Алексей Николаевич Рыжаков
ПОЛЕ БРАНИ
9
У ворот городских встречал богатырей победителей весь люд киевский во главе с князем Владимиром. Стоял он с караваем в руках размеров невиданных, держать который помогали Вольга и Турай-батор. Молвил владыка града стольного:
– Ну здравствуйте, добры молодцы! В долгу у вас неоплатном я! Просите у меня чего надобно вам, ни перед чем не поскуплюсь!
Заголосили горожане в одобрении. Вышел вперёд Добрыня Никитич.
– И ты здрав буде, Владимир князь, Красно Солнышко! – С поклоном произнёс воевода. – Не дадут соврать мои сотоварищи, нет награды иной нам, чем постоять за родную сторонушку. Так что довольны мы всем и ничего иного не надобно нам. Одно всем нам желаемо – пойти к нашим жёнам, коих с похода на земли литовские не видывали. А после вновь заняться делами ратными.
Тут уж черед витязей загудеть одобрением.
– Ну, коль так, то – добро, славны ратники! – Сказал князь, и Вольга с Уланом каравай протянули Добрынюшке. И увидел Илья, как встретились Никитич со Святославичем глазами, неприязни полные – коль возможно было оком убить, рухнули бы замертво витязи. Но отвернулся Добрыня, отщипнул краюху хлебную, посолил и принял почести под глас всеобщий радостный. Настал черёд идти Илье Муромцу, но пустил впереди себя он Алёшу Поповича. Тот же даже не глянул на Илью и к караваю пошёл с высоко головой поднятой…
Ох, и пир начался в славном Киеве. По всем улицам столы трещали под явствами, из бочек мёд хмельной да вино разливалось реками. Пил гулял народ, песни пел, пританцовывал.
Илья же с глаз долой, поспешая, ушёл. Чурила с Иваном на конюшне его устроили, а сами за лошадьми стали ухаживать. Спросил Илья у них, лихо какое случилось меж Добрыней и Вольгою. На что поведали Муромцу молодцы:
С юных лет Вольга, племянник князя Владимира дружил с Алёшей, сыном Левонтия. И дня не проходило, чтоб отроки ни набедокурили. Как видно попович был не шибко набожным. Дабы силу их направить в русло доброе наказали им в дружине служить ещё с младых ногтей. Тут уж показали они свою удаль молодецкую. Однако были они ещё теми гуляками. Как с походов ворочалися, так сразу родители по всему Киеву запирали да прятали дочерей своих, чем удальцов горячих лишь раззадоривали. Жила краса одна в Киеве, коей имя было Еленушка, сиротою она была. Ох, и ревностно оберегали прекрасницу ту братья её Збродовичи. Стали друзья жребий бросать, кому из них достанется она, и верх взял Алёшенька. Не прошло много времени, как умыкнули молодцы Еленушку. Прознали про то братья Збродовичи, дела побросали свои купеческие, да сестре своей молвили, что в отчий дом отныне дорога закрыта ей. Опечалилась тут же Еленушка, готова уж руки наложить на себя, богу душу отдать. Весть дошла о том до Левонтия, вызвал сына к себе в тот час же и заставил Алёшу повенчаться с бедной девицею. С тех пор Попович и образумился, не сказать чего о Святославиче.
