Алексей Пишенин
Сага о Хельги
Аксель, громко смеясь, рассказывал, как сначала всем казалось, что нет человека удачливей конунга Эйрика. Однако, выиграв битву, за которую его и прозвали Победоносным, у Стюрбьёрна и прогнав Харальда Синезубого с сыном Свейном из Дании, он настолько уверился в своих силах, что решил взять вторую жену. Чего не стоило бы делать, имея первой женой женщину, похожую на Сигрид Гордую, дочь Тосте Лесоруба из Гётланда. И вот не прошло много времени, как Сигрид покинула его, уведя с собой треть кораблей – все корабли из Гётланда, что достались ей от отца. А потом вышло так, что и здоровье Эйрика оказалось слабей, чем его голод до любовных утех. Так что всего через месяц после того он умер, оставив королевство свеев сыну своему от Сигрид – Олафу. Тут в Данию и вернулся Свейн, которому до этого, правда, пришлось жениться на дочери конунга вендов, чтобы пополнить свою казну.
В ответ Гудбранд рассказал данам о печальной судьбе Хакона ярла. А Кетиль, изрядно опустошив запасы пива, шутил, что в северных землях нет больше опасности для правителя, чем красивая женщина. Ибо в один год любовные утехи лишили свеев и норвежцев их правителей. А конунгу данов выпала судьба жениться в Йомсборге.
Затем даны рассказали, что слышали, как Сигрид теперь отправилась к своему сыну Олафу, что теперь правит свеями. И вместе они сидят в Сигтуне, городке, который построил Эйрик на берегу озера Меларен, недалеко от Упсалы. Хотя, конечно, не всякий поверит, что Сигрид Гордая даст самостоятельно править своему сыну, которому едва исполнилось шестнадцать лет. По слухам, недавно в Сигтуну явился и ярл Эйрик, перейдя через горы из Хладира с горсткой людей.
Так что Гудбранд, выслушав все эти вести, вернулся на корабль и велел, обойдя Сконе, идти на север. И все радовались, что можно наконец надеяться скоро оказаться среди своих.
Даны не чинили им препятствий, и наутро они прошли Зунд. Затем повернули на северо-восток вдоль берега, и здесь им повезло, и ветер был попутным.
Так они шли под парусом еще неделю, покуда не дошли до Стокзунда – широкой протоки между морем и озером Меларен. Потом они опять сели на весла и повернули на север, плутая между островами. Не прошло много времени, как встретили они два корабля свеев, которые приказали им остановиться и назвать себя. От свеев люди Гудбранда узнали, что ярл Эйрик и в самом деле находится в Сигтуне. Потом Рагнар вызнал у свеев, какие проливы между островами следует выбирать, чтобы выйти к стоянке конунга Олафа.
Кнарр после этого долго шел среди островов, но в конце концов, выйдя из еще одного пролива, увидели они дюжину кораблей, причаленных к берегу, много домов и высокие палаты, обнесенные тыном. Они пристали к берегу и, оставив Асгрима Сакса, что еще не оправился от раны в ногу, охранять корабль, отправились в палаты конунга свеев проверить, насколько велико его гостеприимство.
У ворот усадьбы стояли несколько воинов, которые, завидев их, вытащили мечи. Но Гудбранд назвал себя и велел сказать о себе Эйрику сыну Хакона, ибо они его люди. И по тому, как быстро к ним вышел ярл, ясно стало, что гости они здесь желанные. Эйрик обнял Гудбранда и Кетиля и был радушен с остальными. Потом он велел, чтобы их отвели в баню и осмотрели раны. А сам увел с собой Гудбранда и долго его расспрашивал наедине. Затем их всех позвали пировать в палаты молодого конунга свеев Олафа.
Узнав, что скоро он будет пировать за столами с ярлом и конунгом, Хельги сказал, что хотя после всего, что случилось за последние недели, он уже начал привыкать к тому, что у норн нить его судьбы на веретене не намотана прямо, а мечется из стороны в сторону, однако его беспокоит, как он будет выглядеть среди всех этих могучих правителей. Кетиль сказал, что такую возможность нельзя упустить и Хельги должен сочинить драпу. На это Хельги отвечал, что драпа давно у него в голове, и единственное, чего он боится, это то, что в присутствии столь знатных людей его подведет собственный язык.
