Алексей Пехов
Ловушка для духа
– Дорога в Румунг ведет только в одну сторону – слышал такую пословицу? Тебя никто не отпустит.
Сагюнаро запоздало подумал, что надо было притвориться беспечным, доверившимся им. Но внутреннее чутье заклинателя подсказывало – в его игру не поверят.
Маги медленно двинулись к нему, собираясь захватить в кольцо.
За спиной одного из них неожиданно мелькнуло нечто серое, размытое, пока еще неоформившееся, и спящий шиисан Сагюнаро вдруг проснулся. Так уже бывало. При столкновении с тенями в старом канрине и во время схватки с гаругами. Красная ярость затопила все вокруг, притушила зрение, и он стал видеть лишь контуры людей, источающие теплую ауру крови. Вокруг них витали серые призраки – духи наполовину реальные, наполовину погруженные в потусторонний мир.
Меч вылетел из руки легко, почти без боли, по щеке потекла кровь.
– Шиисан! – послышался искаженный человеческий голос. – Одержимый шиисаном! Впервые вижу такого.
– Не дайте ему сбежать! Он нужен мне! Живой!
Первого мага он встретил скользящим ударом меча по плечу. Дух, бросившийся на защиту своего господина, едва не развеялся, но успел увернуться. Заклинатель Румунга шарахнулся в сторону, зажимая кровоточащую рану. Второй шима кинулся под ноги, словно атакующая змея. Сагюнаро подпрыгнул, рубанул по нему клинком, и дух распался на две половины, сотканные из дыма, словно клок тумана.
А потом его накрыло. Бывший учитель, стоявший за спиной, накинул заклинание. Что-то очень сложное, высочайшего уровня. Туго скрученная невидимая нить, прочная, как металл, оплела тело, шиисана выдавило из сознания, меч горячей струей крови стек с руки и расплескался по каменным плитам. Сагюнаро пытался вырваться – но его лишь сдавило сильнее и бросило на пол. Он увидел колышущиеся красные человеческие контуры, приближающиеся медленно, и услышал голоса:
– Кому нужен недоделанный шиисан?!.
– Мне. Я уже сказал. Оставьте его живым.
– …Нет времени возиться с ним. Проведешь свои опыты после.
– Нет. Сейчас.
– Ну как знаешь…
Над ним склонилось бледное размытое пятно лица, а потом в глазах потемнело – и больше он ничего не слышал и не чувствовал.
Сагюнаро очнулся в подземелье, уже в собственном сознании, неизгоняемый затаился на дне души. Руам стоял рядом, рассматривая нового ученика, или пленника, особой разницы теперь не было.
– Это для твоей же пользы, – сказал маг вполне дружелюбно. – У тебя есть выбор – умереть сейчас, сойти с ума позже, превратившись в злобную тварь, или принять знания, за которыми ты пришел. Я по-прежнему готов их тебе дать. Так что ты выбираешь?
– Знания, – хрипло ответил одержимый, едва узнав свой голос.
– Разумно. Тогда начнем наши уроки.
Все эти уроки с точки зрения Сагюнаро оказались бессмысленными. Он не понимал, чего от него добиваются… Руам чертил на полу незнакомые символы, смутно напоминающие заклинателю искаженные обрывки формул подчинения и вызова. Бормотал их вслух, перемешивая узнаваемые слова с неизвестными. Жадно смотрел на пленника, ожидая чего-то, но не мог дождаться и злился, хотя и пытался скрыть это. За все это время учитель Хейон ни разу не спустился в подземелье, чтобы узнать, как дела у его бывшего ученика. Впрочем, теперь это уже не имело значения.
Сагюнаро надеялся, что у него получится однажды усыпить бдительность магов и ускользнуть, но его не выводили из подвала. И очень скоро заклинатель понял, что вместо того, чтобы подчинять себе шиисана, он все больше подчиняется ему сам. Чувствовал, как погружается в темноту, редкие периоды просветления сменялись глухим беспамятством. Примерно тогда же его начали кормить сырым мясом. Неизгоняемому это очень нравилось. Человеку было все равно.
