Вся эта история от начала и до конца –
художественный вымысел.
Прошу относиться к ней именно так.
Из новостной сводки портала «Твой Урал»
за 24 марта 2018 года
Вчера, в десятом часу утра, панорама Екатеринбурга изменилась навсегда. Была взорвана недостроенная телебашня1, которая несколько десятилетий была одним из символов города. На месте снесённого объекта планируется возведение самой большой в Европе концертной площадки.
Руководящая сносом компания заверяет прессу, что всё прошло в штатном режиме. Тем не менее с самого момента сноса ходят слухи о человеческих жертвах. Один из источников сообщает о нескольких телах, которые представители правоохранительных органов выносили ночью со стройплощадки. Нам пока не удалось получить подтверждение этим слухам, но мы будем держать наших читателей в курсе событий и сообщим, когда будут известны подробности.
В её глазах – сила небес,
В её плеере не умер Кобейн.
Её ладонь зажата в кулак,
В кулаке – телефонный звонок.
ЧайФ «В её глазах»
Бывают дни, когда ты не хочешь возвращаться домой.
Кристина поглубже натянула шапку на уши, ускорила шаг. С тех пор как она вышла из школы, температура, кажется, упала ещё. В наушниках бормотало радио, а переключать на что-то другое было холодно. Окна её квартиры уютно отбрасывали свет на даже не думавшие таять, несмотря на начало весны, сугробы. Издалека казалось, что за этими окнами живёт счастливая семья.
Девушка зашла в приятно пахнущий сыростью подъезд. На лестничной клетке, не снимая перчаток, приложила руки к радиатору.
По радио началось интервью с вокалистом группы «Мэри Шелли», и пока что голос ведущего заглушал происходящее за дверью Кристининой квартиры.
– Герман Хишин сегодня у нас в студии. Герман, кстати, один из участников юбилейного концерта уральской рок-лаборатории. Он состоится через два дня, такое событие нельзя пропустить. Успейте приобрести билеты, – прота-раторил с напускной бодростью радиоведущий.
– Здравствуй, Герман.
– Всем привет.
Кристина поёжилась и прижалась ближе к батарее. Хишин обладал очень необычным тембром голоса. Такой ни с кем не спутаешь. Кристина не любила «Мэри Шелли», потому что от этого пробирающего до костей голоса ей станови-лось не по себе.
– Герман, несмотря на то что группа существует больше двадцати лет, вам удаётся не терять популярность. С чем это связано?
– Это упорная работа, полная взлётов и падений, – голос Германа чуть заметно посуровел. – Было время, когда я потерял голос и думал, что группе конец. Но именно мысль о том, что популярность приходит к тем, кто идёт до конца, помогла мне преодолеть все преграды.
Дверь Кристининой квартиры распахнулась, и оттуда, надевая на ходу куртку, вылетел отец. Пробежав мимо сжавшейся у батареи дочери и, кажется, не заметив её, он хлопнул подъездной дверью. Девушка вытащила наушники из ушей, прислушалась. В квартире тихо. Вздохнув, Кристина прошла в коридор, захлопнула входную дверь и, не снимая куртку, проскользнула в свою комнату.
Кровать, шкаф, письменный стол и множество лиц на плакатах. Небольшая, но всё-таки своя. И с щеколдой на двери. Это обстоятельство очень радовало Кристину в последние несколько месяцев.
Девушка стянула шапку. Спутанные, выкрашенные в чёрный волосы упали на плечи. Сбросив куртку и оставшись в узких джинсах и жёлтой рубашке, она нажала на кнопку «Пуск» на системном блоке.
Загудел, включаясь, компьютер, замигали значки пришедших сообщений в ICQ. Традиционно от лучшей подруги Вероники с ником «clubNi4ka» и пара сообщений от форумных знакомых.
В дверь комнаты раздался робкий стук:
– Кристиночка, это ты?
– А может быть кто-то ещё? – пробормотала девушка, достав наушники из кармана куртки.
– Кристин, поговори со мной, а?
Не удостоив ответом мать, Кристина вставила в уши наушники. «Мэри Шелли», конечно. Она поморщилась и переключила станцию.
Ткнула в мигающий значок напротив ника лучшей подруги:
clubNi4ka: ты где ходишь?
Kris2007: да предки опять ссорились
Kris2007: заколебали
clubNi4ka: держись там
clubNi4ka: видела у нас маньяк завёлся
Kris2007: чего
clubNi4ka: у коска2 на пацана напали
clubNi4ka: он убежал
Kris2007: офигеть откуда инфа?
clubNi4ka: папа с работы звонил сказать что задержится
– Кристина, открой! – голос отца.
