Алексей Макаров
Сокровища
Корректор Анастасия Казакова
Дизайнер обложки Таисия Королькова
© Алексей Макаров, 2024
© Таисия Королькова, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0053-6626-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Введение
Возможно, мои рассказы кому-то покажутся никчёмными и не заслуживающими внимания. Ведь в основном спросом пользуются те произведения, которые заведомо обречены на успех.
Я отношу себя к писателям-маринистам, потому что мои рассказы в той или иной степени связаны с морем или с жизнью моряков и их семей. У других писателей-маринистов это рассказы об адмиралах, генералах, открытиях и приключениях, героических сражениях. У некоторых это то, что они хотят все свои приключения преподнести в виде юмористических рассказов, описывая всякие каверзные случаи, произошедшие в их жизни или в жизни их знакомых.
Но ведь жизнь не состоит только из подвигов и приключений. Каждый из нас проживает её так, как предписано судьбой. И у большинства людей нет никаких ярких открытий и подвигов. Мы проживаем свою жизнь спокойно и равномерно в кругу своих семей и родственников.
Ведь каждый человек – это кто? Это неповторимая личность. Хоть она и мала и незаметна на общем фоне человечества, но это жизнь одного-единственного и неповторимого человека.
Вот если убрать одну песчинку с Фудзиямы, разве уменьшится её высота? Нет, конечно. А выплеснуть из океана каплю воды? Разве он станет мельче? Нет, конечно. Так и наша жизнь и наша личность – она незаметна на общем фоне человечества.
Но если посмотреть на эту личность повнимательнее, если присмотреться к ней, то что ты увидишь? Именно океаны и вершины гор, скрытые в ней.
Посмотри на беременную женщину. Что она чувствует? Ведь она живёт тем, что растёт в ней. Она полна чувств и переживаний. А если посмотреть на дедушку, который катит коляску с внуком и разговаривает с ним. Разве можно найти ещё счастливее человека? Ему в данный момент абсолютно нет дела до открытия каких-то Америк, Антарктид и Индий, и ему абсолютно безразлично, кто это и когда сделал. Для него единственное важное – это тот, кто находится в коляске, и его благополучие.
А дети, которые носятся с криками во время своих игр? Что они чувствуют? Что они переживают? Это же мир эмоций, счастья и радости познания мира.
Это не подвиги и не открытия. Это обычная жизнь обыкновенного человека. А если всё это написать? Если перенести на бумагу переживания и чувства одного-единственного человека? Разве это будет интересно остальным людям? Конечно, нет. А для этого человека это его жизнь, его переживания, которые будут важнее всех открытий континентов, планет и совершения подвигов.
Я думаю, что возможность передать переживания и волнения одного-единственного человека, которые затмят все подвиги во вселенной, и есть цель моих книг. И если они затронут хоть одну струну в сознании кого-нибудь, я буду безмерно счастлив. Значит, я добился успеха. И это основное в жизни любого из нас – почувствовать, что ты не одинок, что у тебя появился ещё один единомышленник.
Спасибо всем вам, кто прочёл эти строки.
Алексей Макаров
В память о моей тёте Валеи брате Алексее Иванове
Сокровища
Глава первая
Приезд в Питер. Встреча
Поезд подходил к Ленинграду. Он снизил скорость и, выбирая путь к вокзалу, уже отчётливо отстукивал по рельсам последние минуты, остающиеся до прибытия.
Пассажиры начали неторопливо вынимать свои чемоданы и сумки, выставляя их в коридор.
В противоположном конце вагона царила тишина.
Молодые прапорщики, едущие на службу по распределению, переоделись в форму и тихо сидели по полкам, мирно ожидая прибытия.
Это они вчера, после отъезда из Калининграда, выглядели неуправляемыми.
Сразу после посадки они начали пить, и уже через пару часов все лежали в стельку. Они орали песни, кричали непристойности, затевали между собой драки, а самый здоровый из них даже свалился с верхней полки, ударился головой об угол ступеньки и сейчас понуро сидел, грустно повесив голову, стараясь скрыть огромный лиловый синяк, расплывшийся на половину лица.
Бородин иронично поглядывал в их сторону, вспоминая вчерашнюю ретивость и разухабистость выпускников.
