Затрещал телефон. Привычным движением он снял трубку, заученно произнес:
– Полковник Гуров слушает! – И тут же услышал в ответ насмешливый голос жены:
– Говорит заслуженная артистка Строева! Могу я обратиться к господину полковнику?
Гуров усмехнулся, зачем-то переложил трубку в другую руку.
– Что случилось, дорогая? – спросил он. – И перестань называть меня господином полковником – у меня после таких слов невольно возникает впечатление, будто я напрочь лишен личной жизни.
– У меня такое впечатление возникло с первого дня нашего знакомства, – заявила Мария. – Именно по этому поводу я и звоню – сообразил наконец? Или ты позабыл наш утренний разговор?
– Ну что ты! – с преувеличенным возмущением откликнулся Гуров. – Я все отлично помню – ваш театр открывает новый сезон, и я обещал быть сегодня на первом представлении, дабы по окончании спектакля спасти тебя от преследований пришедших в экстаз поклонников. Я все прекрасно помню!.. Даже то, что с моей стороны имелась одна существенная оговорка – в случае непредвиденных обстоятельств я оставляю за собой право отказа от всех обещаний…
– Поэтому я и звоню, – перебила его Мария. – Чтобы уточнить, не появились ли таковые обстоятельства… Честно говоря, несмотря на долгий и печальный опыт нашей семейной жизни, я не теряю надежды, что когда-нибудь мы все-таки станем образцовой супружеской парой…
– По-моему, мы давно уже образцовая пара! – бодро сказал Гуров. – Пускай кто-нибудь попробует доказать обратное! Но я тебя понял – можешь быть уверена, что вечером я непременно появлюсь в театре… Можешь быть уверена процентов эдак на девяносто девять… – тут же уточнил он.
– Значит, лазейку ты себе все-таки оставил? – зловеще произнесла Мария.
– Всего один процент! – беззаботно воскликнул Гуров. – Обычные меры предосторожности. Ты же знаешь, наша служба и опасна, и трудна… Вот, например, Стас…
– А что Стас? – быстро спросила Мария. – Я рассчитывала, что ты и его захватишь с собой. У меня договоренность с руководством на два места…
– Я помню, – сказал Гуров. – Просто Стас пока отсутствует. Наше руководство тоже нашло ему подобающее место. Усилило им следственную бригаду, которая занимается «сезонным убийцей». Сейчас Стас выехал на место преступления.
– «Сезонный убийца»? – вырвалось у Марии. – Господи! Это что еще за ужасы? Кажется, ты об этом не рассказывал?
– Нам самим не все понятно, – неохотно признался Гуров. – Дело в том, что с некоторых пор какой-то выродок совершает убийства женщин в пригородных лесах. Особенность в том, что активность его возрастает, как правило, в начале осени. Он, как и вы, актеры, открывает свой «сезон»… В чем причина такой временной избирательности, пока не ясно. Но вообще-то этим делом занимаются МУР и прокуратура. Стасу предложили включиться только сегодня – в качестве консультанта, что ли…
– Неужели?.. – дрогнувшим голосом произнесла Мария.
– Да, сегодня совершено еще одно убийство, – сказал Гуров. – Первое в этом сезоне, так сказать… Но не будем о грустном. К сожалению, этот мир создавали не мы. Единственное утешение, что меня-то в консультанты не позвали. Впрочем, думаю, что и Стас скоро вернется… Так что можно считать – пока все идет как надо. Вот и рабочий день перевалил через экватор – у меня ничего серьезного не намечается. И можно надеяться, что теория вероятностей сработает. Девяносто девять против одного…
– Ну ты меня уговорил, Гуров! – шутливо сказала Мария. – Пойду готовиться к спектаклю. Целую тебя!
– И я тебя целую! – нежно проговорил Гуров.
В трубке уже раздавались гудки. Гуров задумчиво улыбнулся и осторожно положил ее на рычаг. Да, Мария, в сущности, права – союз известной артистки и старшего оперуполномоченного вряд ли может служить образцом – вместе им приходится бывать гораздо реже, чем обоим того хотелось. Зачастую Гуров читал в глазах знакомых недоуменный и ехидный вопрос, который можно было бы озвучить примерно так: «Как, вы еще не разбежались?!» Но поскольку вслух никто его не произносил, Гуров тоже помалкивал. Влюбленные не разбегаются. И ему было достаточно, что этот секрет знали только они двое.
