Алексей Полилов
Атаманова казна
Тиф.
(14 августа 1918)
Б
еда пришла откуда не ждали. К вечеру, уже перед началом движения, внезапно слегли с жаром Филатов и Щукин. На упрямстве пытались сесть в седла, но Аюпов приметив их ненормальное состояние и дрожание рук, доложил Туманову:
–
Командир, нельзя им ехать. Совсем плохи дела, как бы не тиф.
Быстро организовали больным лежки и провели осмотр всего отряда на предмет нездоровья. Температура оказалась и у Малютина, к полуночи он слёг. К рассвету с жаром были Поздеев с Щукиным. Тиф.
Туманов понимал, что в лесу болезнь не победить. Срочно требовалось найти помещение для отряда и обоза. А где? На карте был обозначен отдельно стоящий безымянный хутор, примерно в двух верстах к югу. Но был ли жилой, кем и как заселен – не известно. Выслал в разведку Суматова и Шумилова, разузнать что и как, да набить дорогу. Вернулись через час, докладом обрадовали:
–
Живём, командир! Обитают дед с бабкой, большой дом, баня, сарай, скотина есть и сена наготовлено. Дорога лесом, в один конец, не проездная.
Сразу и выдвинулись, погрузив больных в телегу и укрыв шинелями. Хутор оказался расположен на поляне, окруженный лесом, перед двумя большими взгорьями с овражком промеж. Заборов не было, из леса въехали всем обозом на большой двор, ограниченный тремя постройками: избой, сараем и стоящей на отшибе у небольшого пруда баней. На крыльцо вышел хозяин, озадаченный таким количеством гостей, дед лет семидесяти.
–
Здорово живете, хозяева, – вежливо обратился к нему Туманов, соскакивая с седла. – Принимай гостей, отец.
–
Спаси Христос. Гостям завсегда рады, – настороженно ответил дед. – Да как вы тут очутились? Аль с дороги сбились, служивые
?
Туманов, поднявшись на крыльцо, под локоток завёл деда в избу и отсутствовал минут пять. Затем, выглянув в открытое окно, дал команду:
–
Подводы за сарай, засыпать сеном, лошадей распрячь, больных в избу
.
С хозяином, Осипом Ивановичем, договорились быстро и с выгодой. Туманов кратко довёл, что их гостевание неизбежно, есть больные, поэтому он покупает этот хутор за… сколько он стоит? Двести? За триста. Отсчитал триста романовских рублей, из тысячи полученной еще в Оренбурге, и сказал обалдевшим от такой негоции деду с бабкой, что доплата – за неудобства, ибо жить им придётся пока тут же, но где-нибудь в другом помещении, так как в избе будут больные. Хозяйка, Ефросинья Савельевна, сноровисто собрала в большой узел нужное и увела деда обустраиваться в баню, захватив иконы.
Разместились так: обе комнаты избы-пятистенка оборудовали нарами, одну отвели под больных, кухню вынесли в сени. В сарае хватило места для лошадей, сена было запасено много, но едва-ли на три месяца, если распределить на всех. Дрова были заготовлены, вода была в колодце и пруду. Неожиданным бонусом стало то, что бабка Ефросинья успела послужить санитаркой в Русско-Турецкую, там же сама переболела тифом, и теперь с больными управляться стало гораздо легче.
К вечеру болезнь свалила Шумилова и Суматова. Оставшиеся в строю Аюпов, Нуртдинов и Шайдавлетов несли караул, и присматривали за хозяевами, по наказу Туманова. Деду Осипу поручили приглядывать за лошадьми, настрого запретив подходить к подводам (оружие не фунт изюму, поэтому строгость, нечего тут). Туманов, прислушавшись к своим ощущениям и не найдя предпосылок болезни, следующим днём запряг лошадь в трофейную телегу, измазав ее сажей до неузнаваемости, и проехался по окрестным деревням, вернувшись с запасом провианта для отряда на месяц – другой. Еще рейс пришлось сделать на следующий день, за овсом для лошадей. Любопытствующим говорил, что командирован для снабжения Народной армии, следы заезда к хутору аккуратно путал, а въездную дорогу, за версту, перегородил бревном с табличкой «КАРАНТИН. ТИФ».