На это Кетиль ответил, что на пиру и вправду будут люди знатные, но что для него теперь это должно войти в привычку, так как не прошло и трех недель, как он видел конунга Олафа Трюггвасона. И если так пойдет, то вскоре он познакомится и с конунгом Свейном Вилобородым. На это Хельги ответил, что гораздо больше его смущают скальды ярла Эйрика и что Торд Колбейнсон может сочинить драпу много лучше его, так что опасается он вызвать насмешки. На это Кетиль сказал ему так:
– Это Хельги сын Торбранда был на борту корабля Гудбранда Белого, когда тот сражался против людей Олафа сына Трюггви. Это Хельги сын Торбранда принял на щит копье Гамли, брата Ульфа Черного. И никто, даже Торд Колбейнсон, не посмеет насмехаться над ним, когда он будет рассказывать о том, как это было.
И он был прав. На пиру всем, естественно, хотелось услышать о событиях, выпавших на долю Гудбранда и его людей. Но Гудбранд подмигнул Хельги и сказал, что им повезло и среди них есть скальд, который и расскажет о том, что с ними случилось.
Хельги встал и начал произносить свои висы. И все, даже ярл и конунг, сидели и молча слушали, только время от времени разражаясь одобрительными криками. И тут настало время рассказать о том, как Олаф три раза предлагал Гудбранду вступить в свою дружину. И Хельги передал ответ Гудбранда так:
Пусть нашим глазам не видать родной берег,
Мы Эйрика люди, покуда жив Эйрик!
И когда эти слова прозвучали во второй раз, послышались одобрительные крики. А когда Хельги произнес их в третий раз, то тут уже все люди ярла повторили их и начали стучать кружками по столу.
Когда Хельги закончил, сам ярл выпил за его здоровье и за здоровье Гудбранда. И даже Торд Колбейнсон сказал, что слышал сочинения и похуже этого.
А на следующий день Хельги сын Торбранда принес клятву ярлу Эйрику сыну Хакона и обещал служить ему, пока не минет пять лет.
Так исполнилась мечта Хельги, и стал он скальдом и воином в дружине ярла. Однако иной раз, когда вспоминал он об Ингрид, улыбка сходила с его лица, и грустно становилось ему среди товарищей. И тогда он шепотом повторял слова, которые сам сочинил:
Норны играют судьбою Хельги Торбранда сына.
Но тот, кто верит в удачу, сумеет вернуться к любимой.
Сага о том, как Хельги сын Торбранда стал викингом
В землях конунга Олафа они перезимовали. Конунг дал ярлу Эйрику несколько заброшенных хуторов, людей из которых он переселил в Сигтуну, чтобы ярл мог сам заботиться о своих людях.
Гудбранд со своей командой поселился на небольшом хуторе в часе пешего пути от усадьбы ярла, и там они провели зиму.
В первый же день Гудбранд сказал Хельги:
– Что же, волей случая ты стал одним из нас. Но чтобы тебя не убили в первой же схватке, а мои люди не тратили сил, прикрывая тебя щитами, ты должен научиться биться, как умеем все мы. Каждый день ты будешь упражняться вместе со всеми, и я велю им бить тебя в полную силу. Так ты станешь воином и сможешь не только защищать себя, но и сам наносить удары. Но если тебе эта наука покажется чрезмерно тяжелой, если удары тупых мечей покажутся тебе больнее, чем готов ты выдержать, скажи мне. Я отправлю тебя к ярлу Эйрику – возможно, ему будут нужны прислужники в его палатах.
На это Хельги ответил:
– Я дал клятву ярлу Эйрику биться за него. Научите меня, как это делать, и я смогу принести вам больше пользы, чем вы думаете.
С тех пор Хельги не знал покоя. Гудбранд будил его до рассвета, заставлял умываться снегом и на лыжах бежать в Сигтуну, чтобы узнать, какие есть вести для него у ярла.