Гуров поднялся из-за стола и подошел к окну. Если не смотреть на календарь, то запросто можно было бы забыть, что на дворе осень. Зелень на бульварах была по-летнему яркой и сочной, солнце светило вовсю. Пожалуй, было даже жарковато. Менее щепетильные, чем Гуров, мужчины предпочитали появляться на улице без пиджака и галстука, с закатанными рукавами рубашек.
Тем не менее осень началась – это было неоспоримо. «Сезонный убийца» начал охоту. В соответствии со своими людоедскими, одному ему понятными правилами.
Он действовал в подмосковных лесах уже третью осень. Два года назад было зафиксировано два убийства. В прошлом году – целых шесть. Третья осень только начиналась.
Видимо, наверху всерьез забеспокоились – не случайно на этот раз вспомнили про Гурова и Крячко. Правда, пока решили ограничиться привлечением к делу одного Стаса – неизвестно, надолго ли – серийные убийцы не их профиль.
Многолетняя работа в правоохранительных органах, казалось, начисто избавила Гурова от брезгливости. Но к одной категории преступников он до сих пор испытывал сильнейшее и непреодолимое отвращение – ко всякого рода насильникам и маньякам, существам, которым он внутренне отказывал в принадлежности к роду человеческому. Для него они не были обычными преступниками – они были призраками, без спроса явившимися в этот мир из кровавых кошмаров. По мнению Гурова, существования этих выродков ничем нельзя было оправдать, и они заслуживали только одного – безусловного и немедленного уничтожения. По этой причине он старался держаться подальше от подобных дел – боялся, что при столкновении с насильником просто не сумеет сдержаться. Стас смотрел на это гораздо проще.
Телефон опять зазвонил. Гуров вернулся к столу и снял трубку. Это оказался Крячко – как говорится, легок на помине.
– Ты откуда? – спросил Гуров. – Уже освободился? Кстати, только что звонила Мария – про тебя вспоминала. Нас с тобой ждут сегодня в театре – ты не забыл?
– Честно говоря, забыл, Лева, – со вздохом сказал Стас. – Мы тут еще не закончили… А позвонил я тебе… – Он запнулся, будто подыскивая слова. – В общем, после осмотра трупа мне показалось, что я уже встречался с этой женщиной. Яблоко и перец – помнишь?
Гуров поднял брови. Он сразу понял, о чем говорит Крячко, но предпочел усомниться.
– Прости, но это как в пословице, – сказал он. – В огороде бузина, а в Киеве дядька… При чем тут это? Конечно, каждая женщина старается быть оригинальной, но не до такой же степени, чтобы иметь персональную марку духов!.. Почему ты полагаешь, что это обязательно та самая женщина?
Крячко ответил не сразу, и в его голосе странным образом звучали смущение и настойчивость одновременно.
– Мне кажется, что эту женщину я уже видел, – сказал он.
– Ну и что же дальше? – спросил Гуров.
– Мне хотелось, чтобы ты тоже приехал сюда, – сказал Крячко. – Здесь есть над чем подумать.
– Не сомневаюсь, – ответил Гуров. – А кроме меня, там некому подумать?
– Лева, но ведь если речь идет о той женщине, – почти взмолился Крячко, – значит, мы с тобой просто обязаны этим заняться!
Гуров немного помолчал и спросил:
– Куда мне нужно подъезжать?
– Знаешь что? – обрадованно зачастил Крячко. – Ты подъезжай по Ярославскому шоссе до поворота на улицу Проходчиков – а я тебя встречу. Там совсем рядом. Просто чтобы ты по зарослям не плутал… Но я уверен, что тебе необходимо на все это взглянуть. У меня предчувствие, что это та самая женщина!
– Да верю я, верю! – с некоторой досадой ответил Гуров. – Предчувствие у нашего брата – это всегда серьезно. Вот и у меня сейчас появилось предчувствие, что в театр мы с тобой сегодня уже не попадем! Это тоже серьезно – дальше некуда.
