Агния
– Только не это, – тихонько застонала, аккуратно убрала ладонь Данила с талии. Стараясь даже не дышать, отодвинулась подальше от него.
Он не проснулся. Только нахмурился во сне, и сердце оборвалось. Как смотреть ему в глаза, я понятия не имела. И ладно бы, ничего не помнила. Нет. Я помнила всё.
Огляделась в поисках платья и, увидев его рядом на полу, подобрала. Опять посмотрела на Данила. Ягуар на его лопатке был вытатуирован так искусно, что можно было подумать, что он вот-вот обретёт реальные черты и сделает прыжок.
Данил пошевелился во сне, и хищная кошка словно бы тоже сделала движение. Я прижала платье к груди и встала. Нужно было убираться, и чем скорее, тем лучше. Сколько же я вчера наговорила ему…
– Дура, – тихо сказала самой себе, чуть не застонав. – Какая же дура!
И хватило же ума позвонить ему! Да лучше бы так и осталась сидеть на том заборчике до утра! Но что хуже всего, я всё ещё чувствовала вкус его поцелуя. Кожа на талии пылала, а шею щекотало тёплое дыхание. Голова ныла, меня так и покачивало из стороны в сторону. Никогда больше не пить! Никогда в жизни! И тем более никогда после этого не звонить ему.
Придерживаясь за перила, я спустилась вниз и остановилась. Прикрыла глаза.
То, что было после поцелуя, осталось в памяти размытыми моментами. Но это было и неважно: Данил сказал, чтобы я шла в спальню. Я пошла. А когда он велел снять платье,то сделала и это, а потом устроилась на огромном матрасе. Всё это было неважно – важно, что было до. Мои слова, поцелуй…
Схватив с тумбочки ключ, я отперла дверь. В последний раз бросила взгляд на лестницу, всё ещё боясь, что Даня поднимется и… Остановит меня? Презрительно усмехнётся? Второго я боялась, наверное, даже больше. Обжигающее чувство стыда было таким сильным, что мне хотелось оторвать себе язык.
Второй раз я бежала из этой квартиры. Мельком посмотрела на балкон, но он был пуст. Неожиданно для себя вместе с облегчением я почувствовала… Разочарование? Да, это было именно разочарование.
– Блин, – ключ от квартиры звякнул в пальцах. Опять посмотрела на балкон, но, как и прежде, он оказался пуст.
Нужно было вернуться и оставить связку. Нужно было. Но я не решилась. Спрятавшись в тени дерева, стояла с ключами в руках и думала, что конец мне пришёл именно сейчас. До этого момента я стояла на табуретке с верёвкой на шее, а минувшим вечером она выскользнула у меня из-под ног. Нет, даже не так. Я сама сделала шаг в пустоту, и верёвка затянулась.
Когда я вернулась домой, утро было уже в разгаре. Оставалось надеяться только, что родители не поняли, что дома я не ночевала. Но едва только подумала, что мне удалось проскочить незамеченной, навстречу из своего кабинета вышел отец.
– Привет, – не ожидавшая застать его в это время, я растерялась.
Он внимательно посмотрел на меня. Я отчётливо представила себя со стороны, но постаралась сделать вид, что всё в порядке.
– Где ты была?
– У Наташи, – это было первым, что пришло на ум.
– Ты не предупреждала, что останешься у неё, – под взглядом отца я чувствовала себя неловко. Ложь давалась просто, только внутри было мерзко.
– Я… – приоткрыла губы. Откуда-то появилось стойкое чувство, что он не верит мне. Обычно если это было так, он говорил сразу, но сейчас просто пристально смотрел. – Мы встретились вчера. Решили погулять, выпить кофе, а потом заболтались и… – я неловко улыбнулась, сделала нелепый жест рукой.
Отец задержался на моём лице, и мне стало окончательно ясно: не верит. Хотела попросить прощения, но не смогла и спросила только:
– Ты в офис?
– Да, – он поправил пиджак. – Сегодня на завтрак твои любимые слойки. Иди поешь.