Его сознание стало населено призраками. Сагюнаро едва помнил, кто он, каким был. Иногда память возвращала картины смутные, странные, как будто чужие…
Высокая девушка с красными волосами. Хмурый мужчина в одежде, расшитой драгоценными камнями. Переплетение комнат, в которых скрывалась прекрасная, белокожая женщина с рубиновыми глазами. Она иногда снилась ему, тихая мелодия ее зова звучала сквозь тяжелую дурноту и растворялась в темноте.
Но воспоминания быстро рассеивались, тонули в мутном болоте настоящего. Сон сменялся короткими периодами бессмысленного бодрствования, иногда похожего на сновидение, а иногда ослепительно-яркого, болезненного, словно порез. Время от времени его будили, и он никогда не знал, кого увидит в следующий миг, хотя обычно выбор был невелик.
Сегодня он проснулся от легкого прикосновения к плечу, звука своего имени, произнесенного тихим женским голосом. И тут же в глаза ударил белый, слепящий луч.
– Свет! – крикнул он, закрываясь локтем. – Убери!
Порой глаза легко переносили блеск светильников, а бывало, самая слабая искра причиняла мучительную боль.
– Извини, – прозвучало в ответ торопливое. Слепящее сияние погасло. Едко запахло сгоревшим фитилем и горячим маслом. – Так лучше?
– Да.
Он опустил руку и своим обострившимся зрением смог различить девушку, стоящую рядом с ним на коленях. У нее были коротко остриженные темно-русые волосы, худое лицо, тревожные глаза. Белая рубашка, напоминающая цветом тогу заклинателя из ордена Варры.
– Ты Нара? – произнес он полувопросительно. – Я тебя помню.
От нее пахло листьями, мокрой землей, мхом, древесной корой. Эти ароматы так плотно впитались в ее одежду и волосы, что стало понятно – она много времени провела в лесу.
– Сагюнаро, – прошептала девушка, убирая за уши растрепанные волосы, падающие на глаза. – Я недавно вернулась. Я знаю, что произошло.
– А что произошло? – Он приподнялся, отметив мимоходом, что обе его руки выглядят нормально. Костяное оружие шиисанов исчезло.
– Рэя и Гризли пытались убить. Руам и остальные. Но твоим друзьям удалось бежать. Их унес черный кодзу.
Пленник промолчал, не показывая, что ему уже известна эта информация.
– Какие еще новости?
– Я подслушала разговор Ари с Руамом. Они собираются… – Нара придвинулась ближе. Ее глаза блестели в темноте, дыхание долетало до одержимого теплым обрывистым ветром, шепчущим: – Они надеются с твоей помощью управлять хозяином шиисанов.
Заклинатель невольно рассмеялся.
– Это невозможно.
– Руам говорил – возможно. – В голосе девушки зазвучал явственный страх. – Он знает как. Но пока у него не получается. Ты сопротивляешься.
– И зачем им это надо? – Сагюнаро сел, поморщившись от громкого, колючего шелеста сухой соломы.
– Поработив повелителя шиисанов, можно получить власть над армией неизгоняемых… – Нара замолчала, передернув плечами. В ее взгляде, устремленном на собеседника, застыла реальная паника. – И мне даже представить страшно, для чего им это нужно.
– Почему ты рассказываешь мне об этом? Ты же должна быть на их стороне?
– Сначала меня… нас с Казуми просто учили заклинать духов. Давали новые мощные формулы. Именно за этим я и пришла сюда. Учиться! А не участвовать в тайных заговорах! – Нара повысила голос, и тут же замолчала, опасаясь, что ее услышат.
– Если бы я мог связаться с Рэем…
– Ты уверен, что он жив? – осторожно спросила девушка.
– Да. Уверен. Но я ничего не могу сделать. Ты должна сообщить в Варру о том, что здесь происходит.
– Я попытаюсь, – ответила она не слишком твердо. – Но меня перестали выпускать из храма. Постоянно следят. Мне чудом удалось пробраться к тебе. И пора уходить, пока не хватились.