А сейчас они, понурые и притихшие, как побитые собаки, ожидали начала новой жизни. А что их ожидает сейчас, когда начальство учует перегар и увидит потрёпанные физиономии вновь испечённых прапорщиков?..
Бородин до сих пор помнил, как после окончания училища они гуляли несколько дней, прежде чем разъехаться по местам распределения. Но он не мог припомнить такой разнузданности, которую наблюдал вчера вечером.
Прапорщики вели себя, как свора собак, спущенных с цепей. Он понимал, что после строгих правил и постоянной муштры в учебке им хотелось отвязаться, но не до такой же степени, когда даже начальник поезда не смог с ними справиться и только пришедший на какой-то станции наряд милиции навёл порядок, забрав самых ретивых с собой.
Конечно, после выпуска и они все выпивали и на выпускном вечере, и в ресторане, а потом догуливали по кафе, и ещё на третий день устроили пикник на склоне одной из сопок Амурского залива, но такой разнузданности, что Бородин наблюдал вчера, никто из его друзей не позволил себе.
Эти новоявленные прапора гуляли только после одного года обучения, выдавая скопившиеся эмоции, а что тогда говорить о них, отучившихся пять лет в не менее жёстких условиях.
Да, они откровенно радовались, ощущению свободы от открывшихся ворот жизни, но такой вакханалии они себе не позволили.
Бородин возвращался из санатория после трёх недель отдыха в Светлогорске.
Каким-то образом папа достал ему путёвку туда, и он с удовольствием провёл это время на дюнах, в хвойных лесах и на песчаных пляжах Балтийского моря.
Компания у них подобралась весёлая. Все примерно одного возраста, но все со своими стремлениями в жизни и разными профессиями. Конечно, выпивали, ходили по ресторанам, ездили на экскурсии, но никто никого никогда не таскал на руках, и никто не зарывался в грязь лицом в состоянии «лёгкого» алкогольного опьянения.
Отдых оставил приятные воспоминания и какую-то лёгкость.
А тут, при виде вчерашних героев, на душе стало муторно, и радость от проведённого отпуска непроизвольно куда-то исчезла.
В купе плацкартного вагона, куда ему в это время года с трудом удалось достать билет, он остался один. Его попутчики вышли раньше.
Поэтому в одиночестве он сидел и смотрел в окно, разглядывая пригороды Ленинграда, мелькавшие за окном.
Вскоре поезд замедлил ход и остановился под огромной стеклянной крышей вокзала.
Пропустив вперёд гурьбу прапорщиков, издающих миазмы перегара, распространявшегося после их прохода по коридору, Бородин одним из последних вышел из вагона.
Он никуда не торопился. Никто его здесь не ждал и не встречал, хотя он дал тёте Вале телеграмму, что приезжает сегодня. А так как точного времени прибытия поезда он не знал, то и время приезда в ней не указал.
Выйдя из вагона, он огляделся и поёжился. Под сводами вокзала чувствовалась прохлада. Вокруг всё выглядело сумрачно и неуютно.
Вереница пассажиров не торопясь двигалась по перрону, и он, затесавшись в неё, последовал к выходу.
Пройдя весь вокзал, вышел на улицу, где сощурился от яркого светлого утра и достал солнечные очки.
Отойдя от главного входа, поставил чемодан на тротуар и закурил, оглядываясь по сторонам.
На небе ни единого облачка, взошедшее солнце уже прогрело воздух. Дышалось легко и свободно.
Сделав пару затяжек, он осматривал место, где сейчас находится и прикидывал, как ему лучше добраться до тёти Вали.
В этом районе Ленинграда ему ещё не приходилось бывать, поэтому он с интересом смотрел на набережную Обводного канала с проносящимися автомобилями и степенно проезжающими автобусами.
Конечно, он мог сесть на один из них и доехать до метро, а потом с пересадками ехать на Гражданский проспект, но ему не хотелось толкаться в утренних поездах с чемоданом, и он решил взять такси.
Тут как раз один из представителей этой братии и подошёл к нему.
– С поезда, что ли? – доброжелательно поинтересовался он.
– Угу, – в подтверждение его слов Бородин согласно кивнул.