Стыд, который я испытала, проснувшись утром рядом с Даней после всего, что наговорила ему вчера, не шёл ни в какое сравнение с тем, что чувствовала сейчас. Отец посмотрел на меня в последний раз и пошёл к двери, а я, плохо понимая, что делаю, поплелась на кухню. Нужно было умыться и переодеться, но вместо этого я налила себе чашку кофе и положила на блюдце две свежие слойки.
Есть не хотелось, но я всё равно отломила кусочек. Вкус показался далёким и забытым.
Поднялась к себе и, присев на кровать, поставила блюдце на тумбочку. Отломила ещё, потом ещё…
– Прости, пап… – вдруг всхлипнула. По щекам текли крупные слёзы, а я ела дурацкую творожную слойку и понимала, что всё уже никогда не будет, как раньше. Даже эти слойки. И семья наша уже не будет такой, как раньше.
Выдвинула ящик тумбочки. В руках оказалась фотография. Смотрящий прямо в камеру ленивым и опасным взглядом, Данил на фоне чёрного внедорожника, я рядом с ним…
– Вот так, – зло разорвала фотографию и смяла в кулаке черноволосую мексиканку.
На оборванном снимке остался только Данил, а я испытала удовлетворение, какого не чувствовала уже очень давно. Слёзы высохли, вторая слойка так и осталась на блюдце, а я сидела с фотографией, пустой чашкой из-под кофе и с ясным осознанием, что моя жизнь летит в пропасть. И имя этой пропасти – Данил.
Ближе к обеду я поняла, что больше так продолжаться не может. Чувство вины так и грызло меня, вот только от самобичеваний не было толку. Находиться дома уже не было сил, и, собравшись, поехала в офис к отцу. В юности я мечтала совсем не о работе в его корпорации, но… Всё это осталось в юности.
– Добрый день, – поздоровалась с его помощницей. – Отец у себя?
Она вроде бы улыбнулась мне. Только я понимала, что сейчас вызываю у неё куда больше интереса, чем до этого. Всем здесь было известно, что я должна была выйти замуж. И всем было известно, что замуж я не вышла.
– Да, – она встала со своего места. – Я скажу ему, что вы пришли.
– Не стоит, – остановила я. – Я сама могу сказать своему отцу, что пришла.
Наверное, мне стоило быть более сдержанной. Но какая этой женщине разница, что происходит в моей жизни?! Я же в её не лезу.
Подойдя к кабинету, я постучала и открыла дверь. Отец стоял у окна с папкой в руках. Ему не было и шестидесяти, но сейчас он казался старше. И дело было не в том, как он выглядел. Внешне ничего не изменилось, только взгляд. Глаза – зеркало души, и в зеркале этом сейчас отражались события прошлого.
– Не ожидал, что ты приедешь, – он подошёл к столу и положил папку. – Это хорошо, что ты тут. Как раз хотел с тобой поговорить.
– Подумала, что тебе может потребоваться помощь, – я прошла в кабинет. – Есть для меня что-нибудь?
Он пристально посмотрел на меня, и я почувствовала неловкость. В офисе я не была уже больше недели. Вначале всё время занимала подготовка к свадьбе, потом просто не могла пересилить себя. Но дела компании не решались сами собой, и, если Владимир Каширин не говорил о том, что я наконец должна появиться, это не значило, что кто-то снял с меня ответственность. Именно из-за этой ответственности я и пошла учиться на управленца. Курсы, институт… Как бы ни было мне всё это чуждо, я получила красный диплом. Порой мысли о том, чтобы всё-таки пойти на дизайнера вспыхивали, напоминая о подростковой мечте, но я быстро заталкивала их поглубже. Для отца было важно, чтобы я работала в корпорации, и хотя бы в этом подвести его не могла.
– Я хочу, чтобы ты взяла отпуск, – выговорил отец.
Я нахмурилась.
– Отпуск? – переспросила. – Зачем?
– Чтобы подумать и решить, чего ты хочешь, – он говорил спокойно. Даже слишком спокойно, тогда как я вся превратилась в струну. – Я хочу, чтобы ты определилась, что для тебя важно. То, что случилось, открыло мне глаза на многие вещи. Давай говорить откровенно. Я рассчитывал на тебя. Рассчитывал на этот брак. Игорь стал бы прекрасным руководителем, – хмурый взгляд на меня. – Но это не первостепенно. Если ты не хотела выходить замуж за него, могла отменить свадьбу. То, что ты сделала, показало мне, что ты не готова нести ответственность.
