Алексей Ракитин
История бостонского душителя. Хроника подлинного расследования. Книга I
Гипотетически можно было допустить, что мошенник попытался разыграть свой излюбленный сценарий и с Анной Слесерс, но никаких тому доказательств найти не удалось. Никто не видел подозреваемого с убитой, его отпечатков пальцев не оказалось на месте совершения преступления, сам он категорически отрицал знакомство с женщиной, и в этом ему вторил сын убитой. Прежде этот человек не совершал насильственных преступлений и хотя он являлся, безусловно, аморальным субъектом, сие не делало его виновным в жестоком убийстве.
В общем, расследование убийства в доме №77 не дало никаких видимых результатов – никто не был арестован, фамилию предполагаемого преступника правоохранительные органы назвать не сумели.
Впрочем, одно следствие данный трагический эпизод всё же имел. На следующий день после убийства Анны Слесерс – 15 июня 1962 г. – местная газета «Boston traveler» разместила небольшую заметку, посвященную преступлению. Она содержала мало фактической информации, и эту публикацию вряд ли имело бы смысл сейчас упоминать, если бы не одна любопытная деталь – это была первая из числа многих тысяч статей, посвященная криминальному феномену, получившему впоследствии условное обозначение «Бостонский Душитель».
30 июня 1962 г. Убийство Нины Николс
Вторая половина субботнего дня 30 июня 1962 г. выдалась одуряюще жаркой и душной. Поэтому когда сразу после 19:30 в комнате 65-летнего консьержа Томаса Брюса (Thomas Bruce) зазвонил телефон, и звонивший попросил пожилого мужчину подняться на 4-й этаж, дабы удостовериться в том, что с одним из квартирантов всё в порядке, просьба эта удовольствия Томасу не доставила. Отказать, однако, консьерж не мог, поскольку знал, что разговаривает с известным адвокатом Честером Стедманом (Chester Steadman), главою ассоциации бостонских юристов. Стедман был мужем сестры проживавшей на 4-м этаже Нины Николс (Nina Nichols), 68-летней женщины, в прошлом врачом, вдовой уважаемого адвоката. Стедман сообщил Томасу, что он и его жена Маргарита ожидали приезда Нины к 6 часам вечера, однако, та не только не приехала, но и телефонную трубку не поднимает, что сильно их беспокоит. Консьерж посмотрел в окно, из которого была видна автостоянка, и увидел голубой «бьюик», на котором Нина приехала около 17 часов.
Дело действительно казалось неладно. Вооружившись нужным ключом, консьерж покинул своё место под вентилятором и отправился в долгое путешествие к лифту. При температуре выше 90° F (т.е. более 32°С) любая физическая активность казалась изнурительной. Пока Томас Брюс добрался до нужной двери, он успел вспотеть не один раз, но он сразу же забыл про духоту, едва убедился, что хозяйка квартиры не реагирует на звонок. Всё это выглядело очень подозрительно и не сулило ничего хорошего.
Томас Брюс открыл дверь своим ключом и, не переступая порог, несколько раз крикнул в глубину полутёмной квартиры, сообщая о своём появлении. В комнатах было темно, поскольку из-за яркого солнечного света жалюзи на окнах были закрыты. Консьерж вошёл в квартиру и сразу же обратил внимание на царивший беспорядок, открытые тумбочки, выдвинутые ящики, разбросанные вещи. Несколько секунд ушли у Томаса на то, чтобы оглядеться по сторонам, наконец его взгляд упал на дверь в спальню, точнее, дверной проём в спальню. Дверь была распахнута, на полу с широко раздвинутыми ногами, обращенными к двери, лежала Нина Николс. Её короткий розовый халат был распахнут, а белый шёлковый пеньюар и бюстгальтер подняты в область подмышек. На ногах женщины находились синие теннисные туфли.
Хотя консьерж не подходил к телу, он моментально понял, что женщина мертва. Ни к чему не прикасаясь, он сразу же вышел из квартиры, не забыв запереть за собою дверь. Забыв о духоте, он бегом припустил к лифту, а спустившись вниз – к телефону.
В своём телефонном звонке в полицию Томас Брюс сразу же сообщил об убийстве, объяснив свою уверенность тем, что хотя трупа вблизи он не видел, но вся обстановка на месте происшествия убеждала его в том, что в квартире побывал чужой человек. Дом №1940 по Коммонвэлв-авеню (Commonwealth avenue), в котором проживала Нина Николс, находился в респектабельном районе Брайтон на западе Бостона – место это считалось тихим и безопасным. Убитая до выхода на пенсию в 1959 г. работала главным врачом в крупной больнице, всё это в совокупности сразу сделало преступление резонансным.
