Алексей Ракитин
Все грехи мира. Книга II
Ну, рассказал и рассказал, молодец! Но тут следует уточнить – заседание коронерского жюри не протоколировалось, в своём месте мы увидим, что эта деталь имеет значение.
Жюри приняло решение, согласно которому на ферме произошло убийство по меньшей мере 3-х членов семьи Эдмондсон. Возможным виновником случившегося объявлялся Томас Эдмондсон, который убил жену и детей, осуществил поджог строений и покинул место, увезя пожилую мать. То, что возле дома были найдены серебряные часы отца и кошелёк матери, жюри посчитало имитацией ограбления, призванной сбить следствие со следа.
Уже на следующий день местные газеты сообщили о подозрениях в адрес без вести отсутствующего Томаса Эдмондсона. Экстренно были отпечатаны плакаты с описанием его внешности, правда, премию за поимку никто не обещал, поскольку премиальный фонд ещё не был создан – это предстояло сделать в будущем.
Но уже в пятницу стали выясняться разного рода любопытные детали, заставлявшие посмотреть на дело под иным углом, нежели это сделало коронерское жюри.
Во-первых, некто Торн Джонсон (Torn Johnson), один из членов жюри, обратил внимание на интересную деталь, не замеченную другими членами жюри, и сообщил о своём наблюдении шерифу Шиппу. Дело заключалось в том, что Роберт Клементс, рассказывая жюри о телесных повреждениях Нетти Эдмондсон, сообщил о ножевых ранениях, полученных девочкой. Эта осведомленность выглядела очень странной, поскольку тело Нетти было грязным и «прокопченым», т.е. имело смуглую кожу, в силу чего ножевые ранения трудно было рассмотреть. Точнее говоря, они совершенно не бросались в глаза. Тем более, что тела в сарае отыскал нотариус Хелмс, который их вынес с места пожара и накрыл дерюгой. Когда Клементс мог успеть рассмотреть труп Нетти и увидеть на нём следы ударов ножом, если члены жюри, также видевшие тело девочки, на упомянутые раны внимания не обратили?
Во-вторых, Клементс, прибывший на место пожара первым, почему-то не удосужился войти в горящий дом, а принялся искать его жильцов в лесу. Об этом было написано в начале нашего повествования. Более того, когда несколькими минутами позже на пожаре появился Джон Гриер, то и ему Клементс посоветовал в дом не входить, а побегать и покричать по лесу. Согласитесь, это какая-то показушная и совершенно бессмысленная активность!
В-третьих, шериф Шиппс, опросив свидетелей, выяснил, что Клементс в самом начале пожара проявлял к сараю вполне определенный интерес. Он открыл створки дверей в загоны, в которых находились домашние животные, в результате чего все они остались живы. Но вот что было интересно: Клементс открыл по меньшей мере 3 двери – в загоны для свиней, коров и лошадей – но в помещение для хранения семян не заглянул. А ведь именно в нём находились трупы детей! Можно было поверить в такую избирательность? Ну, наверное, да, Клементс мог считать эту комнату пустой и потому интереса к ней не проявил. Но через день шериф не без удивления узнал, что среди спасенных домашних животных оказались лишь те, что принадлежали Клементсу, то есть получалось, что тот не столько беспокоился об имуществе Эдмондсона, сколько о своём собственном. Вся эта активность выглядела довольно подозрительно – там, где существовала угроза личному имуществу, Роберт Клементс демонстрировал сообразительность и быстроту реакции, а там, где следовало побеспокоиться о хозяевах фермы, например, войти в дом или осмотреть горящий сарай полностью, свидетель вдруг становился безынициативен и нелюбопытен. Отчего такая избирательность?