Две недели безвылазно находились на хуторе, к этому времени тяжело болели все, кроме переболевших тифом ранее: Туманова, казаков-башкир и бабки Ефросиньи. Дед тоже держался, наверное стараниями хозяйки. Между тем август заканчивался, было совершенно очевидно, что из графика передвижения отряд выбился окончательно, и крайне необходимой была информация о происходящих событиях на фронтах, и в округе. Да не мешало бы раздобыть каких-никаких медикаментов, ибо народные средства в лечение особых результатов не привносили, Туманов уже обоснованно страшился возможных осложнений у больных, грозящих непредсказуемыми потерями личного состава. И он принял решение отправиться в Спасск. До уездного центра было около 25 верст. Если добираться верхом, то выйдет быстрее и мобильнее. К тому же прямого пути не было, а окольные дорожки накручивали еще лишних 15 верст.
Вышло даже с гаком: мимо Босякова на Ямобухтина, оттуда уже на Спасск – по карте набралось 40 с лишним верст. 4 сентября, ранним утром, отдал распоряжения по отряду на предмет бдительности и неукоснительного соблюдения конспирации, и выехал.
Человек в чёрном.
(3 сентября)
Н
еяркая лампа, под малинового цвета абажуром с бахромой, освещала круглый стол в центре комнаты, в которой находились два человека. Один из них, с длинным лицом и глубоко посаженными глазами, одетый в облегающий чёрный костюм, по хозяйски расположился в большом кресле, стоявшем в тёмном углу, а второй, с короткими усиками на узком лице, в полувоенном френче, сидел у стола, закинув ногу на ногу и откинувшись на высокую спинку венского стула. Под световым кругом остывали два стакана с крепким чаем.
–
Как вышло, что вопреки всем приказам и установкам штурм Казани был спланирован и осуществлён? – негромко, но внятно спросил невзрачный человек в кресле,
бесстрастно посмотрел на собеседника
, и продолжил. – Осуществлён успешно и не баз вашей помощи, Клепинов. И мы были вынуждены приостановить вывоз золота, едва его начав. В чём дело?
–
Вы, уважаемый человек из Центра, не совсем по адресу обращаетесь, – качнув ногой человек за столом выдержал взгляд и недвусмысленный напор собеседника, приложив к этому определённое усилие. – Планирование и управление операцией осуществляла Самара. Мы же тут, на месте, подстраивались под развивающуюся ситуацию и процессом не руководили. Образно говоря, мы бежали впереди паровоза.
Человек в кресле с минуту разглядывал Клепинова, и продолжил:
–
Ну-с, вот и расскажите, что за партизанщина тут у вас происходила. Самара свои объяснения уже дала, дошла очередь до вас, Флеогонт Францевич. И отнеситесь к разговору серьёзней. Утеря золотого запаса делает всех, к этому причастных
,
потенциальными преступниками.
Клепинов засмотрелся на стакан янтарного чаю, словно через его густую призму смог разглядеть нечто важное, имеющее отношение к разговору. С июля месяца он осторожно, шаг за шагом подбирал себе новых хозяев, за которыми о своём ближайшем будущем можно было-бы не беспокоиться. Иначе говоря за которыми и было оно, будущее. Сидевший напротив в кресле человек представлялся сейчас едва обозначившимся мостиком, способным переправить его на твёрдую и сухую почву из того болота, в котором он с недавних пор себя ощущал. Его нынешнее командование и начальство думало больше о себе, чем о подчинённых, и он интуитивно чувствовал, что станет разменной монетой в первой же острой ситуации, на которые так богато неспокойное время гражданской войны. Очень показательным было само присутствие этого непонятного человека, из красного Петрограда, в захваченной Народной армией Казани. Не сидит, как мышь под веником, а ведёт себя хозяином. Может это и есть настоящая власть?
–
С представителем чего или кого имею честь беседовать? – сухо спросил он.