Девушка сделала музыку громче и кинула взгляд на щеколду. Надо бы подкрутить, на соплях болтается.
Отец тем временем ощутимо ударил в дверь.
Kris2007: ломятся в комнату ко мне
Kris2007: пошла
Kris2007: если я не вернусь считай меня коммунистом XD
clubNi4ka: XD
Кристина стянула наушники, щёлкнула замком и приоткрыла дверь.
В тёмном проёме показалась фигура отца: плотно сбитого, с залысинами, одетого, как всегда, в мятую рубашку и джинсы.
Не глядя на него, девушка села обратно за компьютер. Перед глазами всё плыло. Затылком она чувствовала, что мать стоит за спиной отца.
– Как дела в школе?
Кристина что-то неразборчиво пробормотала, щёлкая мышью по окнам.
– Ясно…
Повисла гнетущая тишина. В наушниках, лежащих на столе, Кристина услышала слабые биты и попыталась отгадать трек.
– Кристиночка, у нас к тебе серьёзный разговор.
«Три цвета»?
– У нас с мамой сейчас… не лучший период в жизни.
Кристина закусила ноготь на большом пальце левой руки, не переставая клацать мышкой туда-сюда.
«Скорость»?
– И мы бы очень хотели с этим разобраться.
Кристина хмыкнула, обкусывая кожу вокруг ногтя.
«Нас двое».
– И ради твоего благополучия мы хотим… – отец замялся, подыскивая нужные слова. – Мы думаем, что тебе пока лучше будет пожить у тёти Ани. В Москве хорошие школы…
– Что?!
Кристина вскочила, опрокинув стул. Отец разглядывал щербатые доски пола.
– В какой Москве? Мне три месяца доучиться осталось! Издеваетесь?
– Имей совесть, Кристина! Мы тебе делаем лучше! – это уже мать.
Очень красивая женщина. Вьющиеся тёмные волосы, которые не передались дочери по наследству, правильные черты лица, стройная фигура. Если бы она своими ушами не слышала, какие слова могут вылетать из этого красивого рта, то собственная мать показалась бы ей идеалом.
– Мне делаете лучше? Да вы поубиваете друг друга, если меня не будет!
Кристина шарахнула ладонью по шкафу и, схватив с кровати куртку, попыталась протиснуться в дверной проём. Отец схватил её за руку.
– Куда?
– Как будто вам не всё равно? Отправляете меня в ссылку!
– Кристина вывернулась и, очутившись в коридоре, принялась трясущимися руками натягивать сапоги.
– Тётя Аня бы…
– Не надо! – оборвала Кристина. – Пофигу, что там с тётей Аней. Не поеду никуда!
Она толкнула дверь и, не дожидаясь новых реплик родителей, устремилась вниз по лестнице.
Уже на улице Кристина поняла, что наушники так и остались в её комнате.
«Чёрт!»
Предстояли долгие двадцать минут наедине со своими мыслями.
– Жесть! – выдохнула Вероника.
Она откинула с глаз непослушную выбеленную чёлку и сделала глоток чая из большой кружки в виде головы снеговика.
– И не говори… – лаконично подтвердила Кристина и сделала глоток из своей – точно такой же.
Окна комнаты Вероники выходили на оживлённую объездную дорогу. С самого детства они развлекались тем, что следили за проезжающими машинами сидя на подоконнике и гадали – какая куда едет. Сейчас автомобили всё так же активно проезжали по проспекту, но тема разговора была совсем другая.
Кристина поставила кружку на подоконник и закрыла лицо руками. Приглушённо пробормотала:
– Что делать, Вер?
– Крис, всё будет хорошо! – возможно, слишком оптимистично воскликнула Вероника. – Ты всегда можешь пойти ко мне.
– Всегда могу. – эхом отозвалась Кристина – Спасибо.
Колонки коротко пропели «О-оу», кто-то написал Веронике. Соскочив с подоконника, она в один момент оказалась перед компьютером. Через секунду, повернув сияющее лицо к подруге, Вероника сообщила:
– Это Антон!
Антон был их одноклассником, и Вероника в своих чувствах к нему была солидарна примерно с половиной параллели. Отец Антона работал в «верхах» металлургического завода и, видимо, очень хорошо зарабатывал. Поэтому Антон единственный из их ровесников одевался в дорогие брендовые вещи. Меньшей сволочью это его, правда, не делало.
– Чего хочет?
– На концерт зовёт.
– С чего это?
– В смы-ысле? – чуть обиженным тоном протянула Вероника. – Думаешь, я недостойна пойти на концерт с самым классным парнем в нашей школе?
