Алена Волгина
Академия Пента
***
Когда мы убедились, что Остришу уже ничем не поможешь, Травничек с несвойственной ему решительностью выдворил нас из кабинета, запер дверь и широкими шагами направился в ректорат. Мы все, зеленые от шока, сгрудились в коридоре. Никто не ушел на следующую пару, никто не посмел даже пикнуть, что у него на сегодня были запланированы другие дела. Нас словно выбросило в другую реальность. Все молчали, изредка обмениваясь ошарашенными взглядами.
И у всех, я уверена, в голове крутился один и тот же вопрос: кто это сделал?
– Неужели он действительно мертв? – прошептала Пеночка. Ее огромные карие глаза наполнились слезами.
– Нет, это он пошутил так, – резко ответил Змееед, костистый чернявый парень из Вербиной группы. – Приколы у нас такие!
Верба зябко повела плечом. Мы с ней неосознанно придвинулись ближе друг к другу… и одновременно вспомнили о Мьюле. Она ведь тоже сидела сзади! Более того – рядом с Остришем! В последние дни эта парочка повсюду ходила вместе.
Мьюла нашлась рядом с Майей. Стоя возле окна, она рыдала, уткнувшись лицом в носовой платок. Мы с Вербой спросили наперебой:
– Как ты?
– Ты что-нибудь видела?
Она отрицательно покачала головой и высморкалась. Лицо у нее было белое, как полотно, губы тряслись.
– Он был один. Я пересела от него еще в начале урока. Потому что Остриш, он… ну…
– Приставал? – мрачно спросила Верба.
Мьюла кивнула, вновь спрятав лицо в ладони. Мы трое переглянулись. Что ж, обычное дело. Некоторые парни стремились использовать на всю катушку уютную темноту в классе и относительное уединение стоящих в последнем ряду столов. Правда, такое поведение было свойственно скорее Злату, чем Остришу, но кто его знает. Мы вообще о нем мало что знали.
– Из-за этого мы поругались, – всхлипнула Мьюла. – Ужас! Теперь меня заподозрят?
– Не пори чушь.
Чтобы наша хрупкая Мьюла вонзила нож парню в спину за его неуклюжие заигрывания? Да это нонсенс.
– Никто так не подумает, что ты! – сказала я, погладив ее по плечу.
– А кто тогда его убил?
Это был страшный вопрос. Как ни крути, а убийство должен был совершить один из находившихся в аудитории. То есть один из нас. От мысли, что я сейчас стою в двух шагах от маньяка, делалось жутко. Остальным тоже явно было не по себе. Змееед вдруг вызверился на Вербу, которая как-то не так на него посмотрела:
– Че ты пялишься на меня! Я вообще спал! Может, это ты его угандошила!
– Не я и никто из нас, – веско заявила Верба. – Вы все с ума посходили, что ли? Никто не заметил, что в кабинете есть еще одна дверь? Прямо за столом Остриша.
Все как по команде посмотрели на стену. Действительно, в кабинет Питера Травничка вели две двери. Просто вторую дверь, расположенную в конце класса, никто обычно не замечал.
– Значит, это мог быть кто угодно! – с облегчением выпалила Пеночка.
Остришу от этого было не легче, но мы все вздохнули немного свободнее. Змееед попытался восстановить ход событий:
– Допустим, кто-то принес с собой нож, прокрался внутрь и убил Остриша, а мы ничего не заметили, потому что было темно.
– И еще потому, что кое-кто дрых на уроке, – добавил кто-то. Послышался нервный смешок.
– Я проснулся, только когда Майка завопила, – признался Змееед. – Орала, как сирена!
За эти слова Майя пихнула его локтем. Верба подняла руку:
– Стой! Убийца не привозил нож в Академию. Помнишь инвентарную метку на рукоятке? Это нож из хранилища артефактов.
– О, значит, это артефакт. Еще интереснее, – пробормотал Змееед.