Схема Большого Бостона с указанием мест совершения убийств пожилых женщин посредством удушения летом 1962 г. Цифра 1 обозначает место убийства Анны Слесерс 14 июня, а 2 – Нины Николс 30 июня. Расстояние между точками немногим более 5 км.
В дом на Коммонвэлв-авеню немедленно отправился лейтенант Джон Донован, упоминавшийся ранее начальник Отдела расследования убийств Департамента полиции Бостона. После его предварительного доклада туда же выехал лейтенант Эдвард Шерри (Edward Sherry), офицер по особым поручениям при Эдмунде МакНамаре (Edmund L. McNamara). В своём месте мы ещё скажем несколько слов о той непростой обстановке, в которой приходилось работать последнему – причин тому было множество и одна из них заключалась в том, что МакНамара был для бостонской полиции не просто чужаком, а чужаком ненавистным. Заступив в должность 1 мая 1962 г., т.е. всего за два месяца до описываемых событий, Эдмунд сталкивался не только с неприязнью отдельных подчинённых, но и их саботажем. Действуя в столь непростых условиях, МакНамара был вынужден окружать себя людьми преданными и надёжными, и Эдвард Шерри являлся одним из таковых.
Лейтенант Шерри, появившись в квартире Нины Николс и ознакомившись с необычными деталями преступления, сразу же вызвал доктора Майкла Луонго (Michael Luongo). Последний являлся главным судмедэкспертом округа Саффолк (Suffolk county), на территории которого находился район Брайтон, и по совместительству – профессором судебной медицины Гарвардской медицинской школы, престижного учебного заведения, выпускники которого работали в судебно-медицинских учреждениях по всему Восточному побережью США. Шерри не полагался на суждение находившегося на месте преступления врача и хотел, чтобы квартиру и тело убитой женщины осмотрел самый компетентный специалист Саффолка.
Картина на месте преступления производила впечатление бессмысленного вандализма. Дамская сумочка оказалась не просто раскрыта, а разорвана: её содержимое было бесцеремонно вывалено на пол. Чемодан с одеждой и обувью, находившийся в гостиной, был перевёрнут вверх дном, а вещи разбросаны по комнате. Содержимое тумбочек было хаотично рассыпано по креслам и диванам. Альбом с фотографиями был разорван в клочья, а фотографии собаки, которую Нина содержала много лет, оказались разбросаны по всей квартире.
Лейтенант Эдвард Шерри, офицер для поручений при Начальнике Департамента полиции Бостона. Несмотря на свою немного клоунскую внешность, лейтенант Шерри был настоящим профессионалом и отличался живостью ума, огромной работоспособностью и добросовестностью при исполнении заданий. Но самое главное – он был абсолютно неподкупен. Последнее достоинство представлялось особенно ценным, принимая во внимание серьёзный коррупционный скандал, потрясший Департамент в начале 1960-х гг и повлёкший смену его руководства. Эдмунд являлся одним из двух старших офицеров бостонской полиции (наряду с лейтенантом Джоном Донованом), пользовавшихся абсолютным доверием её нового руководителя Эдмунда МакНамары. В тех случаях, когда начальник городской полиции нуждался в объективной оценке инцидента или преступления, на месте происшествия появлялся лейтенант Шерри, становившийся глазами и ушами шефа.
Когда их собрали и пересчитали, то выяснилось, что число фотоснимков превышало 80; преступник, по-видимому, ходил с ними по квартире и бросал их налево-направо.
При этом некоторые вещи явно привлекли внимание неизвестного варвара: так, рядом с телефонным аппаратом оказался аккуратно уложен раскрытый блокнот с адресами и телефонными номерами друзей Нины, преступник, видимо, листал его. Также очень странно выглядели 6 серебряных монет по 1 фунту стерлингов, уложенные стопкой она на другую на тумбочке у входа в квартиру. Преступник не мог их не заметить! Даже если их оставила на тумбочке хозяйка, а не убийца, казалось странным, почему сеявший хаос преступник не выказал к ним никакого интереса – их можно было без особых проблем продать или переплавить… Очень дорогая фотокамера, стоившая по тем временам более 300$, осталась лежать на полу – преступник проигнорировал и её! Пренебрежение к этой вещице выглядело странно, такую фотокамеру за неплохие деньги взял бы любой скупщик краденого.
