Алексей Ракитин
Серийные убийства в странах Европы. Хроники подлинных уголовных расследований
Показания Джона Ричардсона, Алберта Кадоша и Элизабет Лонг были исключительно важны для расследования. Фактически полиция впервые получала вполне ясные указания относительно внешнего вида убийцы. И тем более странным представляется фактическое игнорирование всей этой информации старшим инспектором Чандлером, который посчитал, что перед ним недобросовестные свидетели. Спорный момент о времени совершения убийства инспектор разрешил в пользу полицейского врача. Чандлер постановил считать, что убийство Энн Чэпмен совершилось именно в 04:30, поэтому, когда Джон Ричардсон заходил во двор осматривать замки своего склада, тело убитой женщины уже лежало во дворе дома и просто не было им замечено. Когда же Элизабет Лонг прошла через двор дома №29 и вышла на Хэнбари-стрит, она точно так же не рассмотрела лежащего тела; Лонг ошибочно приняла за Чэпмен другую проститутку, беседовавшую с клиентом, и её опознание ничего не стоит. Инспектор Чандлер верил в непогрешимость медицинской науки и потому отверг свидетельства, получившие впоследствии подтверждения из других источников.
Между тем, современные научные представления хорошо объясняют возникшую нестыковку во времени. Доктор Филлипс в своей оценке момента наступления смерти Энн Чэпмен действовал довольно халатно. Доктор при вынесении своего заключения опирался только на температуру внешних покровов тела, между тем, измерение температуры печени (либо ректальной температуры) является более надёжным способом определения скорости охлаждения тела. Доктор Филлипс не воспользовался градусником, а определил температуру простым прикосновением руки. Конечно, врачебный опыт – дело хорошее, но в данном случае он, очевидно, сыграл с доктором злую шутку. Известно, что на скорость охлаждения существенно влияет температура окружающей среды. Ночь с 7 на 8 сентября 1888 г. была в Лондоне весьма прохладной, около +7° C, и доктору Филлипсу следовало бы сделать на это поправку. Кроме того, имелось ещё одно соображение, которое следовало учитывать при определении момента смерти Чэпмен: её ноги были открыты, а живот – разрезан, что, безусловно, способствовало ускоренному охлаждению тела.
Ошибка доктора Филлипса была весьма существенной. Сейчас можно с уверенностью утверждать, что убийство Энн Чэпмен произошло никак не в 04:30 пополуночи, а скорее всего, часом (или около того) позже.
После 8 сентября 1888 г. улицы Уайтчепела обезлюдели. Даже самые закоренелые скептики не могли отрицать того, что в районе орудует преступник, совершающий страшные безмотивные преступления. Уже не могло быть никаких версий о бандах, обирающих проституток, или случайных убийствах. Убийства были неслучайны, они повторялись и, очевидно, могли повторяться в будущем. Не существовало критерия, который позволял бы однозначно выделить круг потенциальных жертв, а это значило, что следующей жертвой могла стать любая женщина Уайтчепела. Слухи однозначно связали совершаемые убийства с евреями, населявшими район; в версию об иностранце не мог поверить старший инспектор Джозеф Чандлер, но простые жители Ист-энда поверили сразу же. Антисемитские страсти усугублялись тем, что, по показаниям жертв «Красного Передника», этот преступник тоже был евреем. Народная молва однозначно связывала преступления «убийцы из Уайтчепела» с нападениями «Красного Передника». Кстати сказать, версия о том, что в обоих случаях действовал один и тот же человек, находила поддержку и среди детективов. Многие полицейские обратили внимание на то, что в августе 1888 г. нападения «Красного Передника» прекратились. А это могло означать только то, что преступник сменил род деятельности и от угроз перешёл к нападениям с последующим убийством жертвы.