В пору ту разразилась война меж Владимиром киевским и князем Батуром Батвесовым, коий в Орде ярлык выкупил на владение землями русскими, мол, отныне Киеву дань платить должно ему. И случилась сеча кровавая, ох немалым числом полегло русичей. Средь погибших оказались братья Вавилы Кузьма и Демьян, и богатыри рязанские Василий Казимерский и… Добрыня Никитич. Молодая жена его Настасья Микулишна вдовицей осталася, а его матушка Амельфа Тимофеевна горя не вынесла и померла. Тут-то и начинается самое главное – Вольга, недолго думая, положил глаз на красу овдовевшую, убеждать её стал стать женой ему мужнею. Тут и князь ратовать стал за племянника, как воротился вдруг Добрыня из плена татарского. Оказалось, попали они, Добрыня и Василий, в орду пленниками, и коль не благодетель тайный, что побег им устроил, так и сгнили бы они гребцами на кораблях ордынский. Пока добирались до родной сторонушки, сгинул Василий при побеге раненный. А тут ступил Добрыня в стольный Киев град, горем раздавленный, как слышит молву о скорой свадьбе Вольги с Настасьей Микулишной. Всем народом честным киевским оттягивали его от Вольги, когда он топил того в реке Смородине. С тех пор у богатырей всё и не заладилось. А как Добрыня заместо Вавилы воеводой стал, так и вовсе Владимир Вольгу при себе оставил, и Святославич отныне князя в путешествиях сопровождает, или с какими его поручениями справляется…
Заинтересовался Илья о каком таком тайном благодетеле Добрыня говаривал, на что ответил Иван, что Добрыня сказывал о том князю токмо, мол, тайна это великая. Не раз уже спаситель тот возвращению русичей поспособствовал…
10
Не минуло и дня после их возвращения с похода супротив хана Воронко, как явился Илья ко Владимиру, дабы поведать ему о своих подозрениях в адрес купца новгородского. Но вошёл только в палаты он княжие, как увидел, что сидит Садко подле Владимира, и рассказывает тому о своём возвращении из Сарая, сердца ордынского. Молвит он, что явился от хана верховного с обещанием оного вечный мир блюсти с князем Владимиром.
– Вот и наш славный молодец! – Вышел на встречу Владимир к Илюшеньке. Увидел Илья, что князь хоть и весел духом был, но хворь не ушла от него никуда, на ногах своих еле стоял он. – Только помянул тебя, братец мой названный, – указав перстом на Садко, воскликнул он, – как явился ты тот час же к нам.
– Так и есть всё во истину, – добавил Садко. – Коль ни помощь твоя непосильная, то ерём постылый не сбросить нам. – Глаза его радостью светятся, но увидел Илья в них ещё кое-что – знал Садко зачем Илья к князю пожаловал, точно знал…
Что ответить мог тут отрок муромский? И пошёл восвояси он, понурив своею головушкой…
А с колокольни смотрел Левонтий в след ему, головой качая наполненной думами в цвет одеянью своему чёрноризному. Только скрылся Илья в конюшне, как явился на зов батюшки витязь Алёшенька.
– Сын мой, кровинушка, – начал Левонтий. – Ты прости меня, оторвал тебя от жены твоей. Но не мог я долго ждать. Дошли до меня вести страшные. Рассказали мне княжьи лекари, что непростая хворь напала на князя нашего – а суть сглаз волхованием посланный…
Закрались в души Алёши вдруг подозрения…
– А ведь ничего подобного издавна не было, как вера христова изгнала с Руси порядки языческие. Но явился лишь отрок сей, веру нашу не отринувший, так дела твориться начали чёрные…
– Что-то в толк мне не взять, родной батюшка, не хулишь ли Илюшу ты Муромца? Ведь он кровь проливал за наше отечество. Да и ни помощь коль его в походе-то давешнем, так и остались бы мы прокорм воронью на том полюшке…
– А ты вспомни ни волховал ли в походе он том?
Призадумался тут Алёша, вспомнив как за часы считанные они путь многодневный минули враз.
– Коли было такое пускай, ни всё равно ли, отец, раз разбили мы силу чёрную?
– Ох, не знаю сынок. – Прошептал тут Левонтий с сомнением. – Но князю не спокойно нашему. Не знаю, слышал ли ты, Садко вернулся давеча с вестью радостной – мир с ордой он выпестовал. А только узнал Илья о том, так сделался горестным, словно сие его нисколько не радует. Так что нет отныне у князя к Илюше доверия. Стало известно Владимиру, что некогда был он в плену у басурман проклятых, а потом неожиданно появился на Руси, без креста православного, хотя молвит, что сам из под Мурома. Ходит теперь всюду выспрашивает, чего-то выведывая, чего замышляя, поди …
– Не может такого быть, батюшка. Видел бы как бился яро он с ворогом, не жалея живота своего!