– При чём тут моя ответственность? – я подошла к нему. – При чём тут компания? – против воли голос зазвенел.
Я понимала, что неправа. Если бы мы с Игорем поженились, все было бы намного проще. Но эта дурацкая ответственность…
– Ты повела себя как незрелая девчонка, – прямо сказал отец. – Я всё могу понять, Агния. Но только не то, что случилось.
– Дело во мне или в Даниле? – я тоже спросила прямо. Потому что ходить вокруг да около не имело смысла. С отцом точно.
Мне хотелось просто попросить прощения. Хотелось сказать ему, что я готова на всё, готова пахать в корпорации день и ночь, лишь бы доказать, что я достойна быть его дочерью. Но что толку от слов?
– Дело не в ответственности.
– А в чём? – я коснулась его жилистой руки. – В чём, отец? Ты сам только что сказал про ответственность.
– В поступках, Агния, – убрал руку. – А твои поступки говорят сами за себя.
Мои поступки, действительно, говорили сами за себя. Хуже всего, что я сама это понимала и сказать в ответ мне было нечего. Отец знал, что ночь я провела не у подруги. Маленькая ложь, язвой лёгшая поверх последних событий. И эта ложь была ничем по сравнению с той, которую я таила в себе шесть лет.
– Не появляйся в офисе хотя бы пару недель, – он пошёл к двери, и мне пришлось последовать за ним. Мы остановились у самого выхода. Друг напротив друга.
– А потом?
– А потом будет видно, – взглядом показал мне на выход.
Я выпрямила спину и расправила плечи. Посмотрела ему в лицо прямо.
– Хорошо, – постаралась сказать спокойно. – Но я хочу, чтобы ты знал: я готова к ответственности. И готова доказывать это поступками.
– Посмотрим, – он сам открыл кабинет, и я вышла из него, чувствуя, что к глазам подступают слёзы.
Не прощаясь с помощницей, пошла к лифтам, но, едва свернула к ним, столкнулась с Игорем. Он замедлил шаг. Я тоже остановилась. В полном молчании мы стояли и смотрели друг на друга с минуту.
– Прости, – наконец шепнула я и вместо того, чтобы дойти до кабинок, быстро, не оборачиваясь, направилась к лестницам.
Сбежала вниз на несколько пролётов и только тогда постепенно замедлила шаг, пока не остановилась между этажами. Обеими руками оперлась о перила и посмотрела вверх.
– Прости, – повторила тихо.
Больше сказать Игорю мне было нечего. Мне вообще больше нечего было сказать ни Игорю, ни папе, ни даже Дане. Только это дурацкое и не способное ничего изменить «прости».
Агния
Я сама не заметила, как оказалась в центре города. Там, где легко можно было спрятаться среди толпы, среди незнакомых людей, которым нет никакого дела до меня и моих проблем.
Меня затягивало в водоворот недомолвок и лжи. Самое ужасное, что я могла остановить всё это, но было уже слишком поздно. Отпуск…
Я остановилась возле прудика. Растущие на берегу деревья отражались в воде, в метре от меня дожидались подачки три утки. Всё вокруг шло своим чередом, а я чувствовала себя лишней.
Только что отец ясно дал мне понять, что больше не доверяет. И дело было далеко не только в том, что я опозорила его на свадьбе. Дело было в той самой лжи, тянущей меня на дно.
Вздохнув, я хотела было пойти дальше. Сделала шаг к аллее и увидела маленького мальчика в футболке с мультяшным принтом. Стоя сбоку от скамейки, он вытирал с лица слёзы и испуганно осматривался по сторонам.
– Привет, – подойдя, я опустилась перед ним на колени. Посмотрела в тёмные глаза, и сердце болезненно заныло. Волосы у мальчика были чёрные и немного завивались у висков, на футболке одна из черепашек Ниндзя… Господи! Почему именно черепашка, почему?! – Ты тут один? – не сумела скрыть дрожь в голосе.
