Алексей Витальевич Величко
Приключения аскета. Часть вторая
Ему снился сон, где он полз по коридору, выстланному костьми, костьми не мужскими или женскими, но детскими. Да, именно так, по ощущениям, преследуемый мерзкими уродцами, он пытался поднажать, ускориться, но вместо этого у него получалось только сотрясать воздух в богохульствах и не более того. И вот когда он, кажется, нащупывает выход, по теории, которая называется "как на зло", за ним и впрямь припускает некий чертёнок – сорванец лет пяти от роду. Тот ползёт прытко и скоро хватает Фрая за ногу, свободной рукой он втыкает в его голень какой-то предмет… И это ответ на все попытки ускориться. Сон будет отдавать явью, так как последние были именно реалистичными. Позже Фрай вспомнит и о них, и о достопочтимых, не без иронии сказать, деталях, кои есть не что иное как отсылки или как ныне принято говорить пасхалки. Не применим сказать и о том, что данное повествование порой пользуется сторонней литературой без ссылок, дабы не путать разыгрывающуюся фантазию автора. Так вот об этих фортелях разных областей подсознания или пасхалках…
Для обозначения деталей снов можно использовать термин «элементы сна». К ним относят местность, на которой происходило действие, предметы, которые окружали человека, персонажей сна. Также для описания деталей сновидений используют архетипы – универсальные символы, которые хранятся в коллективном бессознательном человечества и могут встречаться во снах в виде метафор и иносказаний. Например, герой и героиня, мать, жертвенный агнец, шут.
Ещё один способ – фиксировать символы, которые встречаются чаще всего. Это нужно, чтобы определить любые устоявшиеся паттерны поведения или установки, которые стараются обратить на себя внимание посредством сновидений. Например, если в большинстве снов появляется дом, или человек часто видит во сне огонь или воду, или носит какой-то определённый предмет одежды. Природа этих деталей как вы поняли сложна и структурирована. Не будем более цитировать и приводить во внимание причинно-следственные связи, но скажем, что эти детали стали краеугольными во всех снах анахорета. Он брал с утра в руки телефон и гуглил значение определённых участков сна, которые сами намыливались на разбор полётов. К этому мы ещё вернемся, но прямо сейчас во сне, Фрай вспоминает про фильм в котором главный герой также спасается бегством, а именно ползком, но по вентиляционной шахте от злого гремлина. Воспоминание навеяно тленом быта не иначе, но сон заставляет окунуться в него полностью и с головой. Далее он попадает в амфитеатр или арену… Нет Колизей, и это руины. Картины будущего спросите вы… Не совсем, а именно мы затруднимся ответить прямо, но всё в жёлтых тонах, а остатки Колизея зияют своими окнами-пролётами. Анахорет посередине, на площади переводит взор на развалины, далее идёт к нагромождению обломков, которое с разрушенной стороны и видит ДА… Опять сутана, но на этот раз пепельно-жёлтая. Носитель её подзывает рукой, обрамленной широким рукавом, по широкой территории взмаха. Он стоит на фоне огромной кучи бывших этажей Колизея и символично указывают на религиозные мотивы будущей встречи. Напомним читателю под видом очередного перформанса об исторической составляющей, оставшейся стоять громады: здание перестало использоваться для развлечений в эпоху раннего средневековья. Позже оно было повторно использовано для таких целей, как жильё, мастерские, помещения религиозного ордена, крепость, каменоломня и христианская святыня. Почему во сне он на заброшенном поле и посередине и какое теперь место занимает Древнеримская империя в жизни анахорета, мы поведаем чуть позже, ну а пока Фрай подходит к субъекту в сутане и дружелюбно спрашивает о причине призыва себя к нему. На это человек отвечает спокойно из под капюшона: "Пойдем юноша, тебе стоит увидеть это". После ведёт мимо завалов к началу стены Колизея. Всё оказывается предельно просто. На древней стене та самая латынь, значит его сны окончательно сменили вектор направленности… Латынь гласила: По ту сторону распятия рот не разевай, всяк пришедший делай, что должен. И в конце: "Да обретёт бессмертие вновь каждый в нём прибудующий". Рядом кропотлива изображена, кажется сажей, голова медузы Горгоны с поникшими на ней змеями-локонами.
