Алексей Пехов
Белый огонь
Глава третья
ПЕС
В слезах пришла ученица к старой учительнице и, заплакав у нее на плече, сказала:
– Он обещал всегда быть со мной! Оставаться верным! Честным! И выполнять любые мои желания. Любить! Но он обманул меня! Бросил! Ушел к другой!
– Таков закон жизни, – утешила ее старуха, гладя по спине. – Некоторые люди уходят от нас. Кто-то раньше, а кто-то позже. Мы не всегда можем их остановить и вернуть. А порой и не должны этого делать.
– Я презираю жизнь! – в сердцах вскричала девушка.
– Ты еще слишком молода и не понимаешь ее красоты, – печально вздохнула старуха.
И ученица не понимала, плача днями и ночами. Жалея себя и ненавидя его. Но настал день, когда он ушел на ту сторону, и учительница вернула его своей ученице. Привела к ней и отдала в подарок.
– Он всегда будет с тобой, – сказала тзамас. – Останется верным. Честным. И станет выполнять любые твои желания.
– А любить? Любить он меня будет?
– Нет, Дакрас, – покачала головой старуха. – Мертвые не умеют любить. Лишь ненавидеть.
Старая сказка прежней эпохи
Рот был полон слюны, и Лавиани, не отрывая взгляда от своей цели, сплюнула, не преминув сказать:
– Рыба полосатая!
Гнездо, находящееся на высоком каменистом карнизе, манило ее, как только может манить золото жадин. До сумасшествия. До тряски. До навязчивой идеи.
Она знала, что там, в гнезде, ее ждут птичьи яйца. Можно сказать, рыдают несуществующими слезами, тоскуя без внимания сойки. И Лавиани, как человек сердобольный, собиралась выполнить их слезную мольбу и вытащить из гнезда.
Только-только светало, все вокруг было неярким, тусклым, словно засыпанным желтовато-серой пылью. Этот оттенок давала пустыня, и, стоя на самом гребне высокого бархана, сойка видела, как пока еще не злое солнце лениво швыряло спицы-лучи из-за горизонта.
До Мандариновых утесов оставалась пара часов, но туаре устали, и пришлось остановиться под защитой единственного на много лиг каменного утеса, даровавшего путникам благословенную тень.
– Рыба полосатая! – вновь пробормотала Лавиани, думая о том, как ее достало это проклятущее путешествие через мертвую Феннефат.
А на материке еще кто-то смеет жаловаться на Летос! Сойка с уверенностью могла сказать, что родной Нимад, место тихое, безопасное и невероятно приятное для любого, кто хоть когда-либо оказывался в Карифе и отходил на лигу от стен Эльвата.
Эта пустыня, жара, песок, твари из пылевой бури, даираты, пересохшие колодцы, призраки, воющие звездными ночами, и ядовитые гадины порядком ей приелись. Она с радостью бы отправила их всех на ту сторону, будь у нее подобные возможности.
Ну что уж тут мечтать о том, что никогда не осуществится. Следовало опираться на более приземленные цели. На мечты, которые она могла бы реализовать вот прямо сейчас.
Птичьи яйца. Да. Именно они занимали ее с тех самых минут, когда их маленький караван из двух лохматых туаре прошел мимо и сойка заметила гнездо.
И теперь, когда стоянка для дневного отдыха подготовлена, она могла добраться до еды, если постараться.
Если очень-очень постараться. И… использовать способности.
Разум шептал ей, что трата татуировки ради такой малости нерациональна, что это глупое ребячество, но… плевать Лавиани хотела на разум. Пускай рисунки только-только вернулись к ней на лопатку после той кровавой ночи, когда возвратился Тэо, ей до смерти хотелось птичьих яиц, которых она не ела со времен, как прибыла за Шерон в столицу Карифа.
Примерившись еще раз, женщина прикинула путь и сожгла одну из своих бабочек, прыгнув с гребня бархана вперед и вверх, вытянувшись в струну. Пролетев расстояние, непреодолимое для обычного человека, она уцепилась пальцами за небольшой выступ, подтянулась и сразу же закинула ногу, прижимаясь к шершавой поверхности.