– Ну, напрасно ты так! – фальшиво сказал Крячко. – Ты только взглянешь – и все!
Закончив разговор, Гуров беспомощно посмотрел на телефон и подумал, не стоит ли на всякий случай предупредить Марию о возможной задержке. Но потом малодушно махнул рукой и отправился на Лосиный остров.
Яблоко и перец – авторство этой кодировки принадлежало лично Станиславу Крячко. Ничего особенного это словосочетание не означало – просто Стас, не слишком искушенный в парфюмерных секретах, зафиксировал подобным образом в памяти аромат незнакомых духов. Поскольку о женщине, отдававшей предпочтение именно этому аромату, ничего больше не было известно, слова «яблоко и перец» стали чем-то вроде псевдонима, который Гуров и Крячко употребляли для удобства в разговоре.
Нельзя сказать, чтобы они слишком часто вспоминали о той женщине. Если откровенно, то Гуров давно выбросил ее из головы, посчитав тот инцидент чьей-то не слишком удачной шуткой. До сегодняшнего дня у него не было никаких поводов вспоминать ее.
Теперь, ведя свой «Пежо» через Москву в сторону Лосиного острова, Гуров снова возвращался к событиям двухнедельной давности, стараясь отыскать в памяти хотя бы незначительный намек, хотя бы малейшее предвестие будущей катастрофы. Правда, вспоминать ему было особенно нечего, да и событиями это происшествие можно было назвать с большой натяжкой. Потому и в катастрофу Гурову не очень верилось.
Однако же он почему-то ехал сейчас через всю Москву и терзал свою память, пытаясь понять, где он допустил ошибку, и все потому, что знал – его друг и напарник полковник Крячко любил порой разыгрывать роль шута, представляясь человеком легкомысленным и недалеким, но на самом деле он был далеко не прост и вовсе не был склонен к пустым фантазиям. От его мнения Гуров не мог отмахнуться.
Две недели назад все тоже началось с Крячко. Гуров ходил утром с докладом к генералу, а когда вернулся, Крячко, многозначительно подмигивая, сообщил ему:
– Пока ты трепался со стариком, тебе звонила такая штучка!
– Какая штучка? – не понял Гуров.
– Прекрасная незнакомка, – уточнил Крячко. – Честно говоря, ума не приложу, откуда посторонняя дамочка узнала наш телефон, но тем не менее она звонила и спрашивала тебя…
– Ну, насчет телефона как раз ничего удивительного, – поморщился Гуров. – В наше время, кажется, не осталось уже никаких тайн. Думаю, что при желании любой может узнать номер кодового замка в сейфе у генерала, а не то что наш с тобой телефон… Меня больше удивляет, как ты определил, что эта незнакомка именно прекрасная…
– Незнакомки всегда прекрасны, – убежденно заявил Крячко. – А потом, у нее такой голос… – он картинно закатил глаза.
– И что же она хотела? – поинтересовался Гуров.
– Она добивалась встречи! – объяснил Крячко. – Лично с полковником Гуровым.
– А в чем, собственно, дело? Зачем ей со мной встречаться – она что-нибудь объяснила? И, кстати, кто она такая? – спросил Гуров.
– Незнакомка, я же сказал. Если бы она представилась как-то иначе, разве бы я не просветил тебя? Но она предпочла сохранить инкогнито. Сказала только, что дело у нее необыкновенно важное и по телефону обсуждению не подлежит.
– Звучит интригующе, – заметил Гуров. – И что же ты ей пообещал?
– Предложил перезвонить. Но она отказалась и выдвинула ультиматум – или ты являешься в назначенное место, или на этом все заканчивается.
– А вот это мне уже не нравится, – сказал Гуров. – Смахивает на шантаж, тебе не кажется?
– Ну, это ты загнул! – горячо возразил Крячко. – Совсем другой случай. У шантажистов не бывает такого милого голоска… Короче, тебе решать – идешь ты на свидание или нет?
– Она назначила место? – с любопытством спросил Гуров.
– И место, и время, – кивнул Крячко. – Сегодня в десять вечера у памятника Маяковскому.