В-четвёртых, опрашивая участников поисково-спасательных работ, развернувшихся на ферме в первые часы после пожара, шериф Шиппс узнал, что Клементс удерживал их от того, чтобы искать Эдмондсонов в тех самых зарослях осоки, где впоследствии была найдена лужа крови и украшение убитой Нетты. Об этом шерифу рассказал фермер Уилльям Стрингер (W. T. Stringer), прибывший на пожар одним из первых. Стрингер утверждал, что когда он направился в сторону зарослей, Клементс буквально закричал на него, дескать, зачем терять время и искать возле дороги?! Хотя как раз-таки возле дороги и следовало искать, ведь спасающиеся от огня люди в поисках помощи побегут именно к жилью или на дорогу, а отнюдь не в глухой лес! Но Стрингер не подумал об этом и подчинился эмоциональному воздействию Клементса.
В общем, шериф заявил коронеру, что считает решение коронного жюри, вынесенное в четверг, преждевременным и настаивает на повторном изучении всех деталей случившегося на ферме. Элмон помялся – помялся, да и согласился – у шерифа было законное право настаивать на уточнении решения.
В субботу коронерское жюри собралось на повторное заседание, но прежде чем коснуться его деталей, необходимо рассказать о другом. В ночь на 27 ноября, т.е. спустя примерно сутки со времени пожара, произошло нечто такое, чего не ожидал никто.
Роберт Клементс, находившийся в своём доме, услышал голос, позвавший его! Некто, находившийся в лесу отчётливо произнёс: «Привет, Боб!» Клементс был потрясён, он был уверен, что узнал голос! К нему обратился Томас Эдмондсон…
Роберт был в доме не один, подле находился друг его детства Роберт Уиллис (Robert Willis). Строго говоря, мужчины выпивали, так что их полуночное времяпрепровождение не должно особенно удивлять. Уиллис утверждал впоследствии, что также слышал голос из леса. Друзья не на шутку испугались, Клементс был уверен, что хозяин фермы вернулся, чтобы убить его… Этот вывод представляется странным и неожиданным одновременно, поскольку если бы кто-то и хотел убить Роберта, то последнее, что злоумышленнику надлежало бы сделать – это позвать жертву и тем самым предупредить о своём присутствии… Ну да ладно, не будем придираться к трактовкам, нас интересует общая фабула.
Итак, мужчины, взволнованные и слегка хмельные – или совсем не слегка! – схватились за револьверы и выбежали из дома наружу. Не увидев и не услышав ничего подозрительного, они вернулись обратно в дом. Уиллис заявил, что не может сейчас уйти и подвергнуть Клементса и его семью опасности, и два Роберта просидели за бутылочкой виски до утра.
На следующий день – 27 ноября – Клементс заявил во всеуслышание, что Том Эдмондсон прячется где-то в лесу неподалёку и по этой причине Клементсу и его семье необходимо сменить место проживания.
Так семья Клементс в полном составе и поступила. Уехали они не очень далеко, менее чем за 2 мили (чуть более 3 км.), и стали жить в доме, который им любезно предоставил Эдгар Рассел (Edgar Russell; не следует путать этого фермера с доктором, принявшим на себя функцию судебного медика – это разные люди и даже не родственники. Эдгар был простым фермером, с которым Роберт Клементс дружил 8 или 9 последних лет). Если подумать рационально, то никакого смысла в подобном переезде нет, ведь для убийцы 3 км. – это отнюдь не непреодолимая преграда! Если бы кто-то действительно хотел убить Роберта Клементса на ферме Эдмондсона, то что мешало злоумышленнику сделать это на ферме Рассела? Никакой логики… хотя торопиться с выводами не станем.
Что же последовало далее?
В субботу 28 ноября коронер провёл повторное заседание жюри, состав которого был тем же самым, что и двумя днями ранее. Это заседание интересно для нас тем, что на нём в качестве важного свидетеля повторно выступил Роберт Клементс, причём содержание его выступления радикально отличалось от того, что он говорил на первом заседании.
