Алексей Сергеевич Жарков
Избранные. Религиозная фантастика
Редактор Алексей Жарков
Дизайнер обложки Алексей Жарков
Иллюстратор Лилиана Скрипко
© Алексей Жарков, дизайн обложки, 2020
© Лилиана Скрипко, иллюстрации, 2020
ISBN 978-5-4498-1799-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Хадж 2112
Дмитрий Градинар
Счастье есть. Теперь я знаю точно. Недавно повезло заметить, что капрал-менеджер купил себе новые туфли. Заметить первому! И я тут же начал восторженно восхвалять это невероятное, замечательное, стильное, модное, удивительно подходящее и выгодно выделяющее своего обладателя из толпы приобретение. За десять лет в офисе я так и не понял, чем мы тут все занимаемся. Да и плевать. Нам говорили, что мы одна семья, одна команда, и что корпоративные интересы превыше желаний мелкой офисной личности. Но при этом я от корки до корки прочел святую книгу – Библию Офисного Клерка, и знал, что Альфа – есть корпоративная прибыль, а Омега – почитание старших менеджеров как отца своего, иначе – ждет нас плач и зубовный скрежет. И прочее от лукавого. Потому я вспоминал всякие заумные слова, я пел оды этим новым туфлям, я боготворил ступни, на которые они были обуты, я трижды повторил фразу о невероятной чуткости души и высоты эстетического вкуса, я был искренен, я готов был вертеться волчком у ног капрал-менеджера, лишь бы насладиться видом этой покупки.
Капрала хвали Кван Джи Ын. Именно это имечко красовалось на его бейдже. Он покупал себе новую обувь раз в году, сразу после ежегодного подтверждения списков сотрудников офиса, в которых сообщалось, кто разжалован в рядовые клерки, кто возвышен, кто вообще приближен к руководству корпорации, кого поощрили, кого наказали… Это был его личный ритуал. Я разрабатывал операцию долгих три года. Вначале – просто вникал, что да как. Затем, увидев очередную обнову у капрал-менеджера, увязал её с оглашением списков, и понял, что он делает покупку в тот же вечер, а на следующий день приходит в офис в новой обуви. Затем вместе со всеми прослушал в положенное время Ежегодное Оглашение, – это вместо праздника Нового года в корпорациях, – уже с самого утра, дрожа от возбуждения, я дожидался, когда же выпадет случай оказаться рядом и выслужиться. И миг настал.
Я округлил влюбленные глаза, как нас учили на курсах молодого клерка. Я сделал вид, что наткнулся взглядом на его брендовые туфли случайно. Я повторял – какая прелесть, Босс! Ох, извините, капрал… И горбил спину, показывая покорность любому наказанию за такую ошибку в чинопочитании. Потому что боссами называли тех, кто рангом не ниже колонель-менеджера. Капрал Кван Джи мог рассчитывать максимум на обращение «шеф», но я лепетал, ой, простите, простите меня! я говорил, что был уверен, – подобный вкус к восхитительным приобретениям доступен только боссам! Я чуть добавил дыхания, сделав голос сильнее, я повторил эту фразу трижды, чтобы меня было слышно даже в дальнем конце офиса. Я пресмыкался так, будто от этого зависело – сохранится ли за мной парковочное место для велосипеда, или придется добираться от станции монорельса до офиса пешком.
Кван Джи Ын был родом из такой страны, где, по его словам, знали толк в чинопочитании и уважении кормчих, и малых и великих. И моя лесть попала в цель. Он усмехнулся и пошел дальше. В конце смены я узнал, что меня наградили сном. И это была мечта всего офиса, потому что к обеду все начинали клевать носами, и горе тому, кто попался. Штраф – лучшее, что ожидало бедолагу. Офисное руководство в жаркие дни останавливало работу кондиционеров, чтобы добиться нужного эффекта, когда им требовалось сэкономить на зарплатах. А я получил малую индульгенцию. И теперь мог спать пятнадцать минут прямо на рабочем месте, когда побеждали сон и скука. Главное – выставить будильник перед тем, как уронить голову на руки. Иначе в реальность меня бы возвращал нейрохлыст спеца по охране труда, так называлась эта служба, и народ там был весьма бдящий. Отставные надзиратели и садисты с погашенными судимостями. Такие типы всегда в цене, корпорациям нужнее офисного планктона. Нашего надзирателя звали Джон Бом. Он служил когда-то на атомном подводной крейсере, участвовал в десяти конфликтах, его корабль получил двадцать пробоин, четырежды тонул, два раза его плющило на дне Марианской впадины, радиацией выжгло душу и сердце, и он очень хорошо справлялся со своей работой. А ещё гренландский кит откусил ему ноги, отчего надзиратель получил возможность перемещаться на скоростном гироскутере, приделанном вместо ступней. Стоит лишь на секунду отвлечься, заглянув в сообщение в соцсетях, а он уже за спиной, фотографирует левым глазом с вживленной матрицей твоё нарушение. Меж собой мы называли Бома капитаном Ахавом, по мотивам древней саги про белого кита и такого же сплющенного жизнью морячка, будь он неладен.