Наступает утро и Фрай открывает сначала один глаз, за ним другой. Да ему не хватает теперь лишь третьего. Ирония не оставляет однако без внимания все детали сна, которые были чересчур яркими и переживательными. Фрай понимает, что после предыдущих зарисовок в круговерти первозданного материка, он перенёсся в более реальный мир, где всё однако указывает ему приметливо, чисто для него, навеяно тленом бытности и про него любимого.
"Что-ж опять поиски, ну я прямо детектив на грани полномочий света и тьмы. Как бы там ни было, но не буду идти против течения, перечить эзотерике запредельных миров и видений оных". Анахорет чувствовал себя отлично и так же отлично анализировал данную изотерическую суть. Теперь он в расположении других сил, так он определил. Может источник теперь над ним не властен, перерождение не отрицает наличие настоящих крови и мяса. Фрая вспомнил о том карлике из сна про ползание в катакомбах, потом как по команде встал, встряхнул прядью, отметил легкое урчание в желудке и подошёл к столу. На столе были последние издания, которые он открывал. Увидел Фрай и ящик стола, проще полку, открыл… Застыв анахорет поднял в руке не что иное как летучего или воздушного змея. Всё так, но не настоящего, символ – подвеска, выполнена из металла, красиво выделана сердцевина, маленькое колечко – кончик, окрас чёрный. Постойте главная деталь, из-за чего был весь этот ночной сыр-бор про символичность, отсылки и прочее: кулон был в крови… оконечная заостренная мачта – конус была бардово-тёмно эмалевого исполнения из-за застывшей жидкости, коей не без ужаса, пробежавшего мурашками по спине, была скорее всего кровь. Куда уж символичнее, не правда ли? И вот измаянный кулон лежит на ладони Фрая и заставляет думать об убийстве. А что, всё возможно, ведь для удара по шее эта подвеска подошла бы как не кстати и темная персона, не что иное, как аватара, неправомерно застигнутая в искомой лачуге пожинателями чужого труда, или трудовыми резервами, обосновавшимися здесь в качестве каменотёсов. Анахорет положил змея в карман куртки и многозначительно выдохнул: "Надеюсь эта фигура больше меня не потревожит не во сне, не на яву, я забираю призрачный талисман себе и теперь он будет служить мне верой и правдой до тех пор пока сутана не покинет с богом этот бренный мир". Необходимо было найти пропитание и воду. Из бочки у входа Фрай пить категорически отказался по понятным причинам. Ещё раз обойдя комнаты, и не найдя никаких подвалов и даже пустот под ногами, Фрай взял пропыленный вещьмешок, один из немногих, тот что почище, нашёл фляги со спичками, предусмотрительно взял их, и зашагал победоносной поступью в сторону дремучего леса.