Кристина поморщилась.
– Почему тебя, а не Васильеву? Он же вроде с ней встречается.
– А я знаю? Скажи лучше, что мне надеть!
Вероника вскочила со стула и, распахнув дверцы шкафа, принялась методично выкидывать оттуда все вещи.
– Что за концерт-то?
– Какой-то рок-лаборатории, – Вероника почти полностью скрылась в шкафу.
Кристина, которая в этот момент пила из кружки, издала возмущённое бульканье и закашлялась. Вероника повернулась к подруге.
– Что?
– Я тебя уже… месяц уговариваю на него пойти… – сдавленным голосом проговорила Кристина и, проглотив, наконец, чай, с укором уставилась на подругу: – а тут какой-то…
– Не «какой-то»! – прервала её Вероника – Если бы ты была такой же красивой, как Антон, я бы с тобой тоже пошла.
Из шкафа снова полетели вещи.
– Давай с нами!
– Вряд ли Антон обрадуется, – Кристина с досадой посмотрела на залитую чаем рубашку, – он же к тебе подкатывает.
– А ты будешь не рядом с нами стоять, – высунула голову из шкафа Вероника.
– Очуме-еть, вот это веселье, – протянула Кристина.
В комнату зашла мать Вероники:
– Кристин, папа тебя к телефону просит.
– Мы не закончили! – погрозила вслед уходящей подруге Вероника. – Я до сих пор не знаю, что надеть.
Старший лейтенант Ползин устало потёр глаза, взъерошил каштановые волосы на затылке и снова уставился в монитор. Оттуда на мужчину смотрел портрет, составленный со слов насмерть перепуганного десятилетнего парнишки. Ползин кликнул на кнопку «Отправить», и фоторобот полетел на почту оперативников Ленинского и Железнодорожного районов.
Его коллега, лейтенант Соколов, сидевший за соседним столом, уже вовсю собирался домой.
– Женёк, в гости не хочешь? Моя пирожков напекла.
Весь какой-то мягкий и округлый Соколов, вечно одетый в удобные футболки и просторные вязаные пуловеры, идеально подходил под портрет лучшего отца семейства. И полностью это звание оправдывал. Жена в нём души не чаяла, а сын – заливался звонким смехом и тянул к отцу пухлые ручки.
– Ты иди, я ещё посижу, – махнул рукой Ползин.
При виде худого, вечно глядящего исподлобья карими глазами Ползина, сын Соколова почти всегда заходился в истерике.
– Может, кто из соседей отпишется, – старший лейтенант нашёл глазами протокол осмотра места происшествия, который лежал на столе Соколова.
– На месте нашли что-нибудь?
Наматывая на шею шарф, Соколов мотнул головой.
Мусора кучу, как всегда. Ничего сверхъестественного.
«Ничего сверхъестественного», – повторил про себя Ползин, рассеяно изучая взглядом бумаги на столе коллеги.
Соколов, накинув куртку, предположил:
– Наркоман?
– Чего?
– Наркоман на пацана напал, – Соколов застегнул молнию и натянул шапку. – Денег на дозу не хватило, вот и решил первого встречного потрясти. А тут малой подвернулся.
– Да не девяностые уже, – пожал плечами Ползин, – и мы не в цыганском посёлке, где нарики как у себя дома гуляют.
Соколов нырнул под стол и вытащил оттуда потёртый кожаный дипломат.
– Я же просто версии накидываю, Женёк. На подумать.
Ползин, погружённый в свои мысли, оставил реплику коллеги без ответа.
– Ну, бывай. Долго не сиди, – Соколов махнул рукой и вышел из кабинета.
Оставшись в одиночестве, старший лейтенант дотянулся до листка с показаниями потерпевшего мальчика. Ползин откинулся на спинку стула и пробежал по строчкам глазами:
«… Неизвестный мне мужчина положил сзади руку мне на плечо и назвал по имени. Я обернулся. Мужчина предпринял попытку уколоть меня острым предметом, но я толкнул его и убежал. Добежав до трамвайной остановки, я стал громко звать на помощь. Мужчина тем временем скрылся. Откуда мужчине было известно моё имя, знать не могу.
С моих слов записано верно.
Мною прочитано…»
Ползин вспомнил, как всё ещё трясущийся от страха мальчик, всхлипывая, старательно выводил фамилию под показаниями. Сердце сжалось. В голову сразу полезли непрошеные воспоминания, которые Ползин торопливо от себя отогнал. Нужно сосредоточиться на деле.