Но! Это была только часть моего плана. Самое главное я приберег к концу года. Ведь все наши успехи и неуспехи суммируются, вычисляются, умножаются на коэффициенты, сверяются с данными вакуумных индикаторов уровня счастья, понатыканных в офисе, чтобы общий уровень счастья не превышал уровня нашего начальства. Как и сказано в Евангелие от Рокфеллера. Почитай отца-основателя корпорации своей, и если что – вырви глаз. Но только не вздумай высовываться, ибо чревато. Заповеди у нас чтили. Мы повторяли их по утрам, когда приступали к работе, одновременно в наше сознание внедрялась любовь к ближнему высшему, а тому – любовь к следующему высшему, и так ступень за ступенью, как повелось давно, до самой вершины офисной и всякой прочей пищевой цепочки.
А к концу года я взял и добровольно отказался от маленького счастья, чтобы получить большое.
– Обмани ближнего, пока не пришел дальний и не обманул тебя самого, так? – прошептал мне зловеще на ухо Джим Бом, почувствовав, что я что-то затеваю.
– Кроткие наследуют землю, – ответил я, потупив глазки.
– Кроткие пусть фантазируют что хотят, всё достанется владельцам контрольного пакета мировых акций! А вот ты что-то задумал, и мне это не нравится, – всё так же шепотом сказал Джон Бом. Но отцепился. Потому что я был в своем праве. Карабкался вверх по стволу древа жизни, обильно политого жиром счастливчиков, лопающих трюфеля на завтрак и кровью тех, кто сорвался вниз, или был разжеван медленными неумолимыми челюстями извечной и повсеместной конкуренции.
Итак, моё большое счастье! Я поставил на кон самое ценное, что было у меня – право подремать пятнадцать минут в самый разгар обеденной жары, когда резиновый хот-дог проглочен, кофе выпит, перерыв окончен, а организм всё никак не хочет ринуться доказывать, что ты всё ещё нужен этому миру. Год пролетел быстро. И вот настало время очередного подтверждения списков. Прозвучал корпоративный гимн, мы встали и приложив руки к сердцам, пели его так, что звенели окна. А потом на меня свалилось счастье большое. По итогам месяца, из двух сотен клерков офиса пятерых разжаловали в подмастерья, – таскать кофе и пропускать ненужные бланки через шредеры, троих подняли до мастер-клерков, кого-то похоронили, уволив вчистую за какие-то грехи перед фирмой, а меня наградили льготной очередью на Счастливый Хадж. Меня и ещё одну счастливицу по имени Клара, работавшую в бухгалтерии. Поговаривали, что она спит попеременно то с одним, то с другим боссом, так что её награждение неудивительно. А вот мне пришлось расстаться ещё и с отпуском, – я так и не использовал причитающиеся две недели, пропустив вперед другого клерка. Итого – минус отпуск и минус индульгенция на сон. А минус на минус дают… Вуаля! Одним махом я набрал кучу корпоративных баллов! И пусть теперь меня станут ненавидеть до конца дней моих все остальные, кто рассчитывал на эту награду, то есть – весь офис, но я отправляюсь в Хадж! А это уже не шуточки. Это всё сразу! Это сон наяву! Кааб-Маркет, самый главный супермаркет планеты, ждал меня!
Ещё после хаджа меня ждали пожизненная скидка при посещении любых других торговых точек, партнерские программы в случае приобретении определенных товаров, и многое-многое-многое, полагающееся каждому, кто попадал в вожделенные чертоги.