Я с уважением посмотрела на Вербу. Невероятно, как ей удалось подметить столько деталей, пока мы все бессмысленно топтались возле несчастного Остриша, словно стадо овец. «Зачем ей косметический салон? – думала я. – Пусть лучше открывает свое детективное агенство!» Потом я задалась вопросом, как убийце удалось остаться невидимым. Неужели никто, совершенно никто не заметил человека, крадущегося с занесенным ножом за их спинами? Ладно, мы с Вербой сидели далеко от Остриша, и к тому же были увлечены разговором о Вороне. В тот момент я не заметила бы, даже если бы мимо нас прокрался целый отряд диверсантов. А остальные? Неужели никто ни разу не обернулся? А если бы дверь скрипнула? Насколько она скрипучая, кстати? Нужно было срочно провести следственный эксперимент.
Не успела я подумать, что на дверной ручке могли остаться отпечатки пальцев, как притащился Беркут со своими приспешниками и тут же подергал дверь в кабинет.
– Не трогай! – поспешила я предупредить, но было поздно.
Злат Беркут обернулся ко мне. Ухмыльнулся, насмешливо прищурившись:
– Синь? Это ты, что ли, отчудила? Уже начала убирать конкурентов?
– Что? – не поняла я.
Меня заслонила разгневанная Верба:
– А ну пшел отсюда! – рявкнула она на Беркута так, что он даже попятился. – Засунь свой поганый язык себе в одно место! Синь всю пару просидела рядом со мной, ясно?
Только тогда я сообразила, что он имел в виду. Остриш был артефактором, причем не из худших, а в конце семестра нас ожидал новый отсев. Получалось так, что мы с Остришем были соперниками… ну и что? Неужели кто-то подумает, что мы начнем убивать друг друга только ради того, чтобы остаться в Пенте?! Кто может быть настолько циничен?
Однако самодовольная физиономия Беркута наглядно свидетельствовала, что как минимум одного такого циничного человека я вижу прямо перед собой. А судя по сердито-испуганному лицу Вербы, его обвинения и правда могли принять всерьез.
Глава 8
На допросах от нас было мало толку. Полиция приехала ближе к вечеру и в тот же день опросила всех первокурсников, но не узнала ничего дельного. Никто ничего не видел, не слышал и ножа в руках не держал. Все разговоры проходили в присутствии нашего ректора, господина Коростеля. Худой и нескладный, похожий на отвесную скалу, нависающую над головой, он зловещей серой тенью маячил в глубине кабинета. В допросы он не вмешивался, только пристально всматривался в каждого из нас своим желтым взглядом и, вероятно, применял какую-нибудь специальную магию, пытаясь выудить наши самые потаенные мысли. Я подумала, что если бы среди нас был преступник, то он непременно сознался бы. Уж лучше сдаться полиции, чем попасть в лапы разъяренного кроветворца!
Вечером в столовой Коростель произнес суровую проникновенную речь, в которой выразил уверенность, что убийцу вскоре найдут. От его тона нас всех пробрало ознобом. Тем же вымораживающим тихим голосом Коростель сообщил о новом распорядке: начиная с этого дня, ни один студент не мог покинуть пределы Академии без подписанного разрешения от декана, а по вечерам действовал комендантский час. За первое нарушение следовал строгий выговор, за два нарушения – карцер. Мы содрогнулись. Насчет здешнего карцера – мрачной полуподвальной камеры, облицованной шонгритом – нас просветили в первый же день. Этот подвальчик мог за несколько дней выпить из вас всю магию, включая резерв. Посидишь там неделю, а потом будешь месяц по больницам лежать, магию восстанавливать и бронхит лечить.
Пока ректор рассказывал о невеселых изменениях в нашей жизни, его коллеги стояли рядом, и взгляд госпожи Скопы, медленно перемещавшийся по нашим рядам, тоже заметно действовал всем на нервы. На мне она особенно долго задержала свое внимание, из-за чего сидевшие рядом студенты начали перешептываться и подталкивать друг друга локтями. Мне хотелось дать пинка Беркуту: наверняка это из-за него! Неужели он успел поделиться своими подозрениями со всем потоком?
Ужин прошел в тягостной тишине, печальной и строгой. Тишина была такой всеобъемлющей, что мы слышали, как за преподавательским столом шепотом сокрушался Травничек. Оказалось, что Остриш хотел сообщить ему что-то сразу после урока, но не успел.