На кровати в спальне аккуратно лежало женское платье, поверх него – очки. Аккуратно свёрнутое одеяло было уложено на пол возле одной из ножек кровати. Рядом находился закрытый атташе-кейс, преступника почему-то не заинтересовало его содержимое. В ридикюле оказались наличные деньги – 5 долларов 45 центов – совершенно незначительная даже по тем временам сумма для домохозяйки. Нина Николс была достаточно зажиточной женщиной, и то, что в её квартире не оказалось других денег, заставляло предполагать их хищение.
Доктор Луонго, осмотревший тело женщины на месте совершения преступления, сразу же заявил о «постановочности» картины, т.е. искусственности позы трупа. По мнению опытного судмедэксперта, Нина Николс не могла в процессе падения принять ту позу, в которой её нашли, преступник явно играл с телом, и игра эта его забавляла и доставляла удовольствие1. Убийца сделал своего рода «художественную инсталляцию» – он широко развёл ноги убитой им женщины и разместил тело точно напротив дверного проёма промежностью к двери. Для усиления эмоционального воздействия на того, кто обнаружит труп, преступник позаботился о его обнажении – распахнул короткий халатик и поднял к ключицам бюстгальтер и пеньюар. На шее жертвы были с силой затянуты два капроновых чулка, почти скрытых складками кожи, на чулках оказались завязаны бантики, находившиеся под нижней челюстью слева. Свободные концы чулок были аккуратно расправлены и уложены на полу.
Ушные раковины женщины были испачканы кровью, вытекшей из слуховых проходов. По мнению доктора Луонго, жертву сильно ударили по ушам, возможно, не один раз, что вызвало повреждение барабанных перепонок. На нижней челюсти слева доктор отметил осаднение кожи и кровоизлияние, свидетельствовавшие о прижизненном ударе. Лобок и перианальная область были испачканы кровью, что указывало на некие грубые сексуальные манипуляции. Судебный медик предположил, что для этого могла использоваться бутылка из-под вина, найденная на месте преступления неподалёку от тела жертвы. Целостность ногтей и отсутствие защитных повреждений свидетельствовало о внезапности нападения. О возможном изнасиловании доктор Луонго ничего определенного сказать не мог – ясность в этот вопрос должны были внести вскрытие тела и судебно-химическое исследование.
Криминалисты, изучавшие место убийства, обратили внимание на предметы, к которым должен был прикасаться преступник. Это были пустая бутылка из-под вина, найденная в гостиной, с остатками жидкости на донышке, атташе-кейс, картонная коробка, в которой, по-видимому, хранились фотографии собаки, и ридикюль. Последний вызвал интерес ввиду того, что найденная в нём сумма оказалась слишком незначительной для такой женщины, как Нина Николс. Отсюда логично вытекало предположение, согласно которому денег изначально было гораздо больше, но преступник забрал крупные банкноты, а оставил одну мелочь; понятно, что для этого ему требовалось ридикюль открывать. Упомянутые три предмета были изъяты с места совершения преступления и направлены в криминалистическую лабораторию для последующего тщательного изучения.
Обстановка в квартире Нины Николс заставляли сомневаться в душевном здоровье убийцы, хотя нельзя было исключать того, что последний умышленно вёл себя дико и нелогично, стремясь произвести впечатление человека, плохо себя контролирующего. Впечатление странности произошедшей трагедии ещё более усиливалось оттого, что жертва имела низкую виктимность: она жила в безопасном районе, её окружали хорошо знакомые соседи, все как один – респектабельные и уважаемые члены общества, в подъезде круглые сутки дежурил консьерж… Погибшая была прекрасно обеспечена материально, не имела долгов, не играла в азартные игры и не употребляла наркотики. Женщина уже много лет не поддерживала интимные отношения с лицами противоположного пола, так что драму на романтической почве вряд ли можно было рассматривать всерьёз. Разве могла Нина открыть дверь неизвестному ей мужчине, будучи облаченной в короткий халатик и пеньюар? Как вообще преступник проник в подъезд? Могла ли Нина привести его с собою?
Вопросов о последних днях и часах жизни Нины Николс имелось множество, и в конечном итоге все они получили ответы, вот только картина произошедшей трагедии от этого не только не прояснилась, но напротив, окончательно запуталась.