– Ну, начать с того, что сегодня у меня совсем другие планы… – протянул Гуров. – Да и, честно говоря, предложение твоей незнакомки меня не очень вдохновляет. Мне видится во всем этом какой-то подвох. Не исключено, что у этой дамы муж или любовник находятся под следствием – или еще что-нибудь в этом роде…
– Боишься, что дело пахнет подкупом должностного лица? – осведомился Крячко.
– Не боюсь, – уточнил Гуров. – Но тащиться ночью к памятнику, чтобы сказать «нет», – непродуктивная трата времени, ты не находишь?
– А если это действительно что-то серьезное? – сказал Крячко. – Мне показалось, что эта женщина очень взволнована.
Гуров пожал плечами:
– Люди с недобрыми намерениями тоже часто бывают взволнованы. Но в любом случае, думаю, эта женщина сумеет найти более подходящий способ вступить с нами в контакт.
– А если не сумеет?
– Ну хорошо – что ты предлагаешь? – недовольно спросил Гуров. – Лично я предпочитаю выждать.
– Наверное, ты прав, – неохотно заметил Крячко. – Но на твоем месте я все-таки сходил бы…
– Вот и сходи, – сказал Гуров. – В конце концов, ты моя правая рука. Если у твоей незнакомки проблемы, а не личная заинтересованность, какая разница, кому исповедаться?
– Ну, разница все-таки есть, – ухмыльнулся Крячко. – Слух обо мне еще не прошел по всей Руси великой… А полковник Гуров – это фигура, заслуживающая безусловного доверия, не так ли? Да и вообще, женщине приятнее общаться с таким джентльменом, как ты, а не со скромным трудягой…
– А у тебя еще вагон времени, – хладнокровно заметил Гуров. – До десяти вечера ты вполне можешь сменить линялую ковбойку на приличный костюм и даже повязать галстук.
– На мне этот галстук как на корове седло, – притворно вздохнул Крячко. – Природный шарм ничем не заменишь… Ну ладно! Придется сегодня побыть джентльменом. Знала бы эта женщина, у кого вздумала просить помощи! У тебя же ледяное сердце!
– Зато у тебя оно горячее, – посмеиваясь, сказал Гуров. – Думаю, незнакомка не разочаруется…
Однако на следующее утро Гурову пришлось убедиться, что он ошибся – замена незнакомку не удовлетворила, и ее встреча с Крячко закончилась ничем. Ничего страшного не произошло, и Гуров по-прежнему не испытывал никакого любопытства к проблемам абсолютно постороннего ему человека, но досада тем не менее осталась, как это всегда бывало, когда ему случалось ошибаться в прогнозах.
Стас переживал гораздо больше, хотя старался особенно этого не показывать. Гурову показалось, что Крячко слишком многого ждал от встречи с загадочной женщиной. Скорее всего, так оно и было, но рассказывал Крячко о встрече в обычной своей манере – с шутками и прибаутками.
– Ты не поверишь, но я вчера превзошел самого себя! – с гордостью сообщил он. – Даже в парикмахерскую сходил!
Гуров присмотрелся – Стас действительно был аккуратно пострижен, хотя об этой процедуре вчера не было сказано ни слова.
– Старался не ударить в грязь лицом, – солидно подтвердил Крячко. – Пусть, думаю, знают нашего брата! Костюмчик, галстук – все как положено. Ты бы меня не узнал. У меня было такое ощущение, что вся Москва только на меня и пялится… А куда деваться? Подумал: а вдруг придется в ресторан зайти…
– А у тебя, оказывается, свои планы имелись! – удивленно заметил Гуров. – Насчет незнакомки… Видно, большое впечатление произвел на тебя ее голосок!
– Какие уж у меня планы! – махнул рукой Крячко. – На меня теперь даже бабушки на скамеечках не заглядываются… Но голосок у этой красотки действительно приятный… Жаль, ты не пошел – разговорить ее у меня так и не получилось… И галстук не помог. По-моему, роль этого предмета сильно преувеличена… Больше я на эту удочку не попадусь ни за что!
Гуров внимательно посмотрел на друга. Крячко и правда был без галстука, однако привычную ковбойку сменил сегодня на белую рубашку.