Когда Хельги возвращался, то помогал работникам очищать двор от снега, а затем носил воду из проруби на реке. После этого все упражнялись с оружием, и Асгрим Сакс показывал ему, как обращаться с луком и копьем. А затем Кетиль учил его биться на мечах и обороняться щитом. Так проходил день. А вечером все собирались у очага, пили подогретое пиво и рассказывали о битвах и героях.
И часто Хельги просил Кетиля рассказать о далеком Миклагарде, о воинах разных племен, служивших у базилевса, о битвах и хитростях, которые применяли искушенные в постоянных войнах вожди ромеев против болгар, арабов, франков, мадьяр и других бесчисленных далеких народов.
Как-то во время поединка на мечах Кетиль спросил Хельги:
– Если тебе предстоит смертельный поединок, а твой соперник намного сильнее, какое оружие ты выберешь?
Хельги ответил:
– Если противник сильнее меня, то я выберу копье. Так я достану его, не приближаясь, чтобы он не мог использовать всю свою силу.
Кетиль сказал:
– Возьми копье и постарайся меня ранить.
Хельги взял копье и нанес три удара, однако Кетиль отклонился от двух первых, а когда Хельги бил в третий раз, просто подпрыгнул над копьем и плашмя ударил Хельги мечом по голове.
– Копье – хорошее оружие, – сказал он. – Но только тогда, когда твой соперник медлит приблизиться. Еще одно хорошее оружие – топор: он дробит доспехи и кости и мало кто может ему противостоять. Но он хорош только в большой битве, когда твой соперник стоит в строю и не может отойти назад или в сторону. Еще очень хорош лук, коли умеешь с ним обращаться. Нет сильнее воина, чем конный лучник у ромеев. Сотня таких могла бы захватить любое королевство на Севере. Но и лук, и доспехи, и конь стоят столько, что даже конунг Олаф вряд ли позволит себе больше десятка. Да и то если перестанет платить всей остальной дружине.
– Так что твое оружие – меч, – продолжил он, крутя меч в руке так быстро, что клинок превратился в паутину, сквозь которую нельзя было ступить. – Но меч – это не только острие, которым колешь, и лезвие, которым рубишь. Меч – это продолжение твоей руки. Встречай удар соперника плашмя, выбирай угол, под которым ваши мечи встретятся, – выбирай, куда твой соперник двинется дальше. Рукоять – не только защита руки, это оружие, которым можно вырвать меч, ударить в лицо, в живот.
Кетиль в шутку нанес эти удары Хельги, тот отступил.
– Щит – надежная защита, – Кетиль снова продолжил. – Но он требует упора. Когда переносишь ты тяжесть на ногу, чтобы встретить удар, то нога твоя становится неподвижной. По ней легко ударить, и ты не успеешь ее убрать. Ты видел много одноногих воинов? – Кетиль легко ударил Хельги мечом плашмя по ноге. – Все они слишком надеялись на свой щит.
– Поэтому твое главное оружие – это меч, – сказал он наконец. – Ты не силен – будь подвижен. Сделай меч продолжением своей руки – и ты будешь чувствовать, насколько силен твой соперник, будешь управлять его движениями, будешь решать, когда ему умереть. Забудь о щите, пока ты не в большом войске. Учись биться только мечом, и твой следующий поединок закончится лучше, чем первый.
Хельги рассмеялся и сказал:
– В один из дней я хочу сразиться с Турандом из Хиллестада. Если твоя наука поможет мне его победить, я буду учиться у тебя днем и ночью. Ты устанешь делать из меня воина.
На это Кетиль ничего не ответил, а просто указал на деревянный меч.
Только на несколько дней в праздник Йоля все они отправились пировать к ярлу Эйрику. А затем снова вернулись к себе на хутор. И так как женщин на их хуторе не было, то все с нетерпением ждали времени, когда снова надо будет смолить корабли и проверять на прочность канаты.
Наконец потекли ручьи и пришло время собираться в поход. Гудбранд на несколько дней уехал держать совет с ярлом, а когда вернулся, сказал, что этим летом у них не будет недостатка в рабах и светловолосых рабынях, потому как идут они в поход в земли вендов. Все воины вздохнули, ведь многие думали, что отправятся против Олафа Трюггвасона. Однако Эйрик сказал, что время для этого не пришло.
