Максим открыл глаза. Повсюду была темнота. Такой темноты не бывает, даже если с головой укутаться в одеяло. А одеяла на нём явно не было. С минуту он пытался понять, где находится. Но не мог. В голове крутились какие-то немыслимые фигуры, сплетаясь друг с другом и образуя ещё более замысловатые формы. Не в силах определиться с местонахождением, он сосредоточился на себе. И испугался. Оказалось, что он и себя-то никак не может определить. «Где он» стало вопросом второстепенным. Куда важнее было теперь понять «кто он»! «Я… – зажужжали в голове мысли, – я… человек. Ну, это понятно. Я – мужчина. Тоже, кажется, сомнений не вызывает. И если это принять за факт, то у меня должно быть имя. Да, имя… Хм… Чижик-пыжик. Сорока-воровка. Ага. Кашу варила. Может, Андрей? Нет, точно не Андрей. Ну тогда «Б» – Борис… «В» – Вова… Вова-корова. Дэ, е, ё, жэ, зэ… Ёжик в тумане. Это точно бы подошло. Да ёшкин кот! Зоопарк какой-то. Максим! Ну конечно же Максим. Я – человек мужского пола по имени Максим. Лежу в каком-то сильно замкнутом пространстве без единого лучика света».
Он попытался поднять руки, но они тут же упёрлись во что-то холодное и железное. Этот холод словно наделил его чувствами, и ледяная волна пронеслась по всему телу. «Господи! Я что, помер? Но если чувствую, значит ещё жив. Я мыслю, следовательно, существую. Так, кажется у философов. Неужели похоронили живьём?» И мысль эта привела его в такой ужас, что он всеми своими конечностями стал колотить в стенки ящика, в котором по неведомым ему причинам, судя по всему, оказался. Колотить долго не пришлось. Внезапно что-то щёлкнуло и стало двигать его головой вперёд. Вспыхнул яркий свет, и Максим зажмурился, ожидая чего-то окончательного и ужасного в этой своей окончательности. Однако ничего больше не происходило. Свет погас. Он осторожно открыл глаза. Прежней кромешной тьмы уже не было. В полумраке он мог различить предметы. Их было не так много. Всего два: стальной некрашеный стол посреди средних размеров зала, и рядом с ним тележка с железными ящичками. Напротив – стена с одной единственной дверью, из-за порога которой и проникала полоса света. Слева и справа во всю длину – закрытые квадратными дверцами ячейки в три яруса, в одной из которых он и оказался. Его ячейка каким-то образом открылась, и железный поддон, на котором он лежал, выдвинулся вперёд.
Холод стоял собачий. Максим смог теперь сидеть. Тело неохотно повиновалось его желаниям. Он осторожно спустил с поддона ноги, коснулся кафельного пола, слегка поблёскивающего лужицами воды. Бррр… Обхватил себя за плечи. Зубы лихорадочно застучали. Да что ж это, чёрт возьми, за место такое?! Неужели морг? Похожие картины он видел только в кино. И если верить фантазии декораторов и режиссёров, то именно так и должны выглядеть морги. На столе, что в центре комнаты, препарируют мертвецов. В коробочках на тележке – шприцы, пилы, скальпели и кусачки. А ячейки – ничто иное, как холодильник с трупами. Проверять не стоит. Но что же всё-таки с ним случилось? Или это уже посмертный опыт? Максим ущипнул себя за ногу. Больно. А может, это фантомные боли? Это как у людей с ампутированными конечностями – вот руки́ уже физически нет, а она, зараза, чешется. Он повязал вокруг талии простыню, под которой до этого лежал, и слез с поддона. Неуклюже прошлёпал к двери, цокая по полу пластмассовой биркой, привязанной к большому пальцу ноги. Дверь оказалась незапертой. Максим приоткрыл её и выглянул в коридор. Никого нет. Мягкий свет одной единственной лампы. Решил пойти направо, надеясь наткнуться хоть на кого-то, кто смог бы объяснить ему всю эту фантасмагорию. Скованность от невыносимого холода стала понемногу отходить. Он осмотрел себя. Кожа показалась иссиня-белой и больше походившей на рыбий плавательный пузырь. Коридор повернул направо, и в дальнем углу его Максим увидел наконец человека. Это был молодой парень в форме охранника. Он сидел в наушниках перед ноутбуком и был увлечён чем-то происходящим на экране.
Вытянув вперёд руки и скривив губы в подобии радостной улыбки, Максим двинулся навстречу парню. Но, видимо, что-то пошло не так. Подняв на Максима глаза, охранник на пару секунд застыл с округлившимися глазами и тут же бухнулся без сознания на пол.