– Значит, встретились и разбежались? – спросил Гуров. – Чего же она от нас хотела?
– От тебя, – уточнил Крячко. – Хотя готов поклясться, эта дамочка даже не знает, как ты выглядишь. Но в голове у нее наверняка сложился некий лучезарный образ, потому что, увидев меня, она как-то сразу опечалилась.
– Расскажи-ка все по порядку, – попросил Гуров. – А то у тебя какая-то чепуха получается.
– Так оно так и было, – пожал плечами Крячко. – Я же говорю, тебе идти надо было… А по порядку было так: без пятнадцати десять я уже крутился вокруг памятника великому пролетарскому поэту. Ну, сам понимаешь, вечерние огни, влюбленные пары… В такой обстановке за версту можно было угадать, что я мент. Я торчал там как инородное тело ровно до десяти. Похоже, эта женщина наблюдала за мной со стороны, потому что ровно в десять она подошла и спросила, не Гуров ли я…
– И что ты ей ответил?
– Разумеется, правду! – возмущенно сказал Крячко. – Во-первых, надо знать, когда можно врать, а во-вторых, у меня просто язык не повернулся выдать себя за гения отечественного сыска…
– Хватит трепаться! – попросил Гуров. – Как эта женщина выглядела?
– Неплохо выглядела, – ответил Крячко. – Невысокого роста, стройная, с платиновым париком на голове. Про лицо ничего не скажу – мы стояли в плохо освещенном месте, – кажется, она специально такое выбрала. По-моему, ей очень не хотелось быть узнанной. И пахло от нее как-то необычно… Пожалуй, это был запах яблок и перца – вот такое сочетание! Духи или туалетная вода – я не разбираюсь. Но уверен, если придется, я этот запах сразу узнаю.
– Поздравляю! – с иронией сказал Гуров. – В случае необходимости всего-то и придется обнюхать несколько миллионов московских женщин!
– В принципе, я не отказался бы от такого задания, – вздохнул Крячко. – Ты подумай, может, мне действительно этим заняться? Ведь птичка улетела!
– Так ничего и не сказав?
– Практически ничего. Когда она узнала, что я всего-навсего полковник Крячко, то наотрез отказалась от разговора. Замотала головой, выпалила: «С вами я разговаривать не буду!» – и пошла прочь. Она очень нервничала, поверь мне.
– И ты не пытался ее остановить?
– Пытался, – признался Крячко. – Но тут она совсем перепугалась и бросилась от меня сломя голову. На нас стали обращать внимание. Какой-то здоровяк даже рискнул вмешаться, а пока мы с ним разбирались, женщина спустилась в метро, и больше я ее не видел. Вот такие дела.
Гуров нахмурился и задумчиво побарабанил пальцами по столу.
– Ладно! Что выросло, то выросло! – сказал он наконец. – Жизнь покажет. Если у этой женщины действительно есть к нам дело, она появится снова. Не стоит забивать голову чужими проблемами. Своих хватает.
На том и порешили. Вскоре странный эпизод окончательно вылетел у Гурова из головы, и, если бы Крячко не вспомнил сегодня про яблоко и перец, все случившееся можно было бы зачислить в разряд неудачных розыгрышей. Гуров и сейчас был почти уверен, что то неудачное свидание и сегодняшнее убийство никак не связаны между собой, но отчего-то на душе у него было слишком неспокойно.
Зеленую кромку лесопарка Гуров увидел уже издалека, когда сворачивал с шоссе. И почти сразу заметил потрепанный «Мерседес» Крячко, стоявший на углу жилого квартала. Стас, давно вернувшийся к линялым ковбойкам и вытертым джинсам, с сигаретой в зубах прохаживался возле машины, нетерпеливо поглядывая по сторонам.
Гуров подъехал к нему и, не глуша мотор, махнул рукой. Крячко быстро уселся на переднее сиденье и сообщил:
– Тут совсем рядом. Давай вперед, потом налево – а там сам увидишь… Группа как раз работу закончила. Но труп еще на месте.
На краю небольшой поляны разместился целый автопарк – «Волга», «Жигули», милицейский «УАЗ», белый фургон с красным крестом. Возле машин скучали водители – никого из должностных лиц не было видно.