Она быстро поднялась и, глядя сверху вниз на Сагюнаро, попросила:
– Сопротивляйся. Ладно?
Он усмехнулся в ответ, проводил взглядом девушку, торопливо поднимающуюся по лестнице. Когда дверь за ней закрылась, снова прикрыл глаза.
Шарх – повелитель шиисанов. Рэй говорил о нем. По всей видимости, узнал что-то от кодзу. Можно было догадаться, что пожиратель мыслей не оставит друга в покое. В этот раз он помог ему, но что будет потом? Чего он потребует за услугу? Впрочем, Рэю всегда удавалось победить, обмануть, убедить любую потустороннюю сущность. Потому что тот был живым, самодостаточным, цельным и никогда не принадлежал миру духов, как Сагюнаро с самого рождения…
Ладонь левой руки закололи сотни невидимых игл. Словно меч рвался вновь искупаться в крови. Пленник машинально вытер пальцы о штаны и только сейчас обратил внимание на то, во что одет – это была свободная льняная курта с черными символами, пересекающими грудь. Дорожки крови прочертили на них запутанные узоры, но те оказались вполне узнаваемы. Те же самые знаки опоясывали ткань на каждой ноге на уровне колен.
Призыв потусторонней сущности. Непрерывный, настойчивый. Он должен был звучать для нее как аромат свежей крови, как звон медного колокольчика для медори или запах тухлого мяса для ксамику. Неудержимый, влекущий зов.
Сагюнаро поднялся, рванул одежду за воротник. Материал на груди разошелся с треском. Символы распались на две части. Это должно было прервать призыв или хотя бы ослабить. Во всяком случае, он на это надеялся.
«Если долго всматриваться во тьму, рано или поздно тьма начнет смотреть на тебя», – фраза из какой-то книги, одной из тех, что он так много читал прежде, неожиданно всплыла в памяти. Кажется тогда, в далеком счастливом прошлом, это иносказательное выражение понравилось ему. Но он не думал, что придется испытать его на себе.
– Я не должен смотреть во тьму… – повторил он вслух.
Почти то же самое, только другими словами ему говорил Рэй – не убивать людей, не упиваться местью, сдерживать своего шиисана. Правильные советы, если бы еще получалось следовать им…
Армия неизгоняемых. Неужели маги Румунга обезумели настолько, что готовы пойти на это?
Сагюнаро лег, уткнувшись лицом в солому. Она колола кожу, лезла за воротник и забивала ноздри оглушающим запахом луга. Это было настоящее ощущение, которое позволяло удержаться в реальности. Он не хотел думать о том, что случилось с ним в день духов. Не хотел думать о пещерах, о своем несостоявшемся перерождении. Раньше он лечился воспоминаниями о Торе. Смелой, яркой и тоже настоящей, как запах луга и колючее прикосновение сухой травы. Но затем понял, что она начала вызывать у него единственное желание – впиться зубами в ее гибкое, сильное, живое тело. Это ощущение оказалось настолько острым, что он предпочел отказаться от мыслей о девушке, которая была так симпатична ему.
Забыть о ее письмах, в которых она рассказывала о себе, своей матери из Суры и отце-харугце, знаменитом акробате, который сорвался во время выступления с трапеции и разбился. О мире цирка, наполненном праздником, тяжелым трудом, победами, поражениями и новыми победами. Чем-то похожем на его мир – только в нем людей, не сумевших совершить новый кульбит, не пожирают гаюры, а гимнаста, решившего помочь партнеру, не превращают в одержимого. Еще они играли в забавную игру. Тора описывала невероятные, странные, пугающие события, которые происходили с ее друзьями или знакомыми. Сагюнаро отвечал, какой именно дух напал на возчика, кто прятался в подвале заброшенного дома, отчего футон может оказаться перевернутым последнего числа первого весеннего месяца, или почему нельзя рассказывать детям страшную историю про коровью голову. Еще он делился с ней воспоминаниями ей о прекрасных сущностях, которые приходят к умным, честным, отважным людям, чтобы помогать, учить, защищать их или просто порадовать. Мудрый блистательный иумэ любил настойчивых, преданных своему делу, талантливых ученых. Руг щедро награждал отважных воинов, посвятивших себя защите слабых. Анносу любил смелых, веселых детей и часто присматривал за ними, выручая из сложных ситуаций или отводя болезнь… Этими историями Сагюнаро пытался показать Торе, что в мире существует не только кодзу, шиисаны или журы, сделать ее мир хоть немного добрее, легче и светлее… Иногда он пересказывал ей свои приключения, естественно упуская многое. И понимал, что циркачка – единственный человек, не заклинатель, с которым он может так легко общаться. Но теперь и это успокоение было для него потеряно.