Поэтому очень многие должностные лица в полиции Лондона считали, что поймав «Красного Передника», они поймают и убийцу проституток. К этой же мысли склонялся и старший инспектор Чандлер. С 9 сентября в его распоряжении были уже очень большие силы полиции – более 20 детективов и 200 патрульных. Эти силы он бросил на розыски «Красного Передника». Их работу весьма облегчало то, что они имели в своём распоряжении неплохой словесный портрет подозреваемого, а сам район поисков был весьма невелик (напомним, что весь Уайтчепел состоял всего-то из 200 зданий, а его население не превышало 9 тыс. человек). При серьёзном подходе к делу найти подозреваемого представлялось вполне посильной задачей. По общему мнению детективов, «Красный Передник» должен быть человеком, привлекавшимся прежде к уголовной ответственности. Таковых лиц в Уайтчепеле было немало – более 30% населения. Полицейские хватали всех известных им уголовников, подпадавших под известный словесный портрет, и доставляли их на опознание в полицейский участок, в котором были собраны жертвы нападений «Красного Передника».
Джозеф Чандлер располагал большими полицейскими силами, и это позволило ему добиться поставленной задачи в кратчайшие сроки. Уже вечером 11 сентября 1888 г. было официально объявлено об аресте человека, опознанного как «Красный Передник». Арестованного звали Джон Пизер, прежде он уже был судим и отбыл 6-месячное тюремное заключение за удар женщины ножом.
Сообщение об аресте Пизера было воспринято всеми – и полицейскими, и простыми жителями Ист-энда – с облегчением. Полиция спасла честь мундира, продемонстрировав умение работать сконцентрированно и слаженно, люди – вздохнули с облегчением. Практически никто не сомневался в том, что Джон Пизер является не только «Красным Передником», но и «убийцей из Уайтчепела». На фоне первоначальных оптимистических заявлений полиции как-то потерялись суждения врачей-анатомов, полагавших, что убийца проституток демонстрирует незаурядное искусство владения ножом и имеет, скорее всего, медико-хирургическую подготовку, которой явно не обладал Пизер.
Сам же Пизер оказался чрезвычайно напуган арестом и сразу же пошёл на сотрудничество со следствием. Судья Винн Бакстер заявил, что признает сделку обвинения и защиты при условии, если Джон Пизер сделает добровольные признания по поводу преступлений «Красного Передника». Смысл этого заявления был чрезвычайно прост и фактически сводился к формуле: мы будем его судить не как безобидного грабителя по кличке «Красный Передник», а как убийцу проституток. Судья отдал дань всеобщей уверенности в том, что схвачен именно убийца.
Сенсации не получилось. Пизер поспешил воспользоваться предоставившейся возможностью и в деталях рассказал о нападениях на женщин, в ходе которых он избивал свои жертвы и отнимал у них карманные деньги. На этом признания арестованного иссякли: более признаваться было не в чем. Пизер доказал свою полную непричастность к убийствам Тэбрем, Николс и Чэпмен. Его alibi было подтверждено большим числом независимых свидетелей, в том числе и полицейским осведомителем, который являлся домовладельцем, сдававшим Пизеру в аренду комнату. Обвиняемый объяснил, почему с августа 1888 г. перестал совершать нападения на женщин: он сам догадался, что полиция свяжет убийства проституток с его действиями, а потому затаился.
Самое любопытное в истории «Красного Передника» состоит в том, что Джона Пизера так никогда и не судили за эти преступления. Подозреваемый отсидел под арестом менее месяца, во всём сознался и, согласно договорённости сторон, подтверждённой судьёй, был выпущен на свободу. Такой вот невыдуманный юридический анекдот…
То беспокойство, что возникло среди жителей Уайтчепела после убийства Энн Чэпмен, после разоблачения «Красного Передника» отчасти рассеялось. Район был наводнён полицейскими патрулями, органы защиты правопорядка показали себя способными к успешной борьбе с преступностью, и это внушало надежду на то, что убийствам проституток пришёл конец. К концу сентября общественное мнение окончательно успокоилось, и в вечерние и ночные часы улицы Уайтчепела опять были многолюдны и неугомонны. Ярмарка порока продолжала процветать и, казалось, не существовало силы, способной помешать этому.