На этот раз Роберт поведал членам жюри о том, что супруги Эдмондсон имели причины для обоюдных претензий и серьёзных конфликтов. Томас ревновал жену ко многим жителям Вудланд Миллс и даже случайным проезжим. По мнению Клементса основания для подобного поведения у него имелись. Лили была привлекательна, нравилась мужчинам, она легко шла с ними на контакт и, поскольку занималась торговлей, то находила массу причин для того, чтобы уединяться с потенциальными клиентами. Заигрывания мужчин с его женою раздражали Тома, а её кокетство вызывало гнев. Ревность Тома в последнее время стала доходить до того, что он запретил жене уходить с покупателями даже в огород, который находился на открытой местности. Клементс заявил членам жюри, что лично наблюдал сцену между супругами, во время которой Томас, раздраженный отговорками жены, не выдержал и ударил её по голове тростью из орехового дерева, которую в тот момент держал в руках. Свидетель заявил далее о сомнениях Томаса в том, что дети, рожденные женой в браке с ним, действительно зачаты от него. И присовокупил, что детишки и в самом деле мало походили на Тома внешне. По этой причине Эдмондсон сильно переживал, хотя старался и не демонстрировать на людях свою горечь. За пару месяцев до трагедии Том сообщил Роберту Клементсу, что готов убить жену и детей, сжечь ферму и бежать, чтобы начать в новом месте жизнь с чистого листа.
На прямой вопрос коронера Элмона, известна ли свидетелю личность любовника или любовников Лили Эдмондсон, Клементс ответил положительно и назвал человека с которым Лили поддерживала связь в последние месяцы. Таковым оказался некий Генри Калберт (Henry Culbreth), высокий, импозантного вида молодой человек. В день трагедии – 25 ноября – он подъехал на своей повозке к дому Эдмондсонов и попросил Лили выбрать ему несколько кабачков. Женщина сначала сходила с ним в огород, а затем зашла в каменный сарай. В это время Том Эдмондсон сильно занервничал. Он бросил работу и быстрым шагом отправился следом. Через несколько минут Калберт уехал, а супруги о чём-то оживленно и с явным раздражением заспорили.
После этих в высшей степени познавательных показаний Клементс сообщил членам жюри, что по его мнению Томас Эдмонсон отнюдь не погиб, а спрятался и находится где-то неподалёку. Он рассказал о ночном окрике из леса и добавил, что боится за свою жизнь и жизни близких, а потому ему необходимо переехать на постоянное жительство в другое место.
Все эти рассказы следовало признать безусловно очень интересными, но после того, как Клементс закончил давать показания, оставался один важный вопрос, не нашедший ответа: почему у свидетеля внезапно улучшилась память? Двумя сутками ранее он точно также приводился к присяге и клялся говорить одну только правду и если тогда он не лгал, то почему две версии его показаний столь радикально отличались одна от другой? В поисках ответа, автор предлагает читателю самостоятельно поразмыслить на эту тему, но при этом считает необходимым сразу внести кое-какую ясность и уточнить, что несмотря на убедительность Клементса, члены жюри оказались не столь единодушны, как прежде.
После горячих дебатов они пришли к выводу, что единого мнения о картине случившегося на ферме Эдмондсонов у них нет, а потому версию о виновности в случившемся главы семьи они не могут считать наиболее достоверной. В этом смысле субботнее заседание коронного жюри оказалось весьма показательным – оно зафиксировало раскол мнений среди правоохранителей, которые никак не могли договориться относительно того, какой же из гипотез отдать предпочтение. Окружной прокурор и коронер считали Тома Эдмондсона исчадием ада, убившим семью и устроившим чудовищную инсценировку ограбления, а шериф настаивал на том, что исчезнувший фермер является такой же жертвой преступления, что и его ближайшие родственники, с той только разницей, что хитроумный преступник спрятал его тело с целью введения в заблуждение правоохранительных органов и общественности.
Несложно догадаться, что версия о кровавой расправе мужа-ревнивца, убившего неверную жену и прижитых ею в грехе детей, не могла не произвести впечатление на обывателя начала прошлого столетия. Даже при нынешней свободе нравов подобная история цепляет за живое и побуждает к размышлениям о фундаментальных проблемах человеческого бытия: ценности жизни, природе порока, силе любви, границах преданности и тому подобных категориях. Неудивительно, что случившееся в округе Морган мало кого оставляло равнодушным и репортажи о ходе расследования с завидной периодичностью появлялись в газетах, издававшихся в самых отдаленных от Алабамы уголках США.