– Нет, – мальчик всхлипнул. Вытер кулаком щёку. Изо всех сил он пытался перебороть слёзы и страх. Маленький мужчина. – Я… Я с мамой, но она куда-то делась.
– Ничего, – я вымученно улыбнулась в попытке приободрить его. – Сейчас мы её найдём. Взяла его за руку. Встала и огляделась. – Ты помнишь, что на ней было? Платье или штаны?
Мальчик посмотрел на меня. На щеках всё ещё блестели слёзы, но он больше не плакал.
– Платье, – его маленькая ладошка доверчиво лежала в моей. И это доверие было хуже всего, что случилось этим днём. Даже хуже того, что случилось на свадьбе. – Как на тебе. Только… – маленькие бровки сосредоточенно сошлись на переносице. – Только ты тоненькая, а моя мама толстая, – выдал мальчонка и, смущённо спохватившись, поправил самого себя: – То есть не толстая, но не такая тоненькая.
Я всё-таки улыбнулась.
Снова осмотрелась, ища не такую тоненькую, как я, но и не толстую маму в платье. Прошла немного вперёд и увидела беспокойно озирающуюся женщину.
– Платон! – позвала она. – Платон!
– По-моему, мы её нашли, – я крепче сжала руку пацанёнка и повела его к женщине.
– Господи! – завидев нас, она бросилась навстречу. Схватила сына за руку. – Ты куда делся? Платон… – в глазах её заблестели слёзы. – Спасибо, – она обратилась ко мне. – Только на секунду отвернулась, а он исчез.
– Главное, что нашёлся, – голос мой резко сел. Горло сжалось. – Всё в порядке, а всё остальное неважно. Не ругайте его.
– Конечно, – ответила женщина на всё разом и коснулась волос мальчика.
Дожидаться ещё каких-то слов я не стала. Быстро, пока мать и сын были заняты друг другом, пошла прочь. Не потому, что не хотела нарушать их единение, а потому, что не хотела, чтобы кто-то из них увидел, как блестят влагой мои глаза.
– Агния, – мама повернулась ко мне.
Она сидела в саду, в тени давно отцветшей сирени, и занималась вышивкой. Я не ожидала, что мама заговорит со мной первой. Посмотрев на меня, она вздохнула и отложила работу.
– Что-то случилось?
– Папа попросил, чтобы некоторое время я не появлялась в офисе, – сказала честно.
Мама молчала. Мне стало ясно, что она знала о принятом отцом решении. Даже не так. Скорее всего, они приняли его вместе. От осознания этого на душе стало ещё поганее. Я стояла перед мамой, но впечатление было такое, что это она возвышается надо мной.
– Прости, – присела возле её ног.
Положила ладонь ей на колени и посмотрела в глаза. На ней было домашнее платье, и я чувствовала тепло её кожи. Захотелось стать маленькой и, разревевшись, найти в найти в объятьях мамы утешение. Захотелось, как когда-то очень давно, быть уверенной, что она может решить все проблемы и со всем справиться. Но… Я давно перестала быть ребёнком. Теперь мама должна была искать утешение во мне, вот только какое во мне утешение?!
– Прости меня, пожалуйста, мам, – прошептала, сжимая пальцы.
– Агата, – она накрыла мою руку.
Губы мои искривились, на глаза набежали слёзы. Я вспомнила маленького мальчика возле пруда, его тёмные глаза и футболку с черепашкой. Его толстую неуклюжую маму, мечущуюся по аллее, и ужас в её наполненных любовью глазах.
– Я плохая дочь, – всхлипнула, когда она сжала мои пальцы. – Я знаю, мам… – Она потянула меня наверх, и я, поднявшись, села рядом с ней на лавочку.
– Почему он, Агния? – тихо спросила она. Неожиданно приобняла, посмотрела в лицо. Глаза её блестели. – Почему Данил? Почему именно сейчас?! Ты ведь знаешь, какой скоро день и… – она не договорила. Прикрыла рот рукой и мотнула головой.
Я смахнула слёзы, крепко обняла её.
– Прости меня, – повторила. – Я тебя так люблю, мам. Больше всех на свете люблю.
– Я тебя тоже люблю, милая, – мама поцеловала в щёку.