Пять дней спустя убийца все еще был на свободе. Полиция выяснила лишь то, что нож действительно украли из хранилища артефактов на кафедре кроветворцев. Более того, преступник немного усовершенствовал артефакт, вставив в рукоять кристалл снежного обсидиана. Сам нож нам не показывали из соображений безопасности, так что мы видели только его фотографии. Теперь на допросы дергали тех, кто теоретически мог иметь доступ к хранилищу. Злат Беркут ходил злой как волк. Остальные однокурсники после нервной суеты впали в апатию. У нас все валилось из рук. Я провалила контрольную по теории рун. Мьюла однажды пришла к нам в гости с перевязанной рукой – поранила ладонь, когда пыталась открыть фрамугу. В результате они с Вербой чуть не подрались. Верба настаивала, чтобы подруга показала ей рану, а та упиралась.
– Трусиха! – сердилась Верба. – Знаю я тебя, без руки ведь останешься! Дай хоть мазью намажу!
– Да зачем мне твои лекарства, я сама зельевар!
Я налила девчонкам успокоительного чая с мятой, зверобоем и душицей, тоже заваренного Вербой, и попыталась воззвать к их совести. Понимаю, что время такое, мы все на взводе, но ссориться-то зачем? В конце концов, обиженная Мьюла ушла к себе, залечивать душевные и телесные раны, а я подсела к подруге.
– Что с тобой?
Посопев, Верба неохотно призналась:
– У меня зелье пропало. «Слезы василиска». Маленький такой флакончик.
М-да, неприятненько. Воровство в общагах не было чем-то из ряда вон выходящим, но раньше мы с ним не сталкивались.
– Вот заразы! – посочувствовала я. – Интересно, кто бы мог его свистнуть… Если хочешь, можем сигналку на дверь поставить. Я соберу. Дорогое зелье-то?
– Да не в этом дело, – поморщилась Верба. – Я теперь, получается, под подозрением. Ты же слышала, что нож украли из хранилища на кафедре кроветворцев, а все опасные артефакты там содержатся под замком.
– Ну и при чем тут ты?
Верба объяснила:
– «Слезы василиска» – это такое зелье, что лучше любой отмычки. Пять капель в замочную скважину – и вместо цилиндра замка у тебя будет дырка. Наверняка именно для этой цели его и взяли. Вот, сижу жду теперь, когда меня потащат на допрос.
Что за чушь! Мне казалось, она преувеличивает.
– Но ведь мы с тобой знаем, что ты не лазила не в какое хранилище! Мало ли чье зелье могли использовать? Пусть сначала докажут, что это твое!
– Мои флаконы легко опознать, они все подписаны, – вздохнула подруга. – По ним меня можно вычислить с полпинка.
Она достала с полки крошечный пузырек, запаянный воском. На донышке был выдавлен вензель в виде буквы «В».
– Я думала, что это будет моим фирменным знаком, когда открою салон, – понуро сказала Верба. – А стало уликой.
Я покачала головой:
– Никто в здравом уме не подумает, что тебе вдруг захотелось пристукнуть Остриша. Я вообще не понимаю, зачем кому-то понадобилось его убивать!
– Он что-то знал.
Верба с отвращением понюхала свою кружку.
– Тьфу, не могу больше пить этот чай! Пошли лучше какао сварим.
За окнами плавала чернильная темнота, но нам было не до сна. Где уж тут спать, когда вокруг творятся такие дела… Коридор, в который выходили двери остальных комнат, был полутемным и тихим. Мы пошуршали на кухне, а потом прокрались с кастрюлькой обратно, решив лучше посидеть у себя. Давно пора было не торопясь, с толком обсудить все происшедшее, причем лучше в нашей комнате, чтобы нас не подслушали чьи-то чужие уши.
– Каким был Остриш? – спросила Верба, доставая чистые листы бумаги и ручки. – Вспомни.
– Тихий, наблюдательный, – принялась я перечислять. – Въедливый.
– Любитель чужих секретов. Помнишь, сколько он про Ворона наболтал, когда хвастался Мьюле?
– Если он со своим любопытством случайно влез в дела Надзора, Беркут мог запросто его прикончить. За ним не заржавеет.
– Почему именно Беркут? – спросила Верба, остро взглянув на меня. – Нет, я понимаю, что он тот еще гад, но все-таки?
Потому что Ворона я в качестве убийцы не представляла. Категорически.
– Ну… он кроветворец.