– Куда ехать собираетесь? – вежливо продолжил выспрашивать таксист.
Прежде чем ответить, Бородин осмотрел таксиста. Рядом с ним стоял мужик одного с ним роста, аккуратно одетый, но возрастом намного старше Бородина. Вид его внушал доверие поэтому, пожав плечами, он ответил:
– На Гражданку.
– Ого! – невольно вырвалось у таксиста. – Так это же почти в Мурино, совсем другая сторона города.
Бородин почувствовал, что таксист, конечно же, повезёт его, но набивает цену своей услуги, поэтому возразил, стараясь придать уверенность голосу:
– Нет, это рядом с проспектом Луначарского. Я покажу, где, – и вновь посмотрел на таксиста. – Так повезёшь или нет?
Подумав, таксист как бы нехотя решил:
– Довезти-то можно, только вот как с оплатой-то быть?
– А как быть? – усмехнулся Бородин. – Сколько счётчик настучит, так пару рубчиков сверху добавится, – и посмотрел на колеблющегося таксиста.
Тот, сделав многозначительную паузу, решил:
– Маловато, конечно, но поехали. – И тут же добавил: – Если бы не утро, то за такие деньги я бы в такую даль ни за что не поехал.
– Так едем или нет? – не понял его Бородин.
– Едем, едем, – проворчал таксист и, подхватив чемодан Бородина, двинулся к жёлтой «Волге», стоявшей тут же в небольшой очереди.
Бородин невольно удивился действиям таксиста, но, промолчав, последовал за ним.
Во Владивостоке ни один таксист за чемодан не хватался. Там они себе цену знали и никогда не заигрывали или не заискивали перед пассажирами.
Таксист открыл багажник, уложил в него чемодан, подошёл к своей двери и, посмотрев на Бородина, удивлённо спросил:
– Чего стоишь? Садись, поехали, – и уселся за руль.
Послушав его, Бородин поудобнее устроился на пассажирском сиденье рядом с водителем и огляделся.
Машина внутри смотрелась чистой и ухоженной. Из-за ещё не выветрившегося тепла в салоне он почувствовал себя в нём уютно.
Таксист завёл мотор и, включив счётчик, взглянул на Бородина.
– Ну что? – как бы ожидая разрешения, спросил он. – Тронулись, что ли?
– Конечно. Чего ждать? Поехали, – согласно кивнул Бородин. – Только провези меня, пожалуйста, через мосты по набережной. Хочу посмотреть, какой стал Питер, – попросил он.
Таксист с удивлением посмотрел на Бородина.
– Соскучился, – пояснил Бородин ему. – Давно не был.
– Нет проблем, – согласился таксист. – По набережной так по набережной, – и, плавно сдвинувшись с места, не спеша поехал.
Несмотря на интенсивное утреннее движение по дорогам города, таксист ехал быстро, выполняя просьбу Бородина.
С посторонними вопросами к нему не лез, а Бородину не хотелось ни о чём говорить. Он разглядывал город.
Он много раз бывал в Ленинграде до этого. Город ему нравился своей архитектурой, широкими улицами, зелёными проспектами и спокойствием.
Невольно вспомнился последний приезд с женой, но он сразу же отогнал от себя эту мысль, чтобы не будить горечь обиды, оставшуюся после их последней встречи.
Он заставил себя сосредоточиться на городе и его улицах, чтобы вновь не впасть в меланхолию и депрессию, от которых с таким трудом избавился в санатории.
Машина быстро проехала по набережной Обводного канала, по Московскому проспекту и по Садовой выехала на Невский. Слева где-то мелькнул шпиль Адмиралтейства, справа – Александрийский столп на Дворцовой площади, а потом она свернула на Дворцовую набережную.
Таксист чётко выполнял просьбу Бородина. Он даже, проезжая по набережной, снизил скорость, чтобы Бородин мог рассмотреть окружающие здания, а проезжая Литейный мост, перестроился в правый ряд и очень медленно проехал его, заметив, что Бородин любуется водами Невы.
А потом понёсся по Лесному проспекту. Там Бородина уже ничего не интересовало. Он ждал, когда же они выедут на Гражданский проспект.
После того как машина пересекла проспект Непокорённых, он начал узнавать знакомые места.