– Верю тебе я, Алёшенька, только разве ж убедить князя нашего… Слышал я слухи и перешёптывания, мол прочит он Вольге пост воеводовый, коль погубит он Муромца! Правда ль сие, мне неведомо, но прошу тебя, сынушко, пригляди ты за отроком…
Подумалось Алёше тут же, уж не испугался ли князь любви к Илюше народовой просто, вот и наговаривает?
– Хорошо, отец-батюшка, исполню наказ я твой.
– Спаси тебя Христос, Алёшенька. И прошу тебя, бога ради, никому ни слова, пока не прояснится всё, мало ли…
11
Время шло, то тянулось оно, то спешило как сумасшедшее. Отгремели последние ратные подвиги, уж казалось, что не будет конца времени мирному. Вновь в душе Илюшиной пустота разразилась сердечная. Не исполнил ли он своего обещания, дал которое Микуле Силяниновичу? Не пора ль ему вновь отправиться в странствие и найти зазнобу Горынинку? Но опять возвратились сомнения…
В конюшню ворвался Чурила стремительно:
– Илья! Илья!!! – Отрок согнулся пополам, уперев ладони в колени, и перевёл дыхание. – Добрыня зовёт тебя срочно в палаты княжие!
Илья не на шутку встревожился.
– Что приключилось, Чурила? Что стряслось?
– Неведомо мне, Илюша. Но Добрыня всех дружинников созывает немедленно. Гришка прискакал только что к князю нашему с кем-то. Видать, вести принёс он страшные…
Илья вместе с Чурилой тотчас же отправились в терем Владимира. В просторном зале собралась уже дружина вся, бояре столпились позади князя, рядом с которым стоял, не прекращая осенять крестом себя, Левонтий. Пред Владимиром, белыми как мел, возвышались с головы до ног в пыли дорожной три крепких молодца, двое из них ликом друг от друга не отличимые, братья Збродовичи, а меж ними – Григорий, молвивший:
– Великий князь, весть чёрную принесли мы с собой…
Князь нетерпеливо махнул рукой, мол, говорят пусть скорей, что за беда принесла их сюда нежданно-негаданно. Затараторили наперебой друг другу близнецы и Гришка, боярский сын, и от слов их затаили дыхание все в палатах присутствующие.
Оказалось, посланы они втроем были боярином Дюком Степановым встретить пребывавшего вскорости Садко, возвращался который с караваном купеческим из-за Камня. Но не оказалось того в месте, оговоренном раннее. Пустились они на его поиски, и привели они витязей на поле бранное, кровью залитое. По всей видимости, тут и напали на посольство торговое сотни татарские. В след было бросились ратники, как узрели они за холмами войско никем доселе невиданное – всюду, куда взор устремишь пред очами полки да рати, числа не имеющие, расстилаются, конные, пешие ли, в железá закованные, да верхом на зверье диковинном.
– Знать, в плену Садко вражеском, или вовсе погублен неприятелем он… – Сокрушённо промолвил Владимир-князь. – Барсурмане нарушили, знать, слово ими же данное. Что ж, сие дивом каким не разумеется вовсе нам. Однако коль страх не приумножил числа супротивника, грозит беда нам великая. Кто подсобит мне советом каким? Бояре? Дружинники?
Бояре, один другого перекричать силясь, заголосили, мол, к осаде готовиться надо. Взял слово и воевода киевский:
– Коль затвориться решите за крепостными стенами вы, что станется с мирянами прочими? Где они спрячутся? Вы серебром да златом, поди, откупитесь, а что им делать останется? Как по мне, так отпор ворогу надобно дать, чем за спинами чьими-то прятаться, коль даже и не суждено одолеть неприятеля…
Склонил Владимир голову, ко всей своей мудрости взывая, дабы решение принять верное. Тишина разлилась по палатам, и услышали все, как прошептал Левонтий:
– Какое б ни принял решенье, князь-батюшка, одолеем врага с божьей помощью…
Забилось сердце у Илюши вдруг как заведённое, а глаза засветились надеждою. Князь же, кивнув самому себе, принял решение, но тут промолвил Илья Муромец:
– Знаю, решенье твоё я, Владимир-князь, но неверно оно. Не для того басурмане собрали все свои силы чёрные, дабы данью вновь обложить твоё княжество. Боюсь, одним желаньем ведомы они – извести поголовно всех русичей.