–
Вот это по деловому, Флеогонт Францевич, вы начинаете мыслить в правильном направлении. Извольте: я представляю лично председателя Петроградского ЧК. Глеб Иванович Бокий вам должен быть известен. Теперь вам известен и его личный интерес к происшедшим событиям в Казани.
Клепинов уважительно качнул головой. Судя по всему, ему сейчас следовало быть искренним и проявлять сотрудничество, иначе будущее могло оказаться совсем коротким и безрадостным. И Клепинов начал рассказывать всё, что имело отношение к событиям непосредственно перед взятием Казани, и первым дням после её штурма. Не обошёл он вниманием и странное появление в Казани Туманова, и его странное исчезновение, которое, пусть неявно, но вполне возможно, было связано с пропажей золота из банка. Подробно доложив внимательно слушавшему собеседнику о своих подозрениях, Клепинов не посчитал лишним обозначить свою отстранённость, как рядового исполнителя, от глобальности всего происшедшего. Ну правда же, что он мог поделать, когда запущен такой механизм, как фронтовая операция? Да и задачи никто лично ему не ставил. О своих соображениях он докладывал, тому же Фортунатову. А он, в свою очередь доложил в Самару. Так что, спрос собственно с него, Клепинова, строгим быть никак не может.
Собеседник ни разу не перебил его за всё время, неподвижно застыв в окутанном полумраком кресле. Наступившая пауза, после своеобразного отчёта Клепинова, была ощутимо густой и содержательной на эмоции и мысли. Последний яростно надеялся на то, что наконец увидел перед собой человека, представляющего людей имеющих почти неограниченную власть, которым можно было и послужить. Не за страх, так за совесть. Его собеседник-же сопоставлял услышанное с имеющейся у него информацией, которая была им получена от руководства Комуча в Самаре. Председатель комитета Членов Учредительного собрания Владимир Казимирович Вольский, горячо доказывал свою полную непричастность к штурму и взятию Казани Народной армией Комуча, перекладывая всю вину на Каппеля. Вот он-де самовольно, в нарушение всех приказов и указаний и предпринял этот штурм. А теперь ему, Вольскому, приходится куда-то девать переправляемое из Казани золото, будь оно трижды проклято во веки веков. Потому-как он понимает, что такое не прощают, и спрос за это ему теперь снится каждую ночь. Он даже кушать спокойно не может из-за всех этих переживаний. А Туманова с середины августа уже ищут, не извольте, мол, беспокоиться. Сразу же и дал команду подключить боевые группы эсеров с Казани, даже отправил им своего человечка в помощь. И контроль за всеми наладил, будьте благонадёжны.
Более информативным получился отчёт Ивана Петровича Нестерова, руководителя ведомства путей сообщения Комуча. Благодаря техническим возможностям подведомственной ему структуры и осуществлялась постоянная связь с Петроградом, который был в курсе всего происходящего. Нестеров отнёсся к информации, которую в начале августа передал ему Фортунатов, по серьёзному. Он сопоставил июльский визит Дутова в Самару с прибытием на железнодорожный вокзал его конвоя, который убыл обратно в численно меньшем составе. Ровно на один вагон. То есть, примерно десять человек с лошадьми куда-то делись: в Самаре не объявлялись, обратно не уезжали. А вот оказаться в Казани через пару недель вполне себе могли. И дёрнуть с банка золото тоже было-бы им по силам. Придя к такому умозаключению, Иван Петрович не мешкая выехал в Оренбург к Дутову, которого он в июле сам назначил главноуполномоченным Комуча на территории Оренбургского казачьего войска, Оренбургской губернии и Тургайской области. Благо и повод для визита подвернулся подходящий – 12 августа в Оренбурге проходил парад в честь передачи власти Дутову от Каргина, временно замещающего должность Войскового атамана. Но в Оренбурге ничего выяснить у Дутова не удалось. О Туманове никто ничего, якобы, не слышал и не знал: да, был такой офицер, но испросил долгосрочный отпуск и уехал ещё в апреле в Омск, по семейным обстоятельствам, что-то там с родителями случилось. Сам Дутов с ним пообщался холодно, можно сказать на ходу, так-что подозрения у Нестерова остались. Да и по-простому встретили его казаки, без должного уважения (чего уж там, с откровенной неприязнью встретили). Поэтому вернувшись в Самару Нестеров, посовещавшись с Брушвитом и ознакомившись с новым, только-что пришедшим докладом Фортунатова о результатах проверки банка, отправил в Оренбург телеграмму о лишении Дутова всех полномочий Комуча. Вот как-то так, уважаемый товарищ из Петрограда: в меру сил бдим. Правда, ответить на вопрос, какой леший его заставил заключать соглашение о таможенном перемирии с Временным Сибирским Правительством, и запускать на полную мощь движение поездов от Самары до Владивостока, на которых и вывозилось Казанское золото, Нестеров не смог, стал путаться в деталях и в обосновании причин такого решения.