Кааб – Маркет располагался на другом конце света, занимая целый остров, куда устремлялись очереди паломников. Это были настоящие людские реки. Медленные и полноводные. Иногда приходилось ждать неделями, чтобы попасть в Кааб-эМ, падать в обмороки от кислородного голодания, если ветер тащил к острову тучи смога с серого континента, где не осталось никакой растительности, только котлованы, карьеры, нефтяные вышки, газовые скважины и грузовые терминалы для отправки сырья на зеленые континенты. Не всем дано было окончить свой хадж, особенно если кто решил отправиться в путь слишком поздно, когда силы уже не те. Но это был хороший уход! Таких счастливчиков Святые Мерчандайзеры, – дай Боже ума не напутать, произнося высокий сан! – причисляли к великомученикам, и назначали семьям небольшой пансион, а также заносили имя во Всемирную Паутину Правды, плетущуюся наемными рекламщиками и всякими прочими акулами пера и лицемерия. От корпоративного Синода этим же семьям отправлялся контейнер с кошачьим кормом и традиционной упаковкой поминальных чипсов. Ибо кошек полагается иметь каждому, чтобы не загнулась гигантская индустрия по поддержанию должного уровня жизни этих чудных, приносящих прибыль многим корпорациям созданий, а поминать – традиция древняя, не нами придуманная, не нам и отменять. Чипсы, церковный кагор, визит пастора, визит менеджера по окончанию жизни и аудитора для сверки баланса ушедшего перед мировым банком… Но большинство всё же достигало цели. Теперь этот шанс появился и у меня.
И сердце ликовало и пело, пока турботакси, проваливаясь всё ниже и ниже, уносило меня в смог и вечную тень нижних уровней. Ну, это не проблема, тут все привыкли. Против смога – респираторы, против тени – вечное сияние рекламных пано, против одиночества – андроид-компаньон, вместе с которым при заключении брака можно получить от корпорации-изготовителя целую кучу халявных плюшек. Многие шли на фиктивный брак, лишь бы их заполучить. Дополнительные элементы питания, подходящие ко всем промышленным устройствам, набор всяких гаджетов, которые можно загнать на черном рынке, и весьма неплохо. Если, конечно, удастся скрыться от приставов, разыскивающих таких кибер-альфонсов.
Впрочем, я не о том думаю. На сборы мне положили один день. И потому пело сердце. Йе-хуу! Я отправляюсь в Хадж! Мне всего тридцать пять, а я уже! Потом к моему имени прибавится лишний слог, и я получу те самые пожизненные скидки, которые являются единственным овеществленным смыслом жизни. О, Великий Кааб-Эм! Я видел тебя во снах. Я вожделел! Я мечтал так сильно, что мечта сбылась!
Где-то далеко тренькнул звоночек, в квантовом компьютере мирового банка добавилась ещё одна единичка в списке тех, кому положен льготный кредит. Там, кстати, и процент совсем небольшой. Выплачу в течение тридцати лет. А если повезет, то и раньше. Ну и всякие плюшки. Скидка на то, скидки на это, пожизненная раздача нижнего белья из синтетики и противоаллергенных мазей, потому что почти у всех аллергия на синтетику. А купить натуральный хлопок – шутите, что ли?
Сборы были недолгими. Я слил остатки со всех корпоративных карт на Единую Карту Паломника, выданную мне в офисе, закинул на флешку копии всех документов и всех счетов, а то мало ли… Уеду, вернусь, а тут уже новый собственник, и все печати от нотариусов у него имеются, а соседям наплевать, кто там старый, кто новый жилец, они даже имени моего не знают, впрочем, как и я не знаю их имен. Хотя живу в своей щепке уже пять лет. До этого снимал комнатушку на окраине и перебивался социальными капсулами, два метра длина, чуть меньше метра диаметр, в простонародье – мавзолейками, в которых можно переночевать любому желающему, кто пока не имеет жилья. Пахло там не очень, особенно после всяких бомжей. Но то время уже прошло. И к чему вообще такое вспоминать? Когда впереди – только небо, только ветер, только радость и счастье!
Неожиданно пришел вызов. Ага, это Клара. Второй счастливчик, вернее, счастливица. Вот только вопрос она задала странный, – нет ли у меня желания обменять свою Карту Паломника на что-то получше. Что может быть лучше этого? Что может быть… А, чёрт! Я не стал набирать текст, а сразу обратился к ней напрямую.
– Клара? Здравствуй! А я…
– Я знаю, кто ты… Давай ближе к теме.