Другой вестью было, что Олаф конунг свеев идет с ними с небольшой дружиной. Как сказал об этом Кетиль, молодому конунгу пора набираться ратной премудрости, а где же, как не в земле вендов, это можно сделать.
Третьей новостью было, что ярл Эйрик дал Гудбранду новый корабль. Вместо большого кнарра, на котором они пришли из Согна, у них теперь был драккар с двадцатью парами весел. Гудбранд и Рагнар, не мешкая, отправились набирать людей к ним в команду.
Гудбранд был не последним человеком среди норвежцев, потому охотников пойти к нему было много из тех, кто перешел горы с ярлом. Так они набрали еще три с половиной дюжины людей. Однако и теперь Хельги сын Торбранда оставался из всех самым молодым.
Сам ярл тоже купил себе корабль на двадцать четыре пары весел и еще два на двадцать пар. Сборы были быстрыми, и как только корабли были снаряжены, они отплыли на юг. Всего у них было двенадцать кораблей: четыре – у ярла Эйрика и восемь – у конунга Олафа.
В этот раз весь путь пришлось проделать на веслах, потому как ветер был противным. И за все время у них была только одна долгая стоянка на побережье в Гётланде, куда Олаф проводил свою мать. И на пиру все не сводили глаз с этой женщины, печально известной своим высокомерием, но слывшей одной из самых мудрых жен на Севере. И хоть немало лет уже было ей, лицо ее было гладким, зеленые глаза – яркими, а длинные рыжие волосы – густыми.
Сигрид устроила пир в честь своего сына, который шел в свой первый поход. На пиру скальды сказывали саги о могучих воинах из их рода, чтобы, как сказала Сигрид, Олаф запомнил, как предки его добывали себе славу.
После нескольких долгих сказаний о прошлом Инглингов[25] Олаф сказал матери:
– То, о чем поют твои скальды, – дела давно минувшие. Неужели ты думаешь, что я, как мой отец, покажусь на поле битвы на повозке, запряженной быками? Все это – древние обычаи, что теперь никто не блюдет. У нас есть люди, которые бились против Олафа Трюггвасона. И они могут порассказать, как сражаются те, кто был в Миклагарде, или в земле англов и франков, или в Гардарике.
На это Сигрид ответила:
– Много поколений нашего рода ходили в походы на восток. Многие ходили и на запад. Но твой отец, который выезжал на поле битвы на быках, как ты говоришь, сумел разбить в бою самого сурового из морских конунгов. И никто не скажет, что Стюрбьёрн был воином, который не знал обычаев других стран. Но войско, которое сражается за свои обычаи, бьется лучше, чем то, что созвали воевать лишь в надежде на скорую добычу. А когда знаешь, как призвать на свою сторону богов, то и победа становится ближе.
– Те, кто верит в Белого Христа, говорят, что их бог сильнее всех наших, – ответил Олаф. – Король франков Карл, который заставил саксов верить в Белого Христа и который отравил короля данов Гудфрида[26], тоже хотел, чтобы все люди на Севере стали христианами. И, слышал я, не было никого могущественнее, чем Карл. Может, и нам стоит выбрать Белого Христа. Одно дело молиться и приносить жертвы многим богам – ты можешь забыть про кого-то из них и вызвать его гнев. Или если жертвы твои покажутся ему скромнее, чем пристало. Другое дело, когда достаточно ублажить одного бога. И он будет помогать тебе и в море, и в битве.
– Пока приносятся жертвы в священной роще в Упсале, стоит твоя земля. И бонды приносят тебе оброк, – начала злиться Сигрид, – и у твоей дружины есть серебро. Если христиане построят в нашей земле свои храмы, то и оброк люди понесут Белому Христу, а не тебе – он будет их защищать.