«А они способны на все», – мысленно договорила я.
– У него наверняка есть ключ от кафедры, ведь он из Золотой дюжины. Ему было проще всех забраться в хранилище.
Да, хранилище… Нож. Мы все были в шоке, когда выяснилось, что орудием преступления послужил тот самый артефакт кроветворцев, про который все думали, что он давно сгинул. То есть убийце даже не нужно было подкрадываться к Остришу, достаточно просто смазать нож его кровью, приоткрыть дверь в кабинет и выпустить нож из рук. Тот сам нашел свою жертву. Я поежилась от неприятного ощущения, чувствуя себя так, будто между моих лопаток была нарисована мишень.
– Но где убийца взял кровь?
Догадаться было несложно:
– Остриш недавно поранился на физре, помнишь? Он еще ходил потом с марлевой нашлепкой во всю бровь. Убийца вполне мог воспользоваться этим случаем. Зайти в медпункт, стащить вату из мусорной корзины, активировать артефакт… а затем, в нужный момент запустить его.
Верба задумчиво разглядывала полки с книгами, постукивая ручкой по столу.
– Да, все сходится. Преступник должен был заранее завладеть ножом, если успел его усовершенствовать. Значит, все это было спланировано. Кстати, как ты думаешь, зачем ему понадобился обсидиан в рукояти?
– Это довольно редкий камень, – пояснила я. – Его обычно используют для остроты лезвий. В хирургии, например.
Помню, однажды папин старый друг подарил ему набор кухонных ножей с отделкой из обсидиана. Я тут же продала его от греха подальше. Во всем, что касалось домашних дел, у нас с Лилькой обе руки были левые, а этими ножами можно было порезаться, просто положив ладонь на кухонный ящик. В спину Остриша такой нож должен был войти легко, как в масло… Я невольно представила себе эту картину, с трудом подавила дрожь – и поспешно потянулась за кружкой, чтобы прогнать тошноту.
С другой стороны, снежный обсидиан был хорошей уликой. Он мог привести нас к разгадке. Мне пришла в голову мысль:
– Обсидиан довольно сложно купить, так что это хорошее направление для поисков. Можно обзвонить потенциальных продавцов и поспрашивать. У меня осталось несколько кристаллов от мамы…
Верба исподлобья посмотрела на меня:
– Они у тебя здесь? С собой?
– Конечно. Где же еще!
– Пересчитай.
Я скептически посмотрела на нее, но Верба была настроена предельно серьезно.
– Ты же не думаешь…
– Считай, что я заразилась от тебя подозрительностью. Пересчитай.
Чтобы ее успокоить, я полезла в свои коробочные запасы. Достала пакетик с кристаллами и глазам своим не поверила. У меня было шесть камешков. Осталось пять. Я растерянно порылась в других пакетах:
– Наверное, я потеряла его где-нибудь… Обидно.
Моя подруга хлопнула по столу ладонью:
– Синь, вынь голову из задницы и посмотри фактам в лицо! Кто-то пытается нас подставить. У меня украли зелье, у тебя камень. Наверное, это и правда Злат, сволочь! Убил Остриша и хочет свалить все на нас.
Теперь уже я начала сомневаться. То есть я не питала иллюзий относительно моральных устоев Злата Беркута, но сомнительно, что он мог провернуть в одиночку такую заковыристую интригу. Чтобы не уснуть прямо здесь, за столом, я добавила себе в какао побольше сахара. От глюкозы мозги заработали быстрее, и вскоре у меня созрела другая идея:
– Возможно, убийца пытается подставить не лично нас. Просто мы оказались самой удобной мишенью. Такое редко бывает, чтобы артефактор и зельевар жили в одной комнате, обычно все-таки стараются селиться по специальностям. А мы с тобой живем вместе, и на пары часто ходим вместе. В одну комнату забраться проще, чем в две. Возможно, убийца хотел бросить тень сразу на несколько факультетов.
– Действительно, – согласилась Верба. – Этот уродский нож ставит под подозрение артефакторов, зельеваров и кроветворцев. Остаются погодники и предсказатели. Значит, по логике, Остриша убил кто-то из них.
Ее логика показалась мне несколько кривоватой, ну ладно.
– Кто из погодников был тогда на уроке?
