Алишер Арсланович Таксанов
Исповедь поверженного

Полная версия

ИСПОВЕДЬ ПОВЕРЖЕННОГО

«…солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются».

(Евангелие от Матфея, 24:29)

«Кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил»

(Первое послание Иоанна, 3:8)

«И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним»

(Откровение Иоанна Богослова, 12:9)

В этот зимний вечер я чувствовал себя одновременно удачливым и невезучим. На сотни километров вокруг – пустынная мексиканская равнина, и, кажется, угораздило именно меня остаться здесь одному, когда машина внезапно заглохла. Я едва мог поверить: всего три дня назад прошёл техосмотр, мастер уверял, что машина в отличном состоянии, говорил, что неполадки мне долго не грозят. И всё же… Упрямый мотор не отзывался ни на ключ зажигания, ни на мои попытки завести машину с толкача, ни даже на крепкие выражения, которые я выплёскивал в пустоту, будто подогреваемые этой неожиданной ситуацией. Словно издеваясь, "Фольксваген" немо говорил мне, что он, мол, стандарт надёжности, но только на словах, ведь на деле он не хотел сдвинуться с места. В ту минуту я вспомнил, как в юности видел, что "Жигули" заводили простым ударом по капоту – и вдруг почти поверил в это волшебство.

Но были и хорошие новости: по навигатору я увидел, что в километре впереди был придорожный мотель, где останавливались водители, дальнобойщики, а также такие же несчастные туристы, которых эта пустыня, видно, часто застигала врасплох. Несмотря на желание остаться в машине и попытаться отогреть её своими мыслями, ночевать прямо здесь не входило в мои планы. Прихватив сумку с ноутбуком, я покинул "Фольксваген" и направился в сторону мотеля, где надеялся найти помощь, ужин и, если повезет, ночлег. Надеялся также, что "мастер-карт" здесь будет кстати – наличных мексиканских песо у меня было маловато.

А вокруг раскинулась удивительная природа мексиканской пустыни, к которой я, погружённый в свои мысли, начал присматриваться. Ночь была ясной и безмятежной; звёзды ярко мерцали, словно алмазы, раскиданные по чернильно-тёмному небу, а Млечный путь словно проливался лентой света. Ветер прохаживался по дороге и дюнам, задевая сухую траву и изредка завывая, но это не вызывало во мне тревоги – наоборот, было в этом какое-то дикое очарование. Луна, достаточно яркая, позволяла различать контуры дороги, так что фонарик, спрятанный в кармане, мне пока не понадобился. Ни одного автомобиля, ни проблеска фары, ни единого звука зверя или птичьего крыла. Всё словно застыло, будто этот ночной пейзаж с дюнами и звёздами был создан специально для меня и охранял тайну мексиканской пустыни, которая принимала своего очередного гостя на ночлег.

Хотя, подойдя ближе, я заметил, что мотель вовсе не был таким мрачным и заброшенным, как можно было ожидать в глубине пустыни. Он светился, будто оазис среди равнин, окна искрились светом, а вывески и рекламные щиты сияли яркими неоновыми огнями. Особенно бросалась в глаза красная неоновая эмблема над входом, которая смотрела прямо на дорогу, как огромный горящий глаз. Слова "Los Derrotados" – название заведения – вывеска выписывала четкими, но непонятными буквами. Но в такую ночь это не имело особого значения. Главное – были ли здесь удобные кровати, еда и хотя бы немного вина, чтобы согреться после ночного пути.

Внутри за стойкой сидел типичный представитель местного населения – невысокий, коренастый мужчина лет шестидесяти, на голове у него было сомбреро, а лицо пересекали глубокие морщины, выдающие не только возраст, но и мудрость. Он встретил меня с широкой улыбкой и доброжелательностью, приветливо кивнув:

– Good evening, sir. How can I help you?¹

Его английский был не безупречен, но вполне понятен. Мой же, пусть и с акцентом, вполне позволял объясниться, ведь в школе и университете я кое-чему научился.

– Мне нужен номер на ночь.