Её губы были мягкими и тёплыми, как когда я была маленькой, объятья нежными и дарящими ощущение, что всё будет хорошо, что она способна уберечь меня от всего. Я зарыдала ещё сильнее. Перед ней я была виновата больше всех. Обхватила её крепко-крепко. Она погладила меня по волосам.
– Всё, всё, не плачь, – прошептала она. – Всё наладится. Владимир тоже успокоится. Ему просто нужно время.
Я ничего не сказала ей. Время… Разве оно способно загладить мою вину?! Нет. На это неспособно ни время, ни что-либо ещё.
Несколько минут мы просидели молча. А когда мама разжала объятия, я поняла: не могу. Я так больше не могу. Поцеловала её уже сама и встала.
Вошла в дом и бросилась наверх. А оказавшись в своей комнате, достала чемодан и принялась скидывать в него вещи. Мне нельзя оставаться в этом доме. Нельзя хотя бы потому, что я не имею на это права. Потеряла его ещё шесть лет назад, но только сейчас поняла это.
– И что это значит? – Данил вышел из подъезда как раз в тот момент, когда я подкатила к двери чемодан.
– Ты же говорил, что я приду к тебе. Я пришла.
Смотрела на него с вызовом, не собираясь отступать. Увидев меня с вещами, мама не стала задавать никаких вопросов. Я тоже не стала ничего объяснять. Знала, что она поняла всё по-своему, и это было к лучшему. Осуждения в её взгляде больше не было, только некоторое сожаление. Не знаю, должна ли была снова просить прощения. Делать этого я не стала. Достаточно. Вызвала такси и, не думая, назвала адрес Данила.
– Быстро отец тебя выставил, – Даня вытащил брелок и снял с сигнализации внедорожник.
– Он меня не выставлял.
– Тогда какого дьявола? – моему появлению Данил был не рад.
Оставив меня у подъезда, он направился к машине. Я за ним.
– Ты добился своего, – поставила чемодан рядом с машиной. – Я не могу больше оставаться дома. Не могу, Данил! Это… – мотнула головой и договорила тихо: – Это слишком. Я маме в глаза смотреть не могу.
– Шесть лет могла, а теперь не можешь? – он развернулся ко мне. Впился взглядом в моё лицо. Не выдержав, я опустила голову. Сжала ручку чемодана.
– От меня ты чего хочешь?
Я и сама до конца этого не знала. Просто понимала, что идти мне больше некуда. Даже Наташе потребовались бы объяснения, которых у меня не было.
Не ожидал, что я приду так быстро? – со злостью. – Только не говори, что не добивался именно этого. Не поверю, Дань.
– На кой чёрт ты мне нужна со своим хламом?
– А на кой чёрт ты издевался надо мной?! – повысила голос. – На кой чёрт делал всё, чтобы я почувствовала себя тварью?!
– Потому что ты и есть тварь, – выговорил он, не сводя с меня чёрных глаз.
Из груди вырвался сбивчивый выдох.
– Мы с тобой стоим друг друга, – я не отвела взгляда. – Так что придётся тебе терпеть и меня, и мой хлам.
Он чуть сощурился, губы искривились. Я продолжала смотреть на него прямо. С вызовом вздёрнула подбородок. Что бы он ни сказал, что бы ни сделал, я не отступлю. И дело не только в том, что мне, действительно, больше некуда идти. Дело в том, что я больше не хочу никуда идти. Сегодня поняла это. Чувства, которые когда-то испытывала к нему, не были случайными. Вчерашний поцелуй растревожил то, что я так долго прятала.
Ничего не ответив, Даня открыл внедорожник.
– Ты куда? – схватилась за дверцу, поняв, что он собирается уехать. – Ты что, собираешься просто взять и вот так уехать?!
– А как я должен уехать? – в голосе послышалась насмешка, и я разозлилась сильнее.
Едва не зарычала от досады. Он опять издевался надо мной и не скрывал этого. И я сама дала ему повод. Отлично!
Неожиданно он вышел из машины. Не успела я ничего понять – взял мой чемодан и, открыв багажник, закинул в него. Я вскинула голову, и взгляды наши пересеклись.