Тут в спор встрял ярл Эйрик:
– Госпожа, правдивы твои слова про тех, кто верит в Белого Христа. Слыхал я, что Олаф сын Трюггви хочет сделать христианами и людей моей земли. И верю я, что Один не оставит этого без ответа. Боги могут порой медлить, но когда доходит до верности обычаям предков, они не знают пощады. В числе моих людей есть и люди, сражавшиеся с Олафом сыном Трюггви прошлой осенью. Один из них также хочет прославиться как скальд. Пусть мало кто скажет, что висы его безупречны, но рассказать о битве он может.
– Так вели позвать его, ярл Эйрик, – воскликнула Сигрид. – Пришла пора слушать о битвах наших дней. Молю богов, чтобы висы его не были совсем ужасны…
Хельги сын Торбранда, что сидел в дальнем конце пиршественной палаты, был удивлен, когда ему сказали, что его зовет ярл. Но он еще не успел выпить лишку пива и потому смог предстать перед ярлом, хозяйкой пира и почетными гостями совсем быстро.
Несмотря на робость перед Сигрид, когда ярл Эйрик попросил его рассказать драпу об их битве с кораблями Олафа Трюггвасона, он совладал с языком. Едва начал он свои висы, как увидел, что разговоры притихли и гости Сигрид следят за ходом битвы. А когда Хельги сказал слова о верности ярлу Эйрику, то все в палатах начали стучать кружками по столу, так что пиво выплескивалось на пол. А потом Сигрид сказала здравицу в честь ярла, который должен быть уверен в том, что вернет себе Норвегию, раз у него есть такие верные люди.
Потом Сигрид спросила у Хельги сына Торбранда, откуда он родом и почему раньше она никогда не слышала о таком прекрасном скальде.
Хельги, который рассматривал ее красивый наряд и все еще молодое лицо, снова и снова вспоминал рассказы о том, как она недавно чуть не сожгла своих женихов.
– Зовут меня Хельги сын Торбранда. Я родился в заливе Согн, – ответил он Сигрид, – и еще полгода назад приглядывал я за скотиной в усадьбе моего отца. Однако теперь я – человек ярла Эйрика, в чем поклялся. И не скажу я, что могу назвать себя скальдом, потому как не сложил еще драп о великих битвах. Но если тебе, госпожа, мои висы понравились, то, может, понравится и та виса, что я сложил здесь для тебя:
Невесело Сигрид на проводах сына, Олафа конунга,
Губы смеются, а сердце печалится.
Придет пора жатвы, и ясень битвы, добывший славу,
Дорогой китов домой возвращается[27].
Сигрид похвалила вису, но спросила, откуда он знает, что чувствует она, провожая Олафа в поход.
– То же чувствовала бы и моя мать, провожая меня в первый поход. Но когда я уезжал, думала она, что вернусь я через пять дней. А теперь не увидеть мне ее пять лет.
И Хельги рассказал о себе.
– Что же, Хельги сын Торбранда, твоя судьба заслуживает того, чтобы ее запомнили, – ответила Сигрид. – И висы ты складываешь, что не назовут плохими. Но не в моих обычаях верить всему, что впервые видишь и слышишь. Если поход моего сына будет удачным, то ты получишь от меня награду, достойную твоей висы.
После этих слов один из людей Сигрид увел Хельги от места, где восседали вожди, и Кетиль сказал:
– Воистину говорят, что скальды пируют в Валхалле по правую руку от Одина. Не минуло еще и полугода с той поры, как сторожил ты овец на горных пастбищах. А теперь ты говоришь со знатными людьми всех северных стран. Берегись, кто-то начинает тебе сильно завидовать.
На это Хельги ответил:
– Моей судьбе нечего завидовать. За судьбу скальда я заплатил разлукой с отцом и матерью. А про любимую девушку я до сих пор не знаю, что и думать. Верить ли ей или верить Туранду? Или искать правду где-то промеж их слов? Какую бы нить ни ткали норны, но об Ингрид мне, видать, суждено забыть. Поклялась она ждать меня два года, а мы дали клятву не ступать на нашу землю пять лет.
– Не к месту сейчас грустные мысли, – ответил Кетиль. – Не думай, что можешь предсказать, какую нить прядут норны. А из пяти лет полгода уже прошли. Но все же берегись Аслака Финна. Невзлюбил он тебя с самого начала, да потом как-то стало не до того. Но теперь мы снова идем в поход, и здесь много людей и много вождей, и видел я, как сморщилось его лицо, когда подозвал тебя ярл Эйрик.