Глава 7
Окраины леса были долинами и окружали его полями и ручьями. Перелесков как таковых не было, то тут то там торчали кусты некогда знакомого Фраю орешника, но он теперь был не шибко прогрессивен в этом, поэтому не обращал на виды зелени никакого внимания. Требовалась вода, и вода нашлась, через час хотьбы, ручей сбегавший со стороны гор, одарил путника живительной прохладой. Горы, по заметкам анахорета, стояли также полукольцом, ну по крайней мере здесь с этой стороны. Приходилось оглядываться и констатировать уходящие влево и вправо гряды исполинов. Высотой они были километра полтора-два, соответственно ветров, ну по крайней мере сильных в предгорьях не было. По всем признакам в долине круглый год было тепло, всегда ярко светило солнце. Долина была цветочной. Видимо, как раз, шло лето по местным меркам, луга пестрели разноцветным ковром. Цветы росли на лесных полянах и перелесках. Фрай был не силён во флористике, но некоторые виды цветущих растений он признал: тут было всё от одуванчиков, хмеля, клевера и зверобоя, которые занимали львиную площадь незапаханных полей до ромашек, фиалок и лютиков и это далеко не полный список многолетних цветущих растений. По мере спуска, ранее встречались горные цветки: айва, подснежник и эдельвейс. Другие реже. Вообще по разумению Фрая пейзаж был приторно цветным, но при этом удивлял отсутствием деревьев в угоду цветам и кустарникам. "Будто кто- то нарисовал исходя из своих устоявшихся представлений, кои были не такими уж и далёкими", – подумал анахорет. Ну смысл вы уловили… К примеру поля долинных цветов, по мере продвижения путешественника, как ни странно, но утомительно красочно сменяли очерёдность произрастания. Анахорет поклялся не забыть, даже при следующем переходе или перерождении, цветочного голубого фиалочьего отлива переходящее в томно-красное маковые поля. Над полями носилось предельно мало насекомых и было непонятно как они опыляются и вообще, знаковость поля одних цветов, сама просилась на язык. "Эх, жаль телефон упал, так бы я заснял это царствие морфея из страны "Оз. Главное не заснуть мертвецким сном", – посетовал украдкой анахорет. Он прошествовал по полю, широко расставив руки и слегка касаясь головок цветов. Вскоре и впрямь захотелось прикорнуть, скинув мешок и положив в него куртку, Фрай воспользовался дикорастущей плантацией мака как подстилкой под своё свято-бренное тело. Всё было в лучших традициях, приставших к путнику самих собой, так сказать, по ходу движения. Собственно в них, застоявшихся шевронах нашего повествования, будет не лишним рассказать о следующем психоделическом всплеске активности нашей с Фраем головы. Зарисовка была опять из той же степи или оперы, что и прежде, но теперь ракурс снов как и видений поменялся, однако расстановка сил была тем не менее не в пользу Фрая. Анахорет был в городе на солнечной улице и грелся под лучами солнца. Да, прямо так, стоя, не делая лишних телодвижений. Вдруг на улицу легла тень и сразу стало не по себе. "Куда делось солнце?" – единственное, что успел подумать Фрай перед тем как окрестные кварталы и массивы сотряслись, но перед следующим вопросом, всё встало на свои места… Но лучше бы не вставало – тяжёлая нога исполина ступила на проезжую часть, да это был великан и пришёл он видимо издалека, так как не хотел уходить, и что самое страшное он искал… Фрая Ричардса. Тот сразу понял и вник в суть проблемы, решил действовать вопреки логики и от побега или пряток на улице отказался сразу, ужас сковывал всё естество, да так, что мысли роились вне сна и во сне одновременно. Подбежав к ближайшему зданию этажей из трёх, анахорет дёрнул парадную дверь, но та была закрыта, пока он раздумывал, на улице появилась вторая нога, но фигуры исполина не было видно, она как бы просто принималась во внимание. Грохот оглушил анахорета, и тот не долго думая бросился к следующему зданию, но и там его постигла неудача – входная ручка не проворачивалась, а тем временем