– Поедешь со мной, – не вопрос и не предложение.
– Куда?
Данил подошёл ко мне. Я напряглась, когда он коснулся моего локтя. Медленно погладил по руке вниз до запястья, потом выше – почти до плеча.
– Узнаешь, – сказал негромко, сократив между нами расстояние до предела. Держал взглядом, поглаживая руку, а мне казалось, что совсем не к руке он прикасается.
Кожа покрылась мурашками, внизу живота начало закручиваться тёплое, беспокойное желание. Я хотела отойти, но не отошла. Во рту пересохло.
– Кстати, когда ты это всё задумала? Утром? Не просто же так ты тиснула мои ключи.
– Я не тиснула твои ключи, – неожиданно севшим голосом. – Я… – не договорив, я замолчала. В тёмных глазах Данила блеснули угрожающие жгучие огоньки.
Убрав руку, он скривил губы. Я было выдохнула, но тут же ахнула: ладонь его со шлепком опустилась на мой зад.
– Садись в машину, – погладил и с силой сдавил мою ягодицу. – А то я могу передумать.
Агния
– Ты притащил меня на гонки?
Только что Данил, вывернув руль, с визгом остановил внедорожник около других машин. Железная громадина подчинилась ему, как игрушка. Поверить было трудно, что на такой скорости мы вписались на свободное место, хотя мне так и казалось, что вот-вот раздастся скрежет металла о металл.
– Я никуда тебя не тащил, – бросил он, собираясь выйти из машины. – И говорить тебе я тоже ничего не хочу.
Он захлопнул дверь, предоставив мне право сомнительного выбора: остаться в салоне или пойти за ним. Я выбрала второе.
Оказавшись на улице, осмотрелась. К Данилу уже успели подойти двое мужчин примерно одного с ним возраста. Немного поодаль я увидела кучку девиц. Одна из них, увидев меня и поняв, что я приехала с Даней, осмотрела с ног до головы. Под её взглядом мне стало неуютно. Высокая блондинка с платиновыми, распущенными волосами в коротком жакете и узких джинсах. В ушах у неё были крупные серьги-кольца, губы были накрашены ярко-красной помадой. Три другие, что стояли рядом с ней, были такими же броскими, и я в своём сером приталенном платье почувствовала себя воробьём среди экзотических пташек.
– Это ещё что за чучело, – подошедший к Данилу мужчина тоже заметил меня.
– Полегче, приятель, – остановил Данил.
Я думала, что Даня не упустит момент поддеть меня. Но ошиблась.
Обхватив за талию, он властно прижал меня к себе.
– Это моя сестрёнка, – выговорил он с предупреждением и добавил уже весьма многозначительно, нагло усмехнувшись и опустив руку на моё бедро. – Сводная.
Похоже, что Данил имел среди собравшихся авторитет. Несмотря на угрожающий вид, бородач продолжать не стал. Только ещё раз бросил на меня оценивающий взгляд и хмыкнул.
Губы Дани тоже искривились, а мне стало не по себе.
– Все ждут только тебя, – подал голос другой мужчина.
– Подождут, – небрежно бросил Данил. – Что со ставками?
– А ты как думаешь?
Даня хмыкнул и привлёк меня ещё ближе. Я понятия не имела, о чём они. Только ещё больше убедилась: мой сводный брат далеко не простой участник заезда. Он медленно поглаживал меня по бедру на глазах у своих знакомых, и это говорило о том, что я с ним куда яснее, чем слова. К нам подошла блондинка с платиновыми волосами. Бородатый приобнял её и шлёпнул по ноге.
– Давно не виделись, Даня, – сладким голоском проворковала она. Глянула на меня, потом опять на Данила и по-лисьи улыбнулась. – Готов всех тут поиметь?
– Не знаю насчёт всех, но тебя, Фиса, поиметь я готов всегда, – ответил он, и блондинка усмехнулась. Нагло и самодовольно. – Скажи, что мы начинаем через пару минут.
– Ты сказал, что первый сегодня получит больше обычного, – проводив её взглядом, заговорил Даня с ленцой в голосе. – На сколько?
– Тридцать процентов.
– В честь чего?
