Глава 4
Американский аэробус плавно заходит на посадку в пхеньянском мрачном небе. Варис выглядит бодро, но чуть испуганно. В пути он читал "Экономист", немного подремал и сыграл на смартфоне в бильярд.
Пассажиры сжимаются в воздухе, сжатом словно газ. Дети выпучили глаза, бегают в карманах в поисках затерявшихся сладостей. Старик в пенсне, древний абориген (дедок, ты воевал за Корею в той самой кровопролитной волне?) тоже что-то ищет и находит расчёску. Важно ею проводит по жидким волосам, лыбится сам себе, вспоминая канущую в лету молодость. Встаёт. Всё, они приземлились.
Вариса встречает целая делегация. Что его сразу поразило, так это полное отсутствие птиц. Сев в машину, некое подобие азиатского джипа, он ещё раз играет в бильярд. Его везут по улицам, напоминающим кишечник. Что-то стало подташнивать, он просит остановить автомобиль, выходит на воздух, глубоко дышит, выкуривает сигарету, потом вторую, наконец разрешает себя везти дальше.
Улицы, пыль, кое-где безымянные клумбы с чахлыми растениями, портреты Великих вождей, один фонтан, женщины, на которых никогда не встанет, дети неизвестной породы, с ранцами, на которых Великие морды, собаки, чудом живущие и питающиеся мышами… Бесконечная тягомотина, бескрайняя степь, изуродованная бетоном и картоном.
Варис Магрегор, добро пожаловать в мир, Богом забытый и заброшенный. Мир, завоёванных идеологией чучхе, корейской народной пропагандой поклонения Вожду, от которого трясутся ноги и руки. Этот Вождь встречает тебя букетом искусственных роз, белых, красных. Говорит, что видел накануне тебя во сне. А Варис сам как сомнамбула, вареный какой-то, невыспавшийся, дикий. Рукопожатие, опять дорога, разговоры, сплошные полунамёки, тычки, запах жвачки и резины, книги, работающая рация, бабочка в салоне, на потолке, бежевая, страшная, потусторонняя.
Дорога заканчивается высоко, в холмах. Сосновый лес, озеро, синие беседки. Кругом армейцы, с автоматами, в смешных фуражкам, какие-то мистические, гутаперчевые. Толстый Ким выходит из лимузина первый, берет по-отечески Варису под руку, они идут как на бал, улыбаются, общаются на английском, сравнивают Штаты и народную Корею, Варису хочется замереть, смотреть на небо, в котором непременно сейчас отражается что-то великое, событийное.
С улием охраны они заходят в подземное сооружение, от которого хочется в туалет, по-маленькому. Но какие могут быть здесь удобоваримые туалеты, если этой страны как бы вообще и не существует вот уже почти полсотни лет, а то или больше. Висят на проводах лампочки в защитном жестяном футляре, целые полчища мух садятся на головы и плечи, охрана машет зонтиками, но мухи ещё больше звереются, бросаются в глаза, слепят. Твари. Да идите вы на хер, ругается Варис, за что Вождь похлопывает его по спине.
Идут бесконечными коридорами, под ногами песок. Варису почему-то кажется что они непременно заплутают в этих катакомбах, не выйдут больше на Божий свет. Толстый Ким устало прячет правую руку заворот, что-то бормочет своему маршалу. Они наконец останавливаются у массивной бронированной двери, достаётся огромный ключ. Может, за этой дверью портал в иную цивилизацию? Что там? Варису пробегает по лицам сопровождающих, но там полный штиль.
Варис закрывает глаза и перешагивает порог. Он вспоминает своё детство, луга, полные цветущего разнотравья, купание голышом, девичьи бледные коленки, ночной прекрасный Нью-Йорк, пиксельное лицо Жан-Клода Ван Дамма, рекламирующее автозапчасти, душистый ирландский хлеб, первый секс с Доминой, разбитая бровь. Он осторожно открывает глаза. Какие-то доски с изображениями, сакральными, духовными. Это русские иконы, приходит ему на ум. Они окружены чудесным светом, кровь Вариса становится густой и вязкой. Он просто ошарашен этим зрелищем, потрясён, так что прячет руки в карманах. Русские иконы… в КНДР!
Толстый Ким улыбается как ребёнок. Он вещает Варусу Магрегору, что сам лично даст просьбу дать ему возможность работать в Африке с голодом и болезнями. Вы, говорит громогласно Ким, новый человек, вы можете перевернуть мир в сторону справедливости. Потому я и открыл тебе своё святое святых. Я как Вождь отдыхаю здесь душой, я даже молюсь тут за будущее, я тебе тут говорю, ты ещё станешь президентом Соединенных Штатов, ты достоин Овального кабинета, присяги на Библии. Варис весь дрожит, смотрит на переносицу Толстого Кима. Всё как во сне. Даже не хочется просыпаться.
Глава 5
Африка стала для Вариса Магрегора полигоном выражения своих политических и социальных идей. Тощие дети с белыми гланицами, ужасные своей потерянной ненужностью, сперва подвергли его в шок, но потом он решил что всем не поможешь, что это тоже дело что забота о бездомных собаках, и он понял что Толстый Ким вовсе не чувствовал уколы совести, когда бросал заживо людей в могильные карцеры. Большая политика выбривает под ноль всякое чувство гуманизма к тем, кто не стоит на твоей ступеньке власти. Ты можешь делать что угодно, в конце концов идут ведь к вершине по головам, а не как иначе.
Там где был инфернальный голод, он ел лучшую и дорогую пишу; там где несчастные обитали под открытым небом, Варис останавливался в лучшем отеле; там где не знали что такое деньги, посланник искоренить бедность, как Скрудж Магдак купался в золоте и драгоценностях. А ведь он сам начинал как сквоттер, жил где придётся, ходил с фонарями под глазами, подтирался листом с фигового дерева.
Выступая в Конго, Варис пенял на ЦАР, говоря восторженную речь в Сенегале, Магрегор искал виноватых в Алжире и так, перелетая по всему чёрному континенту, он был своим рубахой парнем, ища лазеньки возвысится, найти своих людей даже в этих глухих дырах Земли. Он был мастером большой игры, где нет человека, а есть твои амбиции, которые непременно нужно реализовать.
Настало время быть своим и среди тайных обществ. Им заинтересовались сперва розенкрейцеры, а затем и Лига плюща. Как подарок судьбы он ложился заживо под пятиметровый слой земли, в склеп, где была изначальная тьма и тишина, от которой стыла кровь и шли спазмы в желудке. Новоиспеченный член всемирного управления, Варис пережил крещение отрицания Бога, он сам стал божеством, требующим поклонения.
Размышляя о значении денег в бытие человечества, он пришёл к выводу, что они не кормят мир, а открывают портал чего-то более глубокого и сакрального, чем просто миллион килограммов риса и тонны говядины. Деньги имели свой дух, они пропитывали бессмертием, рушили и создали, лили кровь и рождали новых прямоходящих обезьян. Сыты были те, кто умел приспосабливаться, кто мог толкнуть в спину и при этом спать спокойно, кто работал там, где ты не раб, а вассал. Деньги рождали новый разум, азарт накопительства, пренебрежение моралью и прочей ерундой для масс.