В период с 26 ноября по 2 декабря 1908 г., т.е. менее чем за неделю, Служба окружного шерифа получила не менее 3-х телеграфных сообщений о том, что Тома Эдмондсона видели в различных частях страны. В одном случае речь шла о восточной части Нью-Йорка, в другом – о городе Бриджпорт в штате Коннектикут, а в третьем – о Декейторе, административном центре округа Монро. Все сообщения проходили надлежащую проверку и людей, принятых за Эдмондсона, всякий раз удавалось обнаружить. Ни один из них не являлся исчезнувшим фермером.
10 декабря произошли события, которые, как казалось тогда, должны были поставить точку в трагической истории. Началось всё с того, что в зоомагазин некоего Титуса Мёбеса (T. B. Moebes) в городе Эйрэб (Arab), расположенном в округе Маршалл (Marshall county) на территории Алабамы, явился некий мужчина в возрасте около 35 лет. Городок Эйраб являлся совсем небольшим поселением, там все друг друга знали, но продавщице этот человека был незнаком, что само по себе выглядело довольно странным. Мёбес, владелец магазина и большой фермы, расположенной у границы города, торговал птицами и обученными собаками, которых сам же и дрессировал. Мужчина, явившийся в магазин, хотел купить собаку, годную к охоте на дичь. Продавщица заговорила с потенциальным покупателем, стала расспрашивать его о цели покупки, задавать различные наводящие вопросы и в процессе общения обратила внимание на отличное соответствие его внешности приметам Тома Эдмондсона. Это был блондин ростом около 175 см. со следами фурункулёза на левой щеке и притом немного заикавшийся. Женщина прямо спросила неизвестного, читал ли он о событиях в Вудланд Миллс и что думает о случившемся там?
Мужчина стушевался, быстро закончил разговор и покинул магазин, так и не купив собаки.
Игра случая заключалась в том, что муж продавщицы в школьные годы учился с Томом Эдмондсоном в одном классе. Что тут скажешь, совпадения случаются! Услыхав рассказ супруги о странном поведении покупателя, мужчина стал задавать уточняющие вопросы и понял, что описание внешности неизвестного отлично соответствует Эдмондсону. В общем, супруги направили свои стопы в офис шерифа и рассказали о возникших подозрениях. Через час помощник шерифа округа Маршалл отстучал телеграмму шерифу округа Морган с кратким изложением событий и предложил принять участие в предстоящей облаве. В тот же день в Эйрэб прибыла группа помощников Шиппа, вместе с которой приехали два человека, лично знавшие Тома Эдмондсона.
На территории города и прилегавших к нему фермах вечером 10 декабря и в первой половине следующего дня была проведена масштабная поисковая операция, в результате которой таинственный покупатель собаки был найден. Оказалось, что этот человек не является Томасом Эдмонсоном, хотя некоторые детали его внешности формально неплохо соответствовали приметам пропавшего фермера. То есть, весьма похож, но не он!
Жители Вудланд Миллс, не дожидаясь поддержки властей, принялись собирать премиальный фонд, который следовало направить на выплату человеку, способному помочь в раскрытии преступления. 10 декабря, то есть спустя 2 недели со времени убийства на ферме Эдмондсона, были собраны 350 $, помещенные на депозит в отделении «First National bank» в городе Хартселл, ближайшем к Вудланд Миллс крупном населенном пункте. Просьба об оказании материальной помощи была направлена Губернатору штата, но в первой декаде декабря результаты рассмотрения этого обращения оставались ещё неизвестны.