– Лаванда Грач, – скривилась Верба.
– Ты вспомнила ее, потому что она тебе не нравится.
– Терпеть ее не могу, стерву. Но так и быть, будем беспристрастны и пройдемся по всем студентам. И по преподавателям. А что? – прищурилась Верба, поймав мой изумленный взгляд. – Думаешь, у них нет секретов?
– Для начала исключим нас.
Этот момент не вызвал никаких возражений.
– И Мьюлу. Хотя она тоже сидела сзади.
Верба задумчиво кивнула.
– Да, она как-то не вписывается в сценарий. Слишком много в ней эгоизма.
Возможно, это не очень красиво с моей стороны, но было приятно, что Верба не поддалась кукольному очарованию Мьюлы и подмечала все ее недостатки, которые та пыталась скрыть за слащавыми улыбками. Хотя ее последнее замечание насчет эгоизма показалось мне забавным:
– По-твоему, убийства совершают только благородные альтруисты?
– Нет, но Мьюла… как бы сказать, слишком зациклена на себе, что ли. Такие люди чаще становятся жертвами, чем преступниками.
– Сплюнь!
Мне стало зябко от мысли, что убийца мог наметить себе еще одну жертву. Не дай бог!
– Из предсказателей на уроке была Олива Каменка, – вспомнила Верба, – и тоже сидела в задних рядах. Не могла куда-нибудь поближе сесть, что ли!
Задние парты на семинарах всегда пользовались популярностью. А Олива была подозрительна уже тем, что переехала из своей башни в общагу.
– Думаешь, она зарыла в башне чей-нибудь труп? – спросила Верба, задумчиво грызя кончик косы.
Спустя час усиленных размышлений наш список подозреваемых увеличился вдвое. Когда число фамилий в нем перевалило за пятьдесят, мы сдались. Нельзя было исключить абсолютно никого!
– Мы окружены преступниками, – грустно констатировала Верба, пока я вела кончиком пера по бесконечному перечню фамилий.
Моя ручка замерла напротив фамилии Беркута и обвела ее.
– Да… Но некоторые все же подозрительнее других.
Глава 9
Злат Беркут, у которого имелся неограниченный доступ к кафедре и хранилищу артефактов, однозначно был первым номером в нашем списке потенциальных убийц, но допросить его – это задача со звездочкой. Мое чувство самосохранения активно возражало против такой авантюры. Однако судьба распорядилась по-своему: так вышло, что на следующий день мы с Беркутом случайно столкнулись возле библиотеки.
Мне нужно было получить несколько учебников по геммологии, петрографии и теории рун. Из библиотеки – роскошного здания, полного тишины и вкусных бумажных запахов – меня послали в книгохранилище, расположенное в полуподвале соседнего корпуса. Если не знаешь, то не сразу и сообразишь, где искать. Студент должен был обладать большим рвением к учебе, чтобы найти неприметную дверь без таблички, спуститься по лестнице и протиснуться извилистым коридорчиком к стойке, за которой возвышалась суровая библиотекарша, хранительница древних знаний. Все ради того, чтобы получить на руки стопку потрепанных книг.
Держа книги в руках, я медленно шла обратно, разглядывая руны на обложке и размышляя о связи между петроглифами и первыми схемами артефакторов. В коридоре было темно и тесно. Завернув за угол, я неожиданно чуть не налетела на Беркута. Вот же не повезло! Встреча с ним в этом забытом всеми углу не предвещала ничего хорошего.
– Ты забыла еще одно пособие, Синица.
С этими словами он швырнул тонкую книгу мне в лицо. Я не успела уклониться. Острый уголок обложки больно чиркнул по щеке.
– Эх, что же ты такая неловкая!
Он с притворным сочувствием поцокал языком. Пальцем мягко прикоснулся к щеке, стирая кровь с ранки.
– Убери руки! – отшатнулась я. Не люблю, когда меня трогают посторонние люди.
Беркут безропотно поднял ладони – все, убрал – и нехорошо улыбнулся. С этаким предвкушением. А я вдруг почувствовала нарастающее жжение: на шее, на руках, между грудей… Все тело жгло и кололо так, будто мне под одежду запустили злющих муравьев. Я даже покосилась в вырез блузки – нет, ничего такого. Просто иллюзия? Потом наткнулась взглядом на ехидную ухмылку Беркута, и все поняла. Магия кроветворцев!