Когда справа показались знакомые корпуса высоких панельных домов, нарушил молчание, стоявшее в машине:
– Вот здесь сверни, пожалуйста, и через эту арку заезжай во двор, – и показал на проезд между корпусами.
Таксист с удивлением посмотрел на Бородина, но чётко выполнил его указания.
– После арки поверни, пожалуйста, направо, – продолжал руководить действиями таксиста Бородин, – и езжай до третьего парадного.
Таксист ещё раз изумлённо посмотрел на Бородина.
– А чего же ты мне не сказал, что ты питерский? – В голосе его сквозило неподдельное удивление.
– А что, не заметно?
– А кто вас, молодых, поймёт, кто вы такие. Я вот и подумал, что ты приезжий. Уж больно фасонисто разодет.
– Просто в рейсе был почти год, вот и соскучился по городу, – соврал любопытному таксисту Бородин.
– Моряк, что ли? – с ещё большим удивлением произнёс таксист.
– Ага, – утвердительно кивнул Бородин и уточнил: – Механик.
– Понятно, – протянул таксист, хотя что ему понятно, так и не успел сказать, потому что остановил машину у третьего подъезда.
Бородин вышел из машины и, размяв спину, повернулся к багажнику, чтобы достать чемодан, но таксист уже доставал его и бережно поставил на высокий бордюр газона.
– Спасибо, что доставил, – поблагодарил таксиста Бородин, но увидев его ожидающий взгляд, полез в карман за деньгами.
Достав кошелёк и вынув две трёшки, вручил их таксисту.
– Большое спасибо, – поблагодарил таксист, бережно забирая деньги. – Дома-то хоть ждут? – мимоходом поинтересовался он, хотя чувствовалось, что этот вопрос он задал только из вежливости и ему абсолютно безразлично, что там творится у Бородина в доме.
Этим он хотел скрыть своё удовольствие от того, что от этой поездки получил лишнюю трёшку, а не два рубля, как договаривались.
– Ждут, ждут, – удовлетворил его любопытство Бородин. – Хотя мать, наверное, уже на работе.
– Ну, тогда желаю счастливой встречи, – пожелал ему таксист и, сев в машину, быстро уехал.
Бородин поднял чемодан и не спеша прошёл к двери подъезда.
Квартира находилась на втором этаже, поэтому он не стал ждать лифт, а легко взбежал по лестнице с чемоданом в руке и остановился перед знакомой дверью. Прежде чем позвонить, он пару раз глубоко вздохнул, чтобы успокоить дыхание, и нажал на кнопку звонка.
За дверью тут же послышались шаги нескольких человек, и она широко распахнулась.
На пороге стояла тётя Валя, а над ней возвышалась голова Лёшки.
Тётя Валя с момента их последней встречи совсем не изменилась. Хоть и прошло уже почти три года, но она всё такой же выглядела полной и глаза её по-прежнему излучали теплоту.
А Лёшка сбрил бороду, отрастил усы, и лицо его уже не смотрелось таким устрашающим, как тогда, при их последней встрече, когда он походил на разбойника с большой дороги.
Тётя Валя, увидев Бородина, тут же кинулась к нему с распростёртыми объятиями.
– Вовочка, миленький! – вскрикнула она низким хрипловатым голосом. – Куда это ты запропастился? Я уже вся извелась тут. – И, обняв Бородина, прижалась к нему.
А он, почувствовав её тёплые мягкие руки, наклонился к ней и поцеловал в щёку.
Он не успел ещё и выдохнуть, как тут же его засыпали множеством вопросов, которые принялась задавать тётя Валя, выдавая их, как очереди из пулемёта.
– Что же ты, пакостник такой, не написал время, когда приедешь? Дату он написал, видите ли, а время – нет, – начала отчитывать она Бородина и, отодвинувшись от него, принялась рассматривать племянника. – Это значит, что Вова едет, а тётя Валя сиди и жди его у окошка целыми днями. Это пусть вас, моряков, жёны так ждут, а мне и на работу надо, и по дому вон сколько дел, – она повернулась в сторону коридора и махнула туда рукой.
Этой секунды её замешательства хватило Лёшке для того, чтобы он широким жестом сильной руки отодвинул мать и вцепился клещами в Бородина.