Она опасно балансировала там, где большинство бы уже загремели вниз и не собрали костей. Лезть оставалось примерно три ярда, и Лавиани с осторожностью преодолела этот путь, едва не опустив руку на маленького янтарного скорпиона, сидевшего возле расщелины. Сбросила его резким щелчком, оказавшись быстрее проворного хвоста с жалом, уже собиравшегося ткнуть незваную гостью.
– Тоже мне охранничек, – пробормотала она и склонилась над гнездом.
Три яйца. Чуть меньше куриных, пестрые и странно вытянутые. Лавиани подумала, что, должно быть, здесь обитают птицы, плевать хотевшие на жару и палящие солнечные лучи.
Она не собиралась рисковать, убирать добытое в сумку, чтобы полакомиться в лагере. Разбить их во время спуска, а потом прыжка на гребень бархана сойка не желала и потому, держась за скалу лишь одной рукой да ногами, выпила все три яйца, одно за другим, радуясь, что успела до того момента, как те превратились в птенцов.
Спуститься обратно было делом техники, хотя она и ободрала предплечья об острые каменные ребра и в раздражении зашипела на себя за неловкость. Прыгнула, извернулась в воздухе и ловко приземлилась на склон, не обращая внимания на загудевшие ноги. Песок мягко дрогнул и потек из-под подошв ботинок.
Ей хотелось петь, что для Лавиани было само по себе странным выражением хорошего настроения, и сойке пришлось задуматься над этим. А затем глупо хихикнуть.
– Что, забери меня тьма, происходит? – изумилась она своему поведению и расхохоталась пуще прежнего.
Уморительно смешно!
Соображала сойка всегда быстро и легко сложила два и два, придя к осознанию печального результата. В следующую минуту она избавлялась от столь дорого доставшихся птичьих яиц, а после в несколько глотков осушила флягу и распрощалась с только что выпитой водой.
Затем сидела на гребне бархана, мрачная, но все еще периодически разбираемая совершенно неадекватным хохотом, ощущая, что возникшее в желудке внезапное онемение исчезает точно так же, как появилось.
– Проклятые птахи! – зло сплюнула она. – Проклятые карифские птахи! Я уже всем сердцем ненавижу это герцогство и всех, кто в нем обитает.
Бархан под ней мягко вздохнул, словно живое существо.
– Да вы издеваетесь, что ли?! – задала Лавиани вопрос Шестерым, которые вряд ли могли ее слышать.
Между тем наклонная поверхность пришла в движение, и находившаяся на самом верху сойка уже через несколько секунд очутилась гораздо ниже.
– Рыба полосатая! – крикнула она в пространство и бросилась параллельно склону, желая забраться обратно и не оказаться погребенной под песком.
Тот жадно хватал женщину за ноги, они утопали в нем, точно в вязком болоте, пришлось бежать едва ли не на четвереньках, словно обезьяна. Поняв, что уже не успеет, что ее вот-вот перемелет этой огромной массой, в которой каждая песчинка, точно наждак, сдерет плоть с костей, и Тэо с Шерон никогда в жизни не выкопают их из-под этого завала – она потратила еще одну способность. Бабочка исчезла, и ускорившаяся сойка переместилась на каменистую площадку, избежав опасной осыпи.
Лавиани тут же натянула на лицо обмотанный вокруг шеи клетчатый платок и, закрыв глаза, пережидала, когда осядет повисшая в воздухе проклятущая охряная пыль. Внезапно ее сильно и требовательно дернули за лодыжку. Так сильно, что она едва не потеряла равновесие и не грохнулась оземь. Извернулась, выдергивая ногу из хвата, и пнула не глядя, здраво полагая, что никто из ее спутников не позволил бы с ней подобную шутку.
В плотной желтой дымке она увидела несколько поднимающихся изможденных фигур. Еще больше их копошилось в бархане, на том месте, где песок сполз, обнажив то, что скрывалось под ним.
– Проклятье, Шерон! Проклятье! Опять! – выругалась сойка, отступая от мертвых, пока еще сонных и мало понимающих, что рядом с ними дармовое мясо.
Они походили на ящериц, застигнутых порывом ледяного ветра, застывших, а теперь, когда выглянуло солнце, начавших оттаивать.
Ей хватило одного взгляда, чтобы сообразить – эти пролежали здесь довольно давно и отправились на ту сторону не во время последнего ирифи. Гораздо раньше. Право, умей она сопереживать незнакомцам, обязательно бы сделала это. Караван погиб всего лишь в одном переходе от обжитых земель, руку протяни – и вот уже берег моря.