– А что давать? Ты первая спросила, про Карту и вообще…
– Ну, да. Если ты не в курсе, есть такой черный рынок, где эти штуки имеют ценность. За пропуск в Кааб-Маркет любой гангстер средней руки отвалит не моргнув глазом хоть сотню тысяч кредитов. Наличкой. Вполне можно начать новую жизнь.
– Сотню тысяч? Не врешь? – а сам подумал, – интересно, откуда она знает такое?
– Да какая разница, откуда я знаю…
Тьфу ты! Забыл выставить ментальный фильтр на исходящие мысли. Секундочку…
Прервав связь, закрываю глаза, представляю себе пылающие буквы и цифры личного кода, затем яблоко с коротким черенком, мысленно надкусываю его справа. Всё. Теперь собеседник слышит только те мои мысли, что адресованы ему, остальное закрыто блоком. Разве что спецслужбам всегда известно о чем кто думает. Но это к лучшему, это ради сохранения наших свобод, это чтобы мир стал безопасней.
– Клара, это же шанс… – начинаю я, но она перебивает.
– Никакой это не шанс, разводилово самое настоящее. Я бухгалтер, считать умею.
– Ну, я тоже не идиот, и при чем тут счёт? Это же… это же…
– Ага. Увидеть и умереть. Как будто нельзя и без Кааб-маркета подохнуть.
– Клара, мне не нравится разговор, я…
– Дело твоё. Я просто спросила.
– А вот не надо было меня об этом спрашивать. Теперь я обязан обратиться…
– Стоп! Я просто проверяла твою бдительность, такой вариант катит? И если бы ты согласился, то сдала бы тебя службе порядка, и получила вознаграждение. Но ты молодец. Не согласился. Сволочь. Да и что бы ты стал делать с грязными деньгами, которые ещё нужно уметь вывести из серой зоны, отстирать в какой-то прачечной вроде далекого оффшора, а после как-то положить на новый личный счет и не вызвать подозрений у мирового банка. Им твой погашенный кредит как кость в горле, так что…
– Ну, я бы не… Подожди-ка, подожди-ка! Ты бухгалтер… И у тебя бы всё это получилось?
– Если бы ты согласился? Даже не сомневайся! Хотя, у меня ведь и так получилось. По-крайней мере, получить Карту Паломника, и вообще само приглашение на Хадж.
– Не моё дело, конечно, извини, но говорят…
– Я знаю, что обо мне говорят. И всё это правда. Иначе так бы и загнулась в чертовом офисе со всякими балансами и черной бухгалтерией. А так… Слушай сюда, есть план. Он, правда, нуждается в корректировке, но без тебя я не справлюсь.
– Что за план?
– Неважно. Рейс через два часа, встречаемся у терминала…
Клара оказалась именно такой, какой я себе её и представлял. Никакая не красавица, синий чулок, офисная мышь, белая моль – с бесцветными тонкими бровями, тонкими губами, ну, разве что голубые глазки немного интриговали, вернее то, как она выпускала ими какие-то лучи, от которых мне внутри становилось неожиданно жарко. Андроиды-компаньоны так не умеют. А ещё они не умеют так улыбаться.
– Ну, привет. Как тебя там… – уголки её губ поползли кверху, а на щеках обнаружились изумительные ямочки.
– Паломники должны приветствовать друг друга словами благодарности за то, что оказались на одном пути… Желаю удачных обретений!
– Заткнись. Раз ты попал в Хадж, значит, не совсем уж такой придурок, как пытаешься из себя корчить. Что тебя так возбудило на эту поездку? Скидки?
– Пожизненные… – поняв, что Клара читает меня, как открытую книгу, я решил пооткровенничать в ответ, хотя это и являлось жутким нарушением положений Библии Офисного Клерка. И прав был Джон Бом. Обмани дальнего, пока ближний не пришел. Пришла. С ямочками…
Наверное, всё это отразилось в моих глазах, потому что она коротко хохотнула и хлопнула меня по плечу.
– Да расслабься ты! И слушай сюда… Значит, так…
И она посвятила меня в свой план, от которого, если честно, у меня по спине побежали мурашки.
– О! А ты уверена, что это сработает?