От таких объятий у Бородина затрещали все кости и перехватило дыхание. Хотя Лёшка ростом выше Бородина на полголовы, но по комплекции намного мощнее. Мама Лёшку, наверное, специально откармливала, чтобы он стал борцом, и, насколько помнил Бородин, в своё время получил мастера спорта в тяжёлом весе.
Ослабив объятья, Лёшка хлопнул Бородина по плечам обеими руками, от чего тот чуть ли не присел.
– Чего застыл? Проходи. Заждались мы тебя. Я вот тоже только что чуть на работу не ушёл, – он сдвинулся в сторону, пропуская Бородина в квартиру.
Подхватив чемодан, Бородин сделал несколько шагов, но Лёшка выхватил его, отодвинув мать в сторону:
– Ты, мама, посторонись, успеешь ты свои вопросы задать, а я хочу братца своего рассмотреть. Где это он там загулял, что с таким трудом к нам вырвался? Да проходи ты, проходи, – и, приобняв Бородина за плечи, повлёк вглубь квартиры.
На весь этот шум и гвалт из боковой комнаты вышла женщина с осунувшимся лицом и с ребёнком на руках.
Бородин сразу узнал Татьяну, жену Лёшки. Во время их последней встречи она была беременна и очень стеснялась Бородина из-за своего положения.
Зато сейчас на руках она держала годовалого мальчишку, выглядевшего точной копией Лёшки. Тут и сомнений никаких не могло возникнуть, чей сын у неё на руках.
Татьяна в приветствии скромно приклонила голову и тихо произнесла:
– Здрасьте.
На что Лёшка шумно отреагировал:
– Что? Не узнаёшь, что ли? – он остановился около жены. – Так это же Вовка! Мы с ним ещё до рождения Юрки в Петергоф ездили!
– Почему? – всё так же тихо отреагировала Татьяна на слова своего громогласного мужа. – Узнаю. Здравствуйте, Володя.
– Ну ты даёшь! – тут же отреагировал на её слова Лёшка. – Чё ты мямлишь? «Володя, здравствуйте», – передразнил он жену. – Вован это! – торжественно закончил он и, отодвинув точно таким же широким жестом жену в сторону, протащил за собой Бородина в большую комнату.
Комната с последнего визита Бородина не изменилась. Она, как и прежде, казалась полупустой.
У стены стоял складной диван, напротив него сервант, а в середине комнаты разместился большой старинный стол с витиеватыми ножками, окружённый такими же древними стульями.
В своё время Лёшкин отец, дядя Дима, только сменил на них обивку и отлакировал, а сейчас они по-прежнему окружали стол, напоминая о какой-то прошлой, тайной, неизвестной Бородину жизни.
Но тут уже настала очередь тёти Вали.
Она ворвалась вслед за своим заполошным сыном в комнату и волевым движением руки отодвинула Лёшку от Бородина.
– Чего это ты навалился на Вовочку? Не видишь, что ли, что он только что с поезда, что он устал. Ты бы хоть усадил его, а потом уже тискал.
От слов матери Лёшка пришёл в себя и выпустил Бородина из объятий.
– Садись, рассказывай, – и своей сильной рукой пригвоздил Бородина к одному из стульев, а сам плюхнулся на диван, жалобно простонавший всеми своими древними пружинами от такого соприкосновения. – Чего это ты забыл в том Калининграде? Чего это тебя туда занесло?
Но тут его вновь перебила тётя Валя:
– Ну что ты к нему пристал? Ответит он тебе на все твои вопросы. Будет у вас ещё время. Ведь будет? – она испытующе посмотрела на Бородина. – Ведь ты же не на пару дней к нам пожаловал?
– Конечно, будет, тёть Валь, – подтвердил её слова Бородин. – У моряков отпуск всегда большой.
– Вот-вот, – перебила его тётя Валя, – значит, и поговорить обо всём успеете. А сейчас позавтракать ему надо, – указала она взглядом на Бородина. – А потом уже и расспрашивать будешь. – Мягко закончила она, но тут же громогласно выкрикнула: – Татьяна! Иди, поможешь мне с завтраком, – и вышла на кухню.