В час ночи только что начавшегося 30 сентября 1888 г. польский еврей Луис Димшютц вёл телегу с запряженным в неё пони по улице Бернер-стрит. На тротуаре он увидел женское тело, лежавшее лицом к стене, которое сразу показалось ему неживым. Димшютц остановил свою повозку, и в это время из дверей расположенного неподалёку клуба вышел человек. Луис подозвал мужчину и указал ему на женское тело. Они вместе приблизились к нему и увидели кровь на тротуаре. Димшютц остался сторожить тело, а мужчина из клуба бросился за полицией.
Менее чем через пять минут он привёл на Бернер-стрит полицейский патруль (старший патруля – констебль Генри Ламб). Полицейские попробовали нащупать пульс, но, увидев на шее женщины огромный разрез, тут же оставили эту попытку. Ламб остался с телом, а младший патрульный отправился за врачами.
В 01:16 к осмотру тела приступил доктор Фредерик Блэквелл, с которым прибыл и молодой стажёр. Чуть позже на Бернер-стрит появился и полицейский врач Филлипс, тот самый, что выносил заключение о причине смерти Энн Чэпмен.
Врачи сошлись во мнении, что момент наступления смерти можно было определить интервалом примерно в 20—40 минут до их прибытия на место происшествия (т. е. в 00:40 – 01:00 30 сентября). Женщина была убита там, где оказалось найдено её тело. Непосредственной причиной смерти при предварительном осмотре представлялась обширная резаная рана шеи, расположенная примерно на 6—7 см ниже нижней челюсти. Убийца одним мощным движением рассёк стенки трахеи, мышцы и сосуды шеи.
Луис Димшютц заявил полицейским, что один раз он уже проходил по этому же самому участку Бернер-стрит. Произошло это в 00:40 и тогда – свидетель утверждал это со всей определённостью – на этом месте женского тела не было. Возвращаясь примерно через 20 минут, Димшютц тоже не видел ничего подозрительного до тех самых пор, пока практически не поравнялся с телом убитой.
Погибшая не пыталась оказать сопротивление. В левой руке она держала пакетик с мятными леденцами для освежения дыхания. Лицо её было спокойно, видимо, женщина не ожидала нападения.
В то самое время, пока на Бернер-стрит напряжённо работали полицейские и врачи, совсем неподалёку – буквально в 400 метрах – констебль Эдвард Уоткинс патрулировал площадь Майтр-сквеар и прилегающие к ней улицы. Это было тихое убогое местечко, где практически не было жилых домов – только склады и магазины. Констебль миновал Майтр-сквеар в 01:30 ночи, и в это время там было всё спокойно. Площадь была невелика – квадрат со стороной 22 метра – и потому не заметить что-либо подозрительное там было просто невозможно. Уоткинс спокойно пересёк площадь и двинулся по одной из примыкавших к ней улочек. На площадь Майтр-сквеар он вернулся менее чем через четверть часа. В 01:44 он обнаружил прямо на площади окровавленное тело женщины, лежавшее на спине.
Площадь Майтр-сквеар. Фотография 1925 г. поэтому на заднем плане виден автомобиль.
Женщина была мертва – в этом не было ни малейшего сомнения. Поднятая выше талии юбка оставляла открытым живот, который был взрезан; горло женщины также было разрезано, вокруг тела растекалась большая лужа крови. Площадь была совершенно безлюдна…
Констебль Уоткинс бросился к своему хорошему другу – отставному полицейскому Джорджу Моррису, проживавшему неподалёку. Разбудив Морриса и попросив его о помощи, констебль возвратился назад на площадь, чтобы обеспечить должную сохранность следов на месте преступления. Пока полицейский оставался на Майтр-сквеар, Джордж Моррис разыскал полицейский патруль в составе двух человек, который он немедленно направил на площадь.