шаги приближались вдоль по улице. Знание пришло вместе с прозрением: "Это Какус – древнеримский бог, который первоначально был богом огня, а позже считался великаном". Откуда влилась информация Фрай не знал, а знал лишь, что бежать-то больше не в силах, ноги будто прилипли к мостовой и конец, видать неизбежен. Ход по мостовой был неподалёку и приближался, отдаваясь в висках ударами давления. И когда для того, чтобы раздавить анахорета оставался один шаг, он переместился в здание, да не просто а в городскую квартиру к отцу, откуда и продолжал слышать трансцендентную дробь в ушах. Последней мыслью была следующая: "Зачем я проник в здание теперь они раздавят меня вот так… Запросто… Внутри… Как мышонка. Шаги, будто услышав, опасения путника ускорились, предвещая раскрошить здание в щепки, превратились в финальную дробь, которая и заставила анахорета вскочить с ковра из маков, этих цветов с оборота шоколадных конфет. Вот так была заретуширована следующая зарисовка и мыслью которой почему-то стало: "Это только начало, ты же ещё не через то проходил!?" Звучало это однако как полувопрос-полувосклицание, но цитировать себя Фрай не собирался. Встал, огляделся – на небе ни облачка, глянул на спальное место. Примятые и не только, маки манили к себе еле заметным, летающим вокруг соцветий, вирусным приторным ароматом. "Вот опять… Начинается… Или пока всё в пределах допуска, а? Посмотрим, что будет далее". Собрав котомку и посмотрев на горизонт, Фрай прикинул ориентиром некий странный субъект в небе над лесом, определился с примерным временем ходьбы и отправился сквозь поле маков на встречу судьбе и приключениям. Наперекор призывам отдохнуть и доспать, анахорет многострадально брёл, стараясь ловить себя на искушении и обещаниям индульгенции или отпущению всех грехов. Анахорет не знал за какие грехи он несёт эти муки во снах, и умеют ли они отношение к прошлому, но поле подсказывало, манило и управляло его мысленными потоками. Вскоре он вышел, миновав этот прельщающий остров сновидений и томных век. Больше по ходу движения интересного он не встречал, всё было чинно и пожалуй что благородно. Редко прыгающие зайцы, ящерицы, муравьи и жуки, воздушных насекомых практически не было, будто флора и фауна не предусматривала для них места, отсюда достаточно небольшое количество птиц, а так в целом… ничего достопримечательного. Сколько всего было не на месте, Фрай не знал, его рассудок выжил там, где был не должен и все несостыковки теперь казались лишь объективными условностями. Что там в городе? Что это за городское поселение и какой оно веры, времени и места надо было бы узнать не заходя внутрь, иначе… Иначе всё могло случиться. "Особенно теперь, на ход ноги". Зачем идёт в райские пущи через эти сады цветов? Он не знал ответа. И райскими ли они окажутся в урочный час. Фрай достал из куртки летучего змея и полил водой из фляги, стерев кровь. Поиски символов не являются смыслом похода, как и сам поход не символичен… Теперь что-то поменялось после песочного царства, он в вечном оазисе, и его поиск тоже вечен и потерял первоначальный облик. Внутренние голоса общаются теперь исключительно через сны, чувство дежавю настолько постоянно, что он вжился в него и питается его временными рамками. Время шло за полдень и расстояние мерно убавлялось. В смысле до засечек на карте или ориентиров. Топографы понимают о чём речь. Когда-то в других местах и временах анахорет прошёл курс молодого бойца, где в том числе учили ориентироваться на местности. Но это к слову, сейчас при его скорости оставалось несколько часов, чтобы успеть до заката и вторгнуться, надеясь на девственно чистое для его снов и по доброму настроенное лоно леса. А лес был таким, каким Фрай его любил видеть – смешанным. По сравнению с хвойными и с широколиственными лесами при подходящем сочетании лесообразующих пород смешанные леса обладают более высоким разнообразием животных и растений, устойчивостью к воздействиям