Бородин только и увидел, как Татьяна, с Юркой на бедре, прошла за ней на кухню, где тут же раздался звон кастрюль и сковородок.
А Лёшка вопросительно уставился на Бородина.
– Ну, братан, рассказывай, чего это тебя в наши края занесло.
Подумав, Бородин пожал плечами.
– А что тут рассказывать… – Нерешительно начал он, чувствую себя ошарашенным от такого громогласного приёма. – Отдыхал, дурь выгонял из себя.
– Ну, и как? – напирал Лёшка. – Выгнал? Папа твой звонил и долго разговаривал с мамой о тебе. У тебя что-то серьёзное в семье случилось? – это он уже проговорил сочувственным тоном.
– Случилось… – тяжело вздохнул Бородин. Уж больно не хотелось ему бередить только что начавшую заживать рану.
– Ладно, – как будто поняв его состояние, прервал свои мысли Лёшка. – Время будет ещё у нас. Потом расскажешь.
– Конечно, расскажу, – подтвердил его слова Бородин. – Тут скрывать нечего. Только за один присест всего и не расскажешь.
– Да будет у нас ещё время, – Лёшка встал с дивана и, от души хлопнув Бородина по плечу, присел рядом с ним на стул. – Возьмём пару пузырьков, посидим, потрындим. – И, резко переключившись на другую волну, начал совсем другим тоном: – Я вот хотел сейчас съездить на завод и взять отпуск на пару недель, пока ты у нас гостишь. У меня там куча переработок, поэтому мне не откажут. Погуляем … – мечтательно произнёс он. – Чё дома-то сидеть. Лето. Красота! А Юрку моего видел? – он опять переменил тему разговора, на что Бородин утвердительно кивнул в ответ. – Во кабанчик растёт! Весь в меня! – гордо усмехнулся Лёшка.
– Это точно, – подтвердил его слова Бородин. – Как две капли воды. Я помню тебя малым, так ты точно таким же был. Да ещё и шкодливым. Вечно пакости какие-то сотворял.
– Точно! – громко хохотнул Лёшка. – И Юрка точно такой же. За ним глаз да глаз нужен. Татьяна уже вымоталась с ним.
– Да видел я. Лица на ней совсем нет. Схуднула она сильно.
– Тут схуднёшь, – Лёшка опять громко рассмеялся, – если тебе ни днём ни ночью покоя нет. Он то ночами не спит, то целыми днями пакости вытворяет. От Димки таких хлопот не было.
– Да, кстати, – Бородин огляделся, – а где он сейчас?
– Да в садик я его оттаранил с утра, когда со смены вернулся.
– А ты что, в ночную работаешь? – тут же поинтересовался Бородин.
– Когда как бывает, – попытался объяснить Лёшка. – Сейчас мастер попросил, так я в последнюю неделю в ночную отработал, а так обычно то с утра, а то и во вторую смену пашу.
– Ну, и как? – вновь поинтересовался Бородин.
– А как? – Лёшка опять громко рассмеялся. – Да никак. Работаю. План перевыполняю, поэтому иногда и поблажки мне делают.
Тут в комнату вошла Татьяна со скатертью в руках и с Юркой, уцепившимся за её юбку и семенящим за матерью.
Пока Татьяна расстилала скатерть на столе, Юрка, спрятавшийся за её подол, исподтишка разглядывал Бородина.
– Привет, Юрка, – улыбнулся ему Бородин.
Но от его слов Юрка ещё крепче вцепился в материнскую юбку и уже одним глазом продолжал разглядывать Бородина.
– Это он с виду такой скромный, – Лёшка нагнулся и взъерошил вихры на голове сына. – Подожди. Привыкнет к тебе, тогда тебе точно не сносить головы.
От этих слов он вновь рассмеялся, а Татьяна даже улыбнулась.
Но тут в комнату вошла тётя Валя с огромной сковородой в руках, на которой ещё шкворчала яичница с большим количеством колбасы.
Татьяна вышла из комнаты и принесла чайник и кружки для чая.
Лёшка тоже сбегал на кухню и расставил на столе тарелки с вилками и ложками.
– Давай, наворачивай, – он ещё раз хлопнул Бородина по плечу.