Мужчина перевёл взгляд на фоторобот. Никаких бросающихся в глаза примет мальчик не заметил, одежду запомнить не смог, определить возраст – тоже. Им, десятилетним, даже старшеклассники кажутся взрослыми дядьками. Чего уж говорить об остальных. Поэтому с экрана смотрело обычное, ничем не примечательное лицо: глаза – как у всех, нос – как у всех, губы – ну понятно. Единственная деталь – это нечто над правой бровью. Хотя холод собачий же, все в шапках. Может, это бирка какая или грязь.
Ясно, что Шарову, начальнику отдела, захочется скорого раскрытия. И, если Соколов выскажет свои предположения, то завтра прямо с утра наряд завалится в ближайший к месту происшествия притон. Там арестуют первого попавшегося наркомана, Шаров дело закроет и забудет.
Но Ползин забыть не мог. Что-то мешало. Он выудил из-под стопки бумаг телефон и быстро напечатал Соколову СМС-сообщение:
«Не говори пока Шарову про нариков. Хочу кое-что проверить завтра».
Антон присел на краешек парты Вероники и Кристины и, смахнув несуществующую пылинку с дорогих вельветовых брюк, осведомился:
– Что, решила?
Класс, шумно переговариваясь, собирался на первый урок. Вид у всех был замёрзший и взъерошенный. Что неудивительно – в школе снова начались перебои с отоплением.
Вероника нахально улыбнулась Антону и перевела взгляд на подругу.
– Я пойду. И ещё Крис пойдёт.
Кристина вцепилась зубами в заусенец на указательном пальце и больно пнула подругу под партой. Но та и бровью не повела.
– А почему ты решил меня позвать?
Юля Васильева, сидящая на две парты дальше, преувеличенно громко о чём-то болтала с подругой. При этом взгляд бывшей девушки Антона был прикован к Веронике.
Тот пожал плечами:
– А ты против?
Вероника захихикала.
Антон перевёл взгляд на Кристину, и та уже набрала воздуха в лёгкие, попутно придумывая что ответить. Услышав спасительный звонок, она с облегчением выдохнула.
В кабинет вошёл Николай Петрович – директор школы.
Антон с неохотой ретировался за последнюю парту. За директором в кабинет зашёл молодой светловолосый мужчина, одетый, словно в противоположность светлым волосам и коже, во всё чёрное. Отглаженные брюки, рубашка и даже галстук – всё в гамме беззвёздной ночи. В руке неизвестный мужчина держал чёрный же дипломат.
– У нас что, похороны? – подал голос сосед Антона, Эдик, и уже собирался расхохотаться, но, встретившись взглядом с директором, подавился собственным смешком.
– Ребята, садитесь, – директор кивнул, – рад представить вашего нового учителя по литературе – Игоря Станиславовича.
По классу прокатился лёгкий шепоток и хихиканье. Дождавшись, когда всё стихнет, директор окинул учеников цепким взглядом, который будто говорил: «Я узнаю всё, что происходит в этом кабинете. Даже если меня здесь не будет». Затем он снова коротко кивнул.
– Занимайтесь.
И вышел из кабинета.
Игорь Станиславович сел за учительский стол и открыл журнал.
– Что же, давайте знакомиться…
Вероника тут же ткнула Кристину пальцем в бок и зашипела:
– Глянь!
– Что? – не поняла Кристина.
– На руку преподу новому. На правую!
Кристина пристально взглянула на Игоря Станиславовича. Рука как рука. Он, наверное, левша, потому что, пока листает журнал, правая лежит на столе. Слишком неподвижная рука.
Кристина повернулась к подруге.
– Это что, протез?
– Прикинь! Я тоже не сразу поняла.
Кристина снова кинула взгляд в сторону учительского стола.
– Интересно, что случилось?
Вероника вытаращила глаза.
– Наверняка это какая-то трагическая история про любовь!
– Девушки!
Оклик учителя заставил обеих втянуть голову в плечи. Игорь Станиславович спокойно смотрел на подруг, но от этого взгляда Кристине захотелось залезть под парту.
– Ваши фамилии?
Крис, уставившись на парту, покраснела.
Вероника, которая после разговора с Антоном явно пребывала в отличном настроении, кокетливо потупила глаза и представилась:
– Я Вероника Шарова. А это Кристина Шевцова.
– Так, Шарова, Шевцова… – Игорь Станиславович пробе-жал глазами по ряду оценок напротив их фамилий. Затем ещё раз. Пристально вгляделся.
– А что за проблемы у вас с Блоком, Шевцова?
Кристина подняла голову и наконец взглянула на учителя. Смотрит серьёзно. Или нет?