Вмиг все взгляды устремились на отрока. Он же не сводил очей с Владимира, ожидая его решения. Князь встал, тут же запричитали бояре, мол, не слушай ты этого послуха, князь-батюшка, но рявкнул вдруг на них Алёша Попович:
– А ну-ка, молчать, собаки трусливые! – И глянул, как и все прочие на Владимира.
– Не знаю, откуда ведомо сие тебе, Илья Муромец, но правь за тобой, как бы ни тяжко принять её было нам. – Князь земли русской промолвил. – Негоже, знать, прятаться нам за крепостными стенами. След собрать силы все и встречь супостату броситься, дабы ни пяди стороны родной не отдать на попирание ворогу…
12
В тот же день во все края земли русской из Киева поскакали гонцы с чёрными вестями да призывом откликнуться на зов князя Владимира – собрать ополчение и дать бой басурманским захватчикам. Пока же силы стягивались в град стольный и снаряжали дружину в поход, Добрыня и Алёша, Ильёй Муромцем ведомые, вышли из ворот городских и, пустив лошадей во весь опор, в дорогу отправились. Спросил Алёша Илью:
– Так куда мы путь держим, скажи на милость нам.
– Идём за силой, что врага одолеть нам поможет.
Надеждой вспыхнули очи богатырей.
– Думал уж я, – Добрыня вымолвил, – что не вернуться домой нам из похода этого, но зародил ты во мне светлые чаянья – авось, возвратимся с победою!
Несли их кони до заката сáмого, как вдруг Илья знак пóдал товарищам спешиться. Огляделись они, – куда привёл их молодец? – тракт, травой уж поросший давно в том месте раздваивался, а на развилке той камень неподъёмный в землю вкопан был. Высотой он был в несколько саженей, а в обхвате и того более.
– Где же подмога тобою обещанная? – разочаровано спросил Алёша Попович. – Тут лишь бурьян, да камни всюду разбросаны…
– Помолчи, Алёша, прошу, – бросил тому Добрыня и кивнул на Илью. Тот же ни слова не сказав, отпустил коня и побрёл за камень. Переглянулись дружинники и пошли следом за отроком. Глядь, а того и след простыл – обошли они камень тот, ничего, как в воду канул. Вдруг заржали кони, да сорвались с привязи, затряслась земля, ветер подул такой, что полегла трава, и небеса раскололись словно – расчертила небосвод яркая молния, и загрохотал гром! Кинули витязи на камень взгляд – скала из земли подниматься стала, и видят они – это Илья оторвал от земли её, и в следующий миг как бросит в сторону! Упала на земь она, затряслась вновь твердь, и Добрыню с Алёшей с ног сбило. Подняли очи на Илью и видят они, выбрался он из ямы, да не с пустыми руками – в деснице его двуручный меч зажат, воистину богатырский – булат в сажень длиною, не менее, но держит и вертит в ладонях его отрок с невиданной лёгкостью.
– Что за диво такое? – спросили богатыри Илью.
– Это меч-кладенец, мне Святогором в наследство оставленный, дабы Рок свой исполнил я. Раньше срока в руки взял его, но видит Род, во имя дела правого. Но коль обрёл булат сей, не бывать пути обратному. От судьбы не уйти, посему повинуюсь Року я!..