– Не стану я беречься Аслака. Что бы он ни думал, мы теперь – одна корабельная команда. И не в обычаях людей строить козни тому, кто гребет за соседним веслом.
Кетиль опрокинул в рот рог с пивом и сказал только:
– Возможно, ты и прав, Хельги Скальд. Но за Аслаком я пригляжу.
Сигрид доставила им запас еды и десять дюжин охочих людей, так что вскоре они поплыли дальше уже с четырнадцатью кораблями. В земле данов они не грабили, надеясь пройти тем же путем назад. А Йомсборг обошли рано утром, потому как ярл Эйрик не хотел встречаться с Сигвальди ярлом. Гудбранд об этом сказал так:
– Хотя он и ярл конунга данов, но служит он только себе. А если бы было наоборот, то мы бы повстречались с ним у Хьёрунгавага. Однако не захотел он встречи с нами тогда и увел свои корабли, так что в этот раз мы и сами не будем себя навязывать.
А Кетиль добавил, что у Сигвальди, ярла йомсвикингов, жена – сестра конунга вендов Бурицлейва[28] и что немногие назовут мудрым заранее тревожить конунга, земли которого они идут грабить.
Чтобы избежать встречи с дозорами йомсвикингов, пришлось им грести ночью, обмотав весла тряпками. Впереди ярл Эйрик пустил лодку с горящей жаровней на корме, свет которой был закрыт с трех сторон и виден только тем, кто был сзади. С лодки кидали грузило, чтобы нащупать путь для кораблей в протоке между островами Волин и Узнам, как назвал эти места Рагнар Лысый. На острове Волин, на его восточном берегу, стоял и Йомсборг, потому и обходили они остров с запада.
На рассвете вошли они в устье реки, которую Рагнар назвал Одером, и гребли против течения несколько часов. Гудбранд сказал, что река эта у вендов называется Одрою и что есть у них в этой земле несколько деревень, что могут стать легкой добычей даже для неопытного воина. Деревни эти укреплены слабо, о чем говорят люди, бывавшие здесь, потому как под защитой Йомсборга они полагают себя вне опасности. Потому надо быть осторожнее, чтобы весть об их высадке не дошла до Бурицлейва или Сигвальди слишком рано.
Затем корабли вошли в протоку между большим островом и берегом Одры. По ней они шли еще несколько часов, покуда не почувствовали запах дыма, идущего от очагов. Тогда они вытащили корабли на берег.
Проводником был у них человек, которого звали Скопте. Сам он был из свеев и долго жил в тех краях. Он рассказал, что в трех-четырех милях вверх по течению есть богатый городок, который защищают невысокие стены. И венды со всей округи имеют глупость доверить этим стенам из земли и деревянного частокола все свои богатства.
С кораблями они оставили по десять человек от команды. А остальные пешком, стараясь не шуметь и скрываясь в невысоких кустах, двинулись вдоль берега протоки. Всего их было около семи сотен: две сотни человек ярла Эйрика и остальные – люди конунга Олафа и его матери.
Послушав Скопте, все решили, что поход будет легким, а добыча богатой. Так что кое-кто заранее начал думать о том, как распорядится рабами. А кто-то уже начал предлагать сыграть в кости на будущую добычу. Однако когда разведчики их смогли увидеть укрепления городка, то радость поутихла.
Олаф за бороду вытащил Скопте на вершину холма, с которого был виден городок:
– И эти стены из деревьев в два обхвата ты называл частоколом из кольев?! – кричал он. – А этот ров в две сажени шириной ты назвал канавкой!
Скопте с удивлением смотрел на стены городка и бормотал, что когда он тут был прошлой весной, все выглядело по-другому. Теперь же знающие люди говорили, что перед ними – крепость, похожая на те, что Харальд Синезубый повелел строить по всей Дании, и даже ни в чем не уступающая самому Йомсборгу.