среды, продуктивностью. Вдалеке на окраине леса анахорет видит человека, тот в серой робе, нищий судя по всему. "Эх, плохо дело, если низчие так одеты… Бездомные должны быть показателем достатка города, даже если живут за его чертогами!" Человек смотрел некоторое время в сторону, потом на Фрая, вскоре ему надоело и он покинул поле зрения. Кроме этого Фрай обратил внимание на летающий объект, тот как мы помним, был его ориентиром. Объект представлял собой не что иное как гигантского летучего змея плавающего вот так просто без встречного сопротивления. Как мы знаем из физики нужно двигаться навстречу горизонтальным потокам воздуха, и двигаться достаточно быстро, чтобы змей набрал высоту и скорость. По крайней мере и без науки каждый об этом знает. Фрая подстёгивали эти несостыковки, он всегда двигался к чудесам, а не от них, и как мы знаем предпочитал эзотерику, поэтому сие чудо он пока что внёс в картотеку допустимых явлений, находящихся под литерой "У", то есть узнать про… А тем временем день клонился к закату и ничего явного не предвещал, до подлеска, то есть до деревьев, которые образуют толстый древесный полог, оставались считанные километры. Пистолеты он взвёл и положил в разные карманы. Обернувшись, Фрай отметил, что расстояние пройдено катастрофическое. В смысле по ряду признаков, оно должно было быть соответственно глазомеру из горной пещеры, а оказалось кратно по всей видимости как минимум двум таким ориентирам. Теперь горы были маленькими и явно на сутки в пути не тянули. Анахорет отпил из фляжки и процитировал: "Опять чудеса на виражах. Хорошо, что поле и горы оказались мне друзьями… А иначе кандыбать мне во снах по кустам и валежникам до талого снега. Кстати интересно, снег в этих краях помимо гор ещё бывает?" Весь в этих мыслях, не дурных, но и не бравых, анахорет поравнялся со столь любимыми лесными дебрями. Город, конечно, милее, но эта первозданная зелёная скатерть олицетворяла самые потаённые чувства, и что логичнее, будто по взмаху клёны и дубы стали на передний план повествования, будто бы Фрай пропустил их. В детстве родители брали коляску с мальчиком и отправлялись в ближайшую дубово-кленовую рощу, вот и сейчас войдя в лес, тот посмотрел вверх, считывая генную память, ведь смотрел на эти деревья ещё из люльки, вдыхая ароматы мудрого древа и слушая перекрикивания скворцов и дроздов в роще. Теперь же он начал вспоминать отчётливее лицо матери, та кто баюкала его там, но вот летучий голландец в виде четырёхуголки никак не вписывался в концепцию и был белой лесной вороной… Точнее чёрной, опять извиняемся за каламбур. Анахорет отметил, что теперь его день почти завершён, как и завершен обряд очищения, ведь он опять по тихой памяти и грусти набирал воспоминания из прошлого, те же наполняли сознательную память и заставляли думать, гадать и прикидывать, делая скидки на все неточности науки. "Я буду пытаться разорвать этот непорочный круг… Или порочный? Но непотребство больше терпеть не буду. И что это за круг, покажет и время… И может ещё этот змей, если хорошо попросить". Так он прошёл немного, выбрал поляну и решил остановиться на ночлег, дабы кстати к слову, лёгкий спальный мешок также взял из того дома в предгорьях. Сил искать бродягу или идти до привязки змея (хорошо, что хотя бы она была) не было катастрофически – ноги одеревенели и стали пудовой ношей. Змей был примерно в километре, людей пока не… Как по мановению волшебной палочки, да той что была как минимум из бузины (Фраю нравился фильм про молодого ученика-волшебника в очках и со шрамом молнии), он услышал сначала речь, а уж затем увидел странную парочку, с виду нищих оборванцев. Видимо один был искомым с опушки леса. Фрай прислушался и обомлел, разговаривали они на английском, и не ломаном, а с родным южным акцентом. Фрай спрятался за тот дуб, за которым хотел переночевать и стал выжидать. Так вот незнакомцев было двое, одеты в рабочую робу, просто грязную и явно больших чем нужно размеров. После