Оставалось только дожидаться появления Руама. И по запаху, который тот приносил с собой, догадываться, что происходило в мире за каменными стенами – лил дождь, солнце раскаляло пыль на площади, совершался обряд подношения духам, велась долгая тренировка или служение в храме.
Руам приходил еще несколько раз, но ничего не смог добиться. Ученик смотрел сквозь него, не двигаясь с места, не разговаривая, не реагируя ни на формулы вызова, ни на боль. Погружаясь в свои видения.
В последний раз маг выругался, длинно и запутанно, развернулся, размазывая подолом одеяния кровь по полу, и вышел из подземелья.
– Никаких изменений, – услышал пленник приглушенные слова, произнесенные с досадой.
– Мы на это и не рассчитывали, – прозвучал такой же тихий ответ.
Но Руам был не прав. Изменения были. Сагюнаро понял, что временами слух его обостряется невероятным образом. Скрип закрываемой двери, скрежет железа по железу, шорох, с которым сквозняк перекатывает песчинки по полу, постукивание сандалий у входа в его подземелье. А еще он слышал далекие голоса, звучащие за тонкой преградой между этим миром и другим – безликим обиталищем духов. Иногда ему снилась человеческая фигура, стоящая рядом, и любопытный взгляд, пронзающий сновидение. За ним следили – некто невидимый и неуловимый появлялся и тут же исчезал, стоило задержать на нем взор. Та самая тьма, которой ему следовало остерегаться, быть может.
– Как тебе предложение выпустить его ненадолго в город? – продолжил разговор маг. – Свежие впечатления, много запахов, звуков, много людей. Пусть пройдется по району, где живут низшие касты. Там есть кем поживиться. Если Сикх позволит – прогуляйся со своим шиисаном.
Сагюнаро, только что равнодушный ко всему и ко всем, вскочил. Десяток идей от плана побега до попытки передать сообщение Рэю заметались в его голове.
– Хорошая мысль, Никхир, – услышал он, как произнес Руам довольно. – Ему действительно пора поразмяться.
Голоса отдалились и смолкли. Одержимый заставил себя успокоиться и снова опустился на пол. Глава румунгских магов мог не дать разрешение, так что пока стоило вообще забыть о возможной прогулке. Но Сагюнаро продолжал напряженно прислушиваться и терпеливо ждать. Он не шевелился, чтобы не заглушить шорохом одежды и слишком громким дыханием звуки, доносящиеся из коридора. И спустя несколько часов послышались быстрые уверенные шаги, загрохотал засов, скрипнули петли открывающейся двери.
– Вставай, – небрежно бросил Руам, глядя на ученика, затаившегося в темноте у дальней стены. – Я иду в жилые кварталы. Ты со мной.
Пленник неторопливо поднялся, стараясь не выдать своей радости. Но маг многозначительно усмехнулся, разглядывая ученика, медленно приближающегося к лестнице:
– И помни, никаких глупостей. Я слежу за тобой.
В храме было полутемно. Светильники, укрепленные на каменных стенах, горели через один. Сагюнаро шел впереди, чувствуя, как Руам, следующий за ним, наблюдает за каждым его движением. Ожидает нападения, попытки бегства или проявления потусторонней сущности, почуявшей свободу?
Стараясь отстраниться от нематериального прикосновения, колющего затылок, одержимый ускорил шаг. Здесь не было окон – стены длинного коридора с низким потолком покрывали пластины барельефов, почти стершихся от времени. Смутно угадывались фигуры людей, склоненных в одну сторону, словно идущих против сильного ветра. Бесконечные ряды выгнутых человеческих тел.