Поздним вечером 11 декабря разыгралась трагикомическая история, заслуживающая того, чтобы мы её здесь упомянули. В офис Службы окружного шерифа в Декейторе, административном центре округа Морган, позвонил некий журналист и сообщил, что Томас Эдмондсон задержан и в настоящее время находится на борту парохода «Паттон», следующего в Декейтор по реке Теннесси. Звонивший спрашивал, будет ли служба шерифа делать официальное заявление по этому поводу и намерен ли шериф Шипп изменить заявленную прежде точку зрения на события, произошедшие в Вудланд Миллс? Поднявший трубку помощник шерифа оказался застигнут врасплох, поскольку в Декейторе никто не знал о задержании разыскиваемого Тома Эдмондсона.
Шериф Шипп немедленно был поставлен в известность о случившемся и помчался к дежурному судье, дабы обсудить детали оформления ордера на арест и особый порядок содержания Эдмондсона в окружной тюрьме. После беседы с судьёй, шериф отправился в закрытый уже магазин скобяных изделий, разбудил владельца и купил новые замки и решётки. В течение нескольких ночных часов два слесаря собрали в окружной тюрьме особую камеру, точнее, клетку, в которой должен был в полной изоляции содержаться арестованный убийца жены и детей.
Пароход «Паттон», курсировавший по реке Теннесси, должен был прибыть в Декейтор (Decatur) в 7 часов утра 12 декабря. К этому часу на пирсе и в его окрестностях уже собралась толпа в несколько сот человек. Присутствовали и репортёры местных газет, все эти дни внимательно следившие за ходом расследования. Для шерифа, прибывшего на пирс в сопровождении всего лишь 6 помощников, такое количество возбужденной публики явилось неприятным сюрпризом. Как назло, пароход не прибыл к назначенному времени… не прибыл он и через полчаса… и через час. Подобные задержки были нетипичны и невольно у всех присутствовавших в головах стали роиться отнюдь не радужные предположения. Толпа у пирса росла, напряжение усиливалось. Минули два часа, а «Паттон» не появлялся! Шериф в те минуты несомненно размышлял над тем, как он станет пробиваться через огромную недружественную толпу, имея в своём распоряжении всего лишь нескольких помощников, и мысли эти вряд ли способствовали его успокоению.
Наконец в 09:30 пароход подошёл к пристани и каково же было удивление всех встречающих, когда выяснилось, что Томас Эдмондсон не сошёл на берег! Удивление ещё более возросло после того, как капитан корабля заявил шерифу, что ему ничего неизвестно о нахождении на борту задержанного! Это не лезло ни в какие ворота…
Шериф Шиппс заподозрил, что он лично и вся его служба стали жертвой жестокого розыгрыша. К полудню в здании окружного суда собрались представители местной власти, обсуждавшие сложившуюся ситуацию и решавшие, как лучше вывести на чистую воду шутника. Поскольку в те времена соединения телефонных абонентов осуществлялись на телефонных узлах вручную, имелась весьма ненулевая вероятность того, что телефонистка запомнила номер абонента, звонившего в офис шерифа около полуночи. В общем, присутствовавшие на совещании приняли решение устроить допрос девушек-телефонисток, но загадка нашла внезапное и неожиданное для всех решение. Слово взял коронер Дэвид Элмон, который с лучезарной улыбкой признался, что звонок шерифу устроил он с целью… пошутить!
Статья в газете от 12 декабря 1908 г. с рассказом о том, как шериф Шипп сделался жертвой весёлого розыгрыша.
Воистину, за такие шутки в зубах бывают промежутки! Мы можем только догадываться, каким усилием воли Шиппс сдержал порыв набить коронеру рожу, но порыв такой должен был быть очень сильным. Своеволие Дэвида Элмона объяснялось, по-видимому, тем, что этот человек принадлежал к высшему алабамскому сословию, члены его семьи на протяжении по крайней мере трёх поколений занимали видные должности в администрациях различных округов и штата. В начале XX столетия Эдвин Элмон, дядя Дэвида, являлся конгрессменом в парламенте штата, затем он сделался окружным судьёй в округе Лодердейл, расположенном по соседству с округом Морган. Понятно, что наличие богатой и влиятельной родни делало Дэвида неуязвимым, такому, как он, могла сойти с рук любая или почти любая глупая выходка.
