Пустота в голове, мыслей нет,
Тоска давит грудь – не вздохнуть.
Вереница бессмысленных лет
Промелькнула; в чём была суть
Суеты-маеты под луной?
Всё исчезло, прошло словно сон,
В бездну времени кануло камнем.
Омертвело сердце моё, пусто в нём,
Тёплых чувств я не знаю;
Холод осени душу сковал мне.
Не люблю я пору увяданья,
На меня навевает хандру
Хладный ветер своим завываньем;
Он повсюду разносит листву
Пожелтевшую, и ей засыпает
Весь мой дом от порога до окон,
Всюду шорох, а я засыпаю
Тяжело. Гулко, глухо под боком
Сердце старое ночью стучит,
И душа в бренном теле болит…
По утрам очень рано встаю,
Выхожу погулять на поляну
И смотрю, как по небу плывут
Журавлиные стаи, – растянут
Они свои длинные клинья
И курлычут надрывно, тоскливо.
В голосах их тревожных, крикливых
Безысходность мирская слышна,
Что-то вечное, неизбывное,-
То, что снова приносит весна
И уносит зима непрерывно.
Ветер осенний срывает с деревьев
Листья последние; сады опустели.
Поздняя осень идёт по аллеям,
Устала она, постарела.
Шагает старушка, тоскливо вздыхает,
Юность свою вспоминает;
Сентябрь золотой и октябрь багряный
В мыслях сырых воскрешает.
Холод и слякоть принёс ей ноябрь,
Заставил он старую плакать
Дождями; окутал печалью
Глаза её. К хладному мраку
Поздняя осень, вздыхая, идёт;
В снегах она станет, как лёд,-
От долгих невзгод отдохнёт,
Вечный покой обретёт.
Унылый, бледный свет луны
В лесу тропинку освещает,
Скупо он лучи струит,
Сквозь сень ветвей мерцает.
Скрипят столетние дубы,
На ветру листвой качают;
Сонный бор в объятьях мглы
Дремлет, засыпает.
Где-то совы говорят
На невнятном языке,-
Ухают, сопят, кричат;
Ищут для своих когтей
Добычу эти птицы мрака…
Пусто на лесной тропе,
Шагаю я по ней к оврагу
И чувствую в кромешной тьме
Присутствие зверей…
Заряжено ружьё моё,
Оно спасёт от упырей
И вурдалаков, – серебро
В тяжёлых пулях есть.
Стая бешеных волков
За три дня сумела съесть
Восемь наших земляков.
Скот не трогали они,
Потрошили лишь людей;
Это были упыри
В облике зверей.
Всей деревней вышли мы
На охоту в тёмный лес;
Трудно тварей истребить,
Но у нас есть крест,
Серебро, вода святая.
С нами поп ходил, читая
Заунывные молитвы,
Но беднягу растерзали,-
Голову ему, как бритвой
Срезали зубами
Вурдалаки. Час назад
Потрепали они нас,
Устроили кровавый ад.
И вот один иду сейчас,
Мало нас в живых осталось;
Все мы разбежались,
Кто куда, спасаясь
От дьявольских отродий…
Чуть потише вроде
Стало в тёмном буреломе.
Спрятаться решил в овраг
Я от стаи сатанинской;
Там удобней переждать
До утра. Но близко, близко
Где-то рыскают они.
Вот один из них завыл…
Замер я, застыл.
Не чуя под собою ног,
Лёг на землю, взвёл курок.
Звери подступают ближе,
Два выстрела есть у меня,-
Первый громко прозвучал,
А второго я не слышал…
Я по ярмарке ходил,
Сапоги хотел купить,
Чтоб зимою не застыть
Мне в берёзовых лаптях.
Правды нет у нас в ногах,
Но обутыми им быть
Надлежит. И вот искал
По прилавкам скороходы,-
Непременно, чтоб сафьян
Был, и по последней моде
Носы у них заострены.
Наконец нашёл, что нужно;
Сторговался в пол цены
Я с барышником одним,
Он сказал мне: "Ты по лужам
Можешь смело проходить,
А зимою по сугробам;
Снег и слякоть навредить
Тебе не смогут! А как удобно
В них! Как на перине!" -
Так товар свой расхвалил мне
Тот купец. И вот, что было:
Сапоги те оказались
Колдовскими; злая сила
В козьей коже укрывалась,-
Постоянно голосила
И мемекала она,
Когда я шагал.
Вот такой купил сафьян.
И главное, что снять нельзя
Эту дьявольскую обувь,-
Словно в кожу мне вросла,
Отдери её, попробуй!
И барышника, козла,
Мне уже не разыскать!
Я обшарил весь базар,
А его и след простыл.
Видимо, нечистый был
Это, в облике купца.
Что поделать? Привыкать
Надо к странным сапогам;
Хорошо, что не наврал
Он мне про удобство их,-
В самом деле, как в перине
Мягко и удобно в них!