– Конечно, – кивнул мужчина, сняв с доски ключ с номером тридцать три и протягивая мне. – Your room is thirty-three… Hot water, towel, and bed linens are all there. Phone too².

– Кредитки принимаете?

– Yes, no problem³.

После расчета, возвращая карту в кошелек, я спросил:

– А поблизости есть автомастерская? Моя машина заглохла где-то в километре отсюда… «Фольксваген-Пассат».

Мужчина зевнул, будто мастерская в такой местности была редкостью.

– Мастерской нет в радиусе семидесяти километров, сеньор, но не волнуйтесь, мой сын Хорхе – автомеханик. Завтра утром он осмотрит ваши «колеса» и починит. Если проблема не серьезная, то справится с помощью наших инструментов. Если же что-то более серьезное, придется вызвать эвакуатор.

Обнадеженный, я кивнул.

– А поужинать где можно?

– При мотеле есть кафе. Загляните туда – еда там отличная, моя жена Хуанита готовит. Она даже конкурс по мексиканской кухне выиграла. А наш младший сын Педро работает там барменом.

Поблагодарив, я поднялся в свои апартаменты. Номер был довольно простым, но вполне приличным. Никакой роскоши – да и не требовалось; мне хотелось только горячего душа и чистого полотенца, и это здесь было. Искупавшись, я надел чистую одежду и направился в кафе.

Кафе, соединенное с мотелем общей стеной, было освещено приглушённым светом и находилось ближе к дороге, где среди прочих машин на стоянке виднелись два грузовика, минивэн и старенький пикап. Внутри царила оживленная атмосфера. Несколько посетителей обедали, другие, потягивая пиво, смотрели бейсбольный матч по телевизору, а пара мужчин в ковбойских шляпах и сапогах, вероятно техасцы, играли в бильярд.

За барной стойкой стоял молодой симпатичный парень с тёмными волосами и лёгкой щетиной, вероятно, Педро, которого мне и описал хозяин. Он ловко подавал еду через небольшое окно, открывал бутылки, пробивая чеки на кассовом аппарате. Увидев меня, он сразу определил во мне иностранца и приветствовал на английском:

– What would you like, sir?⁴

– Что у вас есть на ужин?

– Mexican food, sir. Would you like meat, potatoes, salad?⁵

– Острые блюда есть?

– Of course⁶.

– Подойдет. И кофе, пожалуйста.

– Sure thing. Please, have a seat, while we prepare your order. Don't worry, it won't take long. We use semi-prepared foods, so the microwave will make it fast⁷.

Я кивнул и занял столик, ожидая, пока мне подадут обещанный горячий ужин.

Я кивнул, окинув взглядом кафе, и стал искать место, где можно было бы спокойно расположиться. Шум от телевизора, где шел бейсбольный матч, заглушал другие звуки, и он гремел настолько, что не хотелось садиться в той части зала. Немного дальше, за бильярдным столом, двое мужчин в ковбойских шляпах азартно стучали киями, перемежая свою игру сочными ругательствами на смеси английского и испанского. Наблюдать за этим было бы интересно, но не сегодня – мне хотелось тишины и одиночества, чтобы просто смотреть в окно и думать о своем. В самом углу, у окна, где плафон светил приглушённым теплым светом, я заметил пустой столик – на первый взгляд, идеальное место.

Подходя ближе, я увидел, что место уже занято: в тени сидел мужчина в слегка помятой, небрежной одежде, из-за которой я сначала его не заметил. Он выглядел как человек, которого встречаешь далеко не каждый день. На его лице, обрамленном небольшой бородой и длинными, собранными в узелок волосами, проступали глубокие морщины и несколько заметных шрамов на щеках, как напоминания о событиях, оставшихся в прошлом. Носил он одежду скорее европейского покроя – джинсы, серый плащ и мятую красную рубашку, которая выглядела так, словно её уже много раз таскали в дороге. Руки у него были сухие и жилистые, но ясно показывали, что их обладатель был крепким, хотя и невысоким.