Вообще-то, история с «шуткой» коронера Элмона весьма выпукло характеризует нравы и общий уровень развития тогдашних американцев, причём не рядовых граждан, а лиц, облеченных властью. Случай, конечно же, вопиющий по своей идиотичности и бессмысленности.
Прошло чуть более недели и Дэвид Элмон вновь привлёк к себе внимание прессы. 21 декабря он собрал журналистов и рассказал о том, что Губернатор Алабамы Брэкстон Комер (Braxton Bragg Comer) выделил на пополнение премиального фонда, предназначенного для выплаты разоблачителю убийцы, 100 $. Элмон заявил, что считает выделенную сумму совершенно недостаточной и неадекватной тяжести преступления, а посему власти округа Морган не станут принимать эту подачку. Деньги будут возвращены казначейству, а он, Дэвид Элмон, подготовит и направит Губернатору новое письмо, в котором постарается убедить главу региона в необходимости более щедрого финансирования розысков.
Пока руководство округа Морган развлекалось таким вот незатейливым образом, в Вудланд Миллс происходили события в высшей степени интересные и важные.
27 ноября останки членов семьи Эдмондсон, найденные в сгоревших сарае и доме, были преданы земле на территории заброшенной фермы, принадлежавшей отцу пропавшего без вести Тома. В тот же день семья Роберта Клементса покинула дом на ферме Томаса Эдмондсона и перебралась в дом, предоставленный другим местным фермером – Эдгаром Расселом.
Дом, оставленный Клементсами, некоторое время не привлекал к себе никакого внимания, но в середине декабря на ферме, явившейся местом преступления, появились работники, которым надлежало привести территорию в порядок. Они разгребли пепелище, оставшееся на месте дома Эдмондсонов, полностью очистили от мусора уцелевшую часть каменного сарая и взялись приводить в порядок дом, сдававшийся прежде внаём Клементсам. В камине рабочие обнаружили остатки не полностью сгоревшей одежды – клетчатой рубашки, джинсового комбинезона, старого короткого пальто из грубой шерсти, а также мужского нижнего белья. Некоторые уцелевшие куски ткани оказались обильно запачканы кровью. Понятно, что ко времени появления рабочих кровь уже высохла, но также было ясно, что некогда этой крови было очень много. То есть явно источником крови явился не порезанный палец…
Итак, кто-то пытался сжечь окровавленную одежду в камине. Кроме того, следы крови были найдены в самом доме, хотя впоследствии не все участники тех событий припомнили данную деталь – кто-то из них говорил о крови на полу гостиной, а кто-то – нет. Наконец, то, что крупные пятна крови имелись перед домом и на его стенах снаружи, нотариус Хелмс узнал буквально в первые часы после того, как стало известно о пожаре на ферме, о чём в своём месте было сказано.
Работники, занимавшиеся в декабре уборкой на ферме – а их было не менее 4-х, во всяком случае, имена 4-х нам известны в точности – не озаботились сохранением найденных фрагментов окровавленной одежды. Строго говоря, в их обязанности это не входило, нанявшие их сестра и брат Тома Эдмондсона платили им не за обнаружение и сохранение улик, а за наведение порядка. Тем не менее, люди эти обратили внимание на подозрительные находки, хотя до поры до времени предпочли на эту тему не распространяться.
Сложно сказать, какой оборот приняли бы события далее. Следствие имело двух подозреваемых – Генри Калберта и Роберта Клементса – причастность которых в преступлению выглядела равно недоказуемой. Никаких вещественных улик, способных подкрепить подозрения в адрес того или другого, не имелось и шансы обнаружить таковые таяли с каждым днём. Очень бы помог правоохранителям какой-либо неожиданный свидетель, способный указать пальцем на конкретное лицо и под присягой заявить об опознании, но… откуда же такой свидетель мог появиться?