пережитых трансгрессий и инициаций не хотелось думать о плохом, да и что оборванцы могли сделать хорошо вооружённому, ещё пока молодому человеку? Так и подумалось Фраю – конкретно ничего. До него долетали лишь отрывки и ничего действенно нарицательного или столь же понятного отрицательного… Так ход мыслей был понятен… В общих чертах… Двое оборванцев были голодны и искали еду, и исходя из амуниции… всё остальное мало их волновало, тем более как и охрана периметра. Анахорет не стал испытывать удачу, и достав пистолет вышел из укрытия. Один из гостей (вообще спорно теперь было считать кого-то гостем, а кого-то посетителем)
выронил рюкзак и показал обе руки, второй глядя на первого проделал то же самое. Внешность обоих оставляла желать лучшего: форма головы и челюсти первого ставила в один ряд с кроманьонцами, стоял он на полусогнутых ногах и злые намерения выдавали глаза яростно блиставшие из под огромных неопрятных бровей. Одежда была ни чем иным как ношенной ни первый год рабочей робой серой расцветки. Второй был неандертальцем, а если серьёзно то усовершенствованной версией первого: голова приближенная к обычной, не такой высокий лоб, не заросшие единой линией брови, глаза выражали обеспокоенное и слегка озадаченное выражение. Стоял он ровно и руки держал ровно над головой… Значит полностью осознавал серьёзность и опасность своего положения. Роба была той же. Больше не добавить, не убавить ничего не хотелось, поэтому описание на этом оборвём… Фрай не долго думая сделал круговые движения руками, подчёркнуто показывая пистолет, после убрал его в карман и пошёл на встречу. Дикари так и остались стоять, если так можно выразиться, распряжёнными и голомысыми, до следующей установки, которая незамедлительно была дана по прошествии времени на ходьбу до них самих.
"Я слышал вас, вы искали пищу, не так?"
Тот что был пониже ростом и более очеловеченным на вид ответствовал:
"Да, именно, мы давно её ищем, ваш
э-э-э, пистолет бы нам сильно помог".
"К сожалению, он бы и мне помог сильно, но что вы здесь делаете помимо…"
На вопрос о том, что они здесь делают, тот, что повыше и неотёсанней широко улыбнулся и вымолвил:
"Нас прогнали и не более. В городе карантин, кроме того введено военное положение. Мы не скажем большего, но и намекнём о том, сколько позволим себе ради истины, которая где-то там и готовится выйти. Не хватает толчка и задоринки. Звёзды на небе всё видят, вот и мы знаем ровно столько, сколько положено знать выходцам из …"
У Фрая назревали один за одним вопросы и он не знал как их реализовать все сразу, вот так просто или достать пистолет? А может заночевать здесь с ними? Идея была не самой здравой и ответы могли найтись дальше, и так сказать, по ходу повествования. Что-то подсказывало уйти подальше от этого смольного змея и этих оборванцев, по всей видимости изгнанных из стаи, таких же как они.
"Скажите хотя бы этот змей в небе он символизирует? Что? У меня такой же, вот видите?", – Фрай показал змея.
"Ты… Помечен… Игрой… Ты в игре и создаёшь условия. Уходи, больше мы тебе ни чем не поможем. Как ты оказался здесь? Прилетел или материализовался… Интересно ш-ш-ш узнать?"
Внезапно у обоих заблестели глаза, будто в их сторону от Фрая подул сильный ветер. Оба резко поменялись в лице, будто бы очеловечились, ну или яркость предзакатных лучей начала выдавать на обоих пришедших фортеля…
"Прилетел? На чём? Стойте что здесь происходит, какой год на дворе?"
"Мы не имеем права докладывать подноготную, мы пришедшие для тебя, ты на этапе становления, ни дать ни взять, и этот змей, он приведёт вас куда надо, это наш хлеб и долг, мы пришли и выполняем его по мере…"
Тот что поменьше не стал дожидаться, сделал пару шагов в сторону Фрая. Внешность его вроде бы теперь гармонировала и контрастировала с освещением леса, но анахорет испытывал шок от увиденного и услышанного. Не хватало ему продолжения саги о "царях и богах". Он достал глок и отвёл руку в показном жесте вбок.