Коротко говоря, сволочи они там все, в Самаре. Революционный трибунал по ним давно плачет. Но говорить об этом Клепинову, ясное дело, товарищ с Петрограда не стал. Толковый этот парень, Клепинов, только дёрганый очень. Нужно к нему присмотреться, может и будет какая польза.
–
Благодарю вас, Клепинов, больше вопросов не имею, во всяком случае пока. Когда вы отправляете своих людей на поиски Туманова?
–
Так все уже выехали, прочёсывают Оренбургский тракт. Сегодня вечером оставшаяся четвёрка убывает, и всё: у меня в Казани никого на остаётся.
–
Сделайте вот что: принесите мне по три капли крови этих ваших людей, не мешкая. Займитесь этим лично и прямо сейчас. До их отъезда вы должны успеть доставить мне то, что я прошу, и вручить старшему из ваших людей то, что я вам дам позже. Сами из Казани в ближайшее время далеко не отлучайтесь, Клепинов. Мы с вами ещё поработаем.
–
Извините… Моё имя вам известно, а как мне к вам обращаться
?
–
Очень просто: шеф.
Аз есмь.
(Туманов)
С
собой взял наган и пару ножей. От хутора ушёл лесом на север, выскочил под Берёзовой Гривой, оттуда уже повернул на юг и просёлком мимо Пановки добрался до Бозяково. Заезжать не стал, обошёл околицей с восточной стороны и бродом переправился через речку Мешкалу. Дальше уже двигался полями, на юг к Ямобухтину.
Постороннее присутствие заметил версты через две: мелькнули краем поля какие-то тени, лошадь сторожко запрядала ушами. По спине дёрнулся холодок чужого взгляда, и его тело само переключилось в режим боевого механизма. Взял левее, наискосок лежащей впереди возвышенности, незаметно оценил обстановку окрест. Сзади и чуть по бокам зафиксировал три перемещения… Это уже не слежка, эти будут знакомиться. Наверняка в той ближайшей балочке впереди, через которую лежит его путь. Что ж, поговорим, уходить от общения подозрительно, да и не прилично.
Так и вышло: добравшись до спуска в пологий дол, лежащий поперёк поля, увидел впереди внизу троих оружных верхами, сидящих в сёдлах расслабленно, стволами кавалерийских карабинов дружелюбно сопровождавших приближение Туманова. Среднего возраста, одеты просто, в гражданское, наганы топорщатся за поясами, сапоги, картузы, безбородые, у одного аккуратные усики. Не спеша подъехал ближе, спустившись в дол – теперь они все скрыты от посторонних глаз. Молча остановил лошадь в пяти шагах, расслабленно откинулся в седле, положив руки на луку. Молчали и те, трое. Один не спеша свернул цигарку, закурил. Однако… Внимательно рассматривали Туманова, пока сверху дола не послышался перестук копыт и чуть позже на край спуска вылетели ещё четверо верховых. Спускаться не стали, растянулись по верху. Тоже безбородые, в гражданском, у двоих карабины.
–
А ведь, похоже, он и есть? – не обращаясь ни к кому конкретно произнёс с усиками.
Его Туманов сразу выделил для будущей беседы.
–
Похож-то похож, – согласился дымящий цигаркой, и шевельнул стволом карабина в сторону Туманова. – А ну-ка, сударь, удиви нас документами.