Но им не повезло, как не повезет Лавиани через пару минут, когда они поднимутся на ноги.
Она без суеты отступила назад, обнажив нож, оценивая, как все пойдет. Если ее прижмут к утесу, обойдя с флангов – быть беде. Да и те, что копошились на вершине бархана, попадают ей на голову, точно переспелые финики. В лагерь она возвращаться не собиралась – еще чего! Привести следом за собой толпу прожорливых покойников это просто верх возможной глупости. Неизвестно, сколько Шерон понадобится времени, чтобы их утихомирить. Тэо спит уже который день, Бланка почти беспомощна, что бы там ни мнила о себе эта благородная леди. А ездовые звери… если они потеряют туаре, то оставшийся путь придется преодолевать пешком.
И тот самый злосчастный ночной переход растянется на трое суток…
Так что у убийцы Ночного Клана возникла вполне здравая, на ее взгляд, идея.
В двухстах ярдах отсюда был обрыв в каньон – и падать вниз довольно далеко. Не настолько, чтобы убить покойника, но вполне достаточно, чтобы обезопасить лагерь и эти твари не вернулись обратно. На ее счастье, мертвые пока не научились лазать по отвесным стенам.
– Вы, ребята, не особо проворны. – Лавиани оценивающе посмотрела на ближайших, уже почуявших ее. – Но со всей сворой я точно не справлюсь. А вот покидать вас вниз поодиночке вполне смогу.
Что с ними будет потом и кто на них наткнется в не самый приятный для себя день – ей было плевать. Право, Лавиани не из тех людей, кто думает о незнакомцах, шастающих по Феннефат. Раз сунулся в это мертвое место, будь готов встретиться с… мертвыми. На ее взгляд, совершенно логичный итог для любого дурака, пожелавшего покинуть безопасный дом и отправившегося искать себе приключений на задницу.
Она сложила губы, тихо свистнула, привлекая к себе внимание тех, кто еще не заметил, не почувствовал ее. Мертвые двинулись в сторону человека, и шли они лениво, не так проворно, как другие, оживленные силой Шерон.
Тем лучше для Лавиани.
Все еще размышляя о проклятых птичьих яйцах, едва ее не убивших, сойка отправилась к обрыву, то и дело оглядываясь – идут ли за ней?
Конечно же шли.
Темно-коричневая толпа высохших, точно изюм, тел в цветастых пыльных тряпках, звякая оружием, ковыляла, как увечные нищие Рионы. Разве что деревянными кружками не трясли, требуя мелочь во благо Шестерых. Песок на бархане за их спинами снова пришел в движение, и появилась вытянутая голова на длинной шее.
– Рыба полосатая, Шерон! – сквозь зубы пробормотала Лавиани.
Она без проблем могла спихнуть вниз человека, даже если он больше и тяжелее ее, но как сбросить целого туаре?! Чтобы справиться с тварью такого размера, потребуется катапульта, а Лавиани, стоит признаться, не захватила ее с собой, убегая из Эльвата. Не имела такой привычки, таскать в кармане осадное орудие.
Один из мертвецов внезапно оторвался от бредущей группы, ускорился, скаля желтые зубы, и кинулся на нее. Сойка встретила его хладнокровным тычком раскрытой ладони в грудь, отталкивая от себя, а затем быстрым ударом ножа. Несмотря на всю свою остроту, оружие, выкованное кузнецом прошлого, не смогло перерубить шею. Пришлось постараться, чтобы рассечь позвонки.
Покойник упал на четвереньки, его башка болталась на уцелевшем фрагменте мышц, стуча по плечу.
– Никакого уважения к пожилой безобидной женщине, – проворчала сойка, напоследок поддав покойника ногой, вымещая на нем дурное настроение.
К этому моменту туаре уже полностью выбрался из бархана, однако, на ее счастье, остался на месте, не заинтересовавшись человеком.
Пока не заинтересовавшись.
Зато песок продолжал подозрительное движение и, кажется, собирался выплюнуть на свет весь торговый караван, погребенный ирифи.
До обрыва оставалось совсем немного, она уже видела его ребристый край и сожалела, что вокруг лишь низкие колючие кусты. Будь у нее палка, скидывать этих тварей вниз стало бы сущим удовольствием. А так Лавиани придется быть осторожной, не попадаться под их зубы и желательно растянуть вереницу жаждущих ее плоти, чтобы разбираться с каждым поодиночке.