13
И стар, и млад пришёл на зов Владимира Красно Солнышко. Шли по дороге и ратники конные да пешие, и стрельцы княжие, и люд крестьянский простой, кто с серпом, топором да с вилами, а кто и вовсе с рогатиной. Но никто по домам не остался сидеть да прятаться. Хотел, было, Владимир князь возглавить воинство русское, да с конём сладить не смог, не хватило сил даже оседлать его. С тяжёлым сердцем поддался на уговоры он и остался в стольном городе Киеве. Посему вышла дружина под главенством Вольги Святославича. Зароптал народ, мол, твориться неладное, ни князя, ни воеводы, ни Ильи Муромца нет, ожидает, знать, всех погибель бесславная, как вдруг нагнали их богатыри Илья, Добрыня и Алёша, явившись из неоткуда словно бы. Не успели возрадоваться люди, как произнёс Илья:
– За мной! За мной, люди добрые! На Вы идём, бить поганого ворога! Наше дело воистину правое, а знать одолеем невзгоды все, и домой воротимся живыми мы будучи! За мной! За мной, други мои!!! – И взялись неоткуда вдруг силы в каждом защитнике, и понесли их ноги следом за Ильёй Муромцем. Оставили позади они повозки со скарбом и снедью нехитрой походною, и понеслись встречь войне неминуемой. А Илья, то и дело мечом Святогора размахивая, словно рассекал дорогу под ногами расстилающуюся, и не минуло и часа, как оказались они на берегу Камы реки. Окинул взглядом просторы Илья, но не увидел ни следа супостатова. Завертелся на месте Гришка Степанов:
– Христом богом клянусь, здесь видал я полки басурманские! Здесь!
Почуял Илья неладное, богатыри же остальные поняли его с полуслова и приготовились к схватке. В один миг замерло всё вокруг, и, казалось, тишиной раздалóсь. Взмахнул Илья мечом своим, и словно рассёк пелену чародейского морока – предстала пред русичами орда необъятная, полки басурманские взяли в кольцо рать киевскую. Взметнулась в небо облако стрел, супостатом ниспосланное, показалось защитникам земли русской, что вот и конец им пришёл…
Но соскочил Илья с коня своего и с мечом, над головою поднятым, завертелся волчком, да с такой резвостью, что, показалось, он в смерч обратился. Взметнулся он над ратью братьев своих и отразил вихрем град стрел смерть несущих. Не успели русичи, от бесславной гибели спасённые, сморгнуть сие видение, как бросился уже Илья Муромец на полки татарские. Негоже было и дальше стоять в изумлении врагу на поживу проклятому, и устремились в бой дружинники. На острие атаки шли вперёд славные витязи, а вслед им стрельцы с ополченцами, военным премудростям необученные, но все как один погибель несли поганым захватчикам, мощь ощущая в себе богатырскую.
Дрогнуло воинство Жидовиным возглавляемое, страх захлестнул всех их и каждого. К нему подбежал трясущийся от страха Кудрёванко и заголосил:
– Они вырываются из западни! Мы не в силах остановить их!
Жидовин окинул взглядом воевод, собравшихся подле него. В глазах их так же, как и у никчёмного князька Кудрёванко, сквозил страх, один лишь Идолище, казалось, был одолеваем ничем иным как яростью:
– Я с самого начала против был этого никчёмного замысла! К чему вся эта осторожность? Надо немедленно бросить в бой все силы! – Закричал он на Козарина.
– Не пришёл ещё час…
Но Идолище не хотел даже слышать об этом:
– Я собственноручно покончу с Муромцем! – И ушёл прочь.
Жидовин с ненавистью глянул в след татарину. Он уже готов был дать приказ остановить нерадивого союзника, как вдруг, откуда невозьмись, из тени вышел Чародей.
– Мой господин говорит, что час настал. Пора!
Жидовин кивнул собравшимся:
– Коль так, за дело тогда. Ведомо вам, поступать как следует…
Когда прорвали кольцо русичи, погнали они супостатово воинство во все стороны. Но неожиданно поменялось всё. Обратившийся смертоносным вихрем, Илья, ни с того ни с сего, замер вдруг – только тропы каликов расстилались под ногами, и он шагал по ним, разя врага на всём поле брани, как в один миг пропали все разом. Тут же увидел он, что только секунду назад в страхе бежавшие вороги уже теснят по всем фронтам воинство русское. Накинулись супостаты разом на дружинников, братьев его. Что есть сил они отбиваются, но не сладить им долго с противником. Пустился на подмогу им, прорываясь сквозь рати тёмные, но страх пронзил сердце его, что не поспеть ему вовремя. Но преградил Илье дорогу вдруг исполин вражеский – стал пред ним сам Идолище. В одной руке его щит, а в другой – булава огромная.
– Не уйти тебе от возмездия, сын собачий Илья! Отомщу тебе я за Воронко отца моего! – Взмахнул он рукой и в тот час же накинулись на Илью Муромца татарские полчища, расступятся они на миг один – нанесёт удар предательский Идолище, и снова смыкаются.
