1.
Солнце медленно поднималось над северной тайгой, прорезая лучами высокие хвойные деревья. Розовым переливом восхода, будто одеялом, укрывались вершины снежного покрова. Температура в марте опустилась ниже пятнадцати градусов, учитывая особенности здешнего климата, влажность и безветрие, такая погода переносилась достаточно легко.
В небольшой деревушке у лесной полосы жизнь начинала кипеть очень рано. Большинство людей жили собственным хозяйством, чем и вызывалась утренняя суета. Рабочих мест было мало, в основном их занимали учителя, продавцы, водители и работники председательствующего комитета. В десяти километрах от поселения находилась заброшенная недостроенная станция железной дороги. Дома в деревне были похожими друг на друга, не сияя излишеством и разнообразием.
Мужчина лет тридцати, с черной, густой бородой, одетый в телогрейку, шапку – ушанку и валенки, раскидывал пшено курам и уткам на заднем дворе своего деревянного дома. Закончив утренние хлопоты по хозяйству, вошел в дом.
– Миша, завтракать садись, – c грохотом на стол поставила алюминиевую тарелку с кашей женщина.
– Таня, хочу курятник высоким забором обнести. Разговаривал со Степаном, говорит, у них волк трёх кур утащил, а до этого у соседей рядом индюшка пропала.
– Сами живем тут как приманка для зверья. – Грубо ответила женщина.
– Зачем ты так? Материал добуду, построю забор, вместо частокола.
А волка мы выгоним, он и не сунется к нам.
– Материал раздобудешь? Ты кашу та ешь, из последних запасов она, скоро совсем всё закончится.
Желание завтракать у Михаила отпало, он отодвинул тарелку в сторону и грустно смотрел в стену напротив.
– Таня, ну не начинай, – попросил муж.
– А что я начинаю? То, какая прекрасная жизнь идет у нас, ты и так знаешь. Миша, я устала! Когда-то, ты собирался строить здесь полустанок, я поддержала, мы приехали, всё складывалось хорошо. Ты говорил это ненадолго. Что теперь мы здесь делаем? Строительство отложили, и никогда не вернут, смирись с этим фактом. У нас дети растут, которые ничего кроме сельской школы не видят. А я? Я врач Миша, я училась для этого очень долго, а работаю в сарае, который медпунктом называют, знаю наизусть все болячки местного населения. Домашнее хозяйство, я раньше знать не знала что это такое, а теперь с утра до ночи из хлева не вылезаю.
– Мы уедем Таня, обещаю, нужно немного времени ещё.
– Дождемся, пока сыновья в армию уйдут? – кричала Татьяна.
– Ты кашу то ешь, остынет и крупа последняя, нам жить как-то надо.
– Время сейчас не простое, оно не только здесь так, в стране сложно. Вот восстановят бюджет, построю я станцию, здесь производство пойдет, здесь поселки выстроят, и всё закрутится жизнью. А, мы уедем, с чувством, с честью. – С уверенностью отвечал Михаил.
– Миша, ты просто наивен. Посмотри на кого ты стал похож, ходишь обрекший весь, бородой оброс как местный егерь.
– Таня, хватит. Если ни во что не верить, стоит ли жить вообще… – некоторое время Миша молча, смотрел на стол перед собой.
– Иван на днях на охоту собрался, с собой меня зовет, поеду.
– Ну, какой же из тебя охотник Миша?
– Попробовать стоит, уж, коль живем здесь шесть лет, среди тайги и охотников, грех на охоту не сходить, да и нужно нам это для быта. Глядишь, с добычей вернусь. И подаренное ружьё испытать бы нужно.
Таня немного успокоилась и присела против мужа за стол.
– Ну, кашу то ешь, а то совсем остынет, – улыбнулась женщина и подвинула тарелку мужу.
Михаил набросился на кашу и стал спешно жевать.
– Охотник мой. – Влюблённым взглядом смотрела Таня на мужа.
За окном послышались крики, Михаил выскочил из-за стола и бросился на улицу.
– Волк, волк! Там волк смотрите. – Кричали наперебой женщины.
– Где волк? – стал спешно осматривать территорию Михаил.
– Там, между деревьями, за сугробом.
Миша присмотрелся, на фоне белого снега сияли желтые волчьи глаза, верх туловища животного было серой шерсти, а остальное белое как снег.
Волк, встал в полный рост над сугробом. На левом боку животного виднелся шрам, алая полоса, не покрытая шерстью.
Со скрипом отварилась калитка соседнего двора, из которой выбегал пожилой мужчина, с длинной седой бородой, это был Степан. На Степане был накинут не запаханный тулуп, из-под которого виднелись кальсоны, ноги были обуты в валенки, а в руках мужчина держал двуствольное ружьё.
– Где он? Где он? – кричал Степан, целясь из ружья во все стороны.
В обозрение его прицела попал силуэт огромного волка.
От любопытства на улицу выбежали и маленькие сыновья Михаила, следом бежала Татьяна, ругая детей.
Четко прицеливаясь и задерживая дыхание, Степан медленно стал нажимать спусковой крючок на ружье. Миша подбежал к Степану и, схватившись за ствол ружья во время выстрела, увел вверх. Залп выстрела оглушил всех стоявших на улице. Волк резко подкосил конечности, а после бросился в лес и, преодолевая снежные сугробы, исчез в деревьях.
Михаил застонав, опустил обожженную руку в сугроб.
– Ты что творишь? Ты что наделал? Волка пожалел, безумец, – ругался Степан.
– Не надо Степан, дети же смотрят. – Растирая снегом, ладонь ответил Миша.
– Волка пожалел, а когда хозяйство твоё перетаскает, я посмотрю на твою жалость. Эй, друг не прав ты, одно дело кур таскает эта серая тварь, так погоди и на людей бросаться станет.
– Да не ори ты Степа, без того тошно, не сейчас и не здесь значит.
– Нет, друг, я терпеть не стану, еще раз высунется из лесу, я патронов не пожалею.
– Пойдем в дом, руку нужно обработать. – Взяла Таня под руку Михаила. Следом шли сыновья и рыдали.
– Испугались? – спросил Миша.
– Испугались, выстрела испугались, за тебя папка испугались. Хором ответили сыновья.
В доме Татьяна обработала руку мужа и медленно забинтовывала, с улицы продолжалась слышаться брань Степана.
– Чего улыбаешься? – спросил Миша.
– Это я думаю, как же ты на охоту собрался?
– Правда не хотел, чтобы дети видели, а волка мне не жалко, и чего его жалеть, коварное, серое животное. Вот встречу в лесу, сам пристрелю, и рука не дрогнет.
В тайге, в километре от деревни, волк подошел к лежащему на земле дереву, под которым была вырыта нора, и, сгибая спину, пролез внутрь. В логове лежала волчица, вокруг нее ютились четверо маленьких волчат. Волк подошел, и спешно облизнув влажным языком каждого из семейства, прилег в углу, упираясь спиной в холодный грунт.