Такого поворота Максим никак не ожидал. Он приподнял парня, усадил его обратно на стул и прислушался к его дыханию. Дышит. Ну слава Богу. Слабонервный какой-то. Максим развернул к себе экран ноутбука. В вечернем сумраке по туманному полю там бродили толпы полусгнивших зомби. Теперь всё понятно. Пожалуй, после такого он и сам бы плюхнулся в обморок, если бы из экрана к нему вышло похожее существо с растопыренными руками. Так… Но вопросы-то как-то решать всё равно нужно. Максим свернул фильм, поискал среди иконок что-то похожее на каталог документов. Увидел надпись «Клиенты». Возможно, то, что нужно. Кликнул два раза. На экране развернулась таблица, испещрённая номерами, фамилиями и адресами. Сорвав с ноги бирку, он прочитал свой номер – 23/435. Ага. Поискал глазами в таблице. Вот он. Пяточкин Максим Владимирович, причина смерти – прочерк, адрес – Набережная, 43-17, контакты – Любовь Игоревна +7 915 346 6516. Вот, значит, кто он такой. Некто Пяточкин. Ну и фамилия. Упасть-не встать. А Любовь Игоревна… Люба. Память вспышками возвращалась к нему. Жена. Да, жена. И опять пустота. По крайней мере, знает теперь свой адрес и есть кого расспросить о подробностях, о которых мозг отказывается вспоминать.
Максим ещё раз прислушался к дыханию охранника. Мало ли. Не хотелось меняться ни с кем ролями, грех на душу брать. Живой. Пошарил у него в карманах. Нашёл телефон и кошелёк. Пробежался по контактам. Отыскал такси. Позвонил.
– Такси «Куда угодно». Слушаю вас, – раздался на другом конце гнусавый девичий голос.
– Мне бы машинку, – проскрипел Максим и сам себя не узнал.
– Куда едем?
– Набережная, сорок три.
– Куда подъезжать?
– К моргу.
Голос на секунду завис.
– Мужчина, – после паузы продолжила слегка возмущённая девушка, – вы пьяны или это шутки у вас такие?
– Девушка, я трезв и, поверьте мне, совершенно не склонен шутить. Я нахожусь в морге, а не на ликёро-водочном заводе. Что здесь необычного?
– В каком морге, мужчина?
– А у нас в городе много моргов? В больничном морге, – в памяти весьма вовремя всплыла знакомая местность. – Одноэтажное такое здание рядом с корпусом поликлиники.
– Ясно, – голос девушки снова утратил эмоции. – Подтверждаю вызов. С вас будет 230 рублей. Ждите.
– Спасибо. Жду.
Максим облегчённо вздохнул. Вынул из кошелька охранника триста рублей, мысленно попросил у незнакомого парня прощения и пошёл к выходу. Однако дверь оказалась запертой. Ну разумеется. Отчего бы держать её нараспашку? Снова вернулся к столу. Повыдвигал ящики. Нашёл ключи. С минуту подбирал нужный. За то время, что он возился, такси успело подъехать.
– Набережная, сорок три, – усаживаясь на заднее кресло, спокойно сказал Максим.
Шофёр недоумённо рассматривал его в зеркало.
– Вас смущает мой вид? – поинтересовался Максим и протянул ему деньги. – Сдачи не надо.
– Да и не такое приходилось возить, – успокаивая больше самого себя, ответил водитель. – Всякое в жизни случается.
– Тогда погнали, – подытожил Максим. – А то жена заждалась.
***
Хотя на улице и было раннее летнее утро, идти по влажному асфальту босиком от такси до подъезда оказалось далеко не комфортно. Хорошо, что улицы ещё не наполнились людьми, даже дворника не было слышно, и никто Максима в таком экзотическом виде не застукал. Подойдя к домофону, он набрал «17». Ждать ответа пришлось долго.
Наконец сонный и слегка раздражённый голос жены проскрежетал:
– Да.
– Люба, это я. – Голос супруги он сразу узнал. В памяти вспыхнула очередная порция свежих воспоминаний: свадьба, белое подвенечное платье, пьяные гости со смазанными лицами.
– Кто я? – недовольно переспросила жена.
– Кто, кто… Муж твой. Максим.
Воцарилась недолгая пауза. Что-то загремело на том конце.
«Неужели и эта в обморок ляпнулась?»
– Мужчина, – продолжил раздражённый голос, – вы в своём уме? Я сейчас полицию вызову.
– Люба, – почти прокричал Максим, – да какие ещё шутки? Я это. Я. Ну ты чего, голос мужа своего не узнаёшь? Открой. Я тебе всё объясню. Хотя сам до конца ещё не разобрался. Открой, Люба.
– Максим? – даже через домофон стало заметно, что Люба заволновалась.
– Да, Максим. Слушай, малыш… Я тут почти голый, замёрз как собака. Ну что мне ещё сказать, чтобы ты поверила? Ну? На левой груди у тебя родинка, рядом с соском, на семь часов. Так?