Видит Добрыня, окружили враги Илью Муромца, кричит он витязям:
– Дунай, Гаврила, Лука! Попал в беду Илья, подсобите ему! – Как вдруг из-за спины накинулся на него басурманин с кинжалом кривым, вот-вот перережет горло ему, но ослабил хватку свою неожиданно. Скинул его с себя витязь рязанский и видит – Вольга стоит подле него с засапожником окровавленным. Коль ни помощь его, не остаться в живых бы Никитушке. Но Вольга не стал похвалы ждать, благодарности, вновь в атаку на ворогов бросился.
Вскочили Дунай, Гаврила и Лука на коней, что на ногах стояли ещё, и помчались на выручку. Натянул тетиву Гаврила Долгополый и пустил её прямёхонько в Идолище. Коль не поспел бы лучник, то разбил бы татарский хан булавой Илюшину голову, но поразила руку его стрела гаврилова, пальцы дрогнули, лишь задела того по шлему, но подкосились ноги Ильи Муромца. Врезались Дунай с Лукою в рать татарскую, напор их иссяк и кинулись они кто куда. Видит Идолище – силится подняться Илья на ноги, бросился он к нему, сжав булаву в другой руке, и ударил с силой со всей по противнику, но отбил атаку сию Лука булатом своим, но разбился клинок его. Остался Толстостременников безоружным совсем, но с места не сдвинулся, закрывая собой Илью израненного. Сразил его Идолище, рухнул богатырь русский замертво. Бросился на татарина Дунай Иванович, но преградили путь ему басурмане ватагою. Увидел гибель товарища сквозь кровь, глаза заливающую, Илья Муромец, сжал из последних сил булат святогоровый и пронзил Идолище точно в сердце его чёрное. Сил не осталось совсем у Ильи Муромца, не держат ноги его, стоит еле-еле, на меч опирается, как чувствует вдруг, подхватил его под руку кто-то. Глядь, а это Садко! Промелькнуло у Ильи в голове – дождался предатель удобного случая! – но промолвил Садко ему ласково, не смотря на угрозу в глазах Ильи:
– Знаю я о твоих подозрениях, Илья Муромец, но не время в сей час объясняться нам. След помочь нашим витязям. Доверься мне, поведу я тебя. – И увидел Илья, что снова пути каликовы открылись ему. Мощью налились длани его, и помчался он с Садко по полю бранному братьям на выручку. Видит он, супостата разя, сколь полегло славных русичей. Молодой Михаил Потыка Иванович пронзил копьём своим турецкого хана Салтана Салтановича, да сам встретил гибель свою в схватке неравной супротив десятка закованных в железа рыцарей. Не жалея ни капли иноземцем сих, гибель принёс им Илья, глухим оставшись мольбе о пощаде.
Проносился он вихрем сквозь побоище Камское, смерть неся врагам, на пути попадавшимся. Были средь них и татары, и турки с хазарами, ляхи, немцы и даже на вид люди русские из соседнего княжества. Что привело их сюда? Откуда их ненависть? Почему не дают они жить в покое да в мире нам?
Видят Садко с Ильёй, как бьётся с Кудрёванко Алёша из последних сил, раненных защищая. Заметил он на подмогу пришедших товарищей:
– Мне помощь ваша покамест не надобна. – И одним ударом выбил клинок из рук Кудрёванко. Оный тут же бросился на колени и стал умолять пощадить его. – Отыщите лучше, вы, Добрыню Никитича.
Но не пришлось им кидаться на поиски. Вышел воевода из шатра басурманского на вершине холма с головою Жидовина в руках. Увидали картину сию басурманские вороги, так сразу побросали клинки, да и бросились прочь кто куда, назад не оглядываясь.
– Победа, Илья, – промолвил Садко ему. – Победа.
Опустился Илья Муромец на землю, казалось, покинула его последняя силушка, но меча, однако, не выпустил. А меж тем заголосили русичи полные радости, приветствуя воеводу Добрыню Никитича. На что ответил он выжившим:
