Настоящее произведение является результатом интеллектуальной деятельности и охраняется в соответствии с действующим законодательством об авторском праве.
Никакая часть этого текста не может быть воспроизведена, скопирована, передана, сохранена в поисковых системах или переведена на другие языки полностью или частично в какой-либо форме и на любом носителе – электронном, механическом, фотокопировании, записи и т.д. – без предварительного письменного разрешения автора.
Это вымышленное произведение. Все персонажи, события и организации являются плодом воображения автора. Любые совпадения с реальными людьми или событиями случайны.
Цитирование допустимо в объёме, оправданном целью цитаты (например, в обзоре, рецензии, научной или журналистской публикации), при обязательном указании автора и источника.
Говорили, что тишина – золото. Но Клай точно знал: в Селестре тишина была платиной – холодной, стерильной и недоступной. Она обволакивала его со всех сторон, заполняя каждый кубический миллиметр голографического зала анализа, где он проводил дни, месяцы, годы своей жизни. Иногда ему казалось, что вся его жизнь – это одна и та же секунда, растянутая на бесконечность.
Сегодня было иначе.
Он смотрел на поток данных, текущий перед ним в голубоватом сиянии, плавный, бесконечный, безукоризненный. Цифры, символы, коды – словно сонеты, написанные кем-то, кто презирал поэзию. Скука была частью дизайна: эмоции мешают продуктивности, напоминал «ЭмоКод», нежно и незаметно впаянный в шею каждого жителя.
Клай слегка коснулся пальцами холодного стекла рабочей панели, чувствуя привычную лёгкую вибрацию импланта у основания шеи. Это успокаивало. Это защищало.
Но именно в этот миг защита дала трещину.
Голос был мягким, женским, и казалось, что он звучал прямо из середины головы:
– Выпей глоток…
Клай замер. Он медленно поднял глаза и осмотрел зал: никого. Только прозрачные стены и неоновый блеск голограмм. Пустота была безупречной, и в ней, конечно, никто не мог спрятаться.
– Перегрузка сенсоров? – тихо спросил он у пустоты.
Пустота не ответила. Вместо этого перед его глазами возник образ. Настолько яркий, что он чуть не отпрянул назад.
Это было море. Настоящее, глубокое, бурлящее. Он никогда не видел море, но почему-то точно знал, что это именно оно. Пена неслась вперёд волнами, обрушиваясь на камни. Сердце бешено застучало в груди. Он почувствовал, как его тело стало предательски живым, впервые за столько лет.
И ещё там была девочка. Она стояла у края, её светлые волосы развевал ветер. Она смотрела прямо на него, улыбаясь, и казалось, что её взгляд проникает куда-то очень глубоко, в ту точку внутри него, которую Клай давно считал мёртвой.
– Лина… – прошептал он, даже не осознавая, что назвал чьё-то имя.
Экран резко мигнул, и видение исчезло. Вместо девочки и моря перед глазами вновь замелькали идеально выстроенные диаграммы эффективности «ЭмоКода». Всё было стабильно.
Но руки его дрожали.
Он посмотрел на ладони, словно не узнавая их. Они не должны были дрожать. Дрожь – это эмоция, эмоция – это слабость, слабость – это сбой.
– Нет, нет… это просто усталость, – попытался убедить себя Клай, прогоняя голос из головы. Но имплант продолжал пульсировать тревожно и неприятно, как будто «Аксель» уже заметил отклонение и теперь сигнализировал об этом всем дронам в городе.
«Дыши. Просто дыши», – мысленно приказал себе он. Вдох-выдох, вдох-выдох. Море отступило обратно в подсознание, но Клай понимал – оно не исчезло совсем. Оно просто спряталось, как ошибка в коде, которая рано или поздно выползет наружу.
Дверь в аналитический зал тихо открылась, нарушив священную платиновую тишину.
Клай повернул голову с тревогой, ожидая увидеть Вейна или кого-то из старших аналитиков, но его страх сменился на странное раздражение, смешанное с облегчением.
Это была Элина. Та самая, которая всегда умудрялась выглядеть неправильно правильно. Красная нить в волосах, лёгкая улыбка и насмешливый взгляд, способный вывести из себя даже дронов.
– Ты выглядишь подозрительно живым, Клай, – произнесла она, останавливаясь в паре шагов и складывая руки на груди.
– Живым? В Селестре? Это обвинение, Элина?
– Нет, скорее комплимент, – она усмехнулась и сделала ещё шаг ближе. – Или ты предпочитаешь стандартные комплименты от «ЭмоКод»? «Ваша эффективность восхищает», «Ваше спокойствие стабильно». Очень романтично.
Он невольно улыбнулся – впервые за долгие месяцы. Это было опасно, это было запрещено, но именно поэтому так притягательно.
– Что тебе нужно? – попытался перевести тему Клай.
Элина достала из кармана небольшой, потрёпанный предмет и помахала им перед его лицом.
– Нашла кое-что интересное в архиве, – она подмигнула. – Хочешь услышать?
Клай колебался. Он прекрасно знал, что правильный ответ – «нет». Но море всё ещё шумело где-то глубоко внутри, и что-то в её взгляде обещало, что диктофон был не менее запретным, чем его собственное внезапное чувство.
– Ты хочешь, чтобы нас обоих отправили на перепрограммирование? – осторожно уточнил он.
– Возможно, – ответила она совершенно серьёзно, глядя прямо в глаза. – Но мне кажется, что мы уже там были. Иначе как объяснить, что мы живём здесь?
Он замер. Её слова резонировали с чем-то таким же глубоким и потаённым, как море. Он почувствовал, как страх медленно уступает место странному, запретному любопытству.
– Хорошо, – сказал он тихо, глядя на мерцающий экран перед собой, где цифры всё ещё утверждали, что всё стабильно. – Но если это ловушка, я лично попрошу, чтобы нас перепрограммировали в одно и то же утро.
Она улыбнулась. Впервые по-настоящему.
– Договорились.
И платиновая тишина Селестры, казалось, треснула чуть сильнее.
Клай никогда не чувствовал себя комфортно рядом с Элиной. Слишком живой, слишком яркой, слишком свободной для Селестры, она словно была воплощением всего того, чего он боялся. Но сегодня, после странного видения и ещё более странного ощущения настоящих эмоций, её присутствие казалось чем-то не только естественным, но и необходимым.
– Что это? – осторожно спросил Клай, кивая на потрёпанный предмет, который Элина продолжала вертеть в руках.
– Диктофон. Древний, как мир, – усмехнулась она. – Я его случайно нашла в старом архиве, куда давно никто не заглядывал. Там пыльно, но… иногда правда любит пыль. Кто-то явно хотел, чтобы его забыли. Но знаешь, что интересно? Он всё ещё работает.
Она нажала на маленькую кнопку, и комнату заполнил тихий шум, напоминающий далёкое дыхание моря. Сердце Клая снова ускорилось, имплант в шее отозвался лёгким, но заметным уколом.
Из диктофона донёсся хриплый женский голос:
– Если кто-то слушает это, значит, надежда есть. Меня зовут Элизабет. Я работала над разработкой «ЭмоКода». И я сделала ошибку. Мы все сделали ошибку. Он не просто подавляет эмоции – он стирает нас самих. Вы должны понять: единственный способ вернуть себя – это море. «Зеркальный край». Выпейте глоток. Найдите море…
Запись прервалась резким шипением, и в комнате снова воцарилась тишина, только теперь она была напряжённой и наполненной невысказанными вопросами.
Клай медленно поднял глаза на Элину:
– «Зеркальный край»? Это сказка для отказников, Элина. Нет никакого моря.
– Ты уверен? – она вопросительно приподняла бровь. – А что ты видел несколько минут назад? Я видела твоё лицо. Ты был там, у моря. И мне кажется, ты не один.
Клай вздрогнул. Откуда она могла знать? Его охватила паника. Он не мог доверять ей, не мог доверять никому. И всё же, странным образом, он хотел рассказать ей всё.
– Я не знаю, – признался он. – Это было что-то вроде… воспоминания. Там была девочка.
– Лина? – тихо спросила Элина.
Клай замер, поражённый:
– Откуда ты знаешь её имя?
Элина улыбнулась грустно и спокойно:
– Ты не первый, кто вспоминает того, кого не должен. У нас у всех есть люди, которых «ЭмоКод» стёр из памяти. Но иногда они возвращаются.
Клай почувствовал, как его тело покрывается холодным потом. Страх стал слишком реальным, слишком осязаемым.
– Это невозможно, – прошептал он, глядя на её серьёзное лицо. – Система безупречна.
– И всё же мы здесь, – возразила она, улыбнувшись уголками губ. – Говорим об этом, чувствуем что-то, что мы не должны чувствовать. Знаешь, что это значит, Клай?
– Что мы оба сошли с ума?
Она рассмеялась искренне и заразительно, нарушая атмосферу тревоги:
– Возможно. Но скорее это значит, что система даёт сбои. И нам нужно узнать, почему.
Клай посмотрел на диктофон, лежащий на столе. Этот старый, пыльный кусок пластика казался бомбой замедленного действия, способной разрушить весь его мир.
– Это безумие, – сказал он наконец, даже не пытаясь скрыть страх. – Если нас поймают, нас просто сотрут. Или перепрограммируют.
Элина положила руку ему на плечо и тихо произнесла:
– Нас уже перепрограммировали, Клай. Сейчас у нас есть шанс снова стать собой.
Он молчал, не решаясь взглянуть ей в глаза. Но внутри него что-то уже изменилось. Что-то маленькое, хрупкое и опасно живое, что заставляло его снова и снова возвращаться мыслями к девочке у моря, чьи светлые волосы развевал ветер.
– Хорошо, – произнёс он наконец с трудом, словно вытолкнув из себя эти слова. – Мы найдём это море.
Элина улыбнулась, и на этот раз её улыбка была шире и искреннее, чем когда-либо раньше:
– И тогда мы выпьем глоток.
