Дон Жуан – Алексей Толстой

В европейской литературе нового времени есть два «вечных образа» – Фауст и Дон Жуан. У них много общего, и это не только перекочевывание от автора к автору, но и их, в некоторой степени, революционный протест против порядка этого мира. Фауст пытается постичь истину, пойдя на сделку с дьяволом, Жуан – неисправимый греховодник, заходящий в своей бесшабашности до безрассудства, чья душа тоже становится дьявольской добычей.Существует масса интерпретаций образа Дона Жуана, здесь и Молина, и Байрон, и Пушкин, и Гофман. После такого многообразия, казалось бы, увидеть как-то по-новому этот образ уже очень сложно. И все же, Толстому это удалось. Хотя, нельзя отрицать некоторую эклектику Гофмана, Гёте и Пушкина, следы трактовок которых можно найти в этой драматической поэме. От Гофмана он взял сложный путь Жуана от веры к безверию и обратно, от Гёте – богоборческие мотивы «Фауста», отчетливо звучащие в прологе, от Пушкина – некоторые сцены, например, сцена обольщения донны Анны переодетым в монахи Доном Жуаном.Пролог поэмы, как я уже указал, имеющий связь с «Фаустом» Гёте, представляет спор «небесных духов» (ангелов) с Сатаной за обладание душой еще юного Дона Жуана, которого отметил особым вниманием и Господь, и лукавый. Он наделен массой талантов, пытливым умом, горячим сердцем. Ассоциации с «Фаустом» настолько явные, что Толстой даже жаловался, что его обвиняют в подражании Гёте.Сатана подвергает испытанию его веру, и Дон Жуан, который был готов по-настоящему любить, снова и снова обманывается в своих чувствах. Он готов искать идеал любви, но каждый раз его ждет разочарование, он теряется, запутывается, и обманывает сам себя, отрицая любовь, считая, что её нет. То, что люди привычно называют любовью – пошлая похоть.

Все в мире ложь! Вся жизнь есть злая шутка,

И, если все явленья перебрать

И призраки пустые все откинуть,

Останется лишь чувственность одна,

Любви ничтожный, искаженный снимок,

Который иногда, зажмуря очи,

Еще принять мы можем за любовь.А, если в мире нет любви, то все ценности этого мира – лживы и поддельны:

А совесть? Справедливость? Честь? Законы?

Все громкие и пошлые слова,

Все той же лжи лишь разные названья!Трагедия толстовского Дон Жуана в том, что когда к нему приходит та – настоящая любовь, которую он искал и ждал всю жизнь, он её не разглядел, приняв за еще одну интрижку. В результате он губит свою «идеальную женщину», и понимание свершившейся трагедии приходит слишком поздно. Но вместе с неизбывной потерей он вновь обретает веру, поэтому сцена со статуей командора у Толстого резко отличается от пушкинской трактовки. Когда статуя призывает его в последний раз помолиться перед низвержением в преисподнюю, Дон Жуан отвечает:

Не хочу!

Кляну молитву, рай, блаженство, душу —

И как в безверье я не покорялся,

Так, верящий, теперь не покорюсь!Для Бога не столько важен ритуал – молитва, – сколько истинная Вера, которая появилась у Дон Жуана, поэтому силы добра отстояли его и статуя командора, посланная Сатаной, проваливается без своей добычи.Когда Дон Жуан осознает всё с ним произошедшее, звучат мотивы Агасфера, он желает себе наказание вечной жизнью, чтобы ощущение душевной муки было беспредельным:

Я должен жить. И жаль, что слишком скоро

Меня избавит смерть от этой муки.

О, если б мог я вечно, вечно жить!Концовка пьесы неоднозначна – Дон Жуан влачит покаяние в одном из монастырей и там же умирает, окруженный братией. Но есть один момент, он так и не отказался от своей человеческой любви ради любви абстрактной, он так и не принял схиму. А все потому, что, если бы он стал монахом, его бы похоронили на монастырском кладбище, он же завещал похоронить себя рядом с донной Анной и командором…