– Тут соснячок есть, – сообщил Крячко, обходя кусты. – Чуть подальше. Там она и лежит…
Гуров не ответил. Он неторопливо шел следом за Крячко, внимательно поглядывая по сторонам. Вокруг мирно шелестела листва молодых осин, хрустели под ногами сухие ветки. Сквозь кроны деревьев пробивались теплые лучи послеполуденного солнца. Трудно было представить, что где-то в двух шагах отсюда лежит труп.
Как и обещал Крячко, вскоре они оказались среди тощих, рядами посаженных сосен. Землю здесь покрывал мягкий ковер из порыжевшей хвои. Солнце, клонящееся к западу, било прямо в глаза. Между соснами стояла группа людей – человек десять, – они молча наблюдали, как приближаются Гуров и Крячко.
Гуров узнал следователя Мышкина из прокуратуры и майора Толубеева из МУРа – им было доверено вести дело о «сезонном убийце», и с этих самых пор на лицах у обоих словно застыло напряженное безрадостное выражение. Кроме неприятностей, это дело пока ничего им не сулило.
Были здесь еще члены следственной группы, судмедэксперт, санитары с равнодушными лицами и двое незнакомых Гурову людей в милицейской форме – видимо, из местного отделения внутренних дел.
Толубеев, румяный здоровяк с курчавыми, коротко стриженными волосами, сам шагнул Гурову навстречу, и они пожали друг другу руки. С остальными Гуров поздоровался кивком и сразу переключил внимание на женское тело, неподвижно лежавшее рядом на грубых носилках. Оно было с головой накрыто сероватой казенной простыней и казалось совсем маленьким, почти детским.
Глядя на него, Гуров ощутил внезапный и резкий укол в сердце. Так с ним бывало – короткий приступ безнадежного сожаления по поводу чьей-то преждевременной и несправедливой смерти. Вообще-то смерть почти всегда несправедливость, но если это смерть ребенка или молодой женщины, то это несправедливость вдвойне.
Толубеев развел руками и негромко сказал:
– Вот так. Кажется, он опять взялся за дело. Честно говоря, я надеялся, что этот выродок покинул наши края…
– На твоем месте я бы на другое надеялся, – жестко сказал Гуров.
– Ну, знаешь… – произнес Толубеев, снова разводя руками.
Больше он ничего говорить не стал, а просто наклонился и откинул застиранное полотно, прикрывавшее труп. Гуров с застывшим лицом несколько секунд рассматривал его, не двигаясь с места. На поляне стало так тихо, что можно было явственно расслышать, как звенит запутавшаяся в паутине муха.
Убитая выглядела так ужасно, что трудно было определить, сколько ей лет. Только по гладкой матово-белой коже на тонких запястьях Гуров смог предположить, что женщине вряд ли было более тридцати. Ее лицо и шея были сплошь покрыты жуткими пятнами фиолетового цвета. В растрепанных темно-каштановых волосах запутались высохшие сосновые иглы. Белая измятая блузка, выбившаяся из-под короткой кожаной юбки, была спереди обильно пропитана уже высохшей и побуревшей кровью. По мраморной лодыжке деловито сновали равнодушные муравьи.
Неожиданно для окружающих, да, пожалуй, и для самого себя Гуров присел на корточки и втянул носом воздух. Смолистый аромат хвои и запах смерти – больше он ничего не учуял.
– Закрой! – глухо сказал Гуров, поднимаясь.
– Так, может, мы, это… поехали? – тоскливо пробасил кто-то из санитаров, видимо, окончательно истомившихся.
– Да-да, забирайте тело! – будто проснувшись, произнес следователь Мышкин и добавил, обращаясь к своим: – Да и нам, товарищи, пора, пожалуй… В принципе все ясно кажется…
Он немного постоял, щурясь на косые лучи солнца, брызжущие из-за деревьев, а потом вдруг приблизился к Гурову и спросил – почему-то в третьем лице:
– А что, Лев Иванович официально теперь подключен к делу? Или так – любопытство заедает?
Мышкин был полной противоположностью Толубееву – худой, желчный, с дергающимся глазом и с вечной ехидцей в голосе, он мало у кого вызывал симпатию.