Черный тоннель, редкие пятна света, тени, копошащиеся на барельефах, вызывали у Сагюнаро странные ассоциации с давними смутными снами, жуткими историями, услышанными в детстве, которые нашептывал таинственный мягкий женский голос в темноте и которые он постарался забыть, но они продолжали жить на границах его памяти. Шиисан заворочался, просыпаясь, но тут же затих, завороженный мерцанием фонарей.
– Это место – подземные галереи и залы – существовали задолго до того, как над ними построили храм, – сказал Руам, хотя спутник не ждал объяснений. – Здесь скрывались люди, спасшиеся после гибели материка, и уцелевшие маги.
Сагюнаро молча посмотрел на него. Красные одежды спутника казались почти багровыми, черные тени исполосовали его лицо глубокими морщинами, а узкая белая линия на смуглом лбу светилась в темноте. Маг ответил понимающим взглядом – глаза блеснули под выступающими надбровными дугами словно два светляка. Понял, что жажда знаний ученика на краткое время пересилила его враждебность.
– Как я говорил прежде, до нашей небольшой размолвки, которая привела тебя в подземелье, – Руам многозначительно улыбнулся, видимо посчитав забавным назвать размолвкой полноценное сражение с применением магии и оружия шиисана, – Аканэ была всего лишь малой частью огромного материка. Мои предки – великие маги древности спасли эту крошечную часть суши, отодвинув ее далеко в море от гибнущего континента. Говорят, в ясный день с побережья Агосимы видны три утеса, поднимающихся из воды, – это все, что осталось от прежних земель.
Слушая его, Сагюнаро недоумевал – Руам говорил так доброжелательно и спокойно, словно не было месяца заточения в подвале, выманивания шиисана с помощью хлыста, постоянной боли… Словно он действительно считал его учеником, которому необходимо небольшое историческое пояснение.
– Уцелевшие говорили, – маг продолжил рассказ и неторопливый поход вдоль барельефов, как будто не замечая мрачного молчания спутника, – что несколько ночей слышали крики и стоны людей, умиравших в волнах и пытавшихся плыть по бушующему морю. Почти все они погибли. А спустя сутки призраки, привлеченные болью и отчаянием умирающих, хлынули на спасенные земли. Сотни сотен.
Руам замолчал и жестом велел спутнику, замедлившему шаги, не задерживаться. Коридор оборвался, выведя их в огромный зал. Массивные колонны, поддерживающие свод, напоминали неохватные стволы деревьев, а прожилки на них были похожи на пластинки каменной коры.
За одним из столбов мелькнули алые одежды, но маг не остановился, чтобы поприветствовать собрата, даже не оглянулся.
Руам указал Сагюнаро налево, где за монолитными колоннами виднелся еще один коридор, и продолжил рассказ:
– Заклинатели пытались сдержать злобных духов, но не смогли. Им пришлось призвать сотрясателей земель, которые подняли горы, отгородив Агосиму от остального мира. И остаться, чтобы сдерживать сущностей, готовых уничтожить выживших людей. Маги создали здесь тюрьму для себя и своих потомков, которые долгие века продолжали их дело. – Руам с грохотом задвинул легкую деревянную решетку, отделив широкий коридор, в который они только что вошли, от зала с колоннами. – Так что не один ты сидишь в узилище. Мы тоже. Правда, в отличие от тебя у нас камера побольше – целая провинция.
Подобное сравнение показалось Сагюнаро неуместным. Как бы не был велик подвиг магов древности, он не оправдывал поступков их потомков. Но заклинатель промолчал, продолжая запоминать дорогу.
Коридор вывел к подножию лестницы. Последняя ступень упиралась в массивную дверь, окованную железом. Сквозь рассохшиеся щели в дереве пробивались тонкие лучики света. Они коснулись одежд мага и высветили на ткани россыпь алых точек.
– Но скоро мы выйдем из своей тюрьмы. – Руам вытащил из-за пояса ключ, вставил в шестигранную замочную скважину и распахнул тяжелую створку. – Так же как и ты.