– Сработает, сработает! Я изучала корпоративные своды, там про это четко говорится. Всё, что произведено в Кааб-маркете, является собственностью Кааб-Маркета. И точка. Тут пасуют даже отцы-основатели нашей корпорации. Это у себя дома, в своем городе они хозяева, но пирамида потому и пирамида, что на их плечах стоит кто-то более могущественный, а там – выше – ещё и ещё! И вершина пирамиды – Кааб-маркет, иначе всё в этой жизни было бы по-другому. И каждый тянул одеяло на себя, а это – войны, шпионаж, всё такое, всё, что было когда-то раньше. Теперь этого нет. Система сложилась. Пирамида построена. Одни говорят – на века. Другие – что и это развалится когда-то, третьи – что до прилета нового астероида, который тут наведет свои порядки, но нас это не касается.
– А что же нас касается? И что должен делать я?
– Не, ну точно дурак. Вот же угораздило… А предложи такое менеджеру среднего звена, тот бы сдал меня в секунду, и вот как так жить?
– Но там же везде видеокамеры, там…
– Вот это и будет самым сложным. Камеры, очереди, на каждом углу стражи правопорядка, охрана, скауты, которые старушек через улицы переводят и машут корпоративными флажками, – юные почитатели заповедей Кааб-маркета, – они тоже не дремлют. Но как-то придется это сделать, милый, если хочешь, чтобы у нас всё получилось. Не знаю, как ты, а я точно не желаю возвращаться обратно. Уж лучше в Кааб-Маркете, там жизнь совсем другая. Да и больше всё равно никуда не деться. Это вершина, понимаешь? А вершина это та же пропасть, только сверху. Так что… Не переживай, всё у нас получится…
И мы поехали.
А дальше был восторг от вида облаков, которые лайнер облетал по большой дуге из-за грозового фронта, а потом мы всё же попали в грозовой фронт. И нас изрядно потрепало. Клара безмятежно спала, мне бы такие нервы, позавидовал я. Потом из облака проступила бронзовая голова Безымяного Клерка. Памятник брокерам, совершившим самоубийство после Великого Обвала, что произошел на биржах полвека назад. Много их тогда прыгало с мостов в реки, принимали яд, стрелялись, тонули в потоках смертельной страсти, установив запредельных уровень запретных ласк у андроидов-компаньонов. Таких было очень, очень много, и потому у памятника не было лица. Просто двухкилометровый бронзовый овал. И снова – облака-облака! Потом… Потом мы оказались в аэропорту самого знаменитого острова мира. И я видел, как казнили еретика. Прямо на взлетной полосе, на голову ему накинули бумажный колпак, привязали к высокому шесту, и тот шест прикрутили к грузовому аэробусу, отправляющемуся через южный полюс куда-то на другую сторону планеты.
– Говорил, что всё это несправедливо, и что люди рождаются равными… Психиатр дал заключение, что вроде не сумасшедший. А значит – еретик. Пусть охладит пыл. – Сказал оттирающий пот со лба уставший инквизитор.
– Надо же, какие глупости приходят некоторым в голову, – с неодобрением поцокала языком чопорная старушка в сиреневом капоте и широченной юбке с воланами понизу. – Раньше его бы сожгли. Чтобы другим неповадно было, а так… Полетает…
В хвост шестимоторному грузовику выстроились два аэрбуса поменьше. Почтовик, с изображением Меркурия и черный бомбардировщик, уходящий громить каких-то бедолаг-повстанцев, живущих среди песков и пальм. Они тоже несли дополнительный груз – ещё двоих пассажиров, прикрученных к шестам.
– Расплодилось еретиков на нашу голову! – злобно шипела старушка. В её руках мелькали спицы, но нитей не было, её пальцы просто протыкали воздух.
– Не всё так плохо! – хохотнул иквизитор. – Эти двое всего лишь воры. Вчера была облава. Взяли троих. Одному из троицы выдали индульгенцию, пришлось заменить на еретика…
– Там минус сто, там ветер такой, что с него живьем сдерет кожу, там льдинки в облаках, которые изотрут его как морковь на терке, он будет умирать медленно… – пыталась одернуть старушку девушка-африканс, в глазах которой стояли слёзы.
– Но-но-но! Ещё поплачь у меня, уволю! – пальцы – спицы превращались в острые пики, направленные на сиделку, – поедешь обратно в свою пустыню, пасти фламинго!
– Это от ветра… От ветра я… – испугалась девушка. И отвернулась, чтобы не видеть, как выруливает на взлётку самолет с бедолагой. А у кромки поля стояла толпа, смеялась и показывала на того пальцами.