– Не люблю.
– Не любите?
Кристине придало сил то, что новый учитель обращается к ней на «вы».
– Не люблю мужиков, которые сочиняют стихи. Особенно тех, которые ещё и вслух написанное читают. Нам Татьяна Львовна поставила запись «Незнакомки», а потом такая «Как вам?». Ну я и ответила. А она, оказывается, фанатка Блока. Вот и…
Кристина пожала плечами. Игорь Станиславович чуть заметно хмыкнул.
– Спасибо за честность… Кристина. В таком случае про «Послушайте» Маяковского я вас спрашивать не буду.
В классе зашелестели смешки.
– Только, пожалуйста, оставьте все обсуждения до перемены.
Кристина мотнула головой, выражая согласие, а учитель, склонившись над журналом, продолжил перекличку.
– Что ищем-то хоть?
Соколов и Ползин, поёживаясь от утреннего холода, топтались в сквере, где вчера напали на мальчика. Сквер был выполнен в виде каменного амфитеатра, с четырьмя средневековыми башнями по периметру и ровной площадкой в центре. Что и говорить, первые строители комплекса были большими оригиналами. Ночное освещение уже отключили, поэтому каменный амфитеатр в слабых лучах рассвета тяжёлыми глыбами давил на Ползина. С трудом перебарывая желание оглянуться, он достал из кармана сигареты и истасканную советскую зажигалку с конём на боку. Чиркнул колёсиком.
– Дай фотки ещё раз посмотреть.
Соколов вытащил из дипломата тоненькую стопку фотографий.
– Затоптали всё уже.
Ползин спрятал в карман зажигалку, зажав губами сигарету, выпустил дым из уголка рта. Из другого кармана извлёк фонарик и направил на первый снимок.
– Скорее всего. Но вдруг повезёт? Что хочешь, узлы или обзорную?
– Давай обзорную, – Соколов отделил фотографии панорамы места происшествия и, отдав Ползину оставшуюся часть, повернулся на пятках. – Я дальнозоркий.
– Понаберут по объявлению, – хмыкнул Ползин и, перехватив фонарик в другую руку, принялся изучать детали.
Крайняя правая башня. Множественные следы обуви, пустая обёртка от жвачки.
Ползин посветил фонариком на грязно-белый наст.
Следы были на месте. Их обладатель долго топтался на одном пятачке, а затем отправился по большому полукругу к нижней площадке амфитеатра. Ползин, не выпуская из круга света цепочку следов, пошёл тем же путём. Попутно он сверялся с фотографиями.
Тут была пустая упаковка из-под чипсов. Чуть дальше – пара окурков. Мужчина вытянул руку с сигаретой далеко в сторону и стряхнул пепел.
Следы шли мимо смятой банки «Охоты», спускались вниз, минуя ошмётки пластиковых тарелок, встречались на краю площадки со следами пострадавшего и, уходя влево, терялись во дворах.
Из-за ближайшей башни показался Соколов.
– Как вообще можно детей отпускать через эту жуть ходить?
Ползин хмыкнул:
– А никто и не отпускает. Просто тут идти короче, вот и срезают. Я тоже всегда через сквер срезал, хотя времена были такие себе.
Будто в подтверждение его слов по площадке потянулась тоненькая струйка пешеходов. Ползин выключил фонарик.
– Нашёл чего?
Его напарник призывно махнул рукой.
– Пойдём, сам глянешь.
Они зашли за ближайшую башню, и Соколов ткнул пальцем вниз. Евгений опустил голову.
– Вчера была только одна концентрация следов, у правой башни. А сейчас – вот.
На снегу виднелась небольшая вытоптанная прогалина. Ползин снова включил фонарь.
– До скольки вы тут были?
– Часу во втором свернулись – отозвался из-за спины Соколов.
Ползин, задрав рукав, посмотрел на часы.
– Если это наш пациент, то он ждал тех, кто на первую смену идёт. Пошли.
Следуя за цепочкой следов, мужчины снова подошли к краю площадки. Старший лейтенант присел на корточки.
– Глянь-ка.
Возле каменных сидений амфитеатра на снегу алело несколько капелек крови. В свете фонарика блеснуло что-то ещё.
Соколов, крякнув, наклонился.
– Такого тут точно вчера на было.
– Зиплок есть?
Соколов покопался в недрах дипломата и протянул коллеге небольшой пакетик. Ползин аккуратно подцепил застывшие на морозе капли, защёлкнул замочек пакета и поднял его к самому лицу. Сквозь плёнку тускло поблёскивал крошечный серебряный гвоздик.