Сагюнаро сделал шаг вперед и ослеп. Яркий свет хлынул со всех сторон, отражаясь от белых камней площади, от белых стен храмовых построек, засиял на золоте обломка колесницы древнего духа.
Над Румунгом недавно взошло солнце и теперь щедро поливало город жарким светом.
Руам взял ученика за плечо, слегка подтолкнул вперед и сказал насмешливо:
– Правда, не знаю, справишься ли ты со своей вновь обретенной свободой.
Разноцветные пятна, плавающие перед глазами Сагюнаро, постепенно складывались в картины: площадь на краю обрыва, огороженная невысоким забором, покрыта сетью теней, падающих от статуй духов. С крыши одной из многочисленных храмовых построек сорвалась стая голубей. Они растворились в блеклом утреннем небе, но сверху все еще слышался нестройный свист десятков крыльев, рассекающих воздух. В черных провалах дверей виднелись дрожащие огоньки светильников. Мерцающие и тусклые.
Сагюнаро жадно вдыхал разлитые здесь запахи – остывшие за ночь камни, покрытые влажной пылью, старый шафран, грязными полосами стекающий со статуй духов, сладкая гниль фруктов из подношений, теплая шерсть мако, лениво выбирающихся из-за камней.
Город, лежащий внизу, начал просыпаться, грохотать повозками, звенеть кварталом лудильщиков, стучать молотками каменотесов, перекрикиваться громкими, нестройными голосами. Но над храмом все еще лежала глубокая, неподвижная тишина.
Они пересекли площадь и подошли к лестнице. Не той, по которой Сагюнаро с друзьями поднимался в прошлый раз. Эта была гораздо более узкой и разделена небольшими площадками на несколько пролетов. На каждом из них сидели и лежали нищие. Оборванные грязные фигуры, источающие зловоние, забивающее запах живой плоти.
На склонах холма по обе стороны от ступеней, между стройными стволами сосен и акаций лепились крошечные кривые домишки, кое-как собранные из почерневших от времени досок. Запах старости, болезни и тления с каждым шагом становился все сильнее и тягостнее. Возле их стен начали копошиться люди, они с опаской поглядывали на грозного мага в красном, неторопливо спускающегося по лестнице, и с еще большей настороженностью – на высокого, худого светловолосого юношу в грязно-белых одеждах, разрисованных пугающими черными символами.
– Не злись, – сказал Руам миролюбиво. – Ты должен понять, боль, которую я причиняю тебе, необходима.
– Неужели? – прервал свое долгое молчание Сагюнаро.
– Неизгоняемые понимают только язык боли. Слушаются только его. Я обращаюсь к твоему шиисану, не к тебе. Пытаюсь подчинить его, не тебя. Он должен выполнять мои приказы. Это единственный способ. Иначе он уничтожит в тебе человека. А я пытаюсь его сохранить.
– Значит, ты действуешь исключительно ради моего блага?
Маг усмехнулся, неторопливо разгладил свою разделенную надвое бороду. Затем, поразмыслив, запустил ладонь в широкий рукав и вытащил потертый лист бумаги.
– Это тебе. Можешь прочесть.
Сагюнаро узнал почерк Торы. Первым порывом было – взять письмо, жадно вчитаться в неровные, торопливые строчки, но он отвернулся, отрицательно покачал головой.
– Уверен, что не хочешь?
– Да. Уверен.
– Правильное решение. – Руам разорвал бумагу и, не глядя, бросил на землю в грязь и мусор. – Ей не нужен шиисан. Единственное, что он может сделать для нее, – убить ее. И ты сам это понимаешь. Так что позволь мне действовать, как ты говоришь, ради твоего же блага. Доверься мне.
– Я не могу доверять людям, пытавшимся уничтожить моих друзей.
– Повторяю еще раз, Сагюнаро, никто не собирался убивать твоих друзей. – Маг небрежно швырнул несколько монет нищим, торопливо отползающим в сторону с его дороги и, не слушая восхвалений в свой адрес, продолжил: – Мы пытались остановить двух мальчишек, по глупости забравшихся туда, где им быть не положено. Хотели просто поговорить с ними, но они решили, что их жизням угрожает опасность, и сами напали на нас. Так же как и ты.