Туманов развёл руки слегка в стороны, как-бы в растерянности:
–
Разве у господ-товарищей есть мандат на право проверки? И место не совсем подходящее, не находите?
–
Точно:
он
, – удовлетворенно сказал третий. – Говорил Вольт, что с выдержкой и духовитый. Ну, по заслугам и честь. Ты вот что, сударь, не трогай наган, отстегни с ремнем и скинь на землю. Давай, не тяни.
Туманов без спешки выполнил, краем глаза оценив у всех ловкость хватки карабинов в положении от бедра.
–
Теперь слезай, и на пять шагов в сторону.
Слезая с седла слегка потянулся, разминая тело и начиная разгонять кровь.
–
Не дури, парень. На колени и ложись лицом оземь, руки за спину. Ну!
Сделав пять шагов от лошади лёг, скрестил руки за спиной. Пять стволов расслабленно шевельнулись. Стоящие по верху балки верховые не спеша стронули лошадей вниз. Куривший дотянул цигарку, кинул окурок в сторону и ловко стёк с седла.
–
Оставь карабин, Стен, – сказал усатый. – Оставь, я сказал!
Слезший не возражая передал ему свой карабин, и осторожно подошел с боку к лежащему. Рано, пусть нагнётся…
Пора.
Срываясь в боевой транс крутанулся в перевороте, зацепил под колено наклонившегося к нему татя, и заваливая в строну от себя долбанул кулаком в висок. Выхватил у него из-за пояса наган, тут же сместился вправо и два раза, от бедра, из положения лёжа выстрелил по сидящим в сёдлах напарникам, ещё только начавшим осознавать изменение обстановки. Перекатом вышел в полуприсед, подхватил наган второй рукой, перемещаясь к лошадям, выстрелил два раза по спускающимся в дол всадникам, уже вскинувших карабины, и потом перенёс огонь на оставшихся двух, безоружных. Один из них, суетясь, рвал из-за пояса ствол, и Туманов снял его первым, а на втором наган дал осечку. Последний, оставшийся в седле, развернул коня и погнал вверх по долу. Туманов без суеты поднял карабин одного из убитых, и снял беглеца под левую лопатку. Девять секунд. Неплохо.
Выбранного для беседы старшего, нелепо сидевшего в седле с двумя карабинами в руках, он свалил с седла первым, вогнав пулю в живот, и теперь вожжами связал ему руки, потом обыскал остальных. Романовские рубли, рубли серебром, но никаких документов, ничего привязывающего к личностям. Кроме… описания самого Туманова, обнаруженного на мятом листке бумаги в кармане усатого: «тридцати трёх лет, среднего роста, физически развит, лицо узкое, черты лица правильные, русый, глаза серые, шрам на правой кисти».
«Не густо, – подумал Туманов, – но, в принципе, узнаваемо. Интересно. Очень интересно…».
Перевернул на бок раненого усатого, похлопал по щекам, концентрируя внимание на себе. Тот дернул одним глазом и выдал слабый стон, держась за живот и суча ногами от боли.
–
Кто ваш старший
?
– Туманов положив руку на лоб стонавшего вогнал большой палец на фалангу в глаз, отчего тот вовсе зашёлся в болевом шоке. – Кто он? Отвечать!
–
Ларрь… Лларрин… – сквозь кровавую пену выдавил тот.
Туманов чуть ослабил и тут же снова усилил давление на глаз, не прерывая болевой контроль.
–
Где он? Быстрее!
–
Ааасс… Ссспасске… Дом Сссыытинаа.. ууу…у базара…
–
Сколько там людей?
–
Рр…Тррое.
–
Вольт: кто он
?
–
Хррсс… Ссамаре оон…сс…ссука…
Туманов отпустил допрашиваемого и ударом вбил нож под сердце, прервав его мучения.
«Самара значит, – размышлял Туманов, выезжая из балки. – Комуч? Больше и некому, а где Комуч, там и эсеры. И упокоенный Стен имел не крестьянскую кличку. Неужели господа савинковцы?». Ответ на возникшие вопросы мог дать только неизвестный Ларин. Ларь, стало быть. Надо повидаться, дело есть.