– Всего одна капелька крови – а столько удовольствия, – хмыкнул он.
Он растер красное пятнышко между пальцами – и я согнулась, прикусив губу от резкой вспышки жжения по всему телу. Меня как будто окунули в крапиву! Или медленно поджаривали на огне. Книги полетели на пол. Согнувшись от боли, я машинально выдернула подол блузки из-под юбки и рванула ворот, чтобы хоть чуть-чуть охладить кожу.
Беркут смеялся:
– Давай, Синица, самовыразись в стриптизе. Все равно здесь никто не увидит.
Будь у него с собой камера, он улыбался бы еще шире, мерзавец. Я трясущимся комком скорчилась у стены. Не дождется!
– Эй! – прозвучал строгий голос.
У меня все расплывалось в глазах, но я узнала фигуру Ворона – тот, как обычно, вертел в руках карандаш. В следующую секунду этот карандаш, как дротик, чуть не прилетел Беркуту в глаз. Он успел отбить карандаш рукой – и с криком схватился за обожженную ладонь, пытаясь сбить с нее пламя.
– Охренел?! – взвился Беркут.
Донимавшие меня кусачие «муравьи» тут же исчезли. Я обессиленно привалилась спиной к стене, вытирая слезы. Беркуту было не до меня: он пузырился негодованием и шипел, как яичница на сковородке. Кай Ворон в ответ на его потуги даже не изменился в лице.
– У тебя пять минут, чтобы добежать до медпункта, – предупредил он. – Потом рука отвалится.
Коридор снова огласило разъяренное шипение:
– Ты! Да я тебе…
Ворон с непроницаемым лицом вынул из кармана второй карандаш.
– Следующий прилетит тебе в другое место. Догадываешься, куда?
Бросив взгляд на ладонь, почерневшую от копоти, Беркут выпустил пар сквозь сжатые зубы и ринулся прочь, по дороге нарочно задев Ворона плечом. Кай даже не обернулся. Он наклонился, собирая книги, одну за другой.
Больше всего я была благодарна ему за это спокойное молчание. Он не пытался как-то пошутить, чтобы сгладить неловкость, и не стал изливать мне свое сочувствие. К тому времени, когда он покончил с книгами, я как раз успела подняться на дрожащих ногах, утереть сопли и поправить одежду. Ворон протянул мне аккуратно сложенную стопку книг. Я не удержалась от вопроса:
– А это правда? Насчет руки?
Уголок его губ тронула улыбка:
– Нет, но Злат, похоже, поверил.
– Как у тебя это получилось?
Предплечья все еще болели, и было ужасно стыдно, что Ворон застал меня в таком беспомощном виде. Мое лицо, судя по ощущениям, было красным, как помидор. Но любопытство пересиливало неловкость.
Достав второй карандаш, Кай принялся объяснять на ходу:
– Видишь кристалл на кончике? Это пирит. А корпус сделан из легковоспламеняющегося дерева. Я еще пропитал его кое-чем. Вспыхивает от малейшего трения.
Я с опаской покосилась на безобидное с виду оружие:
– Рискованно носить такие штуки в кармане.
– Ты права. Два пиджака пришлось выбросить, прежде чем я подобрал оптимальный состав для пропитки.
Он протянул мне носовой платок.
– Вытри кровь, а платок потом лучше сожги. В Пенте не следует разбрасываться личными вещами.
Это точно. После случая с Остришем мы усвоили эту мысль так хорошо и сразу, что теперь старались сжигать весь мусор, а после каждой лабораторной работы тщательно осматривали руки и заклеивали все ссадины, даже самые мелкие. Я снова покосилась на карандаш.
– Боюсь спросить, где ты этому научился.
– В пансионе, конечно, – улыбнулся Кай.
– И навык метать предметы в лицо – это тоже оттуда? Рискну предположить, что вы с Беркутом учились в одной школе.
– Да, он тоже учился в Рузе.
– Тогда как вы оба ухитрились дожить до выпуска?
В чистых серых глазах блеснул огонек озорства:
– Ну, после того случая, когда мы сожгли туалет, нас развели по разным классам… и старались подобрать расписание так, чтобы эти классы никогда не оказывались в одном корпусе.