"Я врублюсь в то о чём речь, просто мы могли бы посотрудничать, э-э-э давайте я пойду далее по этапу. Я понял вы идёте от города и вы приходящие, я же ушёл из своего где и когда, понимаете?"
"Змей, у вас…" – долговязый кроманьонец сел на корточки. "Это ваш спутник, идите на наше стойбище, там будут… некоторые ответы. На этом все, иди с миром, путник, и не вынуждай нас…"
"Я понял, что тут непонятного, вот и пойду, спасибочки… Всех благ."
Фрай с пистолетом в руке демонстративно обошёл по параболе так называемых "пришедших" с целью уйти подальше да поскорее. Интуиция подсказывала зайти на так называемое стойбище со змеем, где он и впрямь чуточку въедет в здешний миропорядок, применит познания в любых пригодных условиях дабы расставить точки над "И". Почему расставить точки? Всё просто – Фрай не верил, что попадёт обратно на родину и конкретно в своё время. Почему-то верилось что колесо сансары претит возврату в прошлые жизненные врата. Хотя какое здесь индийское колесо, если один из тех дуболомов, как показалось, хотел бросить зигу. Да именно… Древний жест приветствия руки от сердца к небу или просто римское приветствие. Использовалось в Древнем Риме, у славян и в Германии 1933-1945 гг. Плавно перетекло в наше время – неофашистское приветствие. И теперь последний свой поход, а его по всему интерпретировал именно так, анахорет должен был посвятить очередной древней цивилизации, ну или пусть хотя бы её эгиде. В это время двое безымянных "пришедших" сидели на корточках и о чём-то балакали. Фрай смотрел на них боковым зрением пока не вошёл в чащу и не показал им спину.
"Что на хрен с ними происходило. И интересно, что мой выбор там, в барханах, сделал свой ход или же тут всё "просто". "Прилетел… Да уж, осталось только летать как раньше во сне, гонять, так скажем, тягу, ну а что, надо же абстрагироваться от всё этого. Не помнить много и вспоминать крупицами не есть гуд". Действительно в сознании анахорета были просветления памяти, особенно из детства и про родителей, было кое-что и из потенциального будущего или обрывки из бандитского прошлого. Основное он знал и именно знал, а не помнил. Остальное прикладывалось, как ни странно, по мере продвижения в местное "тартарары". Спуск обнадёживал отсутствием кислорода, дабы всплытие есть первоочередная фаза, не обсуждаемая и возвращающаяся от атомохода к своему родному корыту. Ну или реальность близкую к этому… Хотя бы. Широколиственная порода леса не предполагала застревания в чащобе, так как расстояния между кронами сохранялись приличными, это делало переходы довольно комфортными. Теперь захотелось спать и сон предвещал быть куда более естественным, нежели тот медикаментозный, без обиняков сказано. Что-то спугивало анахорета и он откладывал на потом свой отдых, оправдывая скорым окончанием своих обязанностей здесь в начале долгоиграющей лесной прогулки. Ориентир был как никак тем же, по старой памяти и идти оставалось до него считанные сотни метров. "А что если они вернуться, если нападут и заберут глок, как я тогда?" Ответа пока никто не давал, но где-то ёкало, что это пока. Наконец, Фрай добрался до интересной, и по своему открывающей свет на многие вопросы о местном самоуправлении, надстройки. Это была обсерватория… При чём под открытым небом. Воздушный змей и впрямь парил по чём зря, что уже само собой являлось подспорьем для начала поисков. Теперь пройдёмся по всем составляющей этой рабочей зоны. Во первых – змей. Анахорет должен был найти применение маленькому талисману или ключу, чем бы он там не являлся. Вернёмся к надстройке, ту что мы встретили называется пригоризонтная обсерватория. Само слово родом из латинского языка. Однако в Риме, крупнейшем городе эпохи повсеместного строительства этих сооружений, который мог соперничать с современными мегаполисами, для координации оживленной социальной, экономической