По всему Уайтчепелу началась беготня, то, что сейчас назвали бы попытками задержания преступника по «горячим следам». Полицейские осматривали проходные дворы, подъезды и проулки: они искали человека в запачканной кровью одежде. Казалось совершенно очевидным, что убийца не мог избежать того, чтобы не залить кровью жертвы свою одежду. Но активность полиции оказалась тщетной – до утра так и не удалось никого разыскать.
На площадь Майтр-сквеар для осмотра тела прибыл доктор Фредерик Гордон Браун. В своём отчете он написал, что приступил к осмотру в 02:18 пополуночи. Он заявил, что женщина была убита там, где оказалось обнаружено её тело; время наступления смерти он определил как «не более получаса до начала осмотра» (т. е. около 01:45). Следов борьбы обнаружено не было, но лицо погибшей казалось испуганным. Это могло означать, что в последние мгновения своей жизни женщина успела почувствовать угрозу.
Применительно к телу, найденному на Майтр-сквеар, полиции удалось очень точно вычислить время совершения преступления. Как установил старший инспектор Чандлер, в 01:42 ночи площадь пересёк полицейский патруль, не обнаруживший ничего подозрительного, а уже в 01:44 констебль Уоткинс увидел лежавшее на мостовой тело, залитое кровью. Даже если сделать поправку на возможную ошибку в исчислении времени, то всё равно нельзя было не признать, что убийца, проявив чрезвычайную дерзость, сумел буквально за несколько минут совершить весьма сложное преступление и скрыться.
Полиция ещё шла мелким бреднем по Уайтчепелу, рассчитывая найти подозрительного человека, соответствовавшего предположительному описанию преступника, как около трёх часов ночи поступила новая важная информация – была найдена надпись на стене, оставленная преступником. Старший инспектор Джозеф Чандлер вместе со своими детективами помчался на Гоулстон-стрит, где их встретил констебль Альфред Лонг, сообщивший следующее: в ходе осмотра улиц и дворов Уайтчепела он в 02:55 ночи обнаружил на тротуаре окровавленный кожаный передник. Прямо над ним, на высоте человеческого лица, на закопчённой кирпичной стене была сделана мелом следующая надпись: «Евреи – люди, которых ни в чём не обвинишь». («The juwes are the men that will not be blamed for nothing»). Кровь на переднике была свежей, не было почти никаких сомнений в том, что этой вещью воспользовался убийца. Соответственно, вполне логичным казалось то, что и к надписи на стене преступник имеет прямое отношение, но… Но это решительно ничего не означало.
В самом деле, если убийца был евреем, то надпись могла быть сделана им в знак демонстрации собственного превосходства над англичанами и английским обществом, которое он мог считать чужим и враждебным. Но если убийца евреем не был, то подобную надпись он мог оставить для того, чтобы навести сыщиков на ложный след. Версии о том, что «убийца из Уайтчепела» – местный еврей, уже вовсю обсуждались как в прессе, так и местными жителями. И, вне всякого сомнения, убийца слышал об этих пересудах.
Надпись на стене дома по Гоулстон-стрит, скопированная по приказу старшего инспектора Чандлера.
Надпись на стене смутила старшего инспектора Джозефа Чандлера. Он велел её скопировать в натуральную величину, а сам поспешил написать обстоятельное письмо руководителю полиции метрополии сэру Чарлзу Уоррену, в котором попросил дать необходимые распоряжения о дальнейшей судьбе надписи на Гоулстон-стрит.