В этот момент мертвецы повалились на землю, точно сговорились между собой.
Сойка хмыкнула, глядя на них и на туаре, постепенно сползающего по склону бархана к каменистому утесу. Никто не подавал признаков жизни или… не-жизни. Все еще ожидая какого-нибудь подвоха, ибо мир ими полон, как та сторона шауттами, она осталась на месте, выжидая.
Шерон появилась из-за камней, присела над одним из погибших караванщиков, печально покачала головой, а затем направилась к Лавиани.
– Извини, – сказала она. – Не знала, что ты здесь будешь.
– Ты снова потеряла контроль? В тот раз, во время вьюги, были волки. А теперь уже кое-кто поинтереснее.
– Я пытаюсь учиться, как ты и настаивала, – возразила девушка. – Сегодня решила проверить одну из схем в книге, но когда поняла, что тебя нет в лагере… Вот, успела прежде, чем что-то серьезное действительно случилось. С той зимней ночи я постоянно настороже и больше не допускала таких ошибок. Зачем ты сюда пришла?
Лавиани почувствовала горечь во рту и, испытывая все то же раздражение, буркнула:
– Желала полакомиться птичьими яйцами, но они оказались… не слишком съедобными.
– Оперение у птицы ярко-красное? – прищурилась Шерон.
– Тьма ее знает. Не видела. А что?
– У герцога Карифа большая библиотека, и пока я скучала у него в гостях, читала. В том числе и о тех, кто населяет Феннефат. Здесь немало таких, чье мясо смертельно ядовито. Как и яйца. Ты точно хорошо себя чувствуешь?
Сойка лишь отмахнулась.
– Меня не убьет какая-то курица! Девочка, скажи лучше, а ты видела свои волосы?
Она протянула руку и коснулась белой пряди, появившейся в темно-русых волосах указывающей. Настолько белой, что та искрилась, словно жила серебра, выброшенная на поверхность земли. Или молния, появившаяся в сумеречном небе.
– Заметила, когда рассвело. Это то, о чем пишет Дакрас. Люди, касающиеся дара некромантии, меняются. Их глаза и волосы светлеют.
– Ты не особо опечалена.
– Внешние изменения – это малая цена за те способности, что помогли нам выжить в даирате. Идем в лагерь, смотри, солнце поднялось над горизонтом.
Женщины направились обратно, огибая тела погибших. Лавиани мысленно дала себе обещание, что чуть позже, когда ее никто не будет видеть, она вернется и пороется в их смердящих карманах. А может быть, и седельных сумках дохлых туаре, чем шаутт не шутит.
Она до сих пор жалела, что не успела осмотреть всех мертвецов каравана госпожи Ай Шуль, так как спутники слишком торопились убраться из гиблого места после недельного буйства ирифи. А там, Лавиани в этом уверена, нашлось бы много ценных вещей, которые пригодятся в долгом путешествии, надо было только немного отрыть песок. Но в итоге они уходили в спешке.
Из всего каравана выжили лишь туаре, Лавиани и Шерон взяли двоих, погрузив на них еду, небольшой шатер (вот его как раз пришлось откапывать) и воду, а остальных сердобольная Шерон отпустила на все четыре стороны, перерезав путы, связывающие их ноги.
– Получается, некроманты выглядят похожими друг на друга? – полюбопытствовала сойка.
– Так говорится в книге. «Белые, как соль, выступившая на поверхности мертвых земель». И там нет ни слова о том, о чем предупреждал меня Мильвио – что магия некроманта может пожрать личность. Сломать ее. Перековать. Сделать иной. Вот этого я боюсь. Что дар совершит нечто угодное ему, а не мне. И «я» прежняя навсегда исчезну. Забуду, какой была, и стану считать правильными вещи, которые раньше казались мне совсем неверными. Или отвратительными.
Лавиани равнодушно хмыкнула:
– Изменения – часть жизни.
– Ты же понимаешь, о чем я?
– Понимаю….Ждешь утешения? Я не очень-то на это способна. Так что утешать не буду. Твоя сила в знаниях, именно ради этого я и моталась через половину мира, чтобы добыть тебе книгу. Изучи ее. И научись.