У меня складывается впечатление, что Алексей Константинович Толстой получал истинное наслаждение от своей жизни, настолько разнообразной и всепоглощающей она была. Племянник Антония Погорельского, получивший от него наследство, высшее общество и возможность сделать блестящую карьеру, к которой Толстой отнесся невероятно равнодушно. Но, даже если не быть знакомым с биографией писателя, выводы можно сделать исключительно по его творческому наследию. В театрах до сих пор с успехом идут его исторические пьесы, когда-то я читал прекрасный роман о временах Ивана Грозного «Князь Серебряный», а также, пару рассказов, относящихся к «русской готике» – «Упырь» и «Семья вурдалака». Еще Алексей Толстой входил в литературное сообщество «Козьма Прутков», прославившееся своими стихами и афоризмами. Поразительно разнообразная творческая жизнь, не находите?И вот, пьеса «Дон Жуан». Слишком слаба была надежда увидеть что-то достойное на сцене, поэтому пьесу я прочитал. Написана она певучим языком испанских пьес средневековья, вступления стихотворные. К образу Дон Жуана обращались многие авторы, у Толстого он в итоге вышел самым оригинальным. Основная тема деятельности (то, чем он прославится) своего героя мало волновала автора, поэтому он больше заинтересовала Дон Жуаном в возрасте, уставшим, объевшимся страстями и серьезно задумавшимся над вопросами бытия. Получилось невероятно убедительно. Впрочем, это и неудивительно, ибо достоверные креативные образы у писателя получались прекрасно. Доказательством тому служит Алеша Попович из поэмы Толстого, который в настоящее время скачет по экранам в новых мультфильмах.Образ сатаны у автора получился промежуточным между Воландом и Мефистофелем, очаровательным и любящим порассуждать. Слова Сатаны: «Беда все отрицать! В иное надо верить.» Обращение же к божьим слугам «друзья» и «побойтесь бога» достойно аплодисментов. Пьеса вообще невероятно позитивная, наследовавшая личность самого автора, ибо по сути ничего жизнерадостного по сюжету не происходит. Ирония Козьмы Пруткова и доброжелательное смягчают и темы, и то, что происходит. Основную идею произведения можно интерпретировать в настоящее время гораздо шире, не ограничиваясь исключительно религиозными канонами. Каков бы не был путь к любви божественной, человек, отвергающий людей, находится где-то между книжных идеалов. И именно там нет кровопролитий, придуманных мировых кризисов и всякой похожей национальной розни.Алексей Константинович Толстой, спокойно и уверенно вошел в историю русской литературы, хотя и не выделился в ней особо по причине того, что с ним не случилось при жизни ничего эпического – он не был отправлен на каторгу, не был застрелен на дуэли и не получил от РПЦ официального отлучения. По мне, так и слава богу. На фоне великих страдальцев должен быть хотя бы один нормальный человек. А человек этот был, если судить по его произведениям, веселый, очень любопытный и умеющий заглянуть в самую сущность бытия."Дон Жуан" прекрасен с его «любовь есть веры покаянье, любовь есть веры ключ живой», но больше заинтересует уже знакомых в полном объеме с творчеством автора. Желающим же впервые столкнуться с этим писателем можно предложить много разного, перечисленного в самом начале этого отзыва.Толстых в нашей литературе, как минимум, три. Бородатый Лев не требует представления, а советский граф, Алексей Николаевич, скорее, не стремился к разнообразию, а ловко его подстраивал под те или иные вехи времени.Через 18 лет после написания пьесы Чайковский написал одноименную оперу.