Нина овдовела в возрасте 48 лет и после этого уже не выходила замуж. На протяжении 16 лет она занимала должность главного физиотерапевта Массачусетского мемориального госпиталя (Massachusetts Memorial Hospital). Это медицинское учреждение являлось базой для студентов Университета Бостона и, будучи основанным в 1855 г., считалось одним из старейших и лучших в штате. В возрасте 65 лет Нина вышла на пенсию и жила безбедно, получая деньги как из пенсионного фонда, так и от биржевой торговли, которую вёл по её поручению брокер. Дважды в неделю она ходила на работу в больницу Святого Патрика, где трудилась совершенно бесплатно – это был своего рода акт благотворительности. Имелся у Нины и особый пациент – богатый мужчина в возрасте 70 лет, с которым она работала на протяжении двух последних лет. Никаких подозрений у полиции он не вызвал, поскольку, будучи инвалидом-колясочником не мог передвигаться самостоятельно. Помимо всего, сказанного выше, Нина являлась секретарём Американской ассоциации психотерапевтов и вела большую переписку с её членами. В общем, несмотря на возраст, она оставалась чрезвычайно активной и жизнедеятельной.
Полиция быстро установила, что 28 июня Нина Николс уехала за город с подругами и провела две ночи в пансионате. В свою квартиру она вернулась примерно в 16:50 30 июня, т.е. менее чем за час до смерти. Разумеется, эта поездка сразу же вызвала интерес детективов, ведь возможно, что именно там жертва и познакомилась с убийцей и возвратилась в его обществе! Однако сразу скажем, дабы не возвращаться к этому вопросу в дальнейшем, что эта версия быстро рассыпалась: было установлено, что Нина возвратилась одна и никаких подозрительных знакомств в пансионате она не заводила.
Итак, около 17 часов 30 июня Нина Николс в одиночестве – что подтверждалось показаниями консьержа Томаса Брюса – поднялась в свою квартиру. Примерно в 17:10 или чуть позже она позвонила Маргарите Стедман, родной сестре, рассказала о поездке и договорилась, что к 18 часам приедет на ужин. Во время телефонного разговора зазвенел дверной звонок, и Нина сказала сестре, что к ней кто-то пришёл и она перезвонит. Однако Нина не перезвонила и к 18 часам на ужин не приехала. Примерно в 19 часов Честер Стедман по просьбе жены принялся звонить по домашнему телефону Нины – трубка не поднималась. Супруги решили, что Нина задерживается в дороге, и решили подождать… К 19:30 стало ясно, что ситуация совершенно ненормальна: Нина либо попала в серьёзное ДТП, либо с ней что-то случилось дома. В любом случае требовалось выяснить, где она и что с ней. Тогда-то Честер Стедман и позвонил консьержу.
Сильно отретушированная газетная фотография Нины Николс, по-видимому, даёт слабое представление об истинной внешности этой женщины. Мы знаем, что несмотря на свой возраст она была энергична и очень подвижна, вела активный образ жизни. Нина Николс во многом напоминала задушенную двумя неделями ранее Анну Слесерс, с той только разницей, что социальный статус Нины был заметно выше. Нина состоялась в профессии, её уважали и ценили как опытного врача, она находила время на отдых и благотворительную работу в больнице для бедных. Как и в случае убийства Анны Слесерс полиция не сумела найти среди знакомых жертвы никого, кто мог бы затаить на неё обиду. Но это обстоятельство рождало безответный вопрос: если убийца был незнаком Нине, то почему она пустила его в квартиру? Ведь она собиралась в гости и совершенно не располагала свободным временем!
Представлялось довольно очевидным, что во время телефонного разговора Нины Николс и Маргариты Стедман в дверь квартиры первой из них позвонил убийца. Однако консьерж утверждал, что мимо него в интервале с 17 до 18 часов дом не проходили посторонние мужчины. Означало ли это, что Нину убил кто-то из жильцов?
Если всё-таки преступление совершил посторонний, то как он попал к двери квартиры, находившейся на 4 этаже 6-этажного дома? Неужели этот человек никому не звонил на этажах, расположенных выше или ниже? Шёл, шёл, шёл, уткнулся носом в дверь квартиры на 4 этаже, позвонил наобум, и ему открыла Нина Николс? Или, всё-таки, человек этот шёл целенаправленно и был уверен, что ему откроют?
Случайный визит казался совсем уж маловероятным, а вот предположение о посещении какого-то знакомого требовало проверки.
Однако все, знавшие Нину, категорически заявляли, что в последние годы её жизни порог её квартиры переступали лишь двое мужчин. Первый – это Честер Стедман, муж её родной сестры, имевший как железное alibi, так и безупречную репутацию, а второй – художник-оформитель, работавший с Ниной в 1960—1961 гг. после ремонта в её квартире. Как показала проверка, художник также имел надёжное alibi, а потому никаких серьёзных подозрений не вызвал.
Если убийца был из числа знакомых жертве мужчин, следовало искать кого-то другого.