– Я не нападал на вас.
– Верно. Не ты. Это сделал твой шиисан. Тот самый, с которым ты не можешь справиться самостоятельно.
Сагюнаро на миг прикрыл глаза, свет дня слепил его, а слова Руама все больше затягивали в паутину лжи, которая выглядела очень похожей на правду.
Но он знал, что это ложь.
Ему вдруг вспомнились слова, которые часто произносил отец после встречи со своими даймэ[1].
«Люди не лгут. Они говорят правду. Свою правду. То, что считают или хотят считать истиной. Твое дело – принимать ее или нет. Ты должен понимать, насколько она соответствует твоим интересам». Голос отца – уверенный, властный, звучал так явственно, словно тот был рядом. Сагюнаро покачал головой. Теперь у него было две правды – одна человеческая, другая принадлежала неизгоняемому.
Они спустились с холма и сразу погрузились в путаницу переулков, заваленных мусором и гниющими отбросами.
Румунг не был похож на Варру. Он вообще не вызывал у Сагюнаро ассоциаций ни с одним из городов, которые тот видел.
Здесь оставалось сумрачно и сыро, несмотря на яркое солнце, висящее над домами, – улицы были такими узкими, что почти смыкающиеся крыши не пропускали свет. Тучи мух вились над кучами рыбьих голов, костей и внутренностей. Похоже, никто не утруждался относить отходы на свалку, закапывать или сжигать – каждый бросал мусор у собственного порога.
По земле растекались зеленые зловонные лужи. На стенах, покрытых потеками сырости и плесени, виднелись полустершиеся рисунки – прекрасные и уродливые духи, большинство из них незнакомые Сагюнаро, криво нацарапанные символы защиты.
Черноволосые женщины и мужчины, серые от грязи, но в ярких и тоже не очень чистых одеждах, занимались своими делами – шли с корзинами на базар, судя по острому запаху фруктов и мяса, находящийся совсем близко, выплескивали помои на дорогу, сплетничали, ссорились, разделывали туши прямо на улице. Носились, играя, сопливые растрепанные дети. Но все поспешно замолкали, останавливались, расступались, опускали взгляды, едва завидев алые одежды. И начинали тревожно перешептываться, забыв о привычных делах, когда маг удалялся на безопасное расстояние.
Руам шел, словно корабль, разбивающий мутные волны, которые еще долго потом колыхались за его спиной, перенося мусор с места на место.
Также бросались в глаза среди жалких домишек, наспех сколоченных каморок для торговли, корзин, выставленных на продажу, тележек с фруктами и завалов досок – обломки древних зданий невероятной красоты. Их колонны, остатки стен и лестниц до сих пор матово светились отполированным молочно-белым, черным, красным камнем. Они были чем-то похожи на храмы, возведенные в Варре на берегу Багмани. Те же причудливые линии, сложные конструкции крыш и куполов в виде чешуйчатых шишек.
Стало понятно, что современный город стоит на руинах великой погибшей цивилизации. Он не смог забить ее, даже не старался, и две реальности сосуществовали параллельно – прошлое и настоящее, – тесно сплетенные в одно.
Еще город оказался наполнен другими, не человеческими жителями. В подвалах и на чердаках. Под ступенями, над притолоками дверей, среди развалин, слившихся с камнем стен, в кронах редких деревьев. Шиисан чувствовал их, но не обращал внимания, они не представляли для него интереса, в отличие от людей. А сущности шарахались и расползались, боясь сильного, агрессивного духа, так быстро, что Сагюнаро едва успевал ощутить их.
Неизгоняемому нравилось здесь, он нашел отличное место для охоты. Много темных углов, где можно поджидать беззащитную жертву, много лазеек и много добычи. Человек, одержимый им, старался смотреть на здания и отворачивался, чтобы не видеть беззащитных людей.