Молчание.
– Люба! Ну кто ещё может знать такие детали? – теперь Максим и сам стал волноваться. – Или может? Люба, ты же говорила, что я у тебя первый. Вот блин. Хорошо. Я предложение тебе сделал в Анапе, когда с Кузовниковыми на море ездили. В кафе этом… как его там… Кажется, «Барракуда». Точно! Барракуда.
– Ладно, – согласился голос. – Открываю. Но если это окажется шуткой, то из морга вы в этот раз точно не выберетесь.
Щёлкнул замок на двери. Максим со всех ног бросился на пятый этаж. Остановился в ожидании у квартиры номер семнадцать. Открывать её не спешили. Видимо, жена смотрела в глазок.
Наконец дверь распахнулась. Максим вбежал в коридор.
– Боже мой! – воскликнула Люба. – Максик! Да как такое возможно? – и бросилась его обнимать.
– Да ладно ты, – отстранился от неё Максим. – Успеешь попричитать. Мне бы сейчас в ванну и скинуть весь этот маскарад.
– Да-да, конечно, я сейчас. – Люба зашла в ванную, включила душ. Потом побежала в комнату, нарыла в шкафу одежду поприличней, не забыла прихватить полотенце.
– Вот, – протягивая ему охапку белья, сказала она. – От покойного мужа осталось.
– Тьфу ты, – сплюнул Максим и покрутил у виска пальцем. – Какого ещё покойного? Типун тебе на язык.
– Ой, что-то я совсем растерялась.
Максим скинул с себя простыню, перехватил у Любы одежду и ушёл в ванную.
Горячие струи воды окончательно привели его в чувства. Теперь он помнил всё. Ну, почти всё. Не помнил только то, как очутился в морге. Свадьба была ещё вчера, двадцать третьего июля. На сегодня был назначен второй день в доме у тёти Нади. У тёти Нади… Да, да, да. Последнее, что он помнил, это их прощание в её доме. Подвёз их Серёга Верёвкин, чтобы договориться на счёт второго дня. Серёга-то совсем не пьёт, завязал два года назад. А Максим под конец торжества оттянулся по полной. Требовал у тёти Нади на посошок. Та вынесла ему какую-то диковинную настойку, привезённую полгода назад из Таиланда. Ещё с самой настоящей змеёй внутри. Он выпил и… И всё. На этом дыра – и пробуждение уже в холодильнике.
Он посмотрел на себя в зеркало. А подглазины-то, подглазины. То ли с похмелюги такой синий, то ли от перенесённых невзгод. Голова, однако, нисколько не болела, словно и не пил вчера вовсе. Максим наскоро побрился, помыл голову и вернулся, чуть порозовевший, к жене в спальню.
– Никому не звонила? – спохватился он.
– Когда?
– Пока я мылся, никому не звонила?
– Нет. Да я и вчера ещё позвонить никому не успела, рассказать, что ты того… Ну… Что ты скоропостижно скопытился.
– Люба, выбирай выражения. Мы ведь теперь женаты.
– Да, прости, милый. Сама не своя. Не знаю чего леплю. В общем, никто пока не знает ни о твоей смерти, ни о твоём воскрешении.
– Это хорошо. А скажи мне, как я оказался в мертвецкой?
– Довёз нас Серёга от тёти Нади домой. Ты пошёл в душ, протрезвел немного. Собрался было уже ложиться в постель, но не дошёл трёх шагов до кровати и рухнул на ковёр как подкошенный. Я, конечно, скорую сразу вызвала. Минут двадцать они ехали. А ты, смотрю, синий весь, уж и не дышишь. Бегаю по комнате, как дурочка, всё «господи» да «господи» бормочу. В общем, приехали, взглянули на тебя… И сказали, что уже поздно… Минут через десять приехала труповозка. Прикинь. Работают быстрее, чем скорая. Загрузили тебя. Я мужикам бутылку дала, чтобы присмотрели за тобой чин по чину. Говорят, жди завтра ментов. То есть уже сегодня.
– А времени сколько?
Люба посмотрела в мобильник:
– Половина шестого.
– Слушай, – вспыхнула у Максима догадка. – А ту настойку, которой потчевала меня на посошок тётя Надя, кто-нибудь пил ещё, кроме меня?
– Пил. Мишка Сотов. Он к тётке с нами увязался.
– А он жив?
– А ты что… Это… Тётю Надю что ли подозреваешь? Думаешь, она тебя отравить хотела?
– Да я не знаю уже что и думать. Я же здоровый всегда был, как бык. С чего бы мне вдруг с семи стопок в кому впадать? Хоть и недолгую.
– Да всякое ведь бывает. Вон Димка Сопрыкин. Помнишь? Так он, когда отцу веранду помогал строить…