Да и запахи плохие
Не слышны от грязных ног.
А главное у тех сапог
Свойство было, – говорили
Мне они про тех, кто рядом.
Скажем, в разговор вступил я
С кем-нибудь, а обувь рада
Хрюкать, мекать, или гавкать;
Всё зависит от того,
Кто стоит передо мной.
Все дивились: "Что за чудо?!
Правды не было в ногах
Никогда! Её нам трудно
Отыскать и в головах!"
И вот, примерно через год,
Меня на службу пригласили
К царю; такой доход
Разом там заполучил я,
Что теперь живу, как барин!
Хожу я в разные палаты
И сижу на заседаньях,-
Рёв ослиный там бывает,
Лай, и всякое такое.
Часто в царские покои
Приглашают; там с послами
Говорю, – всё узнаю,
Честны они пред сапогами.
Обувь я свою хвалю,
Очень сильно помогла мне!
В ту давнюю пору жил я с женою
В граде Ростове, на берегу Дона.
Мы молоды были, друг друга любили,
Весело дни свои проводили.
Дом наш огромный имел восемь комнат,
В которых светло и просторно.
Два этажа и веранда с балконом;
У входа резные колонны.
Нас после свадьбы сюда заселили
Родные мои, (купцами мы были:
Дед и отец, и я вместе с ними
Товары в Ростов привозили,
Доходы имели большие).
Помню, когда в первый раз мы вошли
В дом наш, – от счастья застыли;
Прекрасным убранством ослеплены,
Стояли мы, не говорили,
А с изумленьем глазели на стены,
На люстры, шкафы и камины.
Роскошь повсюду была несравненная,
Даже меня удивила.
Дед мой такой вот подарок нам сделал,
Внезапно расщедрился, (внуков хотел,-
Не поскупился вложить деньги в дело,
Ведь верную прибыль предвидел себе).
И вот жили мы в этом доме богатом;
Месяц медовый устроили в нём.
Нам не хотелось ехать куда-то
К морям иностранным; зачем закордон,
Когда есть роскошный, прекраснейший дом?
С женой мы решили, что здесь проведём
Первый свой месяц вдвоём.
По воскресеньям друзья приходили,
Мы в эти дни задавали балы;
В парах кружились, топтались в кадрили
Всю ночь напролёт, до самой зари.
В огромнейшем зале нам стол накрывали;
Красиво лакеи на нём расставляли
Яства шикарные в приборах хрустальных.
Фужеры, бокалы вином наполняли
Таким, что не сыщется равных
Ему, (из далёкой, лучистой Италии
Двухсотгодовалые вина свезли к нам;
Пятнадцать бутылок у нас после свадьбы
Ещё оставалось, и их мы привыкли
В самом начале застолья открыть,
И по чуть-чуть им гостей угостить).
В одно воскресенье, помню, мы сели
За стол. Наливают вино;
Тост прозвучал, и бокалы запели
Песню свою – дзинь-дзинь-дзон!
Выпили все, и давай говорить,
Как всегда, вразнобой, кто о чём.
Но вскоре нашли мы единую нить
В разговоре. "Хочу про вино
Историю я вам поведать."
(Так нам сказал наш знакомый).
"Её я услышал от деда;
С Суворовым был он в походах.
Стояли они в глухой деревушке,
Где-то в Альпийских горах.
Сабли точили и чистили пушки,
Песнями гнали прочь страх.
Большие потери были у них,
Два дня шло в ущелье сраженье.
Их очень мало сталось в живых,
Они отступили в деревню,
И вот уже, как две недели
Ждали там подкрепленье.
Солдаты у местных вино раздобыли
И в первые дни напивались,
А офицеры их не бранили;
Пусть, мол, снимут усталость.
Дедушка мой поручиком был,
Командиру в делах помогал;
За дисциплиной он зорко следил
Днём, а ночью был пьян.
Много их в доме квартировало,
Яблоку некуда падать;
Всё шевелилось, рыдало, стонало,
Кричало, – мучения ада
Несчастные раненые ощущали;
Страшно они умирали…
Хозяином дома был винодел,
С ним часто беседовал дед.
(Тремя языками свободно владел
Мой предок; отлично умел
Он поострить на французском, немецком
И итальянском; мгновенно мог дерзкий,
Забавный стишочек в беседе сложить
И новых знакомцев им рассмешить).
В ту ночь они пили вино вчетвером,
И речь вдруг пошла о напитках:
Водку хвалили, ликёр, виски, ром,
Вспомнили и о наливках.
Но больше всего их вниманье вино
Привлекло; о нём рассказал им
Старик-винодел преданье одно:
"Судари, шутки оставим!
Серьёзное свойство есть у вина,-
Лозе виноградной память дана;
Всё, всё может помнить она!