– У каждого своя правда, – произнес вслух Сагюнаро слова отца, все еще звучащие в памяти.
– Это верно, – охотно откликнулся Руам. – Взгляни на того нищего.
Маг указал на тощего, скрючившегося человека, замотанного в рваные желтые тряпки, он полз по улице, боком, словно краб, то ли боясь, то ли не в силах подняться. Из темноты под капюшоном, низко надвинутом на лицо, поблескивали глаза. Голые ноги с распухшими красными ступнями вытягивались из-под тряпья и снова прятались, словно неуклюжие клешни.
– Он считает, что не заслуживает другой жизни. – Руам говорил без жалости, без осуждения, без сожаления, просто констатировал факт. – У него не возникает желания изменить ее. Ему это даже в голову не приходит, ведь он родился в низшей касте и будет продолжать влачить свое жалкое существование до самой смерти. Для него это единственная реальность. Да и для остальных тоже… Но мы с тобой знаем, что возможно все.
– Правда становится истиной, если в нее верят хотя бы два человека. – Сагюнаро отвернулся, пока у шиисана не возникло желания напасть на подбитую, доступную добычу, и наткнулся взглядом на второго такого же, опасливо наблюдающего за ним из-за груды мусора.
– Правда становится истиной, если один человек, наделенный властью, приказывает считать ее таковой, – внушительно произнес Руам, взял Сагюнаро за плечо и направил к узкому ходу между двумя домами.
На следующей улице, идущей параллельно бедному кварталу, оказалось посветлее, поменьше мусора, на крышах домов виднелись кадки с зеленеющими растениями. Потянуло запахом рыбы, жаренной на углях.
Два мужчины в одинаковых черных одеждах стояли на углу, вооруженные загнутыми клинками. На груди их курток-бакху виднелись серебряные значки. Сагюнаро прищурился, чтобы рассмотреть символы стражи, но воины дружно склонились перед Руамом. И не выпрямлялись, пока тот, благосклонно кивнув, не прошел мимо.
– Толпа считает – маг одержимый шиисаном опасен и его необходимо уничтожить, – продолжил рассуждать спутник, – а я говорю, что подобный заклинатель наделен редким даром и заслуживает поклонения. И оба эти мнения справедливы. Но какая правда ближе тебе?
– Ни та ни другая. Мне не нужно поклонение. Я просто хочу научиться справляться с этим. Спокойно жить.
– Тогда есть еще один путь. Если мир не принимает тебя таким, какой ты есть, – измени мир.
– Лучше я сам постараюсь измениться.
– Не сможешь. Прежним тебе уже не бывать.
Сагюнаро промолчал.
В нем давно боролись два желания – броситься бежать, нырнуть в ближайший переулок, затеряться среди домов, и – продолжать идти рядом с магом в надежде узнать что-то новое. Пока жажда знаний побеждала.
– Руам, могу я задать вопрос?
– Да, конечно, – с готовностью отозвался маг. – Спрашивай о чем хочешь.
– Что ты знаешь о черном кодзу?
Руам хмыкнул насмешливо.
– В твоей ситуации более логично было бы интересоваться, что мне известно о шиисанах. Но я отвечу – это коварный, агрессивный, умный дух. Паук, следящий за своей жертвой, затягивающий ее в паутину, а затем высасывающий жизнь. Что еще тебя интересует?
– На каких условиях он будет помогать человеку… заклинателю?
– Беспокоишься о друге? – понимающе улыбнулся Руам, щурясь на солнце, играющее лучами на отполированных медных дверных ручках, выкованных в форме змееподобных крылатых нагов и нагинь. – В отличие от шиисанов, которые заинтересованы в превращении магов в себе подобных, он не нуждается ни в учениках, ни в друзьях, ни в помощниках. Пауку все равно, кто попадает в его сеть – комар, муха или такой же паук. Он сожрет любого. И не отстанет до тех пор, пока не оставит от жертвы пустую высохшую оболочку.
– Как от него можно освободиться?
– Никак. – Маг наклонил голову в ответ на приветствие двух мужчин, сгибавшихся под тяжестью огромных корзин, наполненных камнями.