Что может быть общего у чарующего исторического труда «Князь Серебряный», готических рассказов «Упырь», «Семья вурдалака» и вполне серьезной пьесы «Дон Жуан»? У всех этих произведений один автор, вошедший в число создателей небезызвестного Козьмы Пруткова, Алексей Константинович Толстой (1817 – 1875). Фамилия в русской литературе довольно распространенная, имеющая, как минимум, двух аналогов, рядом с бородой великого творца и длинным носом Буратино. И, если многотипные произведения А.Н.Толстого больше отражали время и востребованность его «Петра Первого», «Гиперболоида инженера Гарина»", «Графа Калиостро», то подобная же разножанровость его однофамильца-предшественника Алексея Константиновича больше связана с собственным характером. Создается впечатление, что Толстой искренне и с удовольствием занимался любимым делом.И действительно, как уверяют биографы, Алексей Константинович отвергал часто предлагаемую ему карьерную лестницу, близость царю, избрав путь, по его словам, свободного художника. Вероятно на это повлияли среда, в которой он вырос (родной дядя, известный как Антоний Погорельский, который впоследствии сделал племянника наследником), удачное стечение обстоятельств (самое высшее общество) и, что самое главное, собственное желание. Впечатления, что перед Толстым стояли менее глобальные вопросы, чем перед его современниками, другими русскими классиками 19 века, такого впечатления нет. Да и что может быть более привлекательным применительно к автору, если с ним ко всему прочему еще и не приходится скучать, если произведения его облачены в легкую и гармоничную форму? Алексей Константинович был человеком веселым, умеющим заглянуть в самые глубины бытия и при этом не потерять чувства юмора. Все это максимально отразилось на его наследии. На «Дон Жуане» в частности. К сожалению для истории русской литературы и к счастью для самого себя, автор не прошел при жизни через что-то экстраординарное, окрашенное миллионом терзаний – не был в ссылке, его не отлучали от церкви и не погибал на дуэли. Может это и хорошо.К теме Дон Жуана, сластолюбца и женского любимца, обращались многие авторы, но у Толстого он получился самым оригинальным («Дон Жуан» 1860, одноименная опера Чайковского 1878). Где тот страстный ненасытник? Мы видим Дон Жуана уже на излете, приевшегося страстями и задумавшегося о несовершенстве мира. В таком виде он даже более реалистичен. Альтернативные образы у автора всегда получались как нельзя лучше. Тот же самый Алеша Попович из поэмы «Змей Тугарин» нашел воплощение в популярном ныне бесконечном мультфильме о богатырях. Сатана в «Дон Жуане» получился даже более очаровательным, чем его булгаковский аналог. Он очень здраво рассуждает, хотя и не без демагогии. «Я сам ведь враг авторитетам. Но пообтерся меж людьми. Беда все отрицать! В иное надо верить.» И это говорит Сатана. Он называет божьих слуг друзьями и громко к ним взывает «Побойтесь Бога!»И вот еще

Узор есть истина. Господь же бог и я –

Мы обе стороны ея;

Мы выражаем тайну бытия –

Он верхней частью, я исподней,

И вот вся разница, друзья,

Между моей сноровкой и господней

Пьеса очень позитивная, хотя по существу ничего особенно веселого не происходит. Неповторимая ирония Козьмы Пруткова, настоящее доброжелательное отношение к людям – все это отражается в каждом слове, предполагаемом жесте, даже в построении самой пьесы. Может только мысли, которые одолевают нас на этом фоне, могут быть слишком серьезными. Хотя их появление инициировано автором. Но, если даже опираться на религиозный подтекст, то путь к любви божественной через любовь земную, хоть и чем-то противоречит православным канонам, является вполне земным и настоящим. На самом же деле основная идея «Дон Жуана» гораздо шире. Отвергающий людей человек не ощущает себя в обществе, он мечется где-то между книжными идеалами, не может найти успокоения – может быть покой как таковой и не нужен, но человеческие отношения в своей основе могут обойтись без войн, придуманных экономических кризисов, национальной розни. Примерно так выглядит современная интерпретация Толстого.

В нее поверив, я поверил в бога.

Любовь есть сердца покаянье,

Любовь есть веры ключ живой,

Его спасет любви сознанье…

Текст прекрасен, язык Козьмы Пруткова всегда славился своею особенной безупречностью. Стиль временами напоминает Пушкина. Вернее, Вольтера в переводе Пушкина. Впрочем, лишь вступление написано стихами. Далее певучая красота средневековых испанских пьес. Образы живые и уморительные. В мировой литературе (и не только в литературе) то там, то здесь, подобно новым звездам, зажигаются порою писатели свободы. Без глупых условностей и не отягощенные тяжелой кармой. В них нет ни капли пошлости или надуманного эпатажа. Им не нужно петь «Песнь свободы», потому что они сами эта песнь. Свобода для них дело само собой разумеющееся, они свои присутствием уже заряжают общество необходимым позитивом. Ни к чему кричать с броневика, потому что имеющий глаза да и увидит, а имеющий мозг да и поймет. Одна из вышеупомянутых звезд – Алексей Константинович Толстой.