коже не согласны.
– Давай, подставь тело воде.
Я скукожился, сморщился, собрался в единый комок несогласия. Зубы стучали.
– Давай же… – кидает в лоб мячик.
Со злостью закрываю шторку.
От ледяных струй веет угрозой, они представляются лезвиями, и стоит мне встать под воду – как тут же свалюсь замертво.
– Ну же, – раздаётся за шторкой.
Закрываю глаза. Сжимаю кулаки, делаю шаг… точнее, мне кажется, что делаю шаг, на самом деле оставаясь на месте.
– Не могу.
– Всё ты можешь.
Что-то толкает меня в спину, и, скользя пятками по кафелю, я оказываюсь точно под струями воды. Ор скребётся по горлу, отражается от сантехники, мчится по трубопроводу, пугая соседей.
– СТОЙ!
Я не могу пошевелиться, этот ангел отключил во мне всё, что позволило бы отойти.
Принимая на грудь, спину, затылок ледяные иглы, кожа распыляется, взрывается, искрит, наполняя тело… бодростью? Лёгкостью? Кайфом?.. Чёрт, я не могу зацепиться ни за одну характеристику. Я в невесомости. Тело вдруг воспарило и стало таким лёгким, приятным, что ор уже не вылетает наружу. Я как бы ору, но внутри себя. И этот возглас напоминает восхитительный, победоносный крик.
Я поднял лицо, подставляя струям лоб, нос, щёки, веки.
Это не передать словами. Мой куцый язык описаний не подходит. Я не мог думать, соображать – просто тихо хихикал, давая воде сделать всё остальное.
Затем кран закрылся, а вместе с ним и вода. Из душевой лейки сходили последние капли.
Меня трясло. Знобило, зубы всё так же стучались друг о друга.
Я посмотрел на кожу, покрытую пупырышками. Было так хорошо, что, когда в голову прилетело скомканное полотенце, я растерялся.
– А теперь растирайся.
Обернувшись полотенцем, я вышел.
Ангел подкинул мячик, и я поймал его на лету.
В зеркале на меня смотрел я. И не я одновременно. Это был незнакомец, по случайности надевший мою личину.
– Ну как?
Я качнул головой.
А как ещё? Потрясно? Восхитительно? Великолепно? Это было всё вместе и по отдельности.
Мы вышли в коридор.
Я подошёл к окну, оставляя на полу влажные следы от пяток. Опершись о подоконник, впервые увидел мир за окном иначе. Как бы объяснить… Раньше он казался пёстрым пятном – прохожие, проезжающие автомобили, деревья, кусты, тротуар… А сейчас всё разъединилось, и я видел части этого мира по отдельности.
– Вот это тебя таращит, конечно.
Глазами безумца я уставился на ангела.
– Что это было?
Нет, я знал, что такое облиться ледяной водой, и уж тем более мне известен контрастный душ… Но то, что я испытал, было абсолютно иным. Это был кайф, залпом ударивший в мозг и нервную систему. Я подсел. Подсел моментально. С этого момента я мог причислять себя к наркоманам – я не прочь торчать от ледяного душа.
Ангел расхохотался, а когда закончил смеяться, сказал:
– Признаюсь честно, мне пришлось подкрутить твои ощущения. Ты, так сказать, с первого уровня закалки перепрыгнул сразу на пятый. И весь секрет в ритуалах.
Меня пулей унесло за блокнотом. Когда я схватил его и принялся писать, мир закаливания открылся для меня совсем иначе…
Глава 11
– Всё сводится к тому, что вы, люди, пользуетесь телом как придётся. Как научились, так и пользуетесь… В этом и есть основная загвоздка. Там, – ангел указал в потолок, видимо, подразумевая этаж выше, ну или небо, – мне всё видно. Вы неправильно ходите, сидите за столами, справляете нужду в туалете, спите, едите… да что там, даже дышите вы неумело. Но вас… – тут его палец упёрся в меня. – По большей части это устраивает.