Гуров смерил его тяжелым взглядом, но ответил сдержанно:
– А кому я на ногу наступил? Официально к делу подключен полковник Крячко – или этого недостаточно?
Тонкий рот Мышкина расплылся в неопределенной усмешке. Он несколько раз кивнул и многозначительно заметил:
– Ну да, ну да, вы с полковником Крячко как нитка с иголкой… Просто у меня сложилось впечатление, что скоро все силы нашей славной милиции будут брошены на это дело… Впрочем, не имею ничего против – ум хорошо, а два лучше, как говорится. Буду рад выслушать ваши соображения… Если таковые появятся, конечно. – Он опять улыбнулся и пошел к своим.
Участники следственной группы потянулись в сторону просеки. Санитары подхватили носилки и поволокли их за деревья, демонстративно едва не оттоптав Гурову ноги.
Он хладнокровно посторонился и негромко спросил у Толубеева:
– Кто сообщил об убийстве?
– Неизвестный, – сказал оперативник. – Позвонил часа три назад в местное отделение милиции и сказал, что видел в лесу труп. Местные раскачались не сразу, но все-таки решили сигнал проверить. Ну а дальше уже они сообщили в убойный отдел и в прокуратуру. Тут тоже первым делом подумали о «сезонном убийце».
– Ну а ты сам что думаешь? – спросил Гуров.
– Я уже третий год думаю, – мрачно ответил Толубеев. – Уже волосы от дум вылезать начали. Кажется, попался бы этот гад сейчас мне в руки – сам бы придушил без суда и следствия!
– Это понятно, – кивнул Гуров. – А все-таки? Его почерк?
Толубеев не спешил с ответом. Он хмуро оглядел поляну и полез в карман за сигаретами.
– Понимаешь, Лев Иванович, – сердито сказал он. – У этой гниды один объект – молодые красивые бабы. Чем-то, видно, обидели они его крепко. Караулит поодиночке и на тот свет отправляет. Какой тебе еще почерк нужен? Здесь все то же самое…
– То же, да не совсем! – неожиданно подал голос Крячко. – Отличия от предыдущих убийств имеются, и, на мой взгляд, весьма существенные.
Толубеев раскурил сигарету без фильтра, нетерпеливо посмотрел на часы.
– Ты извини, Лев Иванович! – сказал он. – Мне ехать надо. Может, позже в управлении все обсудим? Я всегда готов. Просто сейчас…
– Да ты иди, майор! – благодушно ответил Гуров. – Мы тут со Стасом маленько покумекаем…
Толубеев пожал обоим руки и быстрым шагом направился туда, где за деревьями стояли машины.
Гуров дождался, пока широкая спина Толубеева пропала за кустами, и обернулся к Стасу.
– Так что же это за отличия? – строго спросил он. – И, кстати, где твои яблоки с перцем? Они тебе не почудились случайно?
– Ничего мне не почудилось, – уверенно заявил Крячко. – У меня нос, как у майора Ковалева, – про него книгу можно писать! Когда меня из милиции выгонят, я в дегустаторы пойду – возьмут без конкурса… Так что можешь не сомневаться – запах тот же самый!
– Запах – черт с ним! – грубо сказал Гуров. – Я не paди запаха приехал. Женщина – та самая?
Крячко виновато поднял глаза.
– А вот насчет женщины поклясться не могу, – сказал он. – Я ведь видел ее, можно сказать, мельком, в темноте, в парике и в другой одежде. А тут, ты сам мог убедиться, во что превратилось ее лицо, – родная мать не узнает!.. Одно скажу – комплекция та же самая.
– Ну и что? – безнадежно спросил Гуров. – Что из этого следует?
– Я не знаю, что из этого следует, – твердо сказал Крячко. – Но намерен узнать. Во-первых, духи, во-вторых, комплекция, в-третьих, интуиция. Слишком много для одного раза, тебе не кажется? А если учесть, что, возможно, эта самая женщина две недели назад хотела встретиться с тобой по важному делу…
– Все равно неубедительно, – буркнул Гуров. – Ну ладно… Так почему ты решил, что «сезонный» тут ни при чем?