От таких ласк Бородину приходилось ещё больше проваливаться в мягкое сиденье стула, но он уже начал привыкать к такому роду ласк.
– А я поеду на завод отпуск оформлю, – Лёшка собрался выходить из комнаты.
– Скажешь мастеру, что я завтра буду в первую смену, а сегодня пусть даёт мне выходной. И объясни, почему, – напомнила ему тётя Валя.
– Ладно, скажу, – согласился с ней Лёшка и направился к выходу из комнаты.
Бородин сделал попытку привстать, чтобы проводить его, но его вновь остановил жест брата:
– Сиди, сиди. Ешь. А я через несколько часов вернусь, вот тогда уже точно ты от меня не отвертишься, – и, вновь расхохотавшись своей шутке, звучно щёлкнул себя по кадыку.
Лёшка, резко отвернувшись, вышел в коридор, а Бородин услышал только хлопок двери и щелчок закрывшегося замка.
На несколько мгновений в комнате воцарилась непривычная тишина, прерванная тётей Валей:
– Ты, Вовочка, ешь, ешь, – она наполнила тарелку яичницей и поставила её перед Бородиным.
Такой приказ Бородин не смог нарушить и, взяв вилку с куском ароматного чёрного хлеба, принялся уплетать яичницу.
Тётя Валя села рядом с ним и молча смотрела, как он справляется с завтраком, а Татьяна, взяв на руки Юрку, села по другую сторону стола.
Бородин быстро справился с яичницей, ведь со вчерашнего дня, кроме нескольких галет с чаем, он так ничего и не съел.
Налив в большую кружку ароматного чая, тётя Валя поставила её перед ним.
– Ну, и как ты там отдыхал? – как бы между прочим начала она.
– Нормально отдыхал, – попытался односложностью ответов уйти от расспросов Бородин.
– Папа мне твой звонил, – тётя Валя внимательно посмотрела на Бородина. – Он рассказал мне о той беде, что постигла тебя… – проникновенно продолжала тётя Валя. – Я вот всё переживала: как же ты всё это переживёшь?
– А как? – Бородин исподлобья посмотрел на тётю Валю. – Как видите, пережил. Погулял, развеялся, задавил в себе обиду. Вроде живой, а вроде и нет. Не знаю ещё, как конкретно жить дальше, – и посмотрел на Татьяну.
Татьяна, наверное, поняла, что она мешает откровенной беседе и поднялась из-за стола.
– Так, Юрасик, пошли-ка спать. А то ты и ночью выделывался, и сейчас куксишься, – подхватила она сына на руки.
От этих слов Юрка с пол-оборота разорался во весь голос, всем своим видом показывая, как он не согласен с решением матери.
Но, несмотря на его яростное сопротивление, Татьяна сграбастала сына в охапку и унесла в спальню.
Через некоторое время Юркины крики начали затихать, а минут через десять вообще замолкли.
– Кажись, угомонился, – предположила тётя Валя и вновь посмотрела на Бородина. – Ну, и что ты мне хотел сказать?
Хотя ничего особенного Бородин не собирался рассказывать, но тётя Валя положила свою тёплую руку на его ладонь и заглянула в глаза.
– Ты, Вовочка, не таись, раскройся, поделись. Ведь всё в себе не удержишь. Сгореть ведь можно от этого.
И тут Бородина как будто прорвало. Ведь за последние два месяца никто не смотрел на него так по-доброму. Никого не интересовало, что у него там, в клокочущей душе, от чего сердце только яростно билось в груди, делая частые сбои.
В санатории врач посоветовал, хоть и с небольшой долей юмора, как можно излечиться от всего этого. То есть забыть то, что постигло его дома после возвращения из рейса, и воспользоваться тем же самым методом.
– Клин клином вышибается, – усмехнувшись, объяснил врач этот метод.
Этот клин Бородин легко нашёл, особенно в той компании, которая у них в санатории сама собой образовалась.
Он там только действовал, а чтобы покопаться в душе и излиться кому-либо – это оказалось невозможным. Да это там никому и не требовались его излияния. Все они там жили одним днём, одними развлечениями, стараясь заполнить те серые будни, от которых убежали на море и в песчаные дюны.