– Это довольно непросто.
– Без учителя? Возможно. Только выбора у тебя нет, девочка. Все мы учимся, и всем тяжело. Некроманту, убийце и даже какому-нибудь сапожнику. Это труд и работа. Работа и труд. Учись. Я сделала для тебя все, что могла. И сделаю больше, если случится то, чего ты страшишься.
Повисло молчание, но наконец Шерон спросила:
– Убьешь меня, если сойду с ума?
– Убью, – кивнула Лавиани. – Примерно это же я когда-то обещала Тэо. Это то, что я умею делать хорошо. Но, возможно, если ты разберешься с книгой, мне не придется поступать так, как я не хочу.
– Ценю твою честность. – Девушка склонила голову. – Значит, мы договорились.
Тихо застучали камушки, катящиеся из-под чьих-то сапог, и сойка, положив руку на нож, повернулась в сторону пришедшего.
Высокий бритоголовый мужчина с аккуратной бородкой, в карифской одежде, при сабле, у него была смуглая кожа уроженца этих мест, привыкшего ходить по пустыне, знавшего ее, а глаза казались темными и… пустыми.
Мертвыми.
Он стоял и смотрел на них, не шевелясь, и Лавиани, сплюнув (сегодня это уже стало для нее привычкой), мрачно изрекла:
– Я все понимаю, но почему он до сих пор не завонял на такой-то жаре?
Шерон скользнула взглядом по Ярелу, человеку, который так желал убить указывающую, но в итоге стал верным молчаливым слугой, повинуясь ее желаниям.
– Потому что это неудобно и непрактично. Особенно если можно избежать без усилий.
– Ты планируешь избавиться от него? – За все время пути сойка ни разу не спрашивала о планах спутницы касательно карифца и теперь сочла, что время пришло.
Ярел был точно ручной пес, впрочем, отличаясь от собаки тем, что не имел привязанности, эмоций и желаний. Никаких желаний, кроме тех, что были у его хозяйки. Он послушно исполнял любые приказы: носил тяжелые вещи, ставил шатер, разжигал огонь, охранял их лагерь.
– В свое время.
– И оно настанет?..
– Довольно скоро. Он удобен. Никто из нас не делает лишнюю работу, сохраняет силы. Вот. Видишь. Это именно то, о чем я говорила.
– А? – не поняла сойка, с трудом оторвав взгляд от лица воина, на котором не было никаких эмоций.
– «Он удобен». Шерон из Нимада никогда бы не сказала таких слов о мертвом. Не стала бы использовать его. Сочла подобное кощунством. Преступлением перед законами Шестерых.
– Твоя Дакрас пишет, что один из Шестерых сам был… ну или была некромантом, – проворчала Лавиани. – Уверена, уж эти-то волшебники смотрели на мир сквозь пальцы, иначе бы никакого Катаклизма не случилось. Ладно. Надеюсь, сегодня мы все же дождемся ночи и наконец-то доберемся до берега Лунного залива. Это треклятое путешествие от Эльвата длится слишком долго даже для такого терпеливого существа, как я.
Бланка встречала их возле шатра, настороженно повернув голову с плотной повязкой, скрывавшей пустые глазницы. Ставшая грязной от желтой пыли сумка, с которой она не расставалась, была перекинута через грудь, лямка врезалась в плечо.
Сперва она услышала их шаги, затем женщины вошли в ее круг «зрения».
– Что там произошло? – с тревогой спросила госпожа Эрбет.
Лавиани пробурчала нечто невнятное, сочтя, что подобного объяснения вполне достаточно, и пошла искать фляги с водой.
– Небольшое недоразумение. Мертвые ожили.
«Взгляд» Бланки метнулся к Ярелу.
– Каким ты его видишь? – внезапно поинтересовалась Шерон. – Какой он?
Та вновь села на расстеленный в тени утеса ковер, убрала волосы, упавшие на щеки, произнесла, пробуя каждое слово на вкус:
– Его можно спутать с предметом. Плотные нити. Но, если приглядеться, за ними – белое мерцание. Одна часть пряжи от него идет к тебе, оплетает твою левую руку. Ты как кукловод, а другие… куда уходят другие, я не вижу, слишком далеко отсюда, и я не рискую расширять свои… хм… горизонты. Но подозреваю, что заканчиваются они на той стороне.