Оставшийся путь был прост: добрался до Ямбурдина, не заезжая в деревню переночевал в лесу, и с зарёй выехал дальше. В Спасск въехал вечером 5 сентября. Окружённый с трёх сторон небольшой речкой, с образным именем Бездна, Спасск был провинциальным уездным центром, стоящим на проходящем через весь город ответвлении оренбургского тракта. Рынок, как и положено, находился в середине города. Рядом белел колоннами доходный дом Сытина, о двух этажах. Туманов остановился в постоялом дворе на въезде в город, привел себя в порядок и на извозчике подкатил к рынку, отпустив его за квартал. К доходному дому подошёл пешком, с нарядной коробкой бизе в руках. Консьерж внизу обозначил услужливое движение навстречу, оставшись тем не менее за бюро, и вопросительно посмотрел:
–
Чем могу служить?
–
Любезнейший, у меня встреча с моими друзьями. Квартируют в вашем доме. Три моих сокурсника, давно не виделись, а я проездом, в Казань.
–
Ваших-с лет у нас только господин Морис, у него сейчас ещё двое-с. Наверное они-с?
–
Как же! Дружище Морис! Где они?
–
Второй этаж, двенадцатый нумер по правой стороне-с…
Кинув полтинник консьержу взбежал по лестнице, и уверенно позвонил в двери двенадцатого номера. Едва приоткрылась дверь метнул в проём коробку с бизе:
–
Ложись! Бомба! – и влетел следом, оттирая плечом открывшего дверь типа, с короткой бородкой клином. Ткнув его пальцами в горло проскользнул с прихожей в зал, где за столом оцепенело сидел спиной к нему человек в сером костюме, с котелком в руках, и ложился на пол господин в атласном халате, прикрывая руками голову. Серого снёс ударом ноги в висок, лежащему добавил кулаком по затылку. Так. Вроде все заняты своими ощущениями: хрипели, шипели, стонали. Быстро обыскал всю троицу и закрыл входную дверь. У клинобородого и того, что в халате изъял револьверы, усадил на стулья вокруг стола, связал руки за спиной, присел за стол сам. А серый, подёргавшись, что-то нехорошо затих на полу, не подавая признаков жизни. Видно, оказался слаб на удар
.
–
Со знакомством, господа, – сказал вежливо, присаживаясь к столу и внимательно наблюдая за реакцией собеседников. – Извините, что явился без предупреждения.
А узнавание-то явно имело место быть. Причем у обоих сидящих за столом. Их глаза ясно говорили, что они прекрасно понимают с кем приходится им общаться. И радости от этого не испытывают, наоборот, читалось желание оказаться как можно дальше от Туманова. В Париже, например. Значит не ошибся, с нападением на совершенно посторонних конфуза не вышло. Клинобородый был еще занят своим горлом, которое не хотело дышать привычным образом, перхал, дышал сипло, натужно и из беседы выпадал. Ничего, довольно и одного. Встал, крутанул ручку граммофона, стоявшего на трюмо, поставил под иглу пластину. И под звуки новомодного вальса «Волны Амурского залива» вернулся к компании.
–
Итак, продолжим наше приятное общение. Предостерегу от необдуманных поступков: кричать, бить окна и звать на помощь не советую. Это меня сильно раздражает, да и не вежливо это. Буду вынужден заткнуть вам рты, а это пошло, согласитесь. Вы же искали встречи со мной, не так ли, господин Ларь? Что же вы молчите? – Туманов в упор посмотрел на господина в халате.
Колоритный был господин. Холеное лицо волевое, чисто выбрит, крепко сбит, невысокого роста, голова округлая – весь сгусток энергии. Отрицательной. Нечто демоническое присутствовало в облике. В глазах плескалось отчаяние и злость, губы нервно подергивались. Не любит проигрывать. Клинобородый тоже молчал, поглядывая на него чаще, чем на Туманова.
–
Послушайте, господа хорошие. Кто кого из вас перемолчит мне выяснять недосуг, не за этим прибыл. Не получится беседы – я сделаю вот что: с каждым буду общаться tet à
tet
, в ванной комнате. Наберём полную чашу, вы в ней приятно расположитесь принимать моцион, отвечая на мои вопросы. Не пожелаете отвечать – начнёте медленно тонуть. Что вы бледнеете? Не согласны? Ну, значит ситуация для вас безвыходная. Посему хватит пустой болтовни. Я слушаю.