Ярл Эйрик положил руку на плечо Олафу и сказал:
– Даже отсюда я вижу, что не вся стена закончена. Это знак того, что венды начали строить крепость не так давно. А значит, Скопте не лжет. И теперь у нас есть два пути: отдать нашим людям Скопте, сказать, что он нас обманул, и вернуться восвояси или придумать, как нам взять эту крепость. Какой путь выберешь ты, конунг?
На это Олаф ответил, что охотно бы поохотился на Скопте с собаками, как на оленя, но в этот день ему больше хочется вендских женщин. Поэтому готов он отпустить Скопте и выслушать мудрых людей о том, как можно было бы захватить эту твердыню вендов, не потеряв слишком многих.
На это ярл Эйрик сказал, что хорошо, когда два мужа во главе войска так единодушны в том, что им следует предпринять. Потому как крепкий союз возникает из общих мыслей о войне, а не из уговора о том, как разделить добычу. И велел он всем людям встать на ночевку, не разжигая костров. И выслал разведчиков к крепости, а другим приказал убивать всех вендов, кто обнаружит их стан.
Люди Гудбранда расположились на ночлег на опушке леса. Гудбранд велел, чтобы огня не разводили и из леса никто и носа не показывал. Со всех сторон стан окружили дозорами. Кетилю и Хельги выпало стеречь дорожку, что вела через лес к крепости. Кетиль вызвался стоять на страже первым в самые тяжелые ночные часы и разбудил Хельги, когда уже светало.
– С рассветом кто-то может появиться, – сказал он, – смотри в оба. Никто, кто заметит нас, не должен подать знак в крепость.
Хельги долго ждал, но на дорожке никто не появлялся. Наконец, когда солнце было уже на востоке, раздались скрип телеги и голоса́. Хельги тронул за рукав Кетиля, и тот, чуть приоткрыв глаза, тоже прислушался:
– Я слышу два голоса. Значит, лучше напасть на них из засады. Сейчас они, должно быть, сонные и не сразу поймут, что случилось.
Из-за поворота дорожки показалась телега, запряженная волами. Везла она обтесанные стволы, похожие на те, из которых были построены новые стены городка. С телегой шли два венда.
– Видать, торопятся достроить свою крепость. Оба зевают, точно пришлось им заночевать в лесу, когда стемнело, – прошептал Кетиль. – Ты руби того, что идет позади.
Хельги посмотрел на венда, что достался ему. Судя по одежде, это был простой крестьянин, но лица под шляпой с широкими полями было не видать.
– У них не видно оружия. Может, не стоит их убивать? – спросил он Кетиля.
– Может, и не стоит, но лучше сразу рубить, а потом разбираться. Если кто-то из них сбежит и подаст о нас знак в крепость, придется нам вернуться или потерять несколько дюжин людей при приступе.
Хельги кивнул и покрепче ухватил рукоять меча. Кетиль бесшумно двинулся на несколько шагов вперед по дорожке, прячась за кустами. Он предпочел обойтись ножом, а меч перевесил за спину.
Когда телега поравнялась с ними, то оба одновременно выпрыгнули из кустов. Первый венд не успел ничего заметить до того, как нож Кетиля вонзился ему в спину. Второй обернулся на шум в кустах, и Хельги ударил его мечом в горло. Перед этим Хельги успел заметить, что венду лет было меньше, чем ему самому.
– Зря мы убили безоружных, – сказал он. – Не очень достойно воинов.
– Да, Хельги Скальд, – ответил Кетиль, – лучше бы мы их захватили, а потом продали как рабов. Но сейчас не время думать об этом и том, что достойно воинов, а что – нет. Достоинство воинов в том, чтобы выполнить приказ своего вождя. И если каждый раз, когда тебе скажут «руби», ты будешь раздумывать о том, достойно ли это твоей чести, то тебе лучше обратиться к Белому Христу и уехать в Ирландию, где, я слышал, сохранились еще неразграбленные монастыри. Там ты смог бы спокойно размышлять и складывать висы. А военные походы оставить нам, простым недостойным и грязным воинам.
– Прости, Кетиль, я сказал обидные слова. Но это оттого, что на душе стало как-то тяжело, когда я увидел, что этот венд еще так молод, – Хельги стал вытирать кровь с меча пучком травы.