– Кое-что не вяжется, понимаешь? – сказал Крячко. – Само собой, нужно дождаться окончательных выводов экспертизы, но уже сейчас некоторые вещи кажутся мне странными. Ведь что делал «сезонный убийца» со своими жертвами? Он нападал на них, избивал, чтобы сломить сопротивление, а потом медленно душил. Видимо, его поведение диктуется какими-то сексуальными мотивами. Не исключено, что он попросту импотент и таким образом пытается компенсировать свою несостоятельность, одновременно мстя женщинам…
– Все это мне известно, – проворчал Гуров. – Не надо читать мне лекций о сексуальных извращенцах. Ближе к сегодняшнему делу!
– Как угодно, – пожал плечами Крячко. – Но я все-таки закончу для плавности повествования. Итак, убийца избивал и душил женщин, правильно? Но нам также известно, что окончательно расправлялся он с ними с помощью ножа – обычно перерезал горло. Вероятно, чтобы быть уверенным, что женщина не выживет.
– Об этом я тоже наслышан, – сказал Гуров. – И, насколько я мог заметить, сегодня женщина была убита ударом ножа в живот. Именно это ты имеешь в виду?
– И это тоже, – кивнул Крячко. – Если быть точным – удар нанесен в печень. Доктор убежден, что после удара нож еще и провернули в ране. По его мнению, женщина погибла от болевого шока и кровопотери. Ни разу до этого следствие не сталкивалось с подобным.
– Это еще ни о чем не говорит, – возразил Гуров. – Кто знает, что в голове у этого выродка? Сегодня ткнул в печень, завтра опять перережет горло… Ведь все остальное совпадает? Судя по состоянию тела, женщину наверняка душили…
– Так-то оно так, – задумчиво проговорил Крячко. – Только доктор почти на сто процентов уверен, что женщину душили, когда она уже была мертва.
– Серьезно? – Гуров внимательно посмотрел на него. – Это меняет дело. Какой смысл душить того, кто уже умер?
– Никакого, – согласился Крячко. – Только если ты хочешь представить дело так, будто убийца – сексуальный маньяк, о котором говорит все Подмосковье… Одного только не учел настоящий убийца – что следы, оставленные на мертвом теле, отличаются от оставленных на живом…
– Это по-человечески понятно, – заметил Гуров. – Убийца не обязательно должен обладать анатомическими знаниями… Но ведь и судмедэксперт мог ошибиться, не так ли?
– Думаю, что не ошибся, – сказал Крячко. – Впрочем, завтра у нас будет официальное заключение… И, между прочим, знаешь, что еще сказал доктор?
Гуров вопросительно посмотрел на него.
– Смерть, по его мнению, наступила более двенадцати часов назад, – сказал Крячко.
– Та-ак! – сказал Гуров. – Значит, убийство произошло около полуночи?
– Видимо, – подтвердил Крячко. – Только ты мне скажи, что могла делать здесь в лесу женщина в легкой одежде – одна, в полной темноте? Конечно, тут рукой подать до жилых кварталов. Но это днем, когда светит солнышко… А представь себе, как все это выглядит ночью!
– Представляю, – задумчиво сказал Гуров. – Жутковато выглядит. И холод сейчас по ночам приличный – в кофточке не погуляешь. Следовательно…
– Думаешь, тело подбросили? – спросил Крячко. – Не угадал. Осмотр места показал, что, скорее всего, убитая пришла сюда своими ногами. К сожалению, когда мы приехали, здесь все уже было затоптано – наши коллеги постарались. Да и зеваки кое-какие проникли. Но все-таки некоторые отпечатки мы отсюда взяли. Остается надеяться, что экспертиза найдет что-то интересное…
– Ну, хорошо, а того, кто звонил в милицию, найти не пытались? – спросил Гуров.
Крячко безнадежно махнул рукой.
– Нет, конечно, – сказал он. – Говорю же, здешние менты – народ неторопливый… Хорошо, что вообще с места сдвинулись. Она могла ведь здесь и три дня пролежать…
– Ну это вряд ли, – заметил Гуров, вглядываясь в просвет между деревьями. – От жилья недалеко… Да и сдается мне, что кто-то был очень заинтересован, чтобы труп поскорее нашли.