– Ну, пошли, что ли, – одернула меня Клара, покосившись на старушку, – а то у меня сейчас тоже… от ветра…
– Свобода! Равенство! Братство! – выкрикивал еретик, пользуясь тем, что ему не заткнули рот кляпом, в надежде услышать просьбу о пощаде. Тогда бы самолет прекратил взлет, и его просто-напросто отправили бы в шахты, пожизненно. Чтобы не смущал умы и не отвлекал людей от важных дел. Но он не стал просить пощады. Он повторял и повторял все эти глупости, о которых черным по белому в Библии Офисных Клерков, что это именно глупости. И что каждый рожден в той семье, в которой рожден, и оставь надежду всяк попавший в офис. Тебе её подарят. Но позже. Если заслужишь.
– Возлюби! Прости! Не ведают… – дальше всё тонуло в гуле турбин.
И мы шли, устремляясь в потоке, который становился всё плотнее и плотнее. Скоро от запаха разогретых потных тел стало не продохнуть. Но это часть обряда. Важная часть. Только так можно ощутить единство с себе подобными и верность такого пути. Изредка в толпе сновали те самые скауты, разнося бутылки с водой и влажные салфетки. Над головами реяли вертолеты, ощупывая детекторами головы бредущих, – нет ли у кого какой мысли, направленной против правоверных уважаемых потребителей, стремящихся воздать должное самой сути цивилизации? Ведь были случаи, давно правда, когда кто-то пытался взорвать если не сам Кааб-Маркет, то хотя бы часть толпы, распространяя посмертные видеозаписи о том, что это попытка вернуть людей на их истинный путь… В общем, ересь была всегда и всюду, но с ней боролись, и весьма успешно. Теперь все чувствовали себя в безопасности. Это было восхитительно!
Так прошло двое суток пути, во время которых Клара вцепилась мне в руку, не отпуская ни на шаг. Потому что я стал её единственной надеждой, согласившись на безумный, но не лишенный для меня привлекательности план по изменению жизни к лучшему. Сон – вповалку, прямо на гудроне Святой Дороги. Еды никакой, чтобы приготовить себя к таинству Причастия. Это называлось паломническим постом. Ну, а затем…
– Святая Пипперони! – выкрикивает прелат в белоснежном одеянии, на челе его – бейсболка с логотипом величайшей торговой марки, и вкладывает мне в рот кусочек восхитительной, обалденной, ещё горячей пиццы с кусочками острого салями.
Я глотаю её, целуя руку подающего. Бог ты мой, я давно не ел от твоего такого дивного тела! Отныне я могу получать раз в неделю большую пиццу Пипперони на толстом корже. И сбудется детская мечта кормить голубей в парке. Рядом стоит девчушка – помощница священнослужителя, и тараторит заученный речитатив: «Пицца салями. Приготовлена из твердых калабрийских сортов колбасы шопрессато, заправлена томатным кетчупом корпорации Хейнц, маслинами, зеленью, ароматизаторами, идентичными натуральным…»
Мне повезло. Кто-то ограничивается глотком Святой Фанты. Кому-то, например, Кларе, доводится вкусить от тела Святого Мак-Бургера с листьями салата, сыром пармезан и солеными огурчиками. Какое счастье, что так много есть святости в этом мире! И святость – не просто людские лики! Сказано – не сотвори кумира по образу! Но по делам ведь судить нас будут. И дела одних уже прошли этот суд, и теперь являются нам как великое благо. И мы распахиваем рты и ждем это милости. Святой. Святая. Святое. Тут все рода, и женские и мужские и средние, есть даже пиццо-трансгендер. Кофе, который он, и кофе, которое оно, а к ним, конечно же, кофе, которая она. Вот что такое свобода, а не глупые лозунги того еретика, что звучат до сих пор у меня в ушах. Вот только звучат всё тише и тише.
– Святая Пиперонни! – прелат нетерпеливо машет у меня перед носом свободной рукой, чтобы я скорее проваливал, потому что уже ждет другой распахнутый рот. И я вступаю на эскалатор, поднимающий посетителей в нужную зону. Для таких как я и Клара это самая простая, синяя зона. Хотя, есть ещё серая – для тех, кто вовсе на самом дне и живет на пособия. А вот для корпоративных офицеров, – зона зеленая. А дальше идут – золотая, платиновая, бриллиантовая. Мир устроен так, чтобы в нем соблюдался порядок. Это правильно.