Его взгляд задержал моё внимание. Казалось, передо мной не был ни пьяница, ни наркоман, ни случайный бродяга, хотя он и потягивал из стаканчика текилу с неторопливостью и сосредоточенностью человека, привыкшего пить в одиночку. В его глазах читалась удивительная мудрость и грусть, словно он нёс на себе груз ответственности, от которой не мог избавиться. Единственное, что слегка смущало – это иногда вспыхивающий в его зрачках красный отсвет, будто внутри включалась крошечная лампочка. От этого казалось, что он видит сквозь время, или знает что-то, что недоступно другим.

– ¿No le molesto? Oh, disculpe, tal vez usted no hable inglés… Yo hablo español, pero no muy bien⁸, – произнес я, чтобы не обидеть его, если он окажется не англоговорящим.

– I speak English, don’t trouble yourself with Spanish⁹, – спокойно ответил он. Голос был глубокий и слегка хриплый, как у человека, привыкшего долго находиться один на один с собой. – Но у вас акцент, явно английский не ваш родной. Кто вы?

– Я узбек… Хотя вряд ли вы знаете, откуда это, – ответил я с улыбкой.

– Узбекистан, республика в Центральной Азии, – блеснул эрудицией незнакомец. – Мен узбек тилини биламан¹⁰, – добавил он, переходя на мой родной язык. Эта фраза поразила меня. Я удивленно выдохнул:

– Ох, откуда?

Это было неожиданно и даже немного невероятно. Здесь, за тысячи километров от дома, встретить человека, прекрасно говорившего на узбекском, было словно чудо. В Мексике, как и в южных штатах США, лишь один человек из десяти тысяч, вероятно, знал координаты моей страны и, тем более, мог бы что-то рассказать об Узбекистане.

– Не гадайте – бесполезно, – усмехнулся он, будто читая мои мысли. – Я знаю много языков, многие из которых уже давно мертвы.

Мне стало любопытно:

– Латинский тоже?

Когда-то я учил его на историческом факультете и знал, что это язык сложный, с громоздкой грамматикой, и довольно труден для изучения.

– Латинский тоже, – кивнул он. – Арамейский – мой родной язык. Хотя, если точнее, протоарамейский, который знали Адам и Ева. Это язык с сотнями миллионов слов, недоступных сейчас даже для самого человечества. Но первые люди были безграмотны и знали лишь небольшую часть его.

Слова мужчины прозвучали так, что я не мог понять, шутит он или говорит всерьез. Протоарамейский? Мне казалось, что такое название больше подходит какому-нибудь древнему мифу. Но желание продолжить разговор пересилило скепсис:

– Может, просто арамейский? Это же библейский язык, и, насколько я помню, он тоже считается мертвым.

– Ну, хорошо, будем говорить об арамейском, – согласился он, мягко улыбаясь. – Нет, Санжар, он не совсем мертв. В некоторых сирийских деревнях до сих пор говорят на арамейском, хоть язык и изменился, пополнился новыми словами и значениями. Я Кан, и, несмотря на то, что я не мексиканец, прожил здесь долго. Эта земля что-то значит для меня, напоминает о прошлом, – он немного откинулся назад, задумавшись.

– Я Санжар, Санжар Аброров, – представился я.

– Чем вы занимаетесь, Санжар?

– Я этнограф, доцент, занимаюсь изучением культур Центральной Америки. Живу в Ташкенте, приехал сюда по проекту. Один швейцарский фонд выделил мне грант, вот я и здесь, – объяснил я, ощущая, как радость от неожиданного знакомства вытесняет усталость. – Направлялся в университет, где по контракту проживаю, и застрял здесь… Сегодня просто день неудач. Сначала директор музея отказал мне в изучении древних свитков майя из-за того, что у меня якобы просрочена рекомендательная бумага. Затем мексиканские полицейские чуть было не забрали паспорт, решив, что он поддельный – такие идиоты, понятия не имели, что такое Узбекистан. А в довершение машина заглохла прямо здесь, в километре отсюда.