Я очень живо представила себе это эпичное противостояние продолжительностью в восемь лет. Бедные преподаватели!
– У нас было правило: выживает сильнейший. Тебе повезло, Синь. Ты росла в тепличных условиях.
Мы как раз почти выбрались из полуподвала, и от такой новости я чуть не скатилась вниз по ступенькам. В тепличных условиях? Я?!
– В нашем пансионе день, когда тебя не пытались отравить, убить молнией или хотя бы прищемить зачарованной дверью, считался невыразимо скучным, – рассказывал Ворон. – Знаешь, в школе я научился ценить скуку. В Пенте, конечно, народ посолиднее и поспокойнее, но некоторые тоже могут дать прикурить. Здесь тебе не Ивартовск. Тебе нужно выучиться защищаться.
– От карандашей? – слегка растерянно спросила я. Убийство Остриша и сегодняшний инцидент с Беркутом кое-чему меня научили, но я не ожидала, что масштаб проблем окажется настолько большим.
– От карандашей, града, зачарованных вилок, отравы и еще бог весть чего! Оружием может стать все, что угодно. У магов неиссякаемый запас фантазии.
Боюсь, что последние слова Ворона прошли мимо моих ушей, потому что меня вдруг охватило волнение: он знает, где я живу! Он специально потрудился выяснить про Ивартовск! Это ведь должно что-то означать, да?
Меня удивляли собственные ощущения. Я согласилась сотрудничать с Вороном, надеясь, что если буду ему полезной, то он прикроет меня от Беркута, а наш с ним общий проект добавит веса моим оценкам в зачетке, даже если старая мым… госпожа Скопа вознамерится выгнать меня из Пенты. Но я не планировала в него влюбляться!
– Так что проект никуда не убежит, – подытожил Ворон. – Для начала мы поработаем над твоей защитой.
В его пальцах снова замелькал карандаш. Я невольно отступила на шаг в сторону, но Кай тепло улыбнулся:
– Когда сумеешь продержаться против меня пять минут, тогда займемся нашим исследованием.
***
Дома, увидев засохшую кровь на моем лице и выслушав краткое изложение событий, случившихся в книгохранилище, Верба превратилась в разъяренную фурию. Жаль, что Беркут не мог услышать этот впечатляющий поток ругательств, излившихся в его адрес! Надеюсь, он сейчас страдал от икоты. Я засмеялась:
– Ты сильно-то его не проклинай, ему и так досталось.
Пришлось рассказать и о вмешательстве Ворона. Теперь, когда Кай находился вдали от меня, я снова могла нормально соображать и поняла, что он в общем-то не сделал ничего особенного. Любой нормальный человек на его месте поступил бы также. Просто очень давно за меня никто не заступался, кроме Вербы, вот меня и растащило.
А подруга все никак не могла успокоиться.
– Ладно, этот гад у меня еще получит! Я ему устрою! – кипятилась она, в то же время готовя припарки для моей ссадины.
Она всегда остро реагировала на любую несправедливость. Именно эта ее черта сблизила нас в старших классах. Взять хотя бы ту историю с Шубожором.
Я училась в десятом, когда всю малышню Ивартовска захватило новое увлечение – езда на чемовелах. Так назывались «умные» чемоданы, в которые можно было не только сложить вещи, но и ездить на них верхом. Все Данкины приятели были от них без ума. Данка тоже умоляла меня купить ей такую штуку, но артефакт стоил слишком дорого. В конце концов я приобрела подержанный неисправный чемовел и пересобрала его схему, причем, зная лихую натуру сестренки, внесла в нее несколько усовершенствований.
Через три дня меня вызвали в детский сад на разборки. Мальчик из Данкиной группы обвинил ее в том, что на прогулке она нарочно сбила его своим чемоданом, так что он упал и оцарапал щеку об железную горку. Плачущая Данка все отрицала. Я знала, что это не могло быть правдой: моя схема работала так, что при сближении с другим объектом чемовел сам тормозил и медленно кренился набок. Однако перекричать маму мальчика – внушительную даму с тремя подбородками, утопающими в меховом боа – не представлялось возможным. Я предложила провести следственный эксперимент. Дама в мехах закатывала глаза, требовала компенсации и срочно собрать консилиум всех врачей, включая окулиста. В тот вечер я поняла, что люди больше сочувствуют не тому, кто прав, а тому, что в данный момент эмоционально убедительнее. Проще было заплатить, чем доказать свою правоту.