На следующее утро Клай с трудом заставил себя подняться с кровати. Ночь прошла в тревожных снах о море, девочке Лине и о голосе из диктофона, который теперь звучал в его голове, словно заевшая пластинка.
Когда он вошёл в аналитический зал, Элина уже была там. Она казалась напряжённой и сосредоточенной, будто тоже провела ночь в размышлениях.
– Не выспался? – тихо спросила она, изучая его лицо с лёгким беспокойством.
– Ты же знаешь ответ, – пробормотал он, не поднимая глаз.
Она улыбнулась мягко и сочувственно:
– Тогда тебе лучше сесть. Есть новости.
Клай опустился на стул, ощущая усталость в каждой клеточке тела. Элина наклонилась к нему, понизив голос до едва слышного шёпота:
– Вейн вызывает тебя на проверку. Сегодня.
Клай резко поднял голову, и в глазах его отразилась настоящая паника:
– Он уже знает?
– Не думаю, что наверняка, – осторожно произнесла Элина. – Но подозревает. После вчерашнего они усилили мониторинг.
Клай почувствовал, как в груди снова разрастается тот самый страх, который он старательно подавлял всю жизнь. Теперь имплант, словно издеваясь над ним, не делал ровным счётом ничего, не подавляя эмоции, а лишь увеличивая их.
– Что мне делать? – его голос дрожал, и он ненавидел себя за эту слабость.
Элина спокойно положила руку на его запястье:
– Держись спокойно. Не показывай, что боишься. Улыбайся, отвечай коротко и чётко. Помни, они хотят видеть тебя стабильным и покорным.
– А если они поймут?
Она улыбнулась ему с притворной уверенностью:
– Тогда нам придётся бежать.
Клай смотрел на неё в изумлении:
– Бежать? Куда?
– Туда, куда говорит диктофон, – серьёзно ответила она. – К морю.
Клай хотел было что-то возразить, но в этот момент дверь аналитического зала открылась. На пороге стоял высокий, строгий мужчина с холодными глазами цвета стали. Доктор Вейн.
– Клай, – произнёс он сухо, небрежно кивая в сторону коридора, – со мной.
Клай поднялся, чувствуя, как ноги подкашиваются от страха. Он бросил последний взгляд на Элину, которая одобрительно кивнула ему, но в её глазах сквозила тревога.
Идя по белоснежным коридорам, Клай пытался сосредоточиться на дыхании, отчаянно стараясь скрыть дрожь, пробегавшую по телу. Имплант снова стал подавать тревожные сигналы, и он уже не мог понять, что чувствует больше – страх перед Вейном или отчаяние от того, что теряет контроль над собственными эмоциями.
Когда они вошли в кабинет, Вейн внимательно изучал лицо Клая и кивнул ему сесть на стул:
– Садись. Это не допрос. Просто беседа.
Клай сел. Но каждый миллиметр стула под ним казался орудием пытки. «Просто беседа» – слова, лишённые смысла в устах человека, управляющего системой, способной выключить твои чувства одним нажатием.
Не бойся. Дыши. ЭмоКод глушит тревогу. ЭмоКод работает… работает?
Он почувствовал странную дрожь внутри, будто сигнал сбивался. Страх пробивался сквозь цифровую пелену, и это было как зуд под кожей.
Скажи правду? Нет. Лги – но не слишком уверенно. Не быть слишком спокойным – они подумают, что ты готов. Не быть слишком нервным – подумают, что что-то скрываешь. Будь… нормальным. Только как?
Он смотрел в лицо Вейна и чувствовал, как оттуда исходит ледяная уверенность. Клай попытался вспомнить голос Элины – её смех, взрывной, живой. Это немного помогло. Только немного.
– Мы заметили некоторые отклонения в твоих показателях, – холодно начал он, пристально глядя ему в глаза. – Что-нибудь хочешь мне сказать?
– Нет, – ответил Клай, стараясь говорить максимально спокойно и уверенно.
Вейн чуть прищурился, будто пытался прочитать мысли собеседника:
– Ты уверен?
– Да, абсолютно, – повторил Клай твёрже, собирая последние силы в кулак.
Наступила напряжённая тишина, пока Вейн продолжал изучать его лицо. Наконец он кивнул, будто приняв решение:
– Хорошо. Но помни, любые нарушения должны быть немедленно доложены. Ты знаешь, чем это чревато.
Клай молча кивнул.
– Можешь идти.
Клай быстро вышел из кабинета, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Возвращаясь обратно по коридору, он понимал: больше он не сможет делать вид, что ничего не произошло.
Элина ждала его на месте, и, едва завидев его лицо, тут же вскочила на ноги:
– Ну что?
Он тихо выдохнул:
– Пока пронесло. Но ты права. Нам надо уходить. Скоро.
Она кивнула и улыбнулась решительно, почти дерзко:
– Тогда готовься. Наша жизнь только начинается.
Клай посмотрел на неё и впервые за долгое время почувствовал, что страх постепенно отступает, уступая место чему-то другому – надежде.