– Той стороне? – эхом спросила Шерон.
– Я так чувствую. Вот здесь. – Женщина приложила ладонь к своему телу. – В желудке, словно холодком дует. Как в башне мертвых, где мы прятались.
Шерон вспомнила, как Бланка, сама того не желая, пробила брешь на ту сторону. Тьма, расползающаяся среди костей, пожирающая тьму ночную, и медные волосы, которые вырывала из своей головы благородная, чтобы неким образом сшить реальность, вернуть ее в изначальное состояние.
Лавиани еще во время бури, оставшись с Шерон наедине среди старых саркофагов, вновь потребовала забрать у спутницы «эту гадкую штуку» и спрятать куда подальше.
– Сейчас не время, – сказала тогда указывающая.
– Ты еще пожалеешь об этом, – посулила сойка. – Она ведь до сих пор не знает, что это такое. Но ты-то! Мерзкая вещь, часть доспеха Вэйрэна, дрянь, из-за которой началась Война Гнева. Ну ты помнишь, да? Великие волшебники перемерли, магия ушла, Катаклизм, Единое королевство и куча покойников. А потом Тэо получил метку из-за нее, и шаутты вернулись. Нет? Послушай меня, я предлагаю разумный выход из крайне дурной ситуации. Ведь когда мы доберемся до побережья и отправимся в Риону, то поплывем через Лунный залив, а потом и через Жемчужное море. Очень долгий путь. И очень далекое дно где-то там, под нами. Пучина, куда не опускаются даже уины, не говоря уже о рыбацких сетях. Никто ее никогда не достанет. Не лучше ли Ариле навсегда упокоиться среди медуз да крабов?
Указывающая на мгновение задумалась и ответила:
– Скованный…
– Вот! – Лавиани ткнула пальцем в мрачный потолок, прислушиваясь к тому, как уже третий день за стенами даирата безумствует дикий ветер. – Вот именно! Хранил! И дохранился! Арила ее нашла. Потом Тион пошел мстить и…
– Тион уже пытался спрятать ее. Помнишь?
– Ну в умственных способностях Тиона я сомневаюсь, – проворчала сойка, и выражение ее лица говорило, что она-то поумнее всяких великих волшебников. – Такие вещи следует прятать не в земле, на которой потом появятся новые города, а на дне.
– Полагаю, их бесполезно прятать, – возразила ей Шерон. – Они, как бы это сказать, всплывают. Ты покинула Летос слишком рано, а я прожила на берегу моря всю жизнь. Во время шторма оно выбрасывает на берег и более тяжелые и странные предметы, чем маленькая статуэтка. Возможно, это случится не сразу, а через сто лет или тысячу, но случится. Уверена. В конце концов, эту вещь создали шаутты.
– Тем больше поводов от нее избавиться раз и навсегда. К тому же тысяча лет – отличная цифра, как по мне. Нас уже не станет, пусть другие ломают голову, что делать.
– Мильвио так не поступил. Хотя ты говорила с ним, убеждала. Помнишь?
Лавиани скривилась.
– Фламинго еще более упертый, чем ты. Что взять с южанина? Теперь он далеко, а Бланка – вот она. Руку протяни. И меня подобное соседство очень беспокоит.
– Почему ты не доверяешь ей?
К своему удивлению, сойка задумалась, прежде чем ответить, хотя сначала хотела просто отмахнуться «потому что нет», без всяких лишних объяснений. Лавиани вообще не очень любила объяснять, а сегодня она уже наговорила на неделю вперед:
– Хм… мое мнение не изменилось, пусть слепая и дралась на нашей стороне. Я ведь пару дней назад уже говорила, что люди, подобные ей, преследуют только свои интересы, и мы просто выгодные спутники. Пока. Появится возможность сбежать вместе со статуэткой, полагаю, она сразу же ею воспользуется. Ну… – Лавиани ухмыльнулась. – Я бы поступила именно так. Но пока ей некуда бежать, особенно если благородная не хочет остаться в пустыне, где солнце высушит ее мозг прямо через черепушку. Меня беспокоят ее умения. Или неумения. Она не врет, когда говорит, что не знает, как управляться с этими самыми нитями. Делает все по наитию, а хуже наития ничего нет. Это все равно что дать факел безумцу, впихнуть его на склад с черным горючим маслом да надеяться на удачу. Повезет ему или нет? Лелеять свою надежду можно до бесконечности, но скорее всего – не повезет. Потому что факел, черное масло и безумец – крайне взрывоопасное сочетание. Бланка хуже безумца.