Глава полиции был разбужен 30 сентября 1888 г. задолго до рассвета. Впрочем, события в Уайтчепеле были экстраординарны и вполне оправдывали подобное нарушение графика сэра Уоррена. Вопрос о судьбе настенной надписи был столь непрост, что старшего инспектора Чандлера можно было простить за смелое нарушение субординации. Уже преступления «Красного Передника» послужили поводом для беспокойства политических руководителей Англии в силу роста антиеврейских настроений в Ист-энде. Эти настроения ещё более усилились, когда общественность узнала о том, что «убийца из Уайтчепела», скорее всего, является евреем. Стремясь предотвратить антиеврейские выступления, член Палаты общин английского парламента Сэмюэль Монтагу – еврей по национальности – предложил учредить денежный фонд для премирования лиц, сообщающих информацию об «убийце из Уайтчепела». Напомним, что министр внутренних дел Великобритании Генри Меттьюс после убийства Марты Тэбрем официально отказал в выделении средств на оплату «общественных информаторов». Следует признать, что еврей-парламентарий Сэмюэль Монтагу оказался мудрее господина министра; Монтагу продемонстрировал готовность английских евреев сотрудничать с властями и их заинтересованность в установлении истины. Его предложение получило широкую огласку и было прокомментировано политиками самого разного толка. Премиальный фонд был создан, в него внесли пожертвования известные в Англии люди, и это способствовало устранению межрасовой напряжённости. Теперь же появление надписи на стене было способно разрушить достигнутое общественное умиротворение и спровоцировать шовинистические выходки.
Принимая во внимание все эти обстоятельства, старший инспектор Чандлер самоустранился от принятия решения о судьбе надписи. Сэр Уоррен, получив его письмо с описанием событий ночи на 30 сентября, распорядился надпись уничтожить, не дожидаясь утра. Впоследствии ему не раз пеняли за этот приказ, но глава полиции метрополии всегда объяснял принятое решение стремлением поддержать спокойствие в обществе. Надпись была затёрта так скоро, что полиция даже не успела её сфотографировать; осталась лишь её копия, сделанная путём наложения бумаги поверх надписи (как это делают археологи при копировании настенных рисунков).
Личности новых жертв «убийцы из Уайтчепела» были установлены достаточно быстро. Поскольку весть о новых преступлениях негодяя прозвучала главной сенсацией дня, жители района устроили настоящее паломничество в полицейское управление. Уже к обеду детективы располагали исчерпывающей информацией о погибших.
Первую жертву (её тело было найдено на Бернер-стрит) звали Элизабет Страйд. Она родилась в 1843 г. в Швеции, где вышла замуж за английского моряка. При переезде в Великобританию муж и двое детей Элизабет погибли в кораблекрушении. Женщина представила бумаги, доказывавшие это, и получала с 1878 г. пенсию от Шведской церкви в Лондоне.
Посмертная фотография Элизабет Страйд.
Полицейская проверка, впрочем, довольно быстро установила, что к гибели парохода «Принцесс Элис» ни Элизабет Страйд, ни её семья отношения не имели. Джон Страйд умер от алкоголизма, а детей эта супружеская чета не имела. Получение пенсии следовало признать циничным мошенничеством. Элизабет зарабатывала на жизнь шитьём и уборкой, но не брезговала и проституцией. На панели её кличка была «Длинная Лиз». С 1885 г. Элизабет Страйд сожительствовала с чернорабочим Майклом Киднеем. По его словам, сожительница покинула дом ранним вечером 29 сентября.
Свидетель Уильям Маршалл сообщил полицейским, что примерно за четверть часа до полуночи (т. е. в 23.45) он видел из окна своей комнаты в доме №64 по Бернер-стрит, как Элизабет Страйд разговаривала с коренастым мужчиной, чей рост составлял около 1,65 м. Мужчина был одет как клерк и говорил «как образованный человек». Самого разговора, впрочем, Маршалл вспомнить не смог, поскольку, видимо, он его и не расслышал, но в его показаниях важно было то, что незнакомец, по меркам Уайтчепела, выглядел достаточно интеллигентно.