А потом мы попадаем внутрь святая святых всей нашей цивилизации, – под величественные своды Кааб-Маркета, что высится над островом как гора в тысячу этажей, покрывая площадь, равную тысяче футбольных полей. И кругом всё счастье и вся радость этого мира! Полки завалены товарами. Одеждой. Мебелью. Музыкальными инструментами. Техникой. Электронными гаджетами. Всем, что может произвести человечество. Есть, правда, кое-что, что пока не дается корпорациям. Хотя работы идут, и очень большие. Пока не умеют делать людей. Ну, то есть, настоящих, не андроидов… И вот в этом и заключался весь нехитрый план Клары.
– Давай! – улыбается она, вкладывая мне в рот, почти как тот пастор-служитель храма Святого Пипперони, какую-то пилюлю. – Активатор желания. Сейчас мои феромоны покажутся тебе самыми лучшими на свете! – и мы втискиваемся в нагромождение каких-то зимних шуб, и прочих мягких пуховых вещей, а после валимся на пол.
– А что такое феромоны? – спрашиваю я удивленно, замечая, как красиво светятся глаза Клары в неоновом свете торгового зала.
– Сейчас узнаешь! – она тоже разжевала таблетку, и теперь её глаза пылают каким-то диким первобытным огнем, а руки начинают срывать с меня одежду и царапать спину, вот только мне почему-то не больно. Мне приятно, мне…
И я рычу и набрасываюсь на Клару как дикий вепрь, задыхаясь от возбуждения. Да, никто никогда не занимался любовью во время королевского приема во дворце какого-нибудь монарха. Никому не придет в голову проделать такое за стенами Кремля Московии, мало кто решится в древнем храме Рима, под росписью Микеланджело, в овальном зале на экскурсии по Белому дому. А тут, в святая святых всей цивилизации и подавно…
Но мы это сделали! Мы едва смогли оторваться друг от друга. Мы задыхались, нам не хватало воздуха всей атмосферы. Клара дрожала, лицо её стало красным. Я накинул ей на плечи какую-то одежду, но она сбросила, посмотрела на меня призывно, и проворковала. Хочу ещё!
Да, живая женщина это не андроид… И я снова терпел эту сладкую боль от её ноготков, скребущих по моей спине, снова тонул в её голубом взгляде. Снова проваливался в колодец со сладкой водой оргазма.
Потом, чтобы не вызвать подозрений, мы ходили весь день по Кааб-Маркету, делая мелкие покупки. А когда настало время, Клара сделала вид, что ей стало плохо. И я вызвал медика. И тот засвидетельствовал, что только что на территории Высшего Храма была зачата новая жизнь, а то, что произведено на территории Храма, то и его. И ныне и присно и во веки веков. Богу богово, а кесарю и прочим – всё остальное.
И вовремя была принята поправка, равняющая эмбрионов в правах с человеком, о чем и говорила мне Клара ещё перед поездкой.
– Мальчик. Срок – пять часов, – констатировал медицинский анализатор. И местный корпоративный юрист составил документ, что так и так, вот он, новый поданный Кааб-Маркета. Мы же одна семья, учат нас корпоративные юристы. И в этой семье сегодня случилось прибавление.
А там потянулась цепочка – мать, биологический отец, который вполне согласен оформить отношения в случае согласия и матери и ребенка, когда тот будет в состоянии сделать выбор пола и родителей. Чудны дела твои, Господи! И неизвестны замыслы и пути Твои. Но мы ищем. Мы всегда ищем. Рыба – где глубже. Человек – где лучше.
– Святая Пипперони! – говорю я каждому, кто вступает на путь обретения счастья в Кааб-Маркете. Я стал священником. Тут и скидочная карта клиента хороша, и вообще…
– Свобода? Равенство? Братство? Даю тебе пять минут. Потом ты знаешь, что произойдет! – у моей Клары иногда прорезается весьма противный голосок. Она стала инквизитором. Там вообще полный фарш и тип-топ по социалке, плюс – место переходит по наследству…
– Благослови эту еду, что готовит нам корпорация «Ужин на всю семью» – читаю я вечернюю молитву.
И рядом сидит новый человек, и болтает пока под столом ногами, не доставая до пола. Ничего. Достанет. И пол, и нас, и кого угодно. А потом ему предстоит долгая жизнь в этом чудесном мире.
Жизнь, полная счастья.