Погоду и время, и даже тот склон,
Где с веток сорвали её
Запомнит лоза, а потом её сок
На протяжении долгих веков
Будет хранить всё, что было.
Всё помнит вино, оно живо.
В этих бочонках, в бутылках
Будет храниться память о нас,-
Как бы частички, обрывки
Того, что мы видим сейчас.
– Да уж, Боже упаси,
Такого вот вина испить…
Значит, будем в бочках жить
Обрывками, иль как там их?
Пойду кордоны обходить,
Устал я с вами говорить.
Вышел поручик во двор.
У дома стоят казаки
И песню поют, – жуткий хор,
Каждый из них, словно выл.
Надели рубахи они
Чистые, и причащались
Красным вином молодым;
В битву вступить собирались.
Близко летит чёрный ворон,
Когти свои распускает,-
Его, казаки дружным хором
Приветствуют, храбро встречают.
– О, господи! Перестаньте!
(Дамы, в испуге, вскричали
И криком рассказ тот прервали).
– А дальше-то что? Продолжайте.
– Не подоспело к ним подкрепленье,
Многие пали в сражении.
Кто выжил, те в плен угодили,-
И дед мой был вместе с ними.
Когда он вернулся домой,
То часто любил за столом,
Попивая вино, вспомнить того
Винодела; и странную байку его
Постоянно хмельной повторял.
В бокал он вино наливал
И видел вновь алую кровь
В Альпийских снегах; вновь и вновь
Пред взором его представал
Кровавый пейзаж. Точно знал
Мой дед, что швейцарец сказал
Верно всю суть про вино,
Помнить умеет оно;
Этот напиток – живой.
Молчанье у нас за столом
Воцарилось тогда. Помню я,
Как тоска вдруг наполнила дом,
И гости ушли по домам.
Сорок лет пролетело с тех пор,
Много нам пережить довелось;
Взбунтовался народ, – взял топор,
И бежать в заграницу пришлось
Всем богатым, шкуры спасая.
Капиталы не растерял я;
До сих пор мы роскошно живём.
Только странные воспоминанья
Беспокоят меня с каждым днём
Всё сильней и сильней. Я не знаю,
Может, это с проклятым вином
Как-то связано? Я наблюдаю
Взором внутренним всех, кто страдает
На войне, или в бедности страшной.
И видения не покидают
Мой ум. Был я в Бадене дважды
На их водах лечебных, но зря.
Я по прежнему вынужден страждать;
Вино погубило меня.
Снова на улице холод и слякоть;
Небо окутано мраком,
Дождь собирается капать.
В такую погоду даже собаки
Сидят по домам; а мне надо
Скорее отправиться к брату,
(Живёт он в соседней деревне).
Ему уезжать нужно завтра
В город, а он у нас денег
Взять постеснялся вчера.
Пойду, от себя ему дам,
Подкину немного копеек,
Пополню братишке карман.
Ох, он упрям как баран!
Спорить отлично умеет,-
"Я взрослый, всё найду сам!"
Надо идти, а то не успею,
Уедет без денег братан.
По просёлочной дороге
Добирался паренёк
К брату своему; все ноги
Замарал в грязи, промок.
Наконец пришёл к деревне,
Постучался в дом знакомый
И ему открыли двери
Родственники сонные.
Прадеды, прапрадеды,
Бабки все и прапрабабки
Говорят: "Не надо бы
Ехать братцу в белых тапках
К нам на вечное житьё.
Скорей отговори его
От поездки; ворон близко,-
Авария должна случиться!"
Так сказали и исчезли.
А за ними брат выходит.
– Ты уже с утра нетрезвый?
Тебя всего, как будто сводит
Судорогой… Что с тобою?
– Я сейчас видал такое!
Пращуры за нами смотрят…
Никуда нельзя сегодня
Ехать! Ты в пути погибнешь!
Уедешь в преисподнюю,
В пекле ада сгинешь!
– Ты меня так на учёбу
Проводить сейчас пришёл?
Это вовсе не смешно.
Сам и отправляйся к чёрту.
У тебя опять запой;
Раздружился с головой,
И других тебе охота
Задурманить; но со мной
Эти шутки не пройдут!
– Родственники наши тут
Были только что, и мне
Рассказали о судьбе
Твоей! Никуда не едь!
Долго братья препирались;
Не могли договориться,
Только злились и ругались.
"Если что-нибудь случится,
Сам он будет виноват.
(Так подумал старший брат).
Может быть, он прав; напился
Я вчера чуть не до белки,
А теперь мерещится…
Хорошо, что взял копейки
У меня; два месяца
Сможет жить на них спокойно,
Смертью не помрёт голодной."
К дому старший брат подходит
Своему, – стоят у входа
Прадеды с прабабками,
Котомки держат с палками.
А над ними чёрный ворон
Жутко, хрипло каркает.