–
Господин Туманов? – наконец спросил Ларь.
–
Аз есмь. Чему обязан?
–
Наши… кхм, скажем так, соратники в Самаре попросили найти вас и задать несколько вопросов.
–
Кто попросил
? Кого это – вас?
–
Мы боевая ячейка эсеров, с нашими товарищами вы имели возможность познакомиться в Казани, – Ларь несколько смешался.
–
Извольте быть точнее – это они имели возможность со мной познакомиться. Кто попросил?
–
Для нас он товарищ Вольт, я не знаю его фамилии и имени, поверьте. У нас так принято.
–
Он из Комуча?
–
Нну…да, его служба тесно с ним связана.
–
И чем же я смогу удовлетворить его любопытство?
–
Я не уполномочен задавать вам вопросы, мне поручено разыскать вас, заде… простите, пригласить на беседу и сообщить в Самару.
–
Допустим. Как вы меня искали?
–
Вдоль оренбургского тракта, от Камы и дальше, по всему уезду, направлены боевые группы с вашим описанием. Объезжают все поселения, в местах возможного появления проводят опрос, результаты докладывают мне. В общем, вас узнали в двух деревнях, где вы покупали провиант.
Мда… Фатальная информация для всех собравшихся. Провиант-то он покупал в количествах потребных на отряд, а это уже есть ответ на многие не заданные вопросы. Ларь, видимо, это понял тоже. Быстро добавил:
–
Это доложили не только мне, у нас принято дублировать все каналы и перепроверять информацию.
–
Кому ещё доложили? – негромко спросил Туманов.
–
В Самару, товарищу Вольту.
–
Посредством чего докладывали? Есть связь?
–
Нет, через городской телеграф.
–
Сколько боевых групп заняты в розыске?
–
Пять. Почти все наши с Казани переброшены сюда.
–
Численность?
–
По четыре человека в группе, усиленный вариант.
У Туманова нехорошо похолодело в груди… в полях он упокоил семерых, не делится на четыре никак.
–
Вас тут трое, где ещё один? – спросил настороженно.
–
Трое и есть. Мы координаторы,
штаб так сказать…
Значит в поле мог быть наблюдатель, которого он не заметил. Очень плохо. Хуже некуда.
–
Связь с группами?
–
Они автономны, выходят на связь самостоятельно,
по мере необходимости или получения информации
.
–
Хорошо. Покажите на схеме…
–
он привстал над столом, положил левую руку на плечо клинобородого
,
двигая ладонью правой бумажку со своим описанием
, и не прерывая движения ударил ребром ладони в горло, ломая трахею, сидящего справа Ларина. Подхватил левой затылок клинобородого, тут же ударил в подбородок правой, сворачивая шею.
Сейчас нельзя было по другому, носители такой информации подлежали ликвидации. Тщательно устранил свои следы в квартире, запер дверь на ключ и вышел через чёрный ход. Давно стемнело и по ночной тишине, с северной стороны далеко, на пределе слышимости, скорее ощутил, чем услышал орудийную канонаду.
Следовало решить, что делать с консьержем. Оставлять как свидетеля визита его было опасно, но поразмыслив, пришёл к выводу, что эсеры и без него поймут, кто посетил Ларина и иже с ним. А вот возможному следствию его никто не сдаст, он им самим нужен. Поэтому пусть консьерж живёт себе, и без того вокруг золотого обоза покойники множатся, как мухи у навоза, а ведь ещё даже не середина пути. И сколько их прибавится – Бог весть. Он покачал головой, отгоняя мрачные мысли. Сейчас в первую очередь следовало раздобыть то, зачем он выбрался в Спасск: медикаменты и информацию. А потом заняться боевыми группами.
Переночевал на постоялом дворе, утром наведался в аптеку у трактира, заплатил за пакет с лекарствами, который наскоро собрал аптекарь услышав про тиф, отправил пакет с посыльным на постоялый двор и зашел в трактир.