Помимо Маршалла погибшую видели в ту ночь и ещё некоторые свидетели. Среди них был констебль Уильям Смит; произошло это в 0.35 30 сентября на Бернер-стрит. Элизабет разговаривала с мужчиной средних лет, ростом 1,67—1,7 м, имевшим тёмные волосы и усы. Мужчина был одет прилично – в чёрном пальто с шалевым воротником и шляпе. Полицейский отметил белые манжеты и воротничок рубашки неизвестного. В руках мужчина держал довольно крупный бумажный пакет.
В 00:45 на пересечении Бернер-стрит и Файрклауд Элизабет Страйд в компании с малорослым незнакомцем увидел ещё другой свидетель – Джеймс Браун. Этот знал погибшую довольно хорошо, поскольку был её соседом по дому. Он заинтересовался происходящим и какое-то время шёл за Страйд и незнакомым мужчиной. Брауну удалось подслушать слова Элизабет: «Не сегодня, в любую другую ночь». Очевидно, женщина разговаривала за несколько минут до своей смерти с потенциальным клиентом и отказывала ему в каком-то предложении, например, отправиться в некое место или в чём-то подобном. И Браун описал собеседника Страйд как мужчину ростом 1,67 м в тёмном длинном пальто.
Наконец, ещё один важный свидетель – Израэль Шварц – сообщил детективу Свенсону о том, что почти в то же самое время (т. е. в 00:45) он увидел сцену, которая его встревожила. В самом начале Бернер-стрит разговаривали мужчина и женщина, и когда мужчина попытался силой увлечь женщину в тень от здания, та оказала сопротивление. Мужчина в раздражении толкнул её на тротуар. Женщина упала и закричала. Всего она вскрикнула 3 раза, и этого оказалось достаточно для того, чтобы обратить агрессивного кавалера в бегство. Тот перебежал на другую сторону улицы и заговорил с поджидавшим его там другом. Мужчины скорым шагом пошли по Бернер-стрит, но заметив, что за ними на некотором расстоянии следует Шварц, побежали и скрылись под железнодорожным виадуком. Там было совсем темно, и Израэль Шварц побоялся последовать за подозрительными типами.
Шварц так описал виденных им мужчин: первый из них, тот, что толкнул женщину, имел возраст около 30 лет и рост до 165 см, сухощавого телосложения, темноволосый, с чёрной кепкой на голове, был одет в тёмные пиджак и брюки; второй казался постарше – около 35 лет, имел рост около 1,77 – 1,8 м, маленькие чёрные усы, был одет в тёмные пальто и брюки, на голове – потасканная шляпа.
Смерть Элизабет Страйд последовала в результате единственного ранения горла. Других травм женщина не имела. Доктор Блэквелл такими словами охарактеризовал убийцу: «Кто-то, кто приучен к использованию тяжёлого ножа».
Личность второй погибшей в ночь на 30 сентября 1888 г. полиция установила также без особых проблем. В её кармане были найдены закладные квитанции из ломбарда на имя Кэтерин Эддоус, проживавшей в доме N 55 по Флауэр-стрит. По указанному адресу погибшую знали очень хорошо и без труда опознали. Кстати, соседи же опознали и окровавленный фартук, который убийца бросил под надписью на стене дома по Гоулстон-стрит. Фартук этот принадлежал Кэтерин Эддоус, и убийца, по-видимому, им воспользовался, чтобы не запачкать кровью собственную одежду. Примечательная предусмотрительность!
Посмертные фотографии Кэтерин Эддоус.
Кэтерин любила выпить, нрав имела весёлый и покладистый. Уже 7 лет она сожительствовала с Джоном Келли. Погибшая родилась в 1842 г., в возрасте 16 лет убежала из дома вместе со своим будущим супругом – Томасом Конвеем. От их брака родились трое детей. В 1880 г. Эддоус и Келли развелись; причиной тому послужило безудержное пьянство Кэтерин.
Собственно проституткой, т. е. женщиной, вступающей в половую связь за деньги, Кэтти Эддоус не была. Но любые нравственные барьеры она легко преодолевала после пары стаканчиков вина, так что не будет большим преувеличением назвать её женщиной, не стеснённой предрассудками и этическими ограничениями.