К сожалению, история на этом не кончилась. Дома Лилька возмутилась поведением «меховой дамы» и, наверное, тоже попыталась с ней объясниться, потому что через день меня вызвали в учительскую с жалобой уже на Лилю. Дама в мехах встретила меня в рекреации и чуть не снесла потоком новых обвинений. Я растерялась. На мое счастье, в этот раз рядом оказалась Верба, которая просто взяла меня за руку и увела оттуда.
– Нечего кормить чужие истерики. Когда она успокоится, тогда и поговорите.
– Ах ты, хабалка! – долетело нам в спину. – Никакого уважения к старшим! А ну стой! Слышишь?
– Не слышу. Меня заворожила мелодия вашего голоса, – не оглядываясь, пробормотала Верба.
Я пришла в себя только этажом ниже. Узнав, что случилось в Данкиной группе, Верба мне посочувствовала.
– Ну вы с Лилькой попали. Эту мадам вся школа знает, у нее фляга конкретно подсвистывает. Ничего ты ей не докажешь, как ни старайся!
Вечером я отнесла деньги «на лечение». Во дворе аккуратного оштукатуренного дома с воплями бегал тот самый пацан, размахивая большим пластиковым самолетом. Его мать вышла ко мне, снова одетая в меха, только уже другого цвета. Похоже, я отвлекла ее от ужина, потому что она что-то жевала на ходу. Забрав конверт, смерила меня неприязненным взглядом.
– Шалавы, – сказала она, облизывая жирные губы. – Что мамаша ваша была, что вы обе.
Не следовало ей так говорить.
Верба горячо поддержала мой план мести. Когда-то давно один мой коллега приобрел известность, подковав блоху, ну а я придумала Шубожора – искусственную моль с такой крошечной артефакторной схемой, что для нее пришлось создать специальные инструменты и изучить статьи по микроминиатюризации. Мощности артефакта хватило бы всего на неделю, но и этого было достаточно. Подбросить его в боа «меховой дамы» во время родительского собрания тоже не составило большого труда.
Через несколько дней та дама снова разыскала меня в детском саду, когда я пришла за Данкой. Вместо мехов ее шею обвивал длинный шелковый шарф. Цедя слова сквозь зубы, она заявила, что хотела бы заказать артефакт от моли. Я отказалась. Не было у нее никакой моли, а Шубожор все равно уже приказал долго жить.
Верба сказала, что «так ей и надо», хотя я сейчас не горжусь той историей. В то время я была обижена и зла на весь мир. Без мамы я чувствовала себя так, будто в шаге от меня разверзлась бездонная пропасть. Я потеряла самого близкого друга, а Данка и Лиля остались без материнской защиты. Иногда мне хотелось просто выйти на улицу и бросаться камнями. Разбить что-нибудь, разрушить… Теперь я понимаю, что если бы номер с Шубожором отмочил взрослый маг, то его оштрафовали бы и лишили лицензии, и поделом. Магия – она не для того, чтобы сводить мелочные обиды. Зато наша дружба с Вербой после того случая стала крепче. Можно сказать, Шубожор нас сплотил. Единственный светлый момент во всей этой истории.
Весь день у меня в памяти всплывали то Данка, то Лилька, и надо же было случиться такому совпадению, что в тот же вечер я получила от Лили письмо. Дела наши домашние были не очень хороши. У моих младших сестер тоже начался учебный год, но, отучившись две недели, Данка вдруг заболела простудой. Когда ночью температура подскочила за сорок, Лиля перепугалась и вызвала частную скорую. На следующую ночь ситуация со скорой повторилась, зато потом Данке неожиданно полегчало, и она выздоровела. Ну да, детские организмы – они такие, непредсказуемые. Я грустно вздохнула, потому что частная скорая стоила безумно дорого. Хотя я отлично понимала Лильку, чего уж там. Сама была в ее положении. Когда у тебя на руках маленький ребенок весь горит и висит тряпочкой – кого угодно вызовешь, лишь бы помог.