Сойка потянула носом воздух, пахнущий холодом, тлением и костяной пылью.
– Чуть что, – последовал резкий щелчок пальцами, – и ирифи за окном. А ирифи – сулла. И с ними еще какая-нибудь напасть. Так что ты следи за ней сама. Посади на цепь, привяжи к своей лодыжке, но глаз не спускай, иначе в шатре станет тесно от каких-нибудь шауттов. А справляться с демонами тяжеловато для моего возраста.
С того разговора прошло уже полторы недели, в одиночку они добирались до перевала гораздо дольше, чем если бы шли вместе с караваном Ай Шуль, погибшим под стенами древнего кладбища. Но «факел» не «поджег» «масло». И теперь Бланка, слишком загорелая и сильно похудевшая, сидела перед Шерон, никого не отправив во тьму.
– Спасибо, – внезапно сказала госпожа Эрбет, глядя в сторону. – Я так и не поблагодарила тебя.
– За что?
– Ты почувствовала, что я умираю, и спасла меня.
– Я была вместе с Лавиани.
Бланка помолчала и произнесла с тихим смешком:
– Придется и ее поблагодарить, раз так. Полагаю, она будет довольна.
Шерон, вопреки желанию, негромко рассмеялась. Села рядом. Они были два совершенно непохожих человека. Разные внешне, разные по происхождению и воспитанию. Но в последнее время часто беседовали друг с другом, и помощь госпожи Эрбет в переводе книги старой тзамас оказалась неизмеримо ценна.
– Пожалуйста. Но ты вряд ли мне что-то должна. Тогда ты выручала Мильвио.
Рыжеволосая скупо кивнула.
– Когда нити стали рваться, тьма расползалась… и почти пожрала его. Я не знаю где. Далеко. На севере. Или западе. Там… Я соткала мост для него, а вокруг исчезали нити. Сотни. Тысячи. Умирал целый город.
По спине Шерон пробежали мурашки. Хотела бы она знать, что случилось. Хотела бы быть уверена, что с Мильвио все в порядке.
Они продолжили путь, едва стемнело. Бросили шатер и весь скарб, не став грузить его на туаре, терять время. Мандариновые утесы – высокие скалы с плоскими верхушками – приняли маленький караван в свои безучастные объятья, пригласили в зияющее ущелье, сухое и тихое. По нему звери начали подъем, то и дело гортанно вскрикивая, нюхая воздух, чуя, что их путь наконец-то подходит к концу.
Перевал венчала корона из каменных зубьев, в которой никто бы не узнал останки сторожевой башни, построенной еще в прошлую эпоху. Сотни звезд мерцали, наблюдая за теми, кто прошел путь по забытому тракту Колодцев Бидумне Эль-Ман. Они бросили вызов Феннефат и выиграли у нее, не остались среди песков, скал, курганов, древних становищ, в царстве пекла и жажды.
Им удалось то, что у многих не получилось.
Спуск был относительно легким, пусть ущелье и сжалось, больше напоминая трещину в ореховой скорлупе, чем путь. В какой-то момент сойка, правившая туаре с помощью жезла, увенчанного крюком, довольно улыбнулась. Внизу, под лапами зверей тихо и неуверенно зажурчала вода. Слабый робкий ручеек едва шептал, ныряя под бесконечные камни, но стоило им оказаться ниже, и он начал звенеть вполне уверенно. И этот звук был точно мед для ушей странников.
Вода означала жизнь и надежду.
Ущелье раздалось, и Шерон, держась за балку навеса, установленного на спине зверя, привстала, вдыхая полной грудью. Пахло живой землей. Той, что пропитана влагой, на которой могли взойти злаки. Щедро. Пьяняще. Одуряюще. А еще ночными цветами, душистыми, ароматными и нежными. И морем. Благоухание, что наполняло ее легкие настоящим концентрированным счастьем.
После долгих дней через душное пекло – эти новые ощущения были настоящим волшебством.
Далеко впереди и внизу – на широкой полосе земли между кряжами и морем, матово блестящем в свете умирающей луны, растянулась вдоль побережья мерцающая цепочка огней.