– Не пойму… – я отложил ручку и поправил клеёнку на столе. – Мы же говорим про закаливание, разве нет?
– Разве нет? – передразнил ангел. – Мы говорим о жизни, а точнее – о подходе к ней. Как много душ, приходя в этот мир, потеряны? Прозябают, проматывая день за днём, год за годом, а потом возвращаются на небеса, так ничему и не научившись. Вопрос: жил ли он или отматывал срок? Точка А – рождение. Точка Б – смерть. А что было между ними? Прямая линия. Вот что нужно писать на надгробных плитах. Имя, дата смерти и прямая линия. Так честно. Так жизненно.
Я попытался вернуть инициативу в свои руки:
– Возвращаясь к закаливанию…
– Возвращайся.
– Ну, я и возвращаюсь… Чего это у тебя взгляд такой?
– Какой?
– Ну, с придурью.
– Это как?
Попугайчик Гриша протяжно чирикнул из соседней комнаты, видимо, хотел поддержать беседу. И тут меня осенил совершенно стыдный вопрос: понимает ли ангел птичий язык? Не то чтобы конкретно Гришу, а вообще… Но я вовремя себя остановил. Закаливание… закаливание… закаливание.
Ангел почесал переносицу, дёрнул плечами и сделал вид, что всё нормально, насколько может быть нормальным разговор между ангелом и человеком.
– Ты на собственной шкуре ощутил, что такое изучение такого явления, как закаливание. Изучение – это ведь что? Ты берёшь обыденное действие, как, например, намыливание тела и смывание водой, так?
– Ну?
– А потом задаёшь себе вопрос: и это всё?
Я встал со стула и набрал в чайник воды.
– А что ещё нужно от душа, как не гигиена?
– ВОТ-ВОТ! Об этом я и говорю! – снова распылился ангел. – Решив одну задачу, вы не идёте дальше. Да, душ решает вопрос гигиены. Жопки, письки намылили? Запах убрали? Ну, вот и славненько… Однако омовение в некоторых религиях – символическое очищение при помощи воды. И не просто так. Первый уровень – ты счищаешь внешнюю грязь. На втором уровне – внутреннюю.
Потыкав кончиком ручки в блокнот, я задумался. Всё же ощущения были ни на что не похожие. Я словно заново родился.
– Именно. Каждый день есть новое рождение. Сон – маленькая смерть, пробуждение – возврат к жизни, а закаливание напоминает тебе об этом. Давай объясню… – чайник вскипел, и от носика повалил густой пар. – Заваривай, заваривай, я подожду. Мы ведь никуда не торопимся, и читатель может позволить себе визуализировать твои действия. – ангел, изменив голос, деловито стал озвучивать мои действия. – Он быстро вскочил со стула, скрипнул дверцей шкафа, достал коробочку с чаем, зачем-то понюхал, почесал ягодицу и закинул пакетик в кружку…
– Прекрати.
– Залил кипятком, превратив воду в чай. Чем не чудо?
Булькая пакетиком, я поглядывал на ангела:
– Вы там, на небесах, ничем таким не балуетесь?
– М?
– Ну, там, пьёте что-нибудь?
– Пьём.
– Что?
– Что-то пьём. Но точно не это пойло, смутно напоминающее чай.
Я крутанул верёвочкой чайного пакета вокруг ложки, нещадно выжимая последние капли.
– Не скажешь?
– Это имеет отношение к закаливанию?
Отпил… горячо.
– Во время закаливания нервная система фокусируется только на одном – выживании. А значит, все остальные мысли отбрасываются как несущественные. Тело само знает, что существенно, а что только кажется таковым. Мысли чистые, ты фокусируешься только на ощущениях, испытывая калейдоскоп эмоций. Первое – это «холодно и неприятно». На этом этапе обычно всё и заканчивается. Если неприятно, значит, идти туда не стоит. Мозг тормозит, мозг бьёт тревогу: «Остановись, хватит, мне больно!»