Выяснилось, что поездка 28—30 июня была отнюдь не единственной такого рода. На предыдущий week-end – т.е. 23—24 июня – Нина Николс также уезжала из города в составе другой женской компании. Компания отдыхала в небольшом пасторальном городке Даксбари (Duxbury) примерно в 50 км к югу от Бостона. Эта поездка, разумеется, тоже заинтересовала полицию. Дело заключалось в том, что такого рода выезды в Даксбари совершались регулярно с периодичностью 2—3 раза в месяц, Нина могла там примелькаться, и если преступник жил или работал в этом городке, то он мог свести короткое знакомство с ней задолго до убийства. Пара детективов Отдела расследования убийств в первой декаде июля отправилась в Даксбари, дабы вместе с местными полицейскими поискать тех, кто вступал или мог вступать в контакт с Ниной Николс во время её приездов.
Это направление расследования казалось очень перспективным, однако никакого результата оно не принесло.
Помимо Даксбари, убитая женщина на протяжении трёх последних лет уезжала в зимний период во Флориду, а летом – в штат Мэн. Благодаря Маргарите Стедман полиция установила адреса отелей, в которых останавливалась Нина. Туда также отправились детективы из Бостона, рассчитывая обнаружить подозрительные знакомства или подозрительных лиц в составе персонала гостиниц. Эти направления также были добросовестно отработаны и также не принесли никаких реальных зацепок.
По всему получалось, что Нину Николс убил некий мужчина, ей совершенно незнакомый. Их встреча была случайной и непредсказуемой. Если бы женщина задержалась в дороге на час, или напротив, приехала бы часом ранее, то, скорее всего, разминулась бы с преступником.
Опрос жителей дома дал полиции мало содержательной информации. Никто из находившихся в доме людей не видел подозрительного мужчину, слонявшегося по этажам, никто не видел и не слышал ничего необычного, никто не звонил в двери по надуманным предлогам… Складывалось такое ощущение, будто убийца шёл целенаправленно в квартиру Нины и, совершив задуманное, ушёл, не привлекая к себе внимания.
В конечном итоге предположение о возможном ограблении было полностью отброшено. Получило объяснение даже то, что в кошельке Нины Николс оказалась подозрительно маленькая сумма наличных денег. Хорошо знавшие Нину свидетели рассказали полиции о её нелюбви к наличности: Нина панически боялась ограбления и старалась не снимать деньги в банках и не брать наличные деньги в руки. Даже при покупке газет и журналов она выписывала чеки, что для американских реалий первой половины 1960-х гг. выглядело уже довольно необычным. Но вот такая у неё была причуда…
Убийство Нины Николс с полным основанием можно назвать очень странным. Это ощущение странности только возросло после того, как стали известны результаты судебно-медицинской экспертизы, не обнаружившей ни на трупе, ни в его полостях, ни на одежде и окружающих предметах спермы. Разрывы влагалища и ректума по всей видимости были причинены инородным предметом, который преступник, уходя, унёс с собою. Полового акта с жертвой нападавший либо не осуществлял вовсе, либо осуществлял, но не довёл его до семяизвержения. Непонятно было, ради чего всё это делалось: двигала ли преступником похоть? или его мотивом являлась месть? или нечто иное? Как убийца проник в дом? Как он уговорил Нину Николс впустить его в квартиру?
В этой связи уместно обратить внимание читателей на то, что Начальник Отдела расследования убийств BPD Джон Донован бывал как на месте убийства Анны Слесерс, так и на месте убийства Нины Николс. Опытный детектив видел как обстановку в квартирах, так и тела жертв. Джон Донован летом 1962 г. пришёл к твёрдому убеждению в том, что эти преступления, хотя и схожи некоторыми чертами, всё же совершены разными лицами. Начальник «убойного» отдела заявил своему шефу Эдмунду МакНамаре, что убийство Нины Николс должно расследоваться Службой шерифа округа Саффолк и городской Департамент «своего интереса» в этом расследовании не имеет. Другими словами, поимка убийцы Нины Николс никоим образом не приблизит разоблачение негодяя, поднявшего руку на Анну Слесерс. Причём так Донован считал и во второй половине 1962 г., и в 1963 г., и в 1964 г… Это очень интересный момент, который обычно опускается всеми писателями и журналистами, принимающими на себя труд изложить ход расследования этих преступлений!
Хотя расследование убийства Нины Николс проводилось очень энергично, никакого видимого результата оно не дало. Правоохранительные органы не назвали ни одного подозреваемого. Никого не заключили под стражу. И никто не был предан суду.