Вечером 29 сентября она заявила сожителю, что отправляется за деньгами к одной из своих дочерей. Джон Келли напомнил ей об убийце проституток, на что Эддоус засмеялась и пообещала не попасть ему в руки. До дочки Кэтерин в тот вечер так и не добралась, но, блуждая по улочкам Уайтчепела, женщина умудрилась напиться, что называется, «в хлам». За оскорбление общественной нравственности её задержал полицейский патруль и доставил в участок на улице Бишопсгейт. Если б Кэтти сморил сон, она бы благополучно дождалась там утра и продолжила свой путь к дочери, но судьба распорядилась иначе: Эддоус принялась полемизировать с дежурным констеблем Хаттом, которому быстро надоело слушать пьяную болтовню Эддоус, и потому он около 0.30 ночи выпустил женщину на улицу.
Непосредственной причиной смерти Кэтерин Эддоус послужил разрез горла, выполненный совершенно в такой же манере, как и в случаях убийств Полли Николс и Энн Чэпмен, т. е. слева направо. Очевидно, что все последующие манипуляции преступник проделывал уже с трупом. Доктор Браун, осмотрев тело Кэтти Эддоус, заявил, что живот был разрезан от грудной кости до подвздошины. Убийца сделал несколько глубоких разрезов в разных направлениях, общая длина которых превышала 80 см. Через взрезанную брюшину преступник удалил левую почку, вырезал почечную артерию почти на всём ее протяжении, а также матку (разрез был произведён на 1,5 см выше шейки матки). Влагалище и яичники повреждены не были. Особое внимание обратили на себя повреждения лица – этого преступник раньше не делал. Следствием нескольких хаотически нанесённых преступником ударов ножом явились следующие повреждения лица: глубокий разрез носа (от левой границы носовой кости до угла правой стороны челюсти), рассечения нижних век обоих глаз, отсечение правого уха (оно отвалилось при транспортировке в морг), а также ряд мелких порезов лица и головы.
После двойного убийства в ночь на 30 сентября 1888 г. закипел весь Лондон. Преступления «убийцы из Уайтчепела» перестали быть сенсацией одного только Ист-энда, теперь это были новости общегосударственного масштаба. Широкую известность получили слова королевы, заявившей премьер-министру о своём недовольстве работой лондонской полиции. Преступления в Уайтчепеле обсуждались повсеместно: в Парламенте, Кабинете Министров, в газетных передовицах, в поездах, ресторанах и на прогулках. Англия пребывала в шоке.
В конце сентября творившийся в Уайтчепеле ужас перешёл из категории местных новостей в сенсацию общегосударственного масштаба. Газеты не только публиковали заметки об убийствах таинственного изувера, но размещали на своих страницах целые рассказы в картинках, эдакие комиксы на документальной основе. Рисунки привлекали внимание даже малограмотной части населения и способствовали росту продаж. На этой иллюстрации показаны некоторые из публикаций такого рода, вообще же в те недели и месяцы счёт им шёл на многие десятки.
Поспешное уничтожение надписи на стене дома по Гоулстон-стрит вызвало массу нареканий в адрес начальника полиции. Широкое распространение получила точка зрения, озвученная детективом Уолтером Дью, который следующим образом охарактеризовал происхождение надписи: «… (это) неконтролируемый жест еврея, переживающего эйфорию от кровавого триумфа». Обвинения начальника полиции метрополии в некомпетентности в конечном итоге спровоцировали его скорый уход на пенсию.
Уже в октябре в полицию обратился ещё один человек, оказавшийся весьма важным свидетелем. Джозеф Лавенд вышел из клуба «Империал» в 01:35 в ночь на 30 сентября и направился домой через Майнтр-сквеар. На площади он увидел живо разговаривавшую пару – мужчину и женщину. Лица женщины свидетель не разглядел, но уверенно опознал одежду Кэтерин Эддоус. Полиция пришла к выводу, что Лавенд видел женщину не более чем за 10 минут до её убийства. Поэтому его описание собеседника Эддоус было расценено как очень важное.