В январе 1909 г. всем жителям Алабамы наверняка казалось, что расследование так и сойдёт на «нет» безо всяких сюрпризов и драматичных поворотов. Но такой поворот всё-таки произошёл, неожиданный свидетель появился и случилось это именно тогда, когда никто никаких чудес уже не ждал.
Свидетелем оказался человек, не упоминавшийся ранее. Это был 13-летний Гилберт Лакер (Gilbert Luker), семья которого проживала на ферме, удаленной от участка Эдмондсонов почти на 1,2 км. Жена Роберта Клементса являлась родной сестрой его отца Руфуса и, соответственно, его тётей, то есть Роберт Клементс и Гилберт являлись свойственниками. Проще говоря, кровного родства между ними не существовало, но они считались родственниками и мальчик называл Роберта Клементса «дядей». Остаётся добавить, что каждый день Гилберт ходил мимо дома Эдмондсонов в школу и хорошо знал Нетти Эдмондсон, с которой был знаком фактически всю свою недолгую жизнь.
В январе 1909 г. Руфус Лакер (Rufus Luker), отец Гилберта, явился в кабинет шерифа Шиппса и рассказал в высшей степени необычную историю. По его словам, 24 ноября 1908 г., то есть накануне того дня, когда по мнению правоохранительных органов были убиты Лила Эдмондсон и её дети, Гилберта остановил Роберт Клементс и посоветовал утром следующего дня – 25 ноября – не ходить в школу своей обычной дорогой. То есть Гилберту надлежало идти окружным путём, либо не ходить в школу вовсе. Просьба звучала странно, никогда прежде дядя не обращался к племяннику с подобными заявлениями. Видя недоумение мальчика, Роберт дал ему 20 центов, полагая, видимо, преодолеть этим широким жестом его колебания. Однако проявленная дядей невиданная щедрость лишь усилила подозрения Гилберта. Он задал несколько вопросов, пытаясь понять, что же происходит, и по уклончивым ответам дяди догадался, что кто-то из членов семьи Эдмондсон убит или будет убит. Тогда Гилберт прямо спросил, всё ли в порядке с Нетти? Девочка, по-видимому, нравилась Гилберту и именно её судьбой он обеспокоился в ту минуту. Роберт вздохнул и с сожалением в голосе ответил, что Нетте помочь уже никто не в силах.
Мальчик взял предложенные ему деньги и сделал всё в точности так, как ему велел «дядя» Роберт. Он не знал, что происходило 25 ноября на ферме Эдмондсонов, но поздним вечером того дня там начался пожар, так что преступная подоплёка обращения Боба Клементса стала более чем очевидна. Не зная, как лучше поступить, Гилберт повинился перед родителями…
Этим, однако, рассказ заявителя не исчерпывался и далее повествование стало только интереснее. Очевидно, не доверяя полностью сыну, Руфус под благовидным предлогом пригласил к себе родную сестру, являвшуюся, напомним, женой Роберта Клементса. Он стал выяснять, что же именно случилось на ферме и женщина после некоторого запирательства призналась, что Роберт был вынужден убить всю семью Эдмондсон и днём 25 ноября занимался уничтожением трупов и подготовкой пожара. Опасаясь, что Гилберт Лакер станет свидетелем того, как он рубит тела, Роберт попытался избавиться от свидетеля, вручив ему накануне 20 центов. Руфус заверил шерифа Шиппа, что при разговоре с сестрой, во время которого та сделала это признание, присутствовала его жена, которая готова полностью подтвердить его рассказ.
Таким образом получалось, что уже в последних числах ноября супруги Лакер узнали о виновности Роберта Клементса в массовом убийстве. Но почему же они ничего не сообщили шерифу, коронеру или окружному прокурору?