Но сейчас, в присутствии тёти Вали, он не смог сдержать весь поток своих чувств, серых мыслей, обид, унижений, которые ему пришлось пережить за последнее время и скопившиеся у него на душе.
Он только произнёс несколько слов о том, что у него накипело, как уже не мог остановиться и говорил, и говорил.
Он начал со своего прихода из шестимесячного полярного рейса, когда узнал, что семья разрушена и он, оказывается, никому не нужен и давно не любим.
Он как мог изливал свои обиды и переживания перед тётей, которая, а он это чувствовал, сможет ему помочь разобраться в самом себе и в ситуации, возникшей вокруг него.
Её ненавязчивые вопросы, добрый и мягкий голос побуждали его открыться перед ней и тем самым облегчить все страдания.
Закончив свой рассказ, он в бессилии положил голову на стол и замолчал.
– Всё будет хорошо, Вовочка, – раздавался над ним ласковый и проникновенный голос тёти Вали. – Ты, главное, не торопись, не руби с плеча. Наберись терпения, а если надо, и попроси помощи у Бога…
От таких слов Бородин резко поднял голову и в недоумении посмотрел на тётю Валю:
– Какой бог? Я же коммунист…
– Не ерепенься, – так же ласково продолжала тётя Валя. – Бог у нас один. Коммунист ты или нет, но ты его всё равно найдёшь там, где, возможно, ты его и не ждёшь. Жизнь – она интересная штука. Она всё идёт и идёт куда-то вдаль. А мы по ней идём и не замечаем, что мы идём уже по проторённой для нас дороге, иногда спотыкаясь на ней. Споткнулся, и тебе кажется, что всё – жизнь закончилась. Ан нет. Наверное, тебе эта кочка была дана не даром, а для того, чтобы ты поднялся и огляделся. А дорога так же идёт вдаль. Может быть, тебе эта кочка была дана для того, чтобы ты лучше понял, как идти и что делать на этой дороге. Главное – это не отчаиваться, а, поднявшись, вновь собраться с силами и продолжать свой путь. Ведь силы же у тебя есть? – она потрепала Бородина по щеке.
– Вроде есть, – вяло согласился с ней Бородин.
– Да не вроде, а есть, – уже подбодрила его тётя Валя. – Вон ты какой стройный и сильный мужик! Со всем ты справишься. Всё у тебя будет. – Бородин недоверчиво посмотрел на тётю Валю. – И не стреляй в меня своими глазками. Ты сейчас и не знаешь об этом, а я больше, чем уверена – всё у тебя будет даже лучше, чем сейчас. И дом будет, и семья будет, только ты пока об этом ещё не знаешь, поэтому и сомневаешься в своих силах. А ты не сомневайся. Ты поднимайся с колен, не сдавайся – и всего этого сам добьёшься.
Уже забыв про свои сопливые излияния, Бородин в недоумении смотрел на тётю Валю.
– Будет, будет, – тётя Валя ещё раз погладила его по голове. – А сейчас я тебе постелю, и ты поспи пару часиков, пока Лёша не пришёл. Вот когда он придёт, то тогда уже точно все твои грусти закончатся и ты про всё на свете забудешь. Иди поспи.
Бородин, как послушная овечка, прошёл следом за тётей Валей в спальню и, закутавшись в хрустящую простыню, провалился в темноту сна.
Проснулся он от того, что Лёшка бесцеремонно его толкал.
– Вставай, братуха! Нас ждут великие дела, – громыхал он у него над головой.
Куда вставать, чего вставать, Бородин так и не мог полностью осознать, но что просыпаться пора и уже середина дня, он моментально понял.
Так ему не хотелось вырываться из объятий сна, но многолетняя привычка механика – просыпаться от малейшего изменения шума в равномерной работе судовых машин – оказала своё действие.
От Лёшкиных слов он тут же соскочил с кровати и уставился в его смеющееся лицо.
Память моментально вернула его к действительности, и он, уже полностью проснувшись, уставился на Лёшку.
– Что? Уже отпуск оформил? – тут же спросил Бородин и, увидев непонимающий взгляд Лёшки, пояснил: – Так пошли в магаз, ведь этого нам сейчас и не хватает, – он хлопнул тыльной стороной руки по горлу. – Чего ждать?