Утренняя публика была немногочисленна, небольшое помещение было заполнено едва ли на треть. Туманов сел за столик в углу, с наилучшим обзором входа и зала, заказал чай с блинами, чем несколько обескуражил трактирщика, который поставил на стол ещё глиняный кувшин с квасом, и принялся читать оставленые кем-то на столе газеты. Ни о чём хорошем они не извещали. Вчера началось наступление красной армии на Казань. Судя по всему, она будет взята в ближайшее время, реванш большевиков неизбежен. Учитывая, что после Казани сдерживать наступающие войска будет негде, то скорее всего фронт переместится далеко на юг и восток. Хорошо, если перед Южным Уралом его удастся стабилизировать.
Бонусом было сообщение об объявлении большевиками Красного Террора, в ответ на убийство Урицкого и покушение на вождя большевиков Ульянова-Ленина. Совсем весело: всегда мечтал оказаться с сотней пудов золота в тылу у красных, одержимых террором и местью. А ведь Спасск не так далеко от Казани, и стоит на Оренбургском тракте, вдоль которого и пойдёт движение фронтов. Следовало убираться с этого района побыстрее. Вот еще с эсерами разобраться бы успеть…
Его размышления были прерваны появлением в дверях залы нового посетителя, который на входе в пол-оборота продолжал разговор с кем-то на улице. Внимание Туманова привлекла его дорожная одежда, весьма похожая на ту, в какую были одеты упокоенные им в поле боевики, и слегка потрёпанный вид. Было ещё нечто в фигуре этого посетителя, показавшееся Туманову знакомым. И когда человек повернулся в сторону зала, он сразу узнал его – это был один из трёх, изображавших в Казани уличное хулиганьё. Вот этого он тогда снёс двумя ногами в грудь, хорошо запомнив круглое лицо с усиками и курносый нос. Прикрывшись развернутой газетой Туманов поблагодарил судьбу за подарок и прикинул, как взять обретённого носителя информации живым и без лишнего шума. Решив не давать ему возможности освоиться в полумраке залы, отложил газету и… недооценил реакцию противника. Едва увидев Туманова тот среагировал мгновенно: выхватил револьвер и выстрелил ему в грудь.
До этого Туманову никогда ранее не удавалось входить в боевой транс так молниеносно. Кроме того, никогда ранее он не уходил в статичном состоянии от выстрела почти в упор. Сейчас же всё сработало само собой. На последнем отрезке движения ствола револьвера, переводящим его в плоскость выстрела, Туманов был уже в боевом трансе и дальнейшее произошло для него в очень замедленном ритме: щелчок бойка, пламя из под барабана, появление пули из ствола, его отдача вверх и влево, и плавный полёт пули в его сторону, с вращением вокруг оси. Где-то на половине траектории её движения он спокойно сделал доворот корпусом вправо, пропуская пулю впритирку к груди, в стену, одновременно захватил пальцами кувшин с квасом и на обратном ходе корпуса метнул его в стрелявшего. Кувшин пушечным ядром пролетев через залу с грохотом разбился о череп стрелка, обдав его фонтаном брызг и осколков, и сбивая с ног. Туманов сам не заметил, как успел переместиться вслед за кувшином и оказался у сражённого в тот момент, когда тот упал навзничь, глухо ударившись затылком о дубовый пол.
Посетители только начинали поворачиваться к дверям, и ещё стояла тишина, которая бывает перед бурей.
–
Чёрт возьми! Мишель! Тебе же нельзя брать в руки оружие! – громко произнёс Туманов, и добавил для публики – Господа
,
простите его великодушно, он контуженый под Перемышлем
. Герой отечества так сказать, и всё такое… Вот-с, теперь с чудасиями.
Забрал револьвер, вывернув его из судорожно сжатой руки упавшего, и вместе с мятой купюрой отдал появившемуся в дверях испуганному трактирщику:
–
Вы уж сударь примите в счёт неудобств и беспокойства. Сами видите: фронтовик-с, время от времени бывает. Мы от него прячем оружие, да где находит – не понимаем.