Этот вопрос шериф задал своему собеседнику. Ответ оказался обескураживающим как по своему простодушию, так и неприкрытому цинизму. Руфус объяснил Томасу Шиппу, что решил шантажировать Роберта Клементса! Немного нажиться на его тайне, так сказать, по-родственному, келейно… Разумеется, собственную алчность Руфус попытался замаскировать благовидным предлогом, дескать, он не хотел доносить на преступника, поскольку боялся оставить детей Клементса сиротами, а ведь у того детей было аж семеро! Отправят Клементса на виселицу и кто останется с детьми? Родная сестра самого же Руфуса и будет мучиться с таким выводком… подобного жизненного финала врагу не пожелаешь!
Но если Руфус, преисполненный сострадания к родной сестре, решил в ноябре минувшего года не обращаться к правоохранительным органам и целых два месяца держал рот на замке, то почему же он явился к шерифу теперь, в конце января? Руфус, услыхав из уст шерифа столь простой и очевидный вопрос, почему-то смутился, замялся… да и признался. Оказалось, что Роберт Клементс поначалу поддался на шантаж – он пообещал свойственнику выплатить кое-какие деньги, однако так ничего и не заплатил. Когда раздраженный Руфус в очередной раз потребовал от него «толику малую», Роберт неожиданно его осадил, пригрозив, что сделает с ним и его семьёй то же, что сделал с Эдмондсонами.
И то сказать, лучший способ избавиться от шантажиста – убить его! Странно, что Руфус Лакер не думал о столь очевидном решении с самого начала.
В общем, бедолага шантажист по-настоящему испугался. Клементс уже забил топором 5-х человек, кто или что может помешать ему повторить этот успешный опыт?
Если кто-то подумал, что шериф Шипп после беседы с доносчиком подпрыгнул в кресле, схватил свою шляпу и побежал к судье оформлять ордер на арест Роберта Клементса, то поспешим внести ясность – ничего такого шериф делать не стал. Вообще же, нельзя не признать того, что шериф Томас Шипп производит впечатление самого адекватного и разумного человека из всего числа героев этой истории. Его первоначальная версия, вызвавшая недоверие прокурора и коронера, оказалась в конечном счёте верна. Шериф хорошо знал людей, населявших вверенный ему округ, и потому рассказ добровольного помощника Руфуса Лакера, по-видимому, сильно ему не понравился.
История Лакера и в самом деле крепко пованивала. Нет, не так – она по-настоящему смердела! Доносчик ссылался на сына, таким образом это заявление с чужих слов опиралось на рассказ 13-летнего мальчика, то есть свидетеля несовершеннолетнего, безответственного и ненадёжного. Получалось, что слову мальчика шериф должен верить больше, чем слову взрослого мужчины? Двухмесячная задержка с явкой в службу шерифа, как и объяснение этой задержки попыткой неудачного шантажа, выглядели очень скверно! Должностные лица должны, стало быть, поверить шантажисту и на основании его доноса решать судьбу добропорядочного гражданина? В общем, вся эта ситуация выглядела очень нехорошо и промедление шерифа выглядит понятным и вполне разумным.
Но надо же было такому случиться, что буквально на следующий день после разговора Руфуса Лакера с шерифом Томасом Шиппом, а именно – 29 января 1909 года – произошли события, никак с шерифом не связанные, но прямо повлиявшие на весь последующий ход этой истории.
В тот день в единственном магазине, имевшимся на территории Вудланд Миллс, собралась группа мужчин – как местных жителей, так и не очень местных – объединенных единым чувством: все они считали Боба Клементса замешанным в убийстве семьи Эдмондсон. Некоторые из этих людей побывали на ферме 26 и 27 ноября и лично видели дом Клементса с огромными пятнами крови; кто-то занимался уборкой этого дома и видел остатки окровавленной одежды, найденной в камине; другие слышали, как менялись рассказы Клементса о поведении Лили Эдмондсон и как Роберт впутал в эту историю бедолагу Генри Калберта, который напрочь отрицал все заявления Боба в свой адрес. Сколько именно человек собралось тогда в магазине мы не знаем, но зато нам известно, что их было довольно много – не менее десятка – и впоследствии фамилии некоторых из участников сего знаменательного собрания сделались широко известны.