Джозеф Лавенд заявил, что собеседник Кэтти Эддоус был среднего роста, молод (возраст свидетель определить затруднился), имел небольшие аккуратные усики, одет был в тёмные пиджак и брюки, на голове носил кепи.
В течение первой недели октября лондонская полиция продемонстрировала необыкновенную активность в расследовании убийств.
Уже после обеда 30 сентября 1888 г. полиция начала распространять по всему Лондону листовки следующего содержания:
«Полиция информирует население.
Утром в пятницу 31 августа, в субботу 8 сентября и в воскресенье 30 сентября 1888 г. были убиты женщины в районе Уайтчепел неким лицом, предположительно проживающим либо в этом районе, либо в непосредственной близости к нему. Если Вам известно о любом лице, которое может вызвать подозрение, предлагаем немедленно обратиться в ближайший полицейский участок либо в Центральное управление полиции.
30 сентября 1888 г.»
Оперативное появление такой листовки следует по праву поставить в заслугу руководству лондонской полиции. Вообще, подобное широкое официальное информирование общественности можно считать исключительным для того времени. Такой приём нередко бывает весьма эффективен, во всяком случае, мировой опыт даёт примеры замечательной результативности подобного взаимодействия властей и населения, в том числе и при розысках серийных преступников. Практика сыска обогатилась этим замечательным приёмом именно со времён поисков «убийцы из Уайтчепела». Примечательно, что полиция не стала высокомерно пренебрегать помощью непрофессионалов, а напротив, сама обратилась за помощью к людям. Замечательный пример отказа от пресловутой «корпоративной солидарностью» в интересах делах.
Упомянутая листовка распространялась в Лондоне на протяжении всего октября 1888 г.; всего было роздано более 80 тыс. экземпляров этого обращения.
Полицейские новации отнюдь не исчерпывались публикацией листовки. Ещё одним приёмом, достойным упоминания, явилось применение «манка» – ложной жертвы, призванной спровоцировать нападение преступника. Опять-таки, впервые в истории мирового сыска, Скотланд-Ярд выпустил на улицу «подставную жертву». Это был полицейский-мужчина (притом боксёр), наряженный в женское платье и соответствующим образом гримированный. Первый блин оказался комом, в Уайтчепеле быстро поняли, что на улицах появился мужчина, ряженый женщиной, и это вызвало массу насмешек над полицией. На подобный приём смотрели как на курьёз, как на признание полицией собственного бессилия, но прошедшие десятилетия доказали несправедливость суждений жителей Уайтчепела. Использование «подставных жертв» сделалось общеупотребительной практикой в работе полицейских и специальных служб всего мира, и хотя практика подобных операций претерпела с 1888 г. значительные усовершенствования, всё-таки своим появлением она обязана именно следствию по «делу убийцы из Уайтчепела».
Была и ещё одна любопытная новация. В состав полицейских патрулей впервые в истории Англии (да и мира, пожалуй) были включены кинологи с собаками. Предполагалось, что это новшество позволит быстро разоблачить убийцу по запаху свежей крови на его руках и одежде в том случае, если он дерзнёт совершить новое преступление.
Сплошной проверке подверглись все скотобойни и колбасные цеха в Уайтчепеле; полиция считала, что убийца как-то связан с одним из таких цехов. В этом сыщиков убеждало не только мастерское владение ножом, которое убийца продемонстрировал уже неоднократно, но и график нападений: все они произошли либо вечером в пятницу, либо в уик-энд. Последнее соображение косвенно указывало на то, что остальные дни недели убийца занят на работе. Всего полицейские провели формальные допросы владельцев 76 скотобоен и колбасных цехов. Общее же число людей, официально опрошенных полицейскими в первую половину октября 1888 г., превысило 2 тыс. человек.