– В заезде Петрушка и Ярый.
– Ярый, значит, – уголок губ Дани приподнялся, в голосе зазвучало удовлетворение и презрение. – Это хорошо. Давно пора отрезать ему яйца. А то в последнее время он, как я слышал, стал ими слишком часто позвякивать.
Тот, которого девица назвала Геной, хлопнул Даню по плечу, и они, крепко пожав друг другу руки, глухо, по-мужски засмеялись.
Всю жизнь Данил делал то, чего хотел и занимался тем, что ему нравилось, тем, что он любил. Его страстью были мотоциклы и автомобили. Я завидовала Дане, потому что в отличие от меня, ему ничего не надо было доказывать отцу. Это я должна была завоёвывать право называться его дочерью, ему же это право принадлежало от рождения.
– Добро пожаловать, – внезапно обратился бородатый ко мне. – Тебе повезло. Увидеть сегодняшний заезд собственными глазами дорогого стоит.
– Вряд ли она оценит, – заметил Даня.
– Может, и оценю, – преодолев робость и обиду за «чучело», вставила я. Улыбнулась бородатому. – Агния, – протянула руку.
– Гена, – он мягко пожал мою ладонь. – Для всех тут просто Крокодил.
– Леший, – второй друг Данила тоже коснулся моих пальцев.
– Лёша, как понимаю? – ещё одна улыбка. Я вдруг почувствовала себя не так уж и плохо. Среди всех этих машин, этих мужчин, рядом с Данилом.
– Верно, – подтвердил Леший.
– А у тебя тут какое погоняло? – посмотрела на Даню.
Он повернул меня к себе. Медленно провёл рукой по спине, по шее и собрал в кулак волосы. Пропустил сквозь пальцы. Мягко, нежно. И только во взгляде было нечто хищное. Словно бы он выбрал жертву и готовился впиться ей в горло. Он смотрел на меня, я – на него, уже зная ответ.
– Ягуар, – низким, рокочущим голосом, сильнее сжимая пряди моих волос.
– Ягуар, – зачем-то откликнулась я эхом и подалась к нему. Обхватила за шею, плохо соображая, что творю и прошептала в губы: – Тебе идёт.
Рывком он прижал меня. Я ощутила вкус его губ. Он ворвался в мой рот языком и поцеловал глубоко, стремительно, лишая последней способности думать. Голодный, сжирающий поцелуй.
Я приоткрыла рот сильнее, запустила пальцы в его волосы. Воздуха не стало, рядом кто-то заулюлюкал.
– Отличное пожелание удачи, – шлепок по бедру.
Я облизала губы. Глаза Данила стали ещё чернее. Господи, что я творю? Что?!
– Пойдём, – Крокодил жестом показал вперёд. – Твоя рыжуля хороша, но бабы подождут.
– Только что я была чучелом.
– Рыжуля идёт тебе больше, – не смутившись, выговорил бородач. – Но серую робу сменить тебе бы не помешало. Ягуару нужна подходящая кошечка.
Стоя на обочине, я с замиранием сердца смотрела на ревущие машины. Впечатление было, что каждая из них не груда отлично собранных железок, а мощное, совершенное животное.
– Давай, Ягуар! – завизжала девица неподалёку, когда рёв стал ближе. – Сделай эту сволочь! Давай!
Её голос заглушил рокот двигателей. Фары резанули светом по серому асфальту. Я сжала руки в кулаки. Это был уже третий заезд за перешедший в ночь вечер. В первом участвовали те самые Петруха и Ярый, во втором – Даня и парень, роста в котором было меньше, чем во мне. Зато стоило ему сесть за руль своей чёрной, похожей на пулю тачки, я думать забыла о том, как он выглядит. Адреналин нёсся в крови, заставляя сердце колотиться с бешеной скоростью. Я чувствовала порывы ветра от мчащихся мимо машин и мысленно подгоняла Даню.
– Да-а-а! – вскрикнула Фиса, когда он вырвался вперёд.
В этом заезде он соревновался с победителем первого – Ярым. Хотя чувство складывалось, что не с ним, а с законами физики. Нестись так и не терять сцепление с дорогой было просто нереально, но каким-то чудом ни одна из машин не вылетела и не перевернулась.