и политической жизни была необходима развитая система времени: планирование встреч, событий и повседневная жизнь в столице требовали от людей хотя бы приблизительного понимания, который час. Римляне полагались на различные устройства – их ассортимент был достаточно велик: от солнечных часов, применявшихся при ясной погоде, до клепсидр и песочных часов, которые помогали отсчитывать временные отрезки в условиях отсутствия солнечного света. Принцип работы солнечных часов базировался на наблюдении за движением тени, отбрасываемой гномоном – указывающим стержнем в течение светового дня. Кстати, в Риме существовала собственная система времени, унаследованная от шумерской культуры и римского календаря; она-то и предусматривала деление суток на 24 часа. Так вот в центре данной конструкции мы видим обустроенный наблюдательный пункт, на котором наблюдатели могли использовать всякие измерительные приборы – линейки, угломеры, измерители времени и прочее. Итак, ещё раз: Стены на Обсерватории строили для того, чтобы для наблюдателя Линия Горизонта на Востоке и на Западе была ровной. В момент Зимнего Солнцестояния Солнце вставало на южном краю Восточной Стенки, шло по небу и заходило на Южном краю Западной Стенки. Вот такие два крайних пути Солнца. Все остальные путешествия Солнца по небу проходили где-то меж этих двух пределов. Перечисленные в книжном описании предметы измерений в большинстве находились и здесь. Находился здесь и оператор сей диковинной организационной деятельности: старец в тунике, сам с бородой, довольно длинной и седой. Как такой тут оказался и как связан с этими неандертальцами, тот ещё вопрос. Но у Фрая есть аргумент на все случаи жизни, а если не сработает, тот просто поговорит, нет постойте всё же с начала поговорит. Мы закончили с бурной запрещённой деятельностью, которая в принципе осталась за кадрам и выжила себя за ненадобностью. Все грехи Фраю были отпущены, но взамен на обещание, вот он здесь и скоро мы узнаем куда переместится такими темпами. Так вот старец разговаривал, но не на том, что распознал анахорет от пришедших как английский, но на латинице. И хотя эта информация была, что твоей кобыле пятая нога, Фрай понимал, вернее оценивающе прикидывал, что стоит прокручивать некоторые моменты под одну гребёнку. Ему хватало увиденного и услышанного за глаза. Он теперь смертен и ключи от древности просто так ему не подпишет, он устаёт и хочет спать. Так вернемся к старцу, туника была с ярко синими краями, брови на лице густистыми, так что цвет глаз было и не разобрать. Седой древний старец, не иначе… С морщинами, узкими, а не дутыми чертами лица. Само лицо длинное, особенно подбородок, тот прямо тянул того к земле, оставалось только догадываться какое у того летоисчисление. К превеликой грусти он оказался не из разговорчивых и выведать удалось только крапали информации… Не стоит на этом унывать, конечно, но смысл разговора мы в точности передадим:
"Это ваше творение?"
"Да, сынок, практически. Тебе дорогу показать? Давно здесь странника не видел".
Фрай понимал, что его убирают в сторонку, чтобы не мешался. И это обращение "сынок". Не походил в свои-то года на сынка, тем более для такого мамонта скорее уж внучок. Да, так Фрай и подумал, обижать или обижаться он не собирался, но быстро сдавать позиций тоже не стал. Дабы не забыть ни одной мелочи, начал поэтапно.
"Как к вам обращаться, я Фрай. У вас же есть минутка свободного времени или вы собираете данные на закате, считываете по этим вашим… Э-э-э принадлежностям?"
"Ф-Ф-РАЙ… Не местный, я так и знал, что-ж, давай присядем и обстрекочим".
Старик подумав, указал на скамейку, такую же древнюю, что и он. Та была в изразце, облепленная образами непонятно каких времён, смотреть-таки не хотелось, усталость взяла своё. Интересно в какое время он попал, какой постройки древний город, и древний ли?