Город.
Лавиани победно улыбалась:
– Зевут. Мы добрались. Ай Шуль говорила, что здесь есть корабли и мы сможем уплыть.
– Не слишком он большой, – с сомнением произнесла Шерон, привыкшая к огромному Эльвату. – Корабли?
– Это море. Конечно, не такое, как на нашей родине. Здесь в каждой деревушке есть корабли. Ну… или лодки, похожие на корабли. Море кормит людей. Море дает возможность заработать. В том числе и незаконно. Всегда найдется дырявое корыто, которое можно нанять за звонкую монету.
На лице указывающей проступило сомнение, и Лавиани раздраженно процедила:
– Если не будет судна, то я вырублю все пальмы, кустарник, разберу каждый из домов и построю плот. Отправлюсь вплавь, коли надо. Но как можно дальше от этого герцогства. Нас здесь не больно-то жалуют.
Об этом Шерон помнила и на всякий случай обернулась назад. Второй туаре величаво брел за ними, везя на спине Бланку и Тэо.
– Мы должны все хорошенько обсудить, прежде чем идти в город. Нам нужен план.
Лавиани стукнула туаре жезлом, тот негодующее всхрапнул, но послушно остановился, медленно опустившись на брюхо.
– Ждите здесь, – сказала сойка, спускаясь по веревочной лестнице. – Я осмотрюсь и вернусь.
– Как скоро?
– Ждите! – повторила она и поспешила по каменистой дороге вниз, через обработанные поля, к городу.
Дом, в который привела их Лавиани, язык бы не повернулся назвать жильем.
Он стоял возле самого берега, заброшенный, укрытый густыми колючими зарослями кустарника, ветви которого пригибались к земле от темно-лиловых ягод. Шерон, держащая Бланку под локоть, и не заметила бы прохода в рассветных сумерках, если бы Лавиани не указала, где свернуть.
Стены строения оказались сделаны из глины, стекла отсутствовали, дверь тоже. Крыша частично обвалилась внутрь, сгнила, а оставшийся край, едва способный давать тень, держался исключительно на честном слове.
Никакой мебели, на грязном полу лишь сухая солома, и девушка, опасаясь змей или скорпионов, наступала на нее с опаской. Над головой слабо гудело – под самым потолком висело большое осиное гнездо.
– Они не против новых постояльцев, – произнесла Лавиани и мрачно уставилась на Ярела, который по приказу Шерон нес на вытянутых руках так и не проснувшегося Тэо.
Шерон негромко щелкнула пальцами, и мертвый слуга герцога Карифа положил акробата на указанное ею место.
Бланка покрутила головой, не выказывая никаких эмоций. Сойка лишь фыркнула:
– Не дом твоего муженька?
– Гораздо уютнее, – ровным тоном ответила рыжеволосая, садясь прямо на пол.
– Да ну? – подозрительно прищурилась убийца Ночного Клана.
– Конечно. Здесь же нет его.
– Хм.
Госпожа Эрбет рискнула снять лямку сумки с плеча, сунула туда руку, достала флягу, вытащила пробку, напилась и протянула Шерон, но та слабо покачала головой.
– Скоро нас настигнут… серьезные проблемы. – Фляга скрылась в сумке.
– Это не вопрос. – Сойка плевать хотела, что ей воды не предложили.
– Нет, Лавиани. Это утверждение. Вы не убили, просто бросили туаре, а они не полевые мыши. Заметные звери, редкие и дорогие. Их увидят.
– Увидят, – согласилась сойка. – Туаре из каравана, с клеймом на шкурах, с вещами, но без седоков. Ай Шуль приходит сюда не первый год, и что же подумают местные? Был ирифи, караван пропал, но эти животные выжили и пришли к людям. Этого им достаточно. Никто не пойдет в пустыню, чтобы разыскивать погибших, и пока новости по побережью доберутся до тех, кто нас преследует – мы уже исчезнем. А может, и не доберутся никакие новости. Туаре стоят дорого, и для такой дыры они – целое состояние. Проще уж забрать себе, да продать где-нибудь, не привлекая внимания. В конце концов, мы в городе контрабандистов. Так что я полагаю, разговоров будет гораздо меньше, чем если бы мы въехали на туаре в центр города. Вот тогда бы нам точно не избежать множества вопросов.