– Давай, – шепнула с придыханием. Сжала руки в кулаки.
Ярый обошёл Данила, потом снова Данил его.
– Чёрт! – ругнулся Леший. – Сукин сын.
О ком он, я не знала. Волосы трепало горячим ветром, на губах оставалась пыль, когда один за другим автомобили мелькнули мимо нас.
Я не успела ничего понять. Впереди мелькнул пиратский флаг. Чёрный, с черепом и скрещенными костями. Всё вокруг загалдело, завертелось.
– Да, чёрт возьми! – внезапно я оказалась в воздухе. Вскрикнула и уцепилась за крепкие руки. Это был Гена. Бородач ещё раз подкинул меня с лёгкостью, словно я была теннисным мячиком. Поставил и обхватил ручищей Фису. Рядом с хлопком вылетела из бутылки с шампанским пробка.
– Он выиграл? – я рывком повернулась к Лёше. – Выиграл же, да?!
Дыхание сбилось. Бросило в жар. Леший хмыкнул, потрепал меня по волосам.
– Смешная ты, Рыжуля.
– Ягуар не умеет проигрывать, – услышала я немного надменный женский голос.
Повернулась и увидела брюнетку. Та смотрела на меня с чувством превосходства. Вдруг меня охватила такая ревность, что стало нечем дышать. Сразу вспомнилась фотография, сделанная где-то на другом краю света…
– Пошли, – Крокодил не дал времени придумать в ответ хоть что-нибудь остроумное.
Вместе с остальными, мы двинулись к остановившимся машинам. Из одной показался высокий мужчина с изуродованным длинным шрамом лицом. Из второй – Даня.
Их тут же обступили. Воздух был наполнен голосами и запахом резины.
Я пыталась высмотреть Даню среди других. Увидела. Он держал в руках открытую бутылку. Глоток из горла.
Вдруг он повернулся и посмотрел прямо на меня. Глядя в глаза, подошёл. С ходу сгрёб мои волосы и принялся целовать. Так голодно, как не целовал никогда до этого. Языком протаранил мой, просунул глубже.
Голова поплыла окончательно. Бушующий в груди адреналин лишил всякой скромности. Я ответила ему с неменьшим пылом. Чувствовала его жар, вкус шампанского на губах, а внизу живота всё сворачивалось, пульсировало. Даня дёрнул меня назад, посмотрел в лицо, на губы, глухо зарычал и опять принялся целовать. Я задыхалась от его натиска. Августовская ночь стала раскалённой.
– Сожрёшь её, приятель, – раздался раскатистый голос Гены.
Прижимая меня, Данил глянул на него.
– Пошёл к чёрту, – хмыкнул.
Я прошлась языком по припухшим губам. Ощущение было, что это я только что неслась по трассе, соревнуясь со скоростью света. Ладонь Дани была горячая, взгляд безумным. Кто-то сунул мне шампанское. Пузырьки обожгли язык, потом ещё один поцелуй и снова пузырьки.
– Без тебя тут было скучно, – возле нас появился мужчина со шрамом.
Несмотря на поражение, он не выглядел уныло. Только опасная угроза читалась в глазах. Даня смотрел на него так же. Они пожали друг другу руки, и оба усмехнулись.
– Теперь тебе будет весело, Ярый, – отозвался он. Глотнул из бутылки. – Я уезжать не намерен.
Ярый прошёлся по мне взглядом. Хмыкнул и поцеловал девицу, которую приобнимал.
Пальцы Данила оказались на моём бедре, у самого края платья.
Он посмотрел на меня. Я – на него, и дыхание опять перехватило. В его глазах был не вызов, не огонь и не ненависть. Нечто, от чего не было спасения. Кто-то окрикнул его, но он не повернулся. Продолжал смотреть на меня, и мне стало совсем нечем дышать.
– Я тебя ещё не поздравила, – голос показался чужим. – Поз…
– Поздравишь, – оборвал на полуслове. Повернулся, нашёл взглядом Гену и бросил ему: – Закончи здесь всё. Мне нужно уехать, – снова на меня. – Хочу получить свои поздравления.