– У меня мозг не говорит, он визжит, не жалея сил… – подношу чай к губам… Нет, ещё горячо.
– Ты понял.
– Всё, всё, не перебиваю.
– А «дискомфорт» – это заглушка. Считай, дверь. Пройди её, и ты перейдёшь на следующий уровень. Будешь наблюдательным – и заметишь, как меняется твоё ощущение. А в наблюдении и постижении увиденного кроется сила.
– Ты не ответил на вопрос… Я давно пробовал контрастный душ, это было иначе…
– Ладно, дело вот в чём. Ты испытал то, что должен был испытать при правильном подходе к закаливанию, а не бездумное ледяное терпилово. Чтобы ты понял, что произошло, я расскажу историю…
Не знаю, что сделал ангел, но стены крохотной кухоньки растворились, и я мысленно перенёсся в бескрайнюю пустыню с величественными дюнами и монументальными пирамидами. Между пирамидами возник сфинкс, сначала аккуратненький, ровненький, а затем нос сфинкса отвалился. Видимо, для достоверности.
– В древнем Египте люди поклонялись 740 божествам – богу солнца, богу ветра, богу воды… И большинство божеств являлись проекцией. Энергией. Например, выходя на охоту, молились богу охоты Онурису. Крестьяне готовили почву и просили благословения у бога плодородия Бастеда. Богом воды называли Сухоса, и, стоя под душем, я сделал так, чтобы ты… – пейзаж пустыни рассеялся, и я снова оказался на кухне. – Почувствовал связь с богом воды. Но чтобы не запутывать читателей, скажу проще. Ты как бы отправил запрос энергии воды – очистить твоё сознание и даровать ощущение радости и свободы. Что, по сути, является обращением. Обращение – это мысль. Мысль – это энергия. Энергия – это начало божественного.
Я закончил писать, и меня терзали две мысли.
Первая… Её я оставил при себе. А не перебор ли это – про богов энергии? Сушнякуса я знал… Он навещает после похмелья и строго до первого глотка огуречного рассола.
Вторая… Про неё спросил вслух:
– Но я же ничего не просил у энергии воды…
– Это я сделал за тебя, в качестве демонстрации силы. Второе – это осанка. Ты заметил, что ты как бы застыл в одной позе?
Действительно, стоя под водой, я будто кол проглотил. Ягодицы скрутило в тугой узел – такой вытяжке позавидует бывалый офицер.
– Позвоночный столб для циркуляции энергии должен быть вытянут, как струна. Если ты горбишься, сутулишься, энергия не проходит как надо. Ты же стоял как статуя. Это второй секрет.
– А третий? – спросил я, когда пауза затянулась.
– Третий… это благодарность. После закаливания нужно зафиксировать новые ощущения в теле и поблагодарить за это. Благодарность – это тоже энергия, выраженная во внимании. Ты благодаришь за что-то. А чтобы за что-то благодарить, нужно замечать изменения. То есть ты выходишь из пассивной позиции в активную. Ты наблюдаешь этот мир, а мир в ответ наблюдает за тобой.
Я взялся за кружку с так и не тронутым чаем и резко отдёрнул руку. Мне показалось, что я обжёгся, но не от жара, а будто от холода. Моргнув несколько раз, я ещё раз посмотрел на чай и, конечно, не увидел там льда… Игра разума. Игра мысли. Не знаю, ангел ли это подстроил, но восприятие на миг меня подвело. А не подводило ли меня восприятие всю мою предыдущую жизнь или только в этот момент?
– Вот это уже хороший вопрос, – подметил ангел.
Он, видимо, хотел что-то добавить. Только вот Гриша снова зачирикал, отчего ангел подскочил и побежал в спальню. Я – за ним, искренне перепугавшись за попугая.