– Я понял, о чем ты, и ты не обидел меня. Со мной тоже так было. Но будь уверен, ты еще встретишься с вендами, у которых в руках будет оружие. И это будет совсем скоро.
В это время со стороны стоянки на шум к ним подошел Гудбранд с тремя людьми, чтобы посмотреть, что произошло.
– Видать, темнота застала этих вендов в дороге – так они торопились привезти бревна в крепость. Поэтому и заночевали в лесу, – объяснил ему Кетиль. – А с рассветом тронулись в путь.
– Наши разведчики обошли всю крепость кругом, – сказал Гудбранд. – Не закончены пока башни над воротами, и венды торопятся их достроить. Но приступ от этого легче не станет – в стенах проходов нет. Потому задумали мы окружить крепость и разом начать со всех сторон. Они не смогут опомниться быстро и не поймут, куда бежать.
– От леса до крепости – добрых три полета стрелы, – оценил Кетиль. – Нам надо будет их пробежать с приставными лестницами, а потом, запыхавшись, лезть на стену. С востока крепость прикрывает река, с юга – лес, но от него до крепости еще дальше. Потом лес кончается, и с юго-запада на запад идут поля. Там укрыться негде. Может, надо было напасть на рассвете, когда дозорные уже дремлют? Если атаковать сейчас, мы потеряем человек тридцать-сорок до того, как возьмем стены. И еще неизвестно, сколько воинов там внутри.
– Ярл Эйрик тоже предлагал напасть на рассвете, но Олаф сказал, что после долгого пешего перехода ему и его людям надо выспаться, – рассказал Гудбранд. – К тому же они не взяли с собой лестниц, и теперь придется их рубить на несколько миль ниже по течению, чтобы стуком топоров не поднять тревогу. Потому ярл не стал испытывать терпение богов и нападать только своими силами. Пускай теперь Олаф сам ведет своих людей на приступ.
Кетиль посмотрел на отца, а потом на остальных:
– Конечно, людей у нас хватит, чтобы захватить эту крепость, но славы в том будет мало. Если конунг Олаф так будет учиться ремеслу викинга, то мало будет проку от такого учения, – проговорил он. – Не зря говорят: идя в поход, выбирай одного вождя. Надеюсь, мы будем атаковать с севера – так идти меньше, а я не люблю долго ходить перед тем, как лезть по хлипкой лестнице на копья.
Тут Хельги спросил Кетиля:
– Ты говоришь, эти бревна ждут в крепости?
– Ясное дело – ждут, иначе зачем этим вендам было так торопиться, – ответил Кетиль, почесав свою бородку и задумчиво посмотрев на Хельги.
– Бревна длинные, и телега с ними не даст воротам закрыться, – проговорил Хельги.
– А если сбить колесо с оси, то и откатить телегу быстро не получится, – продолжил Кетиль.
– Хитрость вы задумали неплохую, – похвалил Гудбранд, – но те, кто пойдет с телегой, могут не пережить сегодняшнего дня.
– Честь пойти с телегой мы с Хельги никому не уступим, – ответил Кетиль. – Уже все владыки Севера слышали рассказ Хельги о битве с конунгом Олафом сыном Трюггви. Скоро Хельги нечего будет рассказывать на пирах у конунгов. Так что пришло время сложить новую песню.
Гудбранд кивнул:
– Да и по росту вы похожи на этих вендов. – Он тронул носком сапога одного из убитых. – Только рубахи их уже никуда не годны. А на плащах кровь можно затереть травой. Пойду переговорю с ярлом.
И Гудбранд ушел. Харальд Заяц сказал:
– Коли у тебя сегодня нет настроя сражаться, Хельги, я могу пойти вместо тебя.
На это Хельги ответил:
Локи достойная хитрость – скальд будет драться в воротах.
Вендов врасплох мы захватим – их ждет прибавленье в сиротах.
– Как видишь, Харальд, я уже начал сочинять новую драпу. Потому с Кетилем я пойду сам. Но я благодарен тебе за предложение. Я запомню его и охотно поменяюсь с тобой, особенно если придется драться с великанами